Беседы у камина

Какая бы трещина ни возникла между Дженни и Айеном после ее откровений, казалось, она исчезла. На следующий день вечером после обеда мы собрались в гостиной. Айен и Джейми в углу говорили о делах фермы за бутылкой вина, настоянного на плодах самбука, а Дженни наконец расслабилась, положив распухшие ноги на подушечку. Я пыталась записать некоторые рецепты, которые она диктовала мне через плечо, по ходу консультируясь у нее о деталях.

Первый лист: лечение карбункулов.

«Три железных гвоздя замочить на неделю в закисшем эле. Добавить горсть кедровых стружек, дождаться, когда они намокнут. Когда стружки осядут на дно, лекарство готово. Прикладывать три раза в день, начиная с первого дня первой четверти луны».

Второй лист: свечи из пчелиного воска.

«Освободить соты от меда. По возможности удалить мертвых пчел. Растворить соты в небольшом количестве воды в большом котле. Снять с поверхности воды всплывших пчел, крылья и другие примеси. Когда все устоится, воду слить, используя ее для подслащивания. Еще два раза промыть водой».

Рука моя уже устала, а я еще не дошла до приготовления форм для свечей, кручения фитилей и развешивания свечей для просушки.

— Дженни, — обратилась я к ней, — сколько времени потребуется на изготовление свечей от начала до конца?

Она положила на колени распашонку, которую она шила, и задумалась.

— Полдня на сборы сот, два дня — гнать мед, если погода жаркая, то один день. Один день на очистку воска. Если его много или если он очень грязный, то два дня. Полдня делать фитили, день-два делать формы, полдня, чтобы растопить воск, наполнить формы и подвесить их для застывания. Скажем, на все уйдет неделя.

Тусклый свет лампы, брызгающее перо — это уже было слишком после дневных трудов. Я сидела рядом с Дженни и с восхищением смотрела на крохотную распашонку, которую она шила почти невидимыми стежками.

Ее округлившийся живот вдруг зашевелился, когда его обитатель поменял положение. Я смотрела как зачарованная. Я никогда не была рядом с беременной женщиной на позднем сроке и не понимала, что происходит у нее внутри.

— Хочешь потрогать? — предложила Дженни, заметив, как я смотрю на ее живот.

— Не знаю…

Она взяла мою руку и решительно положила ее на свой живот.

— Вот здесь. Подожди немного. Скоро он опять толкнет. Им не нравится лежать на спине. Им так неудобно, и они начинают двигаться.

Как бы в подтверждение ее слов удивительно сильный толчок поднял мою руку на несколько дюймов.

— Боже! Какой он сильный! — воскликнула я.

— Ага, — Дженни с гордостью похлопала по животу. — Он будет здоровый, как его брат и папа.

Она улыбнулась Айену, чье внимание моментально переключилось с лошадей на его жену и будущего ребенка.

— Или как его никудышный рыжий дядя, — добавила она, чуть повысив голос и подтолкнув меня локтем.

— Эй! — Джейми поднял голову, оторвавшись от счетов. — Ты это мне говоришь?

— Интересно, на что он отреагировал? На «рыжий» или на «никудышный»? — тихо спросила Дженни, снова подтолкнув меня, и нежно ответила Джейми: — Нет-нет, дорогой. Мы просто подумали о возможности, что новорожденный может, к несчастью, быть похожим на своего дядю.

Дядя усмехнулся, подошел и сел на подушечку. Дженни любезно подвинула ноги, потом положила их ему на колени.

— Помассируй их, Джейми, — попросила она. — У тебя это получается лучше, чем у Айена.

Он подчинился. Дженни откинулась назад и закрыла глаза, наслаждаясь. Она положила распашонку на живот, который продолжал двигаться, словно протестуя. Джейми смотрел на живот, словно зачарованный, как я до этого.

— Тебе так неудобно? Кто-то делает сальто в твоем животе?

Дженни открыла глаза и поморщилась, когда живот вдруг изогнулся дугой.

— Мм. Иногда мне кажется, что моя печень вся в синяках от таких толчков. Но большей частью это приятное ощущение. Это как… — Она замолчала, потом усмехнулась, глядя на брата. — Трудно описать это мужчине, у которого нет соответствующих органов. Думаю, что не смогу сказать тебе, что такое вынашивать ребенка, как ты не можешь сказать мне, что чувствует мужчина, когда его ударили по яйцам.

— О, это я могу описать.

Он мгновенно согнулся пополам, схватился руками за пах, закатил глаза и издал ужасный, булькающий стон.

— Я правильно показал, Айен? — спросил он, повернув голову к смеющемуся Айену, который сидел, упираясь деревянной ногой в камин.

Его сестра носком ноги коснулась его груди и выпрямила его.

— Ну хорошо, дурачок. В таком случае я рада, что я не мужчина.

Джейми выпрямился, смахнул со лба волосы.

— Нет, правда, — сказал он, заинтересованный. — Разве у нас разные органы? Ты можешь это описать для Клэр? В конце концов, она — женщина, хотя еще и не вынашивала ребенка.

Дженни посмотрела оценивающе на мою диафрагму, и я почувствовала что-то внутри.

— Мм, может быть, смогу, — медленно проговорила она. — Ты чувствуешь, словно вся твоя кожа стала очень тонкой. Чувствуешь каждое прикосновение, даже прикосновение одежды. И не только к животу, но и к ногам, бокам, грудям. — Ее руки непроизвольно вторили ее словам, гладя батист под набухшими грудями. — Они стали тяжелые, налитые… и они очень чувствительны, особенно соски.

Она провела большими пальцами вокруг сосков, и я увидела сквозь ткань, как они напряглись.

— И конечно, ты становишься грузной и неуклюжей, — Дженни печально улыбнулась и потерла то место на бедре, которым она раньше ударилась о стол. — И места занимаешь больше, чем раньше. Но здесь, — руки ее, как бы защищая, коснулись живота, — кожа чувствительнее всего, конечно.

Она гладила свой большой живот, словно это была кожа ее ребенка, а не ее собственная. Взгляд Айена следовал за движением ее рук, которые двигались сверху вниз, снизу-вверх, разглаживая ткань на животе.

— Вначале это немного похоже на газы в животе, — сказала она, смеясь, и ткнула большим пальцем ноги в живот своего брата. — Вот здесь — словно пузырьки бегают в животе. Но с течением времени ты вдруг почувствуешь движение ребенка, и это похоже, словно рыбка трепыхнулась на крючке, но это ощущение мгновенное, и ты даже не успеваешь понять, показалось тебе это или нет.

Словно протестуя против таких слов, ее невидимый компаньон задвигался, выпирая то с одной стороны, то с другой.

— Думаю, ты сейчас права, — заметил Джейми, с удивлением следя за движениями.

— О да. — Она положила руку на выпуклость, словно успокаивая ребенка. — Знаешь, они могут спать несколько часов подряд. Иногда я даже пугаюсь, не умер ли, когда долго нет никакого движения. И тогда я пытаюсь разбудить его. — Она ткнула рукой в бок и тут же сильно ткнула в другой. — И ты счастлива, когда он снова толкает тебя. Но растет не только ребенок. К концу ты чувствуешь, что вся распухла. Это не больно… словно ты созрела и сейчас лопнешь. Возникает сильное желание, чтобы к твоему телу нежно прикоснулись.

Дженни больше не смотрела на меня. Ее взгляд был устремлен на мужа, и я знала, что для нее уже не было здесь ни меня, ни ее брата. Между нею и Айеном возникла такая связь, словно эти слова уже не раз были сказаны, но он не устал их слушать.

Дженни заговорила тише, а руки ее снова поднялись к грудям, тяжелым, манящим под легким лифом.

— А в последний месяц начинает прибывать молоко. Ты чувствуешь, как наполняешься понемногу, каждый раз, когда ребенок двигается. Затем груди вдруг набухают. — Она снова обхватила живот руками. — И боль исчезает, появляется захватывающее ощущение. А потом твои груди покалывает, словно они вот-вот взорвутся, если ребенок не высосет молоко.

Она закрыла глаза, откинулась, гладя свой большой живот снова и снова, ритмично, словно творя заклинание. Наблюдая за ней, я подумала, что если и существуют ведьмы, тогда Дженет Фрэзер — ведьма.

В комнате наступила тишина, пронизанная чувством, лежащим в основе страсти, — непреодолимым желанием соединиться и творить. Я могла бы сосчитать все волоски на теле Джейми, не глядя на него. Я знала, что каждый волосок стоял дыбом.

Дженни открыла глаза и подарила своему мужу улыбку, обещающую бесконечное блаженство.

— И уже в самом конце, когда ребенок почти не перестает двигаться, это ощущение похоже на то, что ты чувствуешь, когда мужчина глубоко проникает в тебя и наполняет тебя своим семенем. Вас вместе охватывает дрожь, которая начинается глубоко в тебе. Но сейчас это ощущение намного сильнее. Оно проникает через стенки матки и заполняет тебя всю. В такие моменты ребенок затихает, и получается, словно это ребенок проник в тебя, а не муж.

Вдруг она повернулась ко мне — и чары исчезли.

— Ты знаешь, иногда они хотят этого, — спокойно сказала она с улыбкой, глядя мне в глаза. — Они хотят вернуться в утробное состояние.

Спустя некоторое время Дженни поднялась и медленно пошла к двери, взглянув назад. И этот взгляд заставил Айена идти за ней, как железо притягивается к магниту. Она остановилась у двери, поджидая его, и взглянула на своего брата, который все еще сидел у камина.

— Ты присмотришь за огнем, Джейми?

Она потянулась, выгнув спину, и изгиб ее позвоночника повторил плавные очертания живота. Косточками пальцев Айен сильно провел вдоль ее позвоночника до самого низа, вызвав у нее стон. И затем они ушли.

Я тоже потянулась, высоко подняв руки, чувствуя приятное растяжение уставших мышц. Руки Джейми скользнули по моим бокам вниз и остановились на бедрах. Я прижалась к нему спиной, соединив его руки у меня на животе и воображая, что он повторяет нежные очертания нерожденного ребенка.

Когда я обернулась, чтобы поцеловать его, я заметила маленькую фигурку, свернувшуюся в углу скамьи.

— Посмотри. Они забыли маленького Джейми.

Малыш обычно спал в кроватке на колесиках в комнате родителей. Сегодня он заснул возле камина, пока мы сидели, болтая за вином. И никто не вспомнил, что его надо отнести в кроватку. Мой Джейми повернул меня лицом к себе, смахнул мои волосы со своего носа.

— Дженни никогда ни о чем не забывает, — успокоил он. — Я думаю, что именно сейчас ей и Айену компания не нужна. Сейчас малышу лучше остаться здесь.

Его руки коснулись застежки на моей юбке.

— А если он проснется?

Руки просунулись под свободный край лифа. Джейми, вскинув бровь, посмотрел на лежащего маленького племянника.

— Ну что ж. Когда-нибудь он должен будет научиться делать свое дело. Ты же не хочешь, чтобы он был таким же невежественным, каким был его дядя.

Он кинул на пол перед камином несколько подушек и опустился на них, увлекая меня за собой.

Пламя от камина освещало серебристые шрамы на его спине, словно на самом деле он был железным человеком, как я его однажды назвала. Металлический стержень просматривался сквозь разрывы в нежной коже. Я проводила пальцем по каждому шраму от удара плетью. И Джейми вздрагивал при каждом моем прикосновении.

— Ты думаешь, Дженни права? — потом спросила я. — Неужели и правда мужчины хотят вернуться в утробное состояние? И поэтому занимаются с нами любовью?

От его смеха волосы у моего уха шевельнулись.

— Ну, обычно это не первое, о чем я думаю, когда ложусь с тобой в кровать, англичаночка. Далеко не так. Но… — Его ладони нежно легли на мои груди, он сжал губами мой сосок. — Но я не сказал бы, что она совершенно неправа. Иногда… да, иногда было бы хорошо снова оказаться внутри, в безопасности и… одному. Я думаю, знание, что мы не можем этого сделать, заставляет нас зачинать детей. Если мы сами не способны вернуться, лучшее, что мы можем, — сделать этот драгоценный подарок нашим сыновьям, по крайней мере на некоторое время…

Он вдруг вздрогнул, словно собака, стряхивающая воду с шерсти.

— Не обращай на меня внимания, англичаночка, — пробормотал он. — Я стал сентиментальным, наверное, потому, что выпил вина.