Poждectbo

Когда он опустился на колени около рождественской елки и сорвал пеструю оберточную бумагу с коробки, на которой было написано «Уилл», то обнаружил, что внутри была вовсе не коробка, а деревянный ящик. Из радиоприемника на кухне тихо доносилось веселое пение рождественского хора; в это время по традиции вся семья собиралась вместе перед завтраком, и каждый открывал по одному подарку, лежавшему под елкой. Все остальные коробки будут лежать пестрой горкой в гостиной и дразнить домочадцев, пока после обеда не наступит наконец их очередь.

Уилл был самым младшим и поэтому должен был первым открыть подарок. Он сразу же подошел к большой коробке: во-первых, ее размеры были очень соблазнительны, а во-вторых, он надеялся, что это подарок от Стефана. Мальчик обнаружил, что кто-то уже вытащил гвозди из деревянной крышки, чтобы он мог легко открыть ящик.

— Робин вытащил гвозди, а мы с Барб положили сверху бумагу, — сказала Мэри у него за плечом, сгорая от нетерпения. — Но мы не заглядывали внутрь. Давай быстрее, Уилл, ну давай же.

Он снял крышку с ящика.

— Она полна сухих листьев. Это тростник или что-то в этом роде.

— Это пальмовые ветви, — сказал отец, заглянув внутрь. — Я думаю, это для упаковки. Береги свои пальцы, их концы могут быть очень острыми.

Уилл вытаскивал пригоршнями шуршащую листву, пока не почувствовал что-то твердое под руками. Предмет был странной неправильной формы, коричневый, гладкий, как ветка, он, казалось, был сделан из твердого папье-маше. По всей видимости, это был рог, похожий на олений. Уилл резко остановился. Сильное и совершенно неожиданное чувство пробудилось в нем, когда он прикоснулся к рогу. Этого чувства он никогда раньше не испытывал в присутствии своей семьи; его можно было описать как смесь восхищения, радости и робости. То же самое ему доводилось чувствовать в компании Носителя Света.

Он увидел конверт, торчавший из ящика, и открыл его. Письмо было написано на фирменном бланке корабля, на котором плавал Стефан.

«Дорогой Уилл!

С днем рождения! Счастливого Рождества! Я всегда обещал не смешивать эти два праздника, не так ли? А сейчас делаю это. Позволь объяснить тебе, почему. Не знаю, поймешь ли ты меня, особенно после того, как увидишь подарок. Но, возможно, поймешь. Ты всегда немного отличался от других. Я не имею в виду, что ты глупее! Просто ты другой.

Вот как все случилось. Это было в древнейшей части Кингстона в один из дней карнавала — грандиозного веселья, отголоски которого расходятся кругами и живут еще долгое время. Я смешался с процессией, вокруг были смеющиеся люди, танцоры в сумасшедших костюмах, бренчали и звенели шумовые оркестры, игравшие на канистрах, бочках и другой утвари… И я встретил одного старика.

Его внешность невозможно забыть: у него была очень смуглая кожа и полностью седые волосы. Он появился словно ниоткуда, схватил меня за руку и потянул прочь из толпы танцующих. Я уверен, что никогда прежде не видел его. Он посмотрел на меня и сказал: <<Ты Стефан Стэнтон, служишь в военно-морских силах Ее Величества. У меня есть кое-что для тебя. Вернее, не для тебя самого, а для твоего младшего брата, седьмого сына в вашей семье. Ты отправишь ему это в качестве подарка на день рождения и Рождество одновременно. Это будет твоим подарком брату, и он знает, что с ним делать, хотя сам ты не будешь знать этого».

Его слова были странными и неожиданными, они окончательно сбили меня с толку. Все, что я мог сказать: «Кто вы? Откуда вы меня знаете?» Но старый человек лишь посмотрел на меня серьезными карими глазами так, словно смотрел сквозь меня в послезавтрашний день, и сказал: «Я бы узнал тебя в любом случае. Ты брат Уилла Стэнтона. Это видение, которым обладаем мы, Носители Света. Ваше семейство тоже причастно к этому».

Вот так все произошло, Уилл. Больше он ничего не сказал. Последние его слова вообще лишены всякого смысла, я это понимаю, но именно так он сказал. Затем он скрылся в карнавальной процессии, потом снова вынырнул, и в его руках, вернее сказать, он нес это на себе, было то, что ты найдешь в коробке.

Я посылаю тебе этот предмет. Как мне и сказали. Это кажется сумасшествием, и я думаю, есть масса других вещей, которые ты хотел бы получить в подарок. Но так уж вышло. Что-то необычное было в этом человеке, и я просто обязан сделать то, о чем он просил меня.

Надеюсь, тебе понравится этот сумасшедший подарок, дружище. Буду вспоминать о тебе оба праздника.

С любовью,

Стефан».

Уилл медленно свернул письмо и положил его обратно в конверт. «Это видение, которым обладаем мы, Носители Света…» Итак, Круг охватывает весь мир. Да, так и должно быть, иначе в нем не было бы никакого смысла. Он очень обрадовался, что его новая жизнь каким-то образом коснулась и Стефана. Так и должно быть.

— Ну давай же, Уилл, — Мэри просто подпрыгивала от любопытства, юбка ее платья колыхалась. — Открывай, открывай!

Уилл вдруг понял, что его ни о чем не подозревающая семья терпеливо ждала целых пять минут, пока он читал письмо. Используя крышку ящика как поднос, Уилл быстро выгружал на нее все больше и больше пальмовых ветвей, пока наконец предмет, находившийся внутри, не открылся взгляду полностью. Он вытащил его из коробки, немного пошатнувшись под его тяжестью, и тут все буквально открыли рты от удивления.

Это была гигантская карнавальная маска, карикатурная и блестящая. Она была сделана уверенной рукой из папье-маше или, возможно, из какого-то гладкого дерева, раскрашена ярко и даже аляповато. И это не была голова человека. Скорее маска имела форму оленьей головы, на которой красовались ветвистые рога, но уши позади рогов были собачьими или, возможно, волчьими. Лицо же принадлежало человеку, но глаза на нем были птичьими — круглыми с клиновидными уголками. На лице был прямой человеческий нос; на тонких губах, тоже человеческих, играла едва различимая улыбка. Больше, однако, ничего человеческого в этом образе не было. На лице росла бородка, но ее скорее можно было принять за козлиную. Вид этой маски мог показаться устрашающим, и, когда Уилл вытащил ее из ящика, Мэри даже вскрикнула и закрыла руками лицо. Но Уилл чувствовал, что воздействие этого образа тем сильнее, чем дольше смотришь на него. Дело было не во внешнем виде. Маска не выглядела красивой или уродливой, пугающей или смешной. Это образ был создан, чтобы вызвать реакцию из глубин сознания. Это была вещь в духе Старожилов.

— Боже правый! — воскликнул отец.

— Хорошенький подарочек, — усмехнулся Джеймс.

Мама не произнесла ни слова.

Мэри тоже промолчала и отодвинулась подальше.

— Кого-то он мне напоминает, — проговорил Робин.

Пол ничего не сказал.

Барбара тоже.

— Посмотрите на эти глаза! — воскликнул Макс.

— А для чего это? — спросила Барбара.

Уилл провел пальцами по странному огромному лицу. Через секунду он уже нашел то, что искал. Отпечаток круга, с перекрестьем внутри. Высеченный на лбу между рогами, он был почти незаметным.

— Это карнавальная маска из Западной Индии. Она очень старая. И особенная. Стефан нашел ее на Ямайке.

Джеймс встал за спиной брата и рассматривал маску, стараясь заглянуть внутрь нее.

— Слушай, Уилл, эту маску можно надеть на голову, ее остов как раз будет опираться на плечи, а через щелочку во рту, я думаю, можно смотреть. Давай-ка Уилл, попробуй.

Он приподнял маску, чтобы надеть ее на брата. Но мальчик отшатнулся, внутренний голос подсказывал ему, что этого делать не надо.

— Не сейчас, — ответил он. — Пусть кто-нибудь еще откроет свой подарок.

Мэри тут же забыла о маске и о своем испуге, поскольку сейчас подошла ее очередь открывать подарок. Она нырнула в пеструю горку под елкой, и счастливые открытия продолжились.

Каждый член семьи открывал по одному подарку. Они уже почти закончили, приближалось время завтрака. Вдруг в дверь постучали. Миссис Стэнтон уже тянулась к своему традиционному свертку, но ее рука повисла в воздухе, и она удивленно подняла глаза.

— Кто бы это мог быть?

Все начали переглядываться между собой, затем посмотрели на дверь, как будто она могла говорить. Это было неправильно, как будто музыкант играл одну мелодию и посередине фразы продолжил ее совершенно другой. Никто никогда не приходил в их дом в этот час рождественского утра. Это нарушало весь привычный уклад.

— Неужели… — сказал мистер Стэнтон, и в его голосе прозвучала смутная догадка; он сунул ноги в тапочки и пошел открывать входную дверь.

Все услышали, как дверь отворилась. Вошедшего не было видно, но голос отца определенно звучал приветливо и радостно:

— Мой дорогой друг, как это мило с вашей стороны… входите… входите…

И когда отец обернулся, в его руке была небольшая коробочка. Очевидно, ее вручил высокий человек, который появился вслед за ним в дверном проеме. Мистер Стэнтон широко улыбался, его глаза сияли.

— Эллис, дорогая, это мистер Митотин, он был так добр, что проделал весь этот путь рождественским утром, что доставить это… не стоило право… мой сын Макс, моя дочь Гвен… Джеймс, Барбара… — мистер Стэнтон начал представлять свое семейство.

Уилл рассеянно слушал, как старшие обмениваются любезностями. И, только услышав голос незнакомца, он посмотрел наверх. Было что-то очень знакомое в этом низком, немного гнусавом голосе. Гость старательно повторял имена Стэнтонов, говорил он с небольшим акцентом:

— Как поживаете, миссис Стэнтон, искренние поздравления вам, Макс, Гвен…

И тут Уилл разглядел черты его лица, длинные рыжеватые волосы и окаменел.

Всадник. Мистер Митотин, бог знает откуда взявшийся друг его отца, за пределами Времени был Черным Всадником.

Уилл схватил первое, что попалось под руку — охапку яркой одежды, ямайский подарок Стефана сестре Барбаре, — и бросил на карнавальную маску, чтобы спрятать ее. Когда он снова повернулся, Всадник поднял голову, оглядел комнату и увидел его. Он уставился на Уилла с видом триумфатора, открыто бросающего вызов противнику, по его губам пробежала легкая улыбка. Мистер Стэнтон сделал Уиллу знак рукой:

— Уилл, подойди на минутку, это мой младший сын…

В эту секунду Уилл стал неистовым Носителем Света; он действовал решительно и без промедления. Как никогда, он ощущал каждый дюйм своего тела, а его ярость превосходила его самого. Он вытянул правую руку в сторону своей семьи, широко раздвинув прямые пальцы, и все они тут же застыли на месте, попав в ловушку времени. Как восковые фигуры, они стояли обездвиженные и окаменевшие по всей комнате.

— Как ты посмел явиться сюда! — закричал он. Уилл и Всадник стояли лицом друг к другу в разных углах комнаты, оставшись один на один в безжизненной комнате. Люди не двигались, стрелки часов и маятник тоже остановились; огонь в камине продолжал гореть, как будто сам по себе, не сжигая деревянные полена. — Как ты посмел! В Рождество! В рождественское утро! Убирайся!

Первый раз в жизни Уилл был охвачен такой яростью, и приятного в этом было мало. Но то, что Тьма осмелилась нарушить самую драгоценную семейную традицию, привело его в бешенство.

Всадник спокойно ответил:

— Держи себя в руках.

На Старом наречии его акцент был еще более заметен. Он улыбался Уиллу, и выражение его холодных голубых глаз ничуть не изменилось.

— Я смог пересечь порог вашего дома и миновать все эти ветки падуба, потому что был приглашен. Твой отец по доброй воле предложил мне войти в дверь. А он хозяин этого дома, и ты ничего не можешь с этим поделать.

— Да, это так, — произнес Уилл.

Глядя на самодовольную улыбку Всадника, он сконцентрировал всю свою силу, чтобы проникнуть в его мысли и понять, что он намеревается делать. Но наткнулся на черную стену враждебности, которую невозможно было разрушить. Уилл почувствовал свое бессилие, и это поколебало его решимость. Он стал судорожно вспоминать заклинание разрушения, которое Носитель Света может использовать только в самом крайнем случае, чтобы остановить силы Тьмы. И тут Черный Всадник рассмеялся.

— О нет, Уилл Стэнтон, — сказал он непринужденно. — Это не выход. Если ты используешь такого рода оружие здесь и сейчас, то уничтожишь всю свою семью за пределами Времени.

И он взглянул на Мэри. Девочка неподвижно стояла рядом с ним, ее рот был полуоткрыт: ее прервали на полуслове, когда она говорила что-то отцу.

— Очень жаль сестричку, — сказал Всадник. Затем посмотрел на Уилла, и улыбка исчезла с его лица, как будто он смахнул ее рукой, его глаза сузились. — Неужели ты думаешь, маленький дурачок, что, обладая каким-то даром магии, ты можешь контролировать меня? Знай свое место. Ты пока еще не стал мастером. Я вижу, что некоторые приемы ты уже освоил, но высшие силы пока не в твоей власти. Как и я.

— Ты боишься моих способностей, — неожиданно догадался Уилл. Он сам не вполне понимал смысл своих слов, но знал, что говорит чистую правду.

Бледное лицо Всадника вспыхнуло. Он спокойно проговорил:

— Тьма наступает, Носитель Света, и на этот раз ничто не сможет ей помешать. Мы на подъеме, а следующие двенадцать месяцев будут временем нашего окончательного становления. Передай это своим хозяевам. Передай, что для нас не существует преград. Скажи, что мы отвоюем у них все Атрибуты Силы, которыми они надеются завладеть, — и Грааль, и Арфу, и Знаки. Мы разобьем ваш Круг, до того как он станет полным. Ничто не остановит наступления Тьмы!

Последние слова прозвучали как клич триумфатора, и Уилл содрогнулся. Всадник смотрел прямо на него, его бледно-голубые глаза сверкали; он с издевкой протянул руку в сторону Стэнтонов — и в ту же секунду они вернулись к жизни, и рождественская суета возобновилась. Уилл уже ничего не мог с этим поделать.

— …что за коробочка? — закончила свою фразу Мэри.

— Мистер Митотин, это наш Уилл. — Мистер Стэнтон положил руку на плечо сына.

Уилл холодно поздоровался:

— Доброе утро.

— С праздником тебя, Уилл, — поздравил Всадник.

— Желаю вам того же, чего вы желаете мне, — ответил мальчик.

— Логично, — сказал Всадник.

— Очень высокопарно, на мой взгляд, — сказала Мэри, встряхнув волосами. — Он у нас такой. Папа, а для кого эта коробка, которую он принес?

— Нельзя говорить о присутствующих в третьем лице. Мистер Митотин, а не «он», — автоматически сделал замечание отец.

— Это сюрприз для вашей мамы, — сказал Всадник. — Вчера, когда ваш отец уходил с работы домой, он был еще не готов…

— Это от вас?

— Я думаю, от папы, — вступила в разговор миссис Стэнтон, улыбнувшись мужу. Она повернулась к Всаднику: — Вы позавтракаете с нами, мистер Митотин?

— Он не может, — ответил матери Уилл.

— Уилл!

— Он верно подметил, я действительно очень тороплюсь, — спокойно сказал Всадник. — Спасибо, миссис Стэнтон, но я должен присоединиться к своим друзьям, и мне надо идти.

— А куда вы идете? — спросила Мэри.

— К северу отсюда… Какие у тебя длинные волосы, Мэри. И очень красивые.

— Спасибо, — довольно произнесла Мэри, откинув свои длинные распущенные волосы за плечи. Всадник протянул руку, аккуратно снял один выпавший волос с ее рукава и вежливо произнес: «Позвольте мне, пожалуйста».

— Она всегда хвастается ими, — спокойно сказал Джеймс.

Всадник снова оглядел комнату и спросил:

— Какая прекрасная елка. Она из наших мест?

— Это королевское дерево, — ответил Джеймс. — Из Большого парка.

— Подойдите и посмотрите, — Мэри взяла гостя за руку и потащила к дереву. Уилл закусил губу и изо всех сил старался выкинуть из головы все мысли о карнавальной маске, концентрируясь на том, что бы он хотел съесть на завтрак. Он был абсолютно уверен, что Всадник мог читать только его сиюминутные мысли, но не те, которые были спрятаны в глубине сознания.

И опасность миновала. Хотя огромная пустая коробка и куча экзотической упаковки лежали прямо перед ним, Всадник, окруженный Стэнтонами, почтительно и восхищенно пялился на елочные украшения. Его внимание, казалось, было полностью захвачено маленькими, вырезанными из дерева инициалами членов семьи из коробочки фермера Доусона.

— Прекрасно, — проговорил он, рассеянно теребя букву «М» — «Мэри», которая, как заметил Уилл, висела перевернутая. — Мне действительно надо идти, а вам пора завтракать. Уилл, по-моему, проголодался, как волк.

Они враждебно взглянули в глаза друг другу, и мальчик подумал, что был прав: Тьма не способна читать все его мысли.

— Я действительно чрезвычайно вам благодарен, Митотин, — повторил мистер Стэнтон.

— Что вы, это было не трудно, я зашел к вам по пути. Наилучшие пожелания всем вам.

После любезных прощаний он ушел, направившись вниз по дороге. Уилл очень сожалел, что мама закрыла дверь, прежде чем они могли услышать звук работающего двигателя автомобиля. Он вообще был уверен, что Всадник приехал не на машине.

— Итак, любовь моя, это твой первый подарок под елкой, — сказал мистер Стэнтон, целуя жену и передавая ей коробочку.

— О, Роджер! — воскликнула мама, открыв ее.

Уилл протиснулся между болтавшими без умолку сестрами, чтобы посмотреть. В коробочке с названием ювелирного магазина отца на белом бархате лежало старинное кольцо, принадлежавшее матери. Это было то самое кольцо, которое мистер Стэнтон разглядывал через лупу в присутствии младшего сына и которое Мерримен видел на мысленной картинке Уилла. Но кольцо окружало кое-что еще: браслет, сделанный как его увеличенная копия, великолепно с ним сочетавшийся. Золотой обод, на котором в самом центре расположились три бриллианта, с двух сторон от них по три рубина, а вокруг камней был выгравирован странный узор из кругов и кривых линий. Уилл смотрел на украшения и думал, почему Всадник хотел, чтобы они оказались в его руках. Несомненно, именно в этом заключалась причина утреннего визита. Король Тьмы вряд ли придет в дом просто так.

— Это ты сделал, папа? — спросил Макс. — Отличная работа.

— Спасибо, — поблагодарил отец.

— Что за человек принес подарок? — Любопытство одолело Гвен. — Он работает с тобой? У него такое смешное имя.

— Да, он торговец, — ответил отец, — в основном бриллиантами. Странный парень, но довольно приятный. Я знаю его, кажется, пару лет. Мы получаем много камней от его людей, в том числе и эти камни.

Он аккуратно коснулся одним пальцем браслета.

— Вчера мне нужно было уйти пораньше, а юный Джефри еще подтягивал одну деталь. Митотин как раз оказался в магазине и предложил занести подарок, чтобы мне не пришлось возвращаться. Он сказал, что окажется в наших краях в это утро. И это было любезно с его стороны.

— Хорошо, — сказала мама, — но ты еще лучше. Это чудесный подарок.

— Я голоден, — произнес Джеймс, — когда мы будем есть?

И только после того, как яичница с беконом, тосты, чай, мармелад и мед были съедены, а впечатления от первых подарков немного поблекли, Уилл вдруг понял, что нигде не может найти письма от Стефана. Он обыскал гостиную, осмотрел все вещи, заполз под елку и перебрал пестрые подарочные упаковки, но конверта нигде не было. Конечно, его могли выбросить по неосторожности, перепутав с оберточной бумагой. Такое иногда случалось в рождественской суматохе.

Но, кажется, Уилл понял, что случилось с его письмом. Он подумал: «Хотел ли Черный Всадник рассмотреть кольцо матери или он искал что-то другое?»

***

Вскоре они увидели, что снова пошел снег. Белые хлопья падали вниз мягко и плавно, и, казалось, этому не будет конца. Следы мистера Митотина быстро запорошило, словно их никогда и не было. Собаки, Раг и Ки, которые упросили хозяев выпустить их на улицу, еще до того как пошел снег, сейчас неистово царапали заднюю дверь, просясь в дом.

— Я вообще-то за снежное Рождество, — произнес Макс, угрюмо глядя на улицу. — Но это уже слишком.

— Необыкновенно, — согласился отец, выглядывая в окно через его плечо. — Я ни разу не видел такого снегопада в Рождество за всю жизнь. Если так пойдет и дальше, то во всей Южной Англии возникнут проблемы с движением транспорта.

— Об этом-то я и думаю, — сказал Маск, — мне надо быть в Саутгемптоне послезавтра, чтобы встретиться с Дэб.

— Ой-ой-ой, — засмеялся Джеймс, обнимая себя за плечи.

Макс покосился на него.

— Счастливого Рождества, Макс, — пожелал Джеймс.

Пол, громко топая ботинками, зашел в гостиную, застегивая пальто.

— Снег или нет, я иду звонить в колокола. Они начинают и никого не ждут. Кто-нибудь из вас, сборище варваров, идет в церковь сегодня утром?

— Наши соловьи идут, — сообщил Макс, глядя на Уилла и Джеймса, которые составляли почти треть церковного хора. — Вы просто обязаны, не так ли?

— Если бы кто-то из вас решил сделать хорошее дело в праздник, — сказала Гвен, проходя мимо, — например, почистить картошку, то, возможно, мама могла бы пойти. Она любит ходить в церковь, когда есть возможность.

В конце концов из дома вышла небольшая группа тепло одетых и плотно закутанных Стэнтонов и, пробираясь по глубокому снегу, направилась к церкви. Группа состояла из Пола, Джеймса, Уилла, миссис Стэнтон и Мэри, которая, как злобно, но справедливо заметил Джеймс, больше хотела избежать домашних обязанностей, чем участвовать в богослужении. Они с трудом шли вверх по дороге, а снег все падал и падал, и пушистые хлопья жалили холодом их щеки. Пол пошел вперед, чтобы присоединиться к другим звонарям, и очень скоро мелодичный перезвон шести старых сладкозвучных колоколов, которые висели в прямоугольной церковной башенке, оживил бесцветный мир вокруг них, раскрасив его красками Рождества. Настроение Уилла улучшилось, когда он услышал колокола, но лишь слегка; свинцовый напор валившего с небес снега настораживал его. Он подозревал, что снег был послан Тьмой как предвестник беды, и не мог избавиться от этих подозрений. Мальчик засунул руки глубоко в карманы своего овчинного тулупа и почувствовал под пальцами перо грача, забытое с той чудовищной ночи накануне его дня рождения, дня зимнего солнцестояния.

На заснеженной дороге около церкви стояло четыре или пять машин. Обычно в рождественское утро их здесь было больше; но сегодня лишь немногие жители деревни решили бросить вызов этой кружащейся белой мгле. Уилл смотрел на огромные хлопья, которые по-хозяйски лежали на рукаве его тулупа, вовсе не собираясь таять. Снег задувало даже внутрь маленькой церкви, и проходило довольно много времени, прежде чем он начинал таять. Уилл прошел с Джеймсом и горсткой других хористов в узкую ризницу, чтобы облачиться в стихарь, а затем, когда звон колоколов сольется воедино, возвещая о начале службы, вся их маленькая процессия пройдет через боковой придел церкви наверх, в небольшую галерею в задней части прямоугольного нефа. Оттуда можно было видеть всех собравшихся на богослужение: в это Рождество церковь Святого Джеймса была наполовину пуста.

Обряд утренней молитвы в англиканской церкви, установленный властью парламента на втором году правления короля Эдварда VI, совершался по рождественской традиции, и запевал откровенно театральный баритональный бас пастора.

— О мороз и холод, благослови тебя Господь, прославляй Его и превозноси Его всегда, — пел Уилл, отметив, что мистер Бомонт продемонстрировал чувство юмора при выборе церковного гимна. — О лед и снег, благослови тебя Господь, прославляй Его и превозноси Его всегда.

Неожиданно мальчик почувствовал, что дрожит, но не из-за слов, которые пел, и не от холода. У него закружилась голова, и ему пришлось схватиться за перила галереи. На секунду показалось, что музыка стала чудовищно фальшивой и откровенно дребезжит в ушах. Затем она зазвучала, как прежде, тем не менее Уилл не мог избавиться от гнетущего чувства.

— О Свет и Тьма, — пел Джеймс, уставившись на брата. — Что с тобой? Ну-ка сядь и превозноси Его всегда.

Но Уилл упрямо покачал головой и оставшуюся часть службы упорно продолжал петь стоя или опустившись на колени. Он убеждал себя, что ничего страшного не произошло, а виной его смутных предчувствий было то, что старшие называли праздничным перевозбуждением. Но затем странное ощущение разлада и диссонанса возникло снова.

В самом конце службы оно повторилось еще раз. Мистер Бомонт громогласно выводил молитву Святого Хризостома:

— …кто выполнит обещание, что, когда двое или трое собираются вместе во имя Твое, Ты ответишь на их молитвы…

Голова Уилла внезапно наполнилась шумом, вместо хорошо знакомой модуляции он услышал пронзительные крики и чудовищные вопли. Он слышал их и раньше. Это был звук атакующей Тьмы, который он слышал за стенами зала в поместье, где находился с Меррименом и леди в незнакомом веке. Но в церкви? Уилл искренне удивился — ему, англиканскому мальчику-певчему, это показалось невероятным. Разве можно услышать такое в церкви? «Увы, — с грустью произнес Уилл — Носитель Света, — любая церковь любого вероисповедания очень уязвима для подобных атак, ведь это место, где люди предаются мыслям о Свете и Тьме». Шум обрушился на него с новой силой, и он опустил голову. Но вскоре звуки Тьмы стихли, и был слышен только голос пастора. Уилл быстро посмотрел вокруг, но никто из окружающих явно не заметил ничего дурного. Сквозь складки белого стихаря он сжал рукой три Знака на своем ремне, но его пальцы не почувствовали ни тепла, ни холода. Для предостерегающей силы Знаков, понял он, церковь была своего рода необжитой территорией; поскольку зло так или иначе не могло проникнуть внутрь этих стен, не было необходимости в предупреждениях об опасности. Однако где-то снаружи, за стенами церкви, возникла угроза…

Служба была окончена, все вокруг в счастливом рождественском порыве пели гимн «Придите, правоверные», пока хор спускался вниз с галереи и шел вверх к алтарю. Затем благословения мистера Бомонта звучно прокатились над головами паствы: «…любовь Господа и братство Святого Духа…» Но и эти слова не принесли Уиллу успокоения, поскольку он знал, что угроза надвигалась, что разраставшаяся Тьма ожидала его снаружи. И, когда настанет момент, он должен будет противостоять ей в одиночестве, не ожидая ни от кого помощи.

Уилл смотрел, как сияющие прихожане степенно покидают церковь, улыбаются и кивают друг другу, берут свои зонты и поднимают воротники, чтобы защититься от падающего снега. Он увидел, как радостный мистер Хаттон, крутя на пальце ключи от машины, проявляет заботу о крошечной мисс Белл, старой учительнице, предлагая подвезти ее домой в теплой машине, а веселая миссис Хаттон, похожая на корабль с меховыми парусами, предлагает миссис Петтигрю, начальнице почтового отделения, тоже поехать с ними. Деревенская ребятня разных возрастов врассыпную вылетела из дверей церкви, чтобы оторваться от своих мамочек, и бросилась навстречу играм в снежки и рождественской индейке. Угрюмая миссис Хорниман вышла вслед за миссис Стэнтон и Мэри, взахлеб рассказывая о каких-то пророчествах. Уилл увидел, как Мэри, стараясь не засмеяться, немного отстала, чтобы присоединиться к миссис Доусон и ее замужней дочери с пятилетним сыном, гордо шагавшим в своих новых блестящих ковбойских сапогах.

Хористы, одевшись и укутавшись, тоже стали выходить из церкви с криками: «Счастливого Рождества!» и «До встречи в воскресенье, викарий!» Мистер Бомонт, закончив службу в церкви Святого Джеймса, направлялся теперь в другой приход. Он, беседуя с Полом о музыке, между делом улыбнулся хористам и вяло помахал им рукой. Церковь почти опустела, а Уилл ждал Пола. Он чувствовал, что волосы у него на затылке зашевелились, словно от электричества, гнетуще наполнявшего воздух перед сильнейшим штормом. Оно ощущалось повсюду, вся церковь была пронизана им. Пастор, оживленно болтая, рассеянно протянул руку и погасил свет в церкви, оставив ее в холодном полумраке. Отраженный свет шел лишь от блестевшего за дверью церкви снега. Вдруг Уилл заметил фигуры людей, которые появились из затененной части церкви и двигались по направлению к двери. Приглядевшись, он увидел возле маленькой купели двенадцатого века фермера Доусона, Старого Джорджа, его сына, кузнеца Джона, и его молчаливую жену. Носители Света были рядом, чтобы поддержать его. Им предстояла встреча с Тьмой, затаившейся снаружи. Уилл на секунду расслабился и почувствовал легкость, словно его окатила теплая морская волна.

— Ты готов, Уилл? — добродушно поинтересовался пастор, натягивая свое пальто. Он пошел к выходу, все еще беседуя с Полом. — Конечно, я согласен, этот концерт — один из лучших. Хотелось бы только, чтобы он записал сюиты Баха без аккомпанемента. Я слышал, как он играл их в церкви в Эдинбурге, на фестивале, — восхитительно…

Пол пристально посмотрел на брата и спросил:

— Что случилось, Уилл?

— Все в порядке, — ответил мальчик. Он лихорадочно соображал, как сделать так, чтобы эти двое вышли из церкви, прежде чем он сам подойдет к двери и случится то… Случится то, что должно случиться. Неподалеку от двери он видел сплоченную группу Носителей Света. Он чувствовал силу их поддержки, она была повсюду вокруг него, воздух был словно пронизан ею. А за стенами церкви, в самом очаге Тьмы, заняли свои позиции хаос и разрушение. Уилл никак не мог придумать, что предпринять, чтобы заставить Тьму отступить. Тем временем пастор и Пол повернули к нефу церкви и внезапно замерли на месте. Их головы поднялись вверх, как головы диких оленей, почуявших опасность. Но было уже слишком поздно: голос Тьмы звучал так громко, что даже простые смертные могли его Слышать.

Пол пошатнулся, будто кто-то толкнул его в грудь, и схватился за спинку церковной скамьи, чтобы не упасть.

— Что это? — охрипшим голосом спросил он. — Пастор? Что происходит?

Мистер Бомонт побелел. На его лбу выступила испарина, хотя в церкви теперь было очень холодно.

— Ничего, думаю, ничего особенного, — пробормотал он. — Господи, прости меня. — И он сделал еще несколько шагов к двери церкви, прикладывая огромные усилия, как человек, борющийся с волнами в море. Наклоняясь вперед, он чертил в воздухе большой крест. Затем пастор проговорил, заикаясь: — Защити нас, твоих скромных слуг, от нападений наших врагов; потому что мы, свято веруя в твою защиту, можем не бояться силы любых противников…

Фермер Доусон произнес тихо, но отчетливо:

— Не надо, пастор.

Но тот, казалось, ничего не слышал. Он стоял, будто пригвожденный к полу, его трясло, как в лихорадке, пот стекал ручьями по его лицу; широко раскрытыми глазами он смотрел на снег за дверью. Ему с трудом удалось приподнять одну руку и указать ею перед собой.

— …Ризница, — произнес он, задыхаясь, — …книга на столе… изгнание нечистой силы…

— Бедняга, каков храбрец, — сказал Джон Смит на Старом наречии. — Однако эта битва не для него. Хотя он, разумеется, уверен в обратном, поскольку находится в церкви.

— Будьте осторожны, ваше преподобие, — сказала жена Джона по-английски, ее голос прозвучал нежно и спокойно.

Пастор посмотрел на нее, как испуганное животное, и в тот же миг потерял способность говорить и двигаться и застыл на месте.

— Подойди сюда, Уилл, — сказал фермер Доусон.

Проталкиваясь сквозь Тьму, Уилл медленно шел вперед; он дотронулся до плеча Пола, когда проходил мимо него, и заглянул в его изумленные глаза. Застывшее лицо брата было искажено ужасом так же, как и лицо пастора. Уилл мягко сказал:

— Не волнуйся, Пол. Скоро все будет в порядке.

Каждый из Носителей Света ласково дотронулся до Уилла, когда он подошел к их группе, они словно принимали его в свой круг. Фермер Доусон положил руку ему на плечо и сказал:

— Мы должны что-то сделать, чтобы защитить этих двоих, Уилл, или их сознание будет разрушено. Они не смогут выдержать такого давления, и Тьма сведет их с ума. И только ты можешь сделать это, никто из нас не обладает такой силой.

Уилл впервые слышал, что может делать вещи, на которые другие Носители Света не способны, но времени на удивление у него не было. Используя дар магии, он оградил сознание своего брата и пастора таким мощным барьером, что никакая сила не могла сквозь него пробиться. Это было довольно рискованно, потому что, сделав это, он один теперь мог снять этот барьер. И если с ним что-нибудь случится, то эти два человека, которых он пытался защитить, навсегда останутся в застывшем состоянии и будут неспособны на общение с миром. Но необходимо было рискнуть: другого выхода он не видел. Их глаза мягко закрылись, как будто они спокойно уснули. Через секунду глаза снова открылись, но стали абсолютно неподвижными, пустыми, не осознающими ничего.

— Хорошо, — сказал фермер Доусон. — Время пришло.

Носители Света встали в круг около двери церкви и взялись за руки. Они не разговаривали, стояли молча. Снаружи нарастал дикий шум, неистовство Тьмы набирало обороты. Свет померк, ветер завывал и стонал, мокрый снег летел внутрь церкви, ударяя в их лица белыми льдистыми осколками. И неожиданно в снежной мгле появились грачи, сотни грачей. Черные посланники зла каркали и хрипели, пикировали вниз на крыльцо церкви, атакуя его с пронзительным воплем, и затем снова взмывали вверх. Они не могли подобраться достаточно близко к своим жертвам, чтобы вцепиться когтями и разорвать их. Невидимая стена отбрасывала их назад в сантиметре от цели.

Но это не могло продолжаться долго: силы Носителей Света были на пределе. В этом диком водовороте белых хлопьев и черных крыльев атаковала сама Тьма, нанося удары по их сознанию, как будто по их телам, и главный удар был направлен против Искателя Знаков, Уилла. И если бы он остался один, сам по себе, то его сознание было бы разрушено, несмотря на его дар. И только сила Круга помогла ему выстоять.

В тот день Уилл во второй раз в жизни убедился, что Круг может лишь сдерживать силу Тьмы. Даже все вместе Носители Света не могли отбросить ее назад. К тому же здесь не было леди, которая могла оказать им помощь более высокого уровня. Уилл почувствовал беспомощность, когда осознал, что быть Носителем Света — значит быть гораздо старше, чем ты есть на самом деле. Ужас, который он испытывал сейчас, был гораздо сильнее слепого страха, который охватил его в ту ночь в мансарде, в его собственной кровати. И гораздо сильнее того страха, который Тьма нагнала на него в огромном зале поместья. На этот раз он испытывал страх зрелого человека, человека с богатым опытом и воображением. Кроме того, он беспокоился о судьбе других людей, и это было самым тяжким грузом. Но, поняв это, он осознал и другое: только он сам мог преодолеть этот страх и благодаря этому укрепить Круг и изгнать Тьму. «Кто ты? — спросил он сам у себя и ответил: — Искатель Знаков. У тебя есть три Знака, половина круга Атрибутов Силы. Используй их».

Его лоб теперь покрылся испариной, как в свое время лоб пастора. В данный момент пастор и Пол находились в безмятежном покое, ничего не сознавая, хотя натиск снаружи усиливался. Уилл видел напряжение на лицах других Носителей Света, особенно на лице фермера Доусона. Очень медленно он свел руки внутри Круга, так что левая рука Джона Смита оказалась близко к правой руке фермера Доусона. Уилл осторожно соединил руки соседей, таким образом исключив себя из круга. В следующий момент его охватила паника, и он крепко сжал руками их соединенные кисти, как будто старался туже затянуть узел. Затем отпустил их и остался стоять один.

Сейчас он не был защищен Кругом, но все же получал от него силу. Покачиваясь под ударами яростной враждебной силы, он начал двигаться очень осознанно. Сначала он расстегнул свой ремень с тремя драгоценными пряжками и набросил его на руку. Затем достал из кармана перо грача и вставил его в центр одного из Знаков, бронзового круга с перекрестьем внутри. Взяв ремень в обе руки, он поднял его перед собой и стал медленно разворачиваться, пока не оказался один на крыльце церкви, лицом к лицу с диким воем Тьмы, криками грачей и ледяной темнотой. Никогда прежде он не чувствовал себя таким одиноким. Оставалось только позволить Знакам выполнить их работу.

И неожиданно наступила тишина.

Птицы исчезли и больше не били своими крыльями. Ветер не завывал. Чудовищный гвалт, который наполнял и внешнее пространство, и глубины сознания, тоже стих. Напряжение отступило, и Уилл почувствовал, как каждый нерв и каждый мускул его тела безвольно расслабились. Снаружи тихо падал снег, и огромные хлопья теперь превратились в обычные маленькие снежинки. Носители Света смотрели друг на друга и улыбались.

— Полный Круг Знаков может проделать огромную работу, — сказал Старый Джордж. — Но и половина Круга способна на многое, не так ли, юный Уилл?

Уилл посмотрел на Знаки в своей руке и изумленно покачал головой.

Фермер Доусон мягко сказал:

— С момента исчезновения Грааля я впервые в своей жизни видел, как что-то, кроме сознания Носителей Света, отбросило назад Тьму. На этот раз нам помогли Атрибуты. Они сделали все сами. Итак, у нас снова есть Атрибуты Силы. Впервые за долгое-долгое время.

Уилл по-прежнему смотрел на Знаки, не в силах оторвать от них глаз, словно они сами с какой-то целью удерживали его взгляд.

— Подождите, — сказал он рассеянно, — не двигайтесь, постойте спокойно минутку.

Все замерли и посмотрели на Уилла. Кузнец спросил:

— Что-то не так?

— Посмотрите на Знаки, — сказал Уилл, — с ними что-то происходит. Они светятся.

Он стал медленно поворачиваться вокруг, все еще держа перед собой ремень с тремя Знаками, пока не заслонил серый свет, который проникал через дверной проем. Теперь его руки оказались во мраке церкви, а Знаки тем временем начали светиться еще ярче. Каждый их них излучал какое-то странное сияние.

Носители Света смотрели не отрываясь.

— Это та сила, которая заставляет Тьму отступить? — спросила жена Джона Смита своим мелодичным голосом. — Возможно, что-то спит внутри Знаков и сейчас начинает пробуждаться?

Уилл тщетно старался понять, что Знаки пытаются ему сказать.

— Я думаю, это какое-то послание. Но я не могу понять…

Свет струился из трех Знаков, наполняя полумрак церкви сиянием, которое было похоже на солнечное, — сильное и теплое. Волнуясь, Уилл протянул руку и пальцем дотронулся до Железного Знака, но тот не был ни холодным, ни горячим.

Фермер Доусон вдруг сказал:

— Взгляните наверх!

Рукой он указывал куда-то в сторону нефа, прямо напротив алтаря. Обернувшись, все увидели то же, что и фермер: от стены, как и от Знаков, исходил свет. Он был похож на луч огромного фонаря.

И Уилл все понял. Он радостно произнес:

— Так вот в чем причина!

Мальчик направился к источнику света на стене, держа в руках ремень со Знаками, и тени на скамьях и деревянных балках под сводом церкви двигались вместе с ним. По мере того как два источника света становились ближе друг к другу, каждый из них начинал светить еще ярче. Очертания высокой фигуры Фрэнка Доусона двигались вслед за Уиллом. Мальчик остановился в самом центре сияющего луча, исходившего из стены. Это выглядело так, словно через узкое окошко в стене внутрь струился свет из невероятно яркой комнаты. Он заметил, что свет идет от чего-то очень маленького, длиной не больше его пальца.

Уилл уверенно сказал мистеру Доусону:

— Мне нужно быстро забрать это, пока оно светится. Если оно перестанет светиться, его будет невозможно найти.

И, передав ремень с Железным, Бронзовым и Деревянным Знаками в руки Фрэнка Доусона, он двинулся вперед к светящейся щели в стене и потянулся за маленьким источником магического сияния.

Светящийся предмет легко вышел из разлома в штукатурке, через который просвечивал чилтернский камень стены. Он лежал на ладони мальчика: круг с перекрестьем внутри. Но этот Знак не был специально высечен из камня. Сквозь идущий от него свет Уилл мог видеть гладкую ровную округлость линий. Все говорило о том, что камень был натурального происхождения и образовался из чилтернской извести пятнадцать миллионов лет назад.

— Каменный Знак, — произнес фермер Доусон. Его голос звучал спокойно и почтительно, а карие глаза оставались непроницаемыми. — У нас есть четвертый Знак, Уилл.

Вместе они вернулись назад к остальным, неся сияющий Атрибут Силы. Три Носителя Света смотрели на Знак в полном молчании. Пол и пастор спокойно сидели на скамье, словно спали. Уилл, стоя рядом с товарищами, взял свой ремень и нанизал на него Каменный Знак, присоединив к остальным. Ему пришлось прищуриться, чтобы яркий свет не слепил глаза. И когда четвертый Знак оказался рядом с тремя остальными, свет померк. Теперь они были такими же темными и спокойными, как и раньше, а беловато-серая поверхность Каменного Знака оказалась очень гладкой и красивой.

Черное перо грача по-прежнему находилось в Бронзовом Знаке. Уилл вытащил его — от него сейчас мало проку.

Когда Знаки перестали светиться, Пол и пастор зашевелились. Они открыли глаза и обнаружили, что сидят на скамье, хотя, как им казалось, еще секунду назад они стояли на ногах. Пол моментально вскочил и огляделся по сторонам.

— Оно исчезло, — удивился он.

Он посмотрел на Уилла, и на его лице появилось странное выражение удивления, замешательства и тревоги. Его глаза наткнулись на ремень в руках Уилла.

— Что случилось? — спросил он.

Пастор поднялся на ноги и изо всех сил пытался понять смысл происшедшего, его круглое холеное лицо искривилось.

— Конечно, оно исчезло, — подтвердил он, медленно оглядывая церковь. — Кто бы ни был нашим спасителем, хвала Господу!

Он тоже посмотрел на Знаки, висевшие на ремне Уилла, а затем взглянул вверх, простодушно улыбнувшись.

— Это подействовало, да? Крест. Не крест на церкви, а христианский крест.

— Крест — это очень древний символ, пастор, — проговорил Старый Джордж неожиданно твердо и отчетливо. — Появился он задолго до возникновения христианства, задолго до прихода Христа.

Пастор широко улыбнулся ему:

— Но не до появления Бога.

Носители Света посмотрели на него. Невозможно было продолжать этот разговор, окончательно не сбив пастора с толку. Однако через секунду заговорил Уилл.

— На самом деле таких понятий, как «до» и «после», просто не существует, так ведь? — сказал он. — Все, что по-настоящему важно, существует вне времени. Оно приходит оттуда и уходит туда.

Мистер Бомонт повернулся к нему в крайнем удивлении:

— Очевидно, ты имеешь в виду бесконечность, мой мальчик?

— Не совсем, — ответил Уилл — Носитель Света. — Я имею в виду часть каждого из нас и часть всего, о чем мы думаем и во что верим, которая не имеет никакого отношения ни к завтра, ни к сегодня, потому что находится на совершенно другом уровне. Хотя и «вчера», в определенном смысле, находится там же, на том же уровне. И «завтра» тоже там. Вы можете посетить и то и другое. И все боги находятся там, и все, что они отстаивают. И их противоположность, — грустно добавил он, — тоже там.

— Уилл, — пастор удивленно смотрел на него, — я не уверен, нужно ли изгонять из тебя злых духов или, наоборот, посвящать тебя в духовный сан. Нам с тобой в скором времени придется довольно много беседовать.

— Да, придется, — спокойно подтвердил мальчик, застегивая ремень, утяжеленный драгоценным грузом. Он думал не о потревоженных теологических установках мистера Бомонта, а о выражении лица Пола. Брат все это время смотрел на него с пугающей отчужденностью, которая хлестнула его, словно кнутом. Этого он не мог вынести. Не надо принимать слова так близко к сердцу. Он поднял голову, собрал все свои силы и направил широко раздвинутые прямые пальцы рук на Пола и пастора.

— Вы забудете, — мягко сказал он на Старом наречии, — забудете, забудете.

— …в церкви в Эдинбурге, на фестивале, — восхитительно… — пастор говорил с Полом, застегивая верхнюю пуговицу своего пальто. — Сарабанда в Пятой сюите заставила меня плакать. Он величайший виолончелист в мире, несомненно.

— О да, — соглашался Пол, — да, это так. — Он повел плечами, поправляя воротник пальто. — Уилл, мама ушла вперед? Здравствуйте, мистер Доусон, счастливого Рождества!

Пол широко улыбнулся всем остальным, когда они выходили из церкви на заснеженное крыльцо.

— Счастливого Рождества, Пол, — пожелал фермер Доусон серьезно, — мистер Бомонт, прекрасная служба, сэр, просто прекрасная.

— О, и вам мои поздравления и наилучшие пожелания, Фрэнк, — сказал пастор. — Какое прекрасное время года! Ничто не может вмешаться в нашу рождественскую службу, даже такой снег.

Смеясь и болтая, они вышли наружу, в белый мир, где снег спрятал могильные плиты под большим сугробами и заботливо укрыл поля, протянувшиеся до самой замерзшей Темзы. Не было слышно ни единого звука вокруг, ничто не нарушало тишину, кроме редкого шума случайных машин на отдаленном шоссе, ведущем в город Бат. Пастор свернул в сторону в поисках своего мотоцикла. Остальные отправились по домам, со смехом преодолевая снежные преграды.

Два черных грача сидели на ограде церковного кладбища. Когда Пол и Уилл подошли ближе, они медленно поднялись в воздух, словно слегка подпрыгивая в полете, темные фигуры на фоне белого снега.

Один из них подлетел очень близко к ноге Уилла и что-то уронил рядом, а своим карканьем он, казалось, просил о чем-то. Уилл наклонился и подобрал блестящий конский каштан из Рощи грачей, такой свежий, как будто созрел только вчера. С Джеймсом они всегда собирали такие орехи в лесу ранней осенью для школьной игры — конские каштаны с продетой веревкой. И все же он никогда не видел такого большого и круглого ореха, как этот.

— Вот, пожалуйста, — весело заметил Пол, — у тебя появился новый друг. Принес тебе еще один подарок на Рождество.

— Возможно, это предложение о перемирии, — сказал идущий вслед за ними Фрэнк Доусон совершенно бесстрастным низким голосом. — А потом начнется все сначала, а может, и нет. Счастливого Рождества, парни. Наслаждайтесь рождественским обедом.

И Носители Света отправились вверх по дороге. Уилл подобрал каштан:

— С ума сойти можно…

Они стали закрывать ворота церкви, и снежный душ полился с их плоских металлических перекладин. Из-за угла донесся кашляющий рев мотоцикла — это пастор пытался завести своего железного коня. Затем в нескольких метрах впереди них на утоптанном снегу снова приземлился грач. Он нерешительно ходил из стороны в сторону и поглядывал на Уилла.

— Ка-ар, — произнес он как-то очень нежно для грача, — ка-ар, ка-ар.

Затем прошел еще немного ближе к изгороди церковного двора, перепрыгнул на церковный двор и снова стал ходить взад-вперед. Вряд ли можно было еще яснее выразить приглашение.

— Ка-ар, — громко повторил грач.

Уилл — Носитель Света знал, что птицам не нужны слова, они используют для общения эмоции. Существуют множество разновидностей и степеней силы эмоций и очень много способов их выражения даже на языке птиц. Уилл мог точно сказать: птица хочет показать ему что-то, но он не знал, использует ли эту птицу Тьма.

Мальчик остановился, поразмыслив о действиях грача, затем покрутил в руке блестящий коричневый каштан.

— Хорошо, птица, — сказал он, — я только разок взгляну.

Он снова вошел в ворота церковного двора, а грач, кряхтя, как старая разболтанная дверь, неуклюже пошел вперед по дорожке и свернул за угол. Пол смотрел, ухмыляясь. Затем он увидел, как младший брат замер, повернув за угол вслед за птицей. Потом Уилл исчез на секунду и появился снова.

— Пол! Иди сюда быстрее! Здесь в снегу человек!

Пол окликнул пастора, который толкал свой мотоцикл вверх по дороге, чтобы завести его, и они прибежали вместе. Уилл склонился над скрюченной фигурой, лежавшей в углу между церковной стеной и башней. Человек не шевелился, и снег уже запорошил его одежду своими холодными колючими хлопьями. Мистер Бомонт осторожно отстранил Уилла, опустился на колени, поднял голову человека и проверил пульс.

— Он жив, слава Богу, но очень замерз. Пульс слабый. Он здесь уже довольно давно и мог умереть от переохлаждения — посмотрите на снег! Давайте занесем его внутрь.

— В церковь?

— Да, конечно.

— Давайте отнесем его к нам домой, — импульсивно предложил Пол, — это прямо за углом. Там теплее и гораздо лучше, по крайней мере, он может пробыть там до тех пор, пока не приедет «скорая помощь».

— Прекрасная идея, — с теплотой в голосе согласился мистер Бомонт, — ваша мама настоящая самаритянка, я это знаю. До тех пор, пока мы не вызовем доктора Армстронга… мы, конечно же, не можем оставить этого беднягу здесь. Не думаю, что у него есть переломы. Возможно, проблемы с сердцем.

Он подложил свои большие мотоциклетные перчатки под голову человека, чтобы защитить ее от снега, и Уилл увидел лицо бедолаги в первый раз.

— Это Странник! — воскликнул он с тревогой.

Пастор и Пол обернулись:

— Кто?

— Старый бродяга, который околачивается в округе… Пол, мы не может отнести его к нам домой. Может, отнесем его в кабинет доктора Армстронга?

— В такую погоду? — Пол махнул рукой в направлении темнеющего неба, снег снова шел сплошной стеной, колючие хлопья кружили вокруг них, ветер усиливался.

— Но мы не можем взять его с собой! Только не Странника. Он приведет за собой… — Уилл внезапно остановился. — Ох, конечно же, вы не можете помнить, — беспомощно пробормотал он.

— Не беспокойся, Уилл, твоя мама не будет против. Бедный человек… Надо же… — засуетился мистер Бомонт.

Они с Полом пронесли Странника через ворота, как бесформенную охапку старой одежды. Пастору наконец-то удалось завести мотоцикл, и вялое тело кое-как разместили на нем. Странная маленькая компания, толкая мотоцикл с лежащим на нем Странником, направлялась к дому Стэнтонов.

Уилл несколько раз оглянулся в поисках грача, но того и след простыл.

***

— Ну и ну, — брезгливо произнес Макс, спускаясь в столовую, — вот уж на самом деле грязный старик.

— Он так вонял, — подхватила Барбара.

— Она мне рассказывает! Мы с отцом мыли его в ванной. Господи, если бы вы его увидели, то отвернулись от своего рождественского обеда. Но сейчас он чист, как новорожденный ребенок. Папа помыл даже его волосы и его бороду. А мама жжет его ужасную старую одежду, она проверила ее и не нашла там ничего ценного.

— Думаю, вреда от старика не будет, — сказала Гвен, выходя из кухни. — Подвиньтесь-ка, это блюдо очень горячее.

— Мы должны запереть все серебро, — предложил Джеймс.

— Какое еще серебро? — Мэри почти испепелила его взглядом.

— Ну тогда мамины драгоценности. И рождественские подарки. Бродяги всегда крадут вещи.

— Этот много не украдет, — успокоил мистер Стэнтон, заняв свое место во главе стола с бутылкой вина и штопором в руках. — Он болен. Сейчас он заснул и храпит, как верблюд.

— Ты когда-нибудь слышал, как храпят верблюды? — спросила Мэри.

— Да, — ответил отец, — и даже ездил на одном. И храпят они именно так. Макс, когда приедет доктор? Жаль, что ему придется прервать праздничный обед.

— Мы не прервали его обед, — сообщил Макс, — он принимает роды, и никто не знает, когда он вернется. Женщина ожидает близнецов.

— О господи!

— Со стариком, наверное, все в порядке, раз он заснул. Просто ему нужен отдых. Хотя должен сказать, что он выглядит слегка помешанным и несет какой-то бессвязный бред.

Гвен и Барбара внесли еще блюда с овощами. На кухне орудовала миссис Стэнтон.

— Что за бред он нес? — спросил Уилл.

— Бог его знает, — ответил Робин. — Это было, когда мы только занесли его наверх. Звучало так, будто он говорил на языке, непонятном человеческому разуму. Может, он прибыл с Марса?

— Я был бы только рад, — сказал Уилл. — Тогда мы могли бы отправить его назад.

Но тут крики одобрения раздались в адрес миссис Стэнтон, широко улыбавшейся поверх блюда с блестящей коричневой индейкой, и никто не услышал замечания Уилла.

***

Они включили радио на кухне, пока мыли посуду.

— Большое количество снега снова выпало в южной и западной частях Англии, — сообщал бесстрастный голос диктора. — Снежная буря, в течение двенадцати часов бушевавшая над Северным морем, до сих пор делает невозможной навигацию на юго-восточном побережье. Лондонские причалы были закрыты этим утром из-за перебоев в подаче электроэнергии. Затруднено движение транспорта, что вызвано большим количеством снега и низкой температурой воздуха. Снежные заносы блокируют автодороги и изолируют деревни во многих отдаленных районах страны. Британская железная дорога испытывает серьезные перебои в подаче электроэнергии, и уже зафиксированы случаи, когда составы сходят с рельсов из-за снега. Представитель властей этим утром обратился к населению с просьбой воздержаться от поездок по железной дороге, за исключением случаев крайней необходимости.

Послышался шелест бумаги. Голос продолжал:

— Как сообщило этим утром метеорологическое бюро, сильные бури, которые периодически обрушивались на юг Англии в течение последних нескольких дней, будут продолжаться до конца рождественских каникул. Ситуация с нехваткой топлива обострилась на юго-востоке страны, и владельцев домов просят не использовать электрообогреватели с девяти часов утра и до полудня, а также с трех до шести дня.

— Бедный старый Макс, — сказала Гвен. — Поезда не ходят. Может, поехать автостопом?

— Слушайте, слушайте!

— Представитель Автомобильной ассоциации сообщил сегодня, что передвижение на автомобилях по дорогам в ближайшие дни будет крайне осложнено, за исключением главных автотрасс. Он также добавил, что автомобилисты, остановленные в пути снежной бурей, должны, по возможности, оставаться рядом со своими транспортными средствами до прекращения осадков. И только в том случае, когда водитель хорошо знает местность и уверен, что в течение десяти минут доберется пешком до ближайшего населенного пункта, где получит помощь, он может оставить свою машину.

Голос продолжал вещать под громкие возгласы и присвистывания домочадцев, а Уилл отвернулся, поскольку услышал уже вполне достаточно. Эти бури не могут быть остановлены Носителями Света без силы полного Круга Знаков. А посылая эти бури, Тьма пыталась помешать ему найти недостающие Знаки. Он оказался в ловушке: Тьма бросала свою тень не только на его задание, но и на весь мир. С того момента, как Всадник вторгся в его уютное Рождество этим утром, Уилл наблюдал, как растет угроза. Но он не представлял себе масштабы этой угрозы. Все эти дни он был слишком занят своими проблемами и трудностями, чтобы замечать, что происходит в окружающем мире. А ведь так много людей были напуганы сейчас снегом и холодом: молодые и старые, слабые, больные… «К Страннику сегодня не придет доктор, это очевидно, — думал он. — Хорошо, что он не умирает…»

Странник. Почему он здесь? В этом должен быть какой-то смысл. Возможно, он просто околачивался поблизости и был сбит с ног, когда Тьма атаковала церковь. Но почему тогда грач, посланник Тьмы, привел к нему Уилла, чтобы тот спас его, едва не замерзшего насмерть. И кто такой Странник на самом деле? Почему все силы магии не могут рассказать ему ничего об этом старом человеке?

По радио опять передавали веселые гимны. Уилл с горечью подумал: «Счастливого Рождества, мир!»

Отец, проходя мимо, хлопнул его по спине:

— Взбодрись, Уилл. Сегодня вечером это прекратится, уже завтра будешь кататься на санках. Пошли, пора открывать остальные подарки. Если мы заставим Мэри ждать, она взорвется.

Уилл присоединился к своей веселой шумной семье. В уютной светлой гостиной горел огонь и сверкала елка. Ненадолго вернулось неприкосновенное Рождество, такое, каким оно было всегда. Мама, папа и Макс подарили ему новый велосипед с гоночным рулем и одиннадцатью скоростями.

***

Уилл никогда не был полностью уверен, видел ли он сон той ночью или все происходило наяву.

Темной ночью, в тот тихий спокойный час перед началом нового дня, он проснулся и увидел Мерримена. Он возвышался над кроватью в слабом свете, который, казалось, излучала его фигура. Его таинственное лицо было скрыто тенью.

— Просыпайся, Уилл, просыпайся. Мы должны присутствовать на церемонии.

Через секунду Уилл уже стоял на ногах. Он обнаружил, что полностью одет, а на его талии ремень со Знаками. Он подошел к окну вместе с Меррименом. Стекло было почти наполовину засыпано снегом, и снежные хлопья все падали и падали. Вдруг он сказал неожиданно уныло:

— Можем ли мы остановить это, Мерримен? Они заморозили уже полстраны, люди будут гибнуть.

Мерримен медленно и мрачно покачал своей седовласой головой.

— Силы Тьмы, которые наступают, будут крепнуть вплоть до Двенадцатого дня. Они готовятся к битве. Холод и снег подпитывают их. Они будут стремиться разрушить Круг навсегда, пока у них еще есть шанс на победу. Нам скоро предстоит тяжелое испытание. Но далеко не все происходит по их воле. К тому же многие магические силы, которые они не могут использовать, поддерживают Пути Носителей Света. Так что мы не должны терять надежду. Пойдем.

Окно распахнулось наружу, смахнув весь снег. Бледная светящаяся дорога, как широкая лента, лежала перед ними, среди хлопьев кружившего в воздухе снега. Взглянув вниз, Уилл увидел сквозь полупрозрачное полотно дороги очертания крыш, занесенных снегом, изгороди и деревья. Но все же дорога была вполне реальной. Сделав широкий шаг, Мерримен ступил на нее через окно и унесся вперед на огромной скорости в каком-то сверхъестественном скольжении. Уилл выпрыгнул вслед за ним, и таинственная дорога умчала его в ночь, и он не чувствовал ни скорости, ни холода. Темнота вокруг него была плотной и вязкой, и он ничего не мог разглядеть, кроме свечения воздушной дороги Носителей Света. И неожиданно они оказались в кармане Времени и словно парили, сдавшись ветру, точно так же, как орел из Книги магии.

— Смотри, — сказал Мерримен, и его плащ обернулся вокруг Уилла, словно защищая его.

Уилл видел в темном небе, а возможно, в своем собственном уме, исполинские деревья без листвы, возвышавшиеся над голой живой изгородью, зимней, но не покрытой снегом. Он слышал высокие нежные звуки свирели и легкие однообразные удары барабанов, они снова и снова выводили печальную мелодию. И из глубокой темноты в призрачный лесок из огромных деревьев вошла процессия.

Это была вереница мальчиков, одетых в костюмы какого-то далекого прошлого, жакеты с поясами и гетры из грубой ткани; волосы у них были до плеч, на головах — мешковатые шапки такой формы, которой Уилл еще никогда не видел. Они были старше его, лет пятнадцати. На их лицах застыло полусерьезное выражение игроков в шарады: осознание важности их миссии смешивалось с бурлящим чувством радости. Идущие впереди несли палки и охапки березовых прутьев; завершали процессию игроки на свирелях и барабанах. А между ними шесть мальчиков несли нечто похожее на помост, сделанный из веток и тростника, связанных вместе, на каждом углу помоста было по связке падуба. «Это носилки», — подумал Уилл. Мальчики несли их на уровне плеч. Сначала он подумал, что носилки пусты, но затем увидел, что на них что-то лежит. Что-то очень маленькое. На подушечке из ивовых листьев в центре плетеных носилок лежало тело крошечной птички, тускло-коричневой, с аккуратным клювиком. Это был крапивник.

Голос Мерримена произнес откуда-то из темноты над его головой:

— Это Охота на Крапивника, которая совершается каждый год, с тех пор как человек себя помнит, во время солнцестояния. Но это особенный год, и мы сможем увидеть больше, если нам повезет. Надейся в своем сердце, Уилл, что мы увидим нечто большее.

Под звуки печальной музыки мальчики продолжали двигаться среди деревьев, и вдруг Уилл, затаив дыхание, увидел, что вместо маленькой птички в центре похоронных носилок лежит фигура совершенной иной формы. Мерримен железной хваткой вцепился в плечо мальчика, но не произносил ни звука. На подстилке из ивы между четырьмя пучками падуба лежала маленькая, тонкокостная, изящная, как птичка, старая женщина, одетая в голубое. Ее руки были скрещены на груди, а на одном пальце блестело кольцо с огромным красноватым камнем. В тот же миг Уилл разглядел ее лицо, и понял, что это леди.

Он даже закричал от боли:

— Но вы сказали, что она не умерла!

— Это так, — ответил Мерримен.

Мальчики шли под музыку; носилки с бездыханным телом приблизились, а затем начали удаляться, исчезая в ночи вместе с процессией. Звуки свирелей и бой барабанов постепенно стихали. Но перед тем как исчезнуть окончательно, три мальчика из оркестра остановились, отложили свои инструменты и повернулись к Уиллу, бесстрастно глядя в его лицо.

Один из них сказал:

— Уилл Стэнтон, остерегайся снега!

Второй произнес:

— Леди вернется, но Тьма наступает.

Третий быстро запел песню, слова которой Уиллу были уже очень хорошо знакомы:

Когда подступит Тьма, шестеро остановят ее,

Трое из Круга, трое с дороги;

Дерево, бронза, железо; вода, огонь, камень;

Пятеро вернутся, а один уйдет.

Но мальчик на этом не остановился, как ранее сделал Мерримен. Он продолжил:

Железо в день рождения, бронза из долгих странствий;

Дерево из огня, камень из песни;

Огонь из кольца свечей, вода из тающих снегов;

Шесть знаков — Круг и утерянный Грааль.

Внезапно поднялся сильный ветер, и в круговороте снежных хлопьев и темноты мальчики исчезли, умчались прочь. И Уилл почувствовал, что несется назад, через Время, по мерцающей дороге Носителей Света. Снег бил ему в лицо. Ночная тьма жалила глаза. Он услышал, как Мерримен обращается к нему из темноты, настойчиво, с новой надеждой и силой в голосе:

— Опасность возрастает вместе со снегом, Уилл, остерегайся снега. Следуй за Знаками, остерегайся снега…

И Уилл снова очутился в своей комнате, в своей постели… Он засыпал под звуки предостерегающих слов, которые низким колокольным звоном разливались над заснеженными горными вершинами: «Остерегайся… остерегайся…»