2015-09-06
227Я тепло и уютно свернулся в логове. Безопасность. Я устал, и если слишком часто двигаюсь, то ощущаю следы зубов на моей шее и спине. Но если я лежу спокойно, то все хорошо.
Вдалеке охотится волк. Он охотится один. Его песня ужасна – это песня безысходности и усталости. Это не громкий вой волка, призывающего свою стаю. Это отчаянное тявканье, короткие завывания затаившего дыхание хищника, который знает, что его добыча убегает. Ему следовало бы охотиться молча, чтобы сохранить остатки силы для бега, вместо того, чтобы подавать голос.
Он так далеко. Я плотнее свернулся в своем теплом логове. Здесь безопасно и я хорошо питаюсь. Я чувствую затухающую симпатию к волку без стаи. Я вновь слышу его прерывистое тявканье, и я знаю, что холодный воздух устремился вниз по его сухому горлу, что он мчится через глубокий снег, вытягиваясь всем телом, буквально бросаясь сквозь ночь. Я очень хорошо это помню, и на какое-то болезненное мгновение я становлюсь им.
- Брат, брат, приходи, бежим, поохотимся, - умоляет он меня. Он был слишком далеко, чтобы уловить его мысли.
Но мне тепло, я ощущаю усталость и насыщение. Мой сон становится глубже.
Я проснулся в своей комнате, вынырнув из сна о жизни, в которой я охотился с волком. Я лежал неподвижно, беспокойно, ощущаю исчезающую угрозу. Что меня разбудило? На кого нужно было охотиться?
А потом я почувствовал запах горячей еды, бекона, пирогов и живительный аромат чая. Я полностью проснулся и сел. Шум, разбудивший меня, оказался звуком закрывшейся двери. Эш вошел, забрал поднос, разжег огонь и подбросил дров, взял мою грязную рубашку, и сделал все это так тихо, что я даже не проснулся. Я содрогнулся от страха. Когда я стал настолько самодовольным и беспечным, что позволил себе спать в присутствии незваных гостей в комнате? Подобная опрометчивость была крайне непростительна для меня.
Я сел, поморщился и потянулся, чтобы дотронуться до спины. Раны затянулись, но к ним прилипла мягкая ткань. Я собрался с духом и сорвал ночную рубашку, ругая себя за то, что слишком крепко спал. Эх. Слишком много еды, слишком много выпивки и истощение после исцеления Скиллом. Я решил, что учитывая все эти факты, простительно позволить себе немного небрежности. Но это не избавило меня от огорчения, которое я испытывал. Я задался вопросом, сообщит ли Эш о моей оплошности Чейду, похвалит ли он парня, и будут ли они смеяться над этим?
Я встал, осторожно потянулся и приказал себе прекратить вести себя как ребенок. Итак, Эш принес мне завтрак пока я спал. Смешно, что это беспокоит меня.
Я не ожидал, что после ночной трапезы я захочу есть, но как только я сел за стол, оказалось, что я успел проголодаться. Я расправился с едой, а затем решил проведать Шута, прежде чем снова отправиться в постель. Работа Скиллом прошлой ночью утомила меня намного больше, чем все ранее предпринятые попытки исцеления. Эти попытки были нацелены на лечение Шута: истощен ли он также как и я?
Я запер входную дверь моей комнаты, привел в действие пусковой механизм секретной двери и начал осторожно взбираться по лестнице, назад, в сумеречный мир свечей и горящего очага. Я стоял на верхних ступеньках и слушал треск огня, его бормотание, постукивание в горшке на крюке камина и ровное дыхание Шута. Все намеки на проделанную вчерашним вечером работу исчезли, кроме оставленного вороха чистых повязок на поцарапанном столе Чейда, а также различных мази и нескольких отваров для облегчения боли. Возле всего этого лежали четыре свитка. Чейд, казалось, всегда все продумывает.
Я стоял и некоторое время смотрел на Шута. Он лежал на животе, немного приоткрыв рот. Лорд Голден был красивым мужчиной. Я с сожалением вспоминал утраченные черты его гладкого лица, его светло-золотые волосы и янтарные глаза. Теперь же его щеки были исполосованы шрамами, а глаза окаймлял толстый слой плоти. Большая часть волос не выдержала недуга и лишений, а те, что остались, были короткими и сухими как солома. Лорд Голден ушел, но мой друг все еще был здесь.
- Шут? – позвал я мягко.
Он издал удивленный звук, что-то среднее между стоном и криком, его слепые глаза распахнулись, и он вскинул руку в защитном жесте.
- Это всего лишь я. Как ты себя чувствуешь?
Он набрал в легкие воздух, чтобы ответить, но вместо этого закашлялся. Прекратив кашлять, он хрипло произнес:
- Лучше. Мне так кажется. То есть, в некоторых местах боль немного затихла, но та, что осталась, все еще довольно сильно меня беспокоит, и я не знаю, стало мне лучше или, может, я привык игнорировать боль.
- Ты голоден?
- Немного. Фитц, я не помню, чем закончилась прошлая ночь. Мы говорили за столом, а теперь я проснулся в кровати. – Его рука ощупала спину и осторожно коснулась повязки. – Что это?
- Нарыв на твоей спине открылся. И пока ты не чувствовал боль, я вычистил и перевязал рану. И еще несколько других.
- Они болят меньше. Напряжение ушло. – Признался он. Было больно наблюдать за его движениями, за тем, как он осторожно придвинулся к краю кровати. Он совершал настолько мало движений, чтобы подняться с кровати, насколько это было возможно. – Ты не мог бы положить мне немного еды? – спросил он спокойно, и в его голосе я услышал скрытую просьбу оставить его, чтобы он мог сам позаботиться о себе.
Открыв крышку котелка, я обнаружил белые клецки в густом соусе, состоящем из кусков оленины и овощей. Я узнал в нем одно из любимых блюд Кеттриккен и задался вопросом: не она ли самостоятельно выбрала меню для Шута? Это было в ее стиле.
Пока я накладывал еду, Шут пробирался к своему креслу у камина. Он двигался с большей уверенностью, но все еще шаркал ногами во время преодоления препятствий и шарил в воздухе протянутой рукой; он шатался и дрожал, но не нуждался и не просил меня о помощи. Он нашел кресло и опустился в него. Он не позволил своей спине расслабиться и не стал облокачиваться о спинку. Когда его пальцы потянулись к столовому прибору, я спокойно сказал:
- Я бы хотел сменить повязку на спине, когда ты поешь.
- Если ты действительно "хочешь" это сделать, я не стану возражать. Хотя это и не доставляет мне удовольствия, слишком большая роскошь отказываться от таких вещей.
- Это правда. – сказал я, выдержав паузу. – Ты все еще балансируешь на грани жизни и смерти, Шут.
Он улыбнулся. Это выглядело некрасиво: шрамы на его лице растянулись.
- Если бы это была только моя жизнь, мой старый друг, я бы давно лег у дороги и позволил ей забрать меня.
Я ждал. Он приступил к еде.
- Месть? – спросил я спокойно.
- Жалкий мотив. Месть не отменит содеянное. Не восстановит то, что разрушено.
Мои мысли обратились к прошлому. Я говорил медленно, сомневаясь, что хочу делиться этим даже с ним:
- Как-то ночью я напился, разглагольствовал и ругал людей, которых давно нет. – Я сглотнул, – Я понял, что невозможно вернуться назад во времени и исправить то, что сделали со мной. Никто не может исцелить меня. И тогда я простил их.
- Но это разные вещи, Фитц. Баррич и Молли никогда не хотели причинять тебе боль. То, что они сделали, они сделали для самих себя, поверив в твою смерть. Для них жизнь продолжалась.
Он откусил клецку и медленно пережевал ее. Затем отпил немного золотистого вина и откашлялся:
- Однажды, когда мы находились на приличном расстоянии от берега, команда корабля сделала то, чего я опасался. Они отобрали у нас то, что, по их мнению, имело ценность. Все небольшие кубики камня памяти, которые Прилкоп тщательно отобрал и взял с собой, были утеряны. Команда и понятия не имела, что это. Большинству не удалось услышать поэзию, музыку и историю, которые хранились в них. А те, что услышали, испугались. Капитан приказал выбросить за борт все камни. Затем они превратили нас в собственных рабов и принялись искать место, где бы продать нас.
Я сидел тихо и неподвижно. Речь Шута, обычно такого немногословного, была плавной. Я задался вопросом, не отрепетировал ли он свой рассказ заранее, пока оставался один? Или это слепота обострила одиночество и подтолкнула к откровенности?
- Я был в отчаянии. Прилкоп, казалось, с каждым днем становился только крепче, нарастил мышцы благодаря работе, но ведь я только недавно излечился. Я становился все больнее и слабее. Ночью, ютясь на открытой палубе под ветром и дождем, он смотрел на звезды и напоминал мне, что мы двигаемся в правильном направлении. Правда, мы больше не были похожи на Белых Пророков. Мы оба. Но когда мы сойдем на берег, мы попадем туда, где люди ценят нас. Преодолев все испытания, мы доберемся туда.
Он сделал еще один глоток вина. Я сидел спокойно и ждал, пока он немного поест.
- Итак, мы добрались. – продолжил он наконец – И Прилкоп оказался почти прав. Когда мы прибыли в порт, он был продан на аукционе рабов, а я… - Его голос звучал будто издалека. – Ох, Фитц. Этот разговор утомляет меня. Я не хочу все это вспоминать. Для меня это было не лучшее время. Но Прилкоп нашел того, кто поверил ему и спустя несколько дней он вернулся за мной. Он купил меня, задешево, и его покровитель помог нам завершить поездку назад в Клеррес, в нашу школу.
Он потягивал свое вино. А я задумался о той части его рассказа, которую он упустил. Что такого ужасного с ним произошло, о чем он не хочет вспоминать?
Он прочел мои мысли:
- Я должен быстрее закончить эту историю. У меня нет желания вдаваться в подробности. Мы достигли Клерреса и, когда начался отлив, по достигли Белого Острова. Наш покровитель доставил нас к воротам школы. Служители, открывшие нам двери, были удивлены, поскольку сразу узнали в нас тех, кем мы были. Они поблагодарили нашего покровителя, наградили его и поспешно приняли нас. Нас поручили служителю Пиреку, который занимался классификацией пророчеств. Они повели нас в Комнату Архивов, долго листали свитки и рукописи, изучали страницы, пока не нашли упоминания о Прилкопе. - Шут в удивлении неспешно покачал головой – Им не удалось выяснить его возраст. Он был стар, Фитц, действительно очень стар. Белый Пророк, который прожил долгие годы после окончания периода, отведенного для его изменений. Они были удивлены. Но они удивились еще больше, когда узнали обо мне.
Его ложка перекатывала еду по тарелке. Он нашел и съел часть клецки, а затем немного оленины. Я подумал, что он специально заставляет меня ждать продолжения рассказа и находит в этом удовольствие. Я не обиделся на него.
- Я был Белым Пророком, которого они сбросили со счетов. Мальчишкой, которого обвинили во вранье, ведь Белый Пророк уже существовал и даже отправился на север, чтобы совершить изменения, которые должны были произойти. – Внезапно он с грохотом уронил ложку. – Фитц, я оказался гораздо глупее Шута, имени, которым ты зовешь меня. Я был абсолютным идиотом, глупым, безмозглым… - Он задохнулся во внезапной вспышке гнева, заламывая покрытые рубцами руки и стуча ими по столу – Как в мою голову могла прийти мысль, что при встрече со мной они испытают что-то помимо ужаса? Все те годы, когда они держали меня в школе, запирали, одурманивали, чтобы я мог выдавать более ясные предсказания… Часами они промывали мне голову ложными образами, пытались превратить в Небелого! Все те дни они пытались сбить меня с толку и запутать, демонстрируя дюжины, сотни пророчеств и видений, они думали, что убедят меня, будто я ошибаюсь в своем предназначении, изменят то, во что я верил. Как я мог вернуться туда с мыслями о том, что они обрадуются моему возвращению и даже признают, как были неправы? Как я мог подумать, что они захотят узнать, какую крупную ошибку совершили?
Он плакал, пока говорил, из его слепых глаз бежали слезы, растекаясь по шрамам на лице. Какая-то часть меня отметила, что слезы, текшие из его глаз, казались прозрачнее, чем прежде, и я задался вопросом, значило ли это, что часть инфекции была подавлена. Другая, здравомыслящая часть, мягко произнесла:
- Шут. Шут, все хорошо. Теперь ты здесь, со мной, и они не смогут больше причинить тебе боль. Здесь ты в безопасности. О, Шут. Ты в безопасности. Любимый.
Когда я назвал его прежним именем, он задохнулся. Он привстал, склонившись над столом. Затем он опустился в старое кресло Чейда, и, не обращая внимания на свой кубок и липкий стол, опустил голову на сложенные руки и заплакал как ребенок. На мгновение в нем снова вспыхнул гнев:
- Я был так глуп!
Затем рыдания снова поглотило его речь. Какое-то время я позволил ему плакать. Не существует подходящих слов, которые могут быть сказаны человеку, пребывающему в отчаянии. Его дрожь перешла в конвульсивные содрогания. Его рыдания становились прерывистее и тише и, наконец, прекратились, но он так и не поднял голову. Он заговорил в стол низким умирающим голосом:
- Я всегда считал, что они ошиблись. Что они действительно не знали.
Он шмыгнул носом в последний раз, вздохнул и поднял голову. Он нащупал салфетку и вытер ей глаза.
- Фитц, они знали. Они всегда знали, кем я был. Они знали, что я был истинным Белым Пророком. Бледная Женщина была той, кого они создали. Они сами создали ее, Фитц, словно вывели породу птицы с белой головой и хвостом. Или как если бы вы с Барричем вывели жеребенка с выносливостью жеребца и стальным характером. Они создали ее в школе и наполнили пророчествами и видениями, которые соответствовали их целям. Они внедрили в нее искаженные видения, чтобы заставить предсказывать то, чего желали они. А затем они выслали ее. И задержали меня. - Его голова упала, он опустил свои смуглые плечи и затих.
Одно из упражнений, которым обучал меня Чейд, подразумевало сведение отдельных деталей воедино. Все начиналось с простых заданий: он ронял тарелку, я должен был собрать ее так точно, насколько был способен. Затем, задачи усложнялись. Тарелка разбивалась, и я должен был смотреть на части и мысленно собирать ее. После мне предоставляли мешок с различной разбитой посудой, кусками упряжи или чем-нибудь еще в этом роде, и я должен был сложить их в единое целое. Спустя некоторое время, в сумке лежали не только поломанные изделия, но и случайные предметы, которые выглядели так, будто подходят к ним. Это упражнение было направлено на тренировку моего разума, чтобы в дальнейшем я мог сводить частицы фактов и случайных сплетен в единое целое.
Сейчас мой разум работал подобным образом, собирал частицы так, что я почти слышал звон осколков заварочного чайника, части которого я собирал воедино. Рассказ посланницы о детях, пойманных в их сети и рассказ Шута о Прислужниках, создающих своих собственных Белых Пророков. Раса Белых с их даром предвидения давно исчезла из нашего мира; Шут говорил мне об этом еще когда мы были детьми. Он утверждал, что Белые начали вступать в браки с людьми, разбавляя свою кровь до тех пор, пока в их потомках не перестали проявляться какие-либо признаки наследия Белых и они часто не подозревали о нем. Также он добавил, что лишь в редких случаях рождался ребенок, который нес в своем облике древнее наследие. Он был одним из таких детей и ему повезло, что родители знали, кем он был. И они знали, что в Клерресе есть школа, в которой находятся дети с внешностью Белых, где их обучают записывать собственные сны, озарения и видения о будущем. Обширные библиотеки записанных видений были изучены Прислужниками, оттуда они могли узнать, как изменится будущее всего мира. А потом, когда он был еще очень маленьким, родители отдали его Прислужникам, чтобы он научился использовать свои таланты на благо всего человечества. Но Прислужники не верили, что он истинный Белый Пророк. Я не многое знал из этого. Он доверял им, они долго держали его в школе, хотя он чувствовал, что должен уйти, изменить события в мире, направить его на лучший путь. Я знал, что он сбежал от них, чтобы стать тем, кем он, по его мнению, являлся.
А теперь я знал и о темной стороне этого места. Я помогал Барричу выбирать линии для скрещивания среди собак и лошадей. Я знал, как это делается. Белая кобыла и белый жеребец не всегда производили на свет белого жеребенка, но если это происходило, возникала вероятность того, что при сведении этого потомства с другой белой лошадью или кем-то из его родни, мы сможем получить еще одного белого жеребенка. Так что, если бы король Шрюд захотел, у него могло быть целое потомство белых лошадей для своих стражников. Баррич был очень мудрым конюшим и очень искусно управлялся с нашими животными. Ему было бы стыдно иметь хромого или уродливого жеребенка, рожденного таким по причине его небрежности.
Я спросил себя, руководствовались ли этикой в этом отношении? Так или иначе, я сомневался в этом. Получается, если бы Прислужники захотели, они смогли бы воспитывать детей с бледной кожей и бесцветными глазами Белых Пророков. И некоторые из них могли бы предвидеть будущее. С помощью этих детей Прислужники могли бы получить способность заглянуть в будущее и узнать различные пути, развитие которых могли бы допустить, в зависимости от масштаба событий - больших и маленьких. По мнению Шута, они делали это в течение нескольких поколений, возможно даже еще до его рождения. Таким образом, сейчас у Прислужников были многочисленные источники возможных вариантов будущих событий, которые они изучали. Будущим можно управлять не на пользу всего мира, а для удобства и счастья только одного из Прислужников. Это было и гениально, и, в то же время, отвратительно.
Мое сознание переключилось на следующую проблему:
- Как можно бороться с людьми, которые знают о каждом твоем шаге, прежде чем ты его совершишь?
- Ах, - казалось, он немного обрадовался – Ты быстро схватываешь. Я знал, что ты догадаешься. Ты наперед видишь то, что я не успеваю озвучивать. И все же, Фитц, они не знают. Они совсем не предвидели моего возвращения. Почему? Зачем они обратились к таким грубым физическим пыткам, чтобы выведать, что я знаю? Потому что это ты создал меня, мой Изменяющий. Ты создал меня, существо вне пределов любого будущего, которое когда-либо могло быть предсказано. Я оставил тебя, потому что знал, насколько сильны мы были вместе. Я знал, что мы могли изменить будущее мира, и я боялся, что оставшись вместе, с моим потерянным даром, мы могли привести в движение ужасные вещи. Не нарочно, конечно, но мы обладали огромной мощью. Так что я оставил тебя, зная, что это разобьет тебе сердце, ровно как и оставит глубокий след в моем. Даже тогда, еще не осознав, что в действительности мы сделали. – Он поднял голову и повернулся ко мне, – Мы ослепили их, Фитц. Я пришел искать тебя, упущенного Видящего. Почти в каждом варианте будущего я видел, что тебя не существует или ты мертв. Я знал, я знал, что если мне удастся отыскать и сохранить тебе жизнь, ты станешь моим Изменяющим, именно ты направишь мир на новый и лучший путь. И ты это сделал. Шесть Герцогств уцелели. Каменные драконы воспарили в небеса, с перековыванием было покончено, и истинные драконы вернулись в мир. Благодаря тебе. Каждый раз, когда я вырывал тебя из лап смерти, мы изменяли мир. И все же, эти вещи видели и Прислужники тоже, даже если и считали, что они вряд ли могут произойти. И тогда они отправили Бледную Женщину, чтобы она стала ложным Белым Пророком, и сдерживали меня в Клерресе. Они думали, что это даст им гарантии достигнуть желаемого результата. Ты не должен был существовать. Но мы помешали им. А потом ты совершил невероятное. Фитц, я умер. Я знаю, я был мертв. Во всех пророчествах, которые я когда-то читал в библиотеке Клерреса, во всех снах, которые я когда-либо видел, я умирал. Так и случилось. Но ни в одном из вариантов будущего, предсказанных когда-либо, ни в одном из найденных пророчествах, я не возвращался живым с того света. И это изменило все. Ты забросил нас в будущее, которое они не видят. Теперь они действуют вслепую, задаются вопросом, что случится со всеми их планами. Ведь Прислужники не планируют фрагменты будущего, они делают это поколениями. Зная время и причину своих собственных смертей, они продлевали себе жизни. Но мы взяли у них большую часть той власти, которой они обладали. Белые дети, рожденные после моей «смерти», единственные, кто может видеть будущее с новой точки отсчета. Но они прощупывают только то будущее, о котором им говорят. Поэтому они должны отыскать новый путь, которого они так боятся: нового истинного Белого Пророка. Они знают, что он где-то существует, вне их знания и контроля. Они знают, что вскоре должны воспользоваться им, иначе все планы, которые они построили, рухнут.
Его слова звучали убедительно. И все же я не мог сдержать улыбку.
- Значит, это ты изменил их мир. Ты – Изменяющий. Не я.
С его лица исчезло всякое выражение. Он смотрел мимо меня, вдаль, своими застывшими глазами покрытыми пеленой:
- Такое возможно? – спросил он удивленно – Неужели именно это я видел во снах, где я больше не был Белым Пророком?
- Я не знаю, что на это ответить. Возможно, я больше не твой Изменяющий, но также уверен, что я и не пророк. Ну, Шут. Повязки на твоей спине нужно сменить.
Некоторое время он молчал.
- Очень хорошо, – согласился он.
Я провел его через всю комнату к столу Чейда. Он сел на скамью, его руки взметнулись и опустились на поверхность стола, обнаружив и исследовав запасы, оставленные Чейдом.
- Я помню, как все здесь выглядит, – сказал он спокойно.
- Многое изменилось за эти годы. – Я встал за его спиной и осмотрел ночную рубашку. – Раны так и сочатся. Я наложил повязку тебе на спину, но она уже пропиталась. Твоя сорочка прилипла к спине. Необходимо принести теплой воды, снять с тебя повязку и снова почистить их. Сейчас я принесу тебе свежую ночную рубашку и наберу теплой воды.
К тому времени, как я вернулся с тазом воды и чистой рубашкой, Шут привел в порядок мои запасы.
- Масло с ароматом лаванды, – сказал он, касаясь первого горшочка. – А здесь медвежий жир с чесноком.
- Хороший выбор, – сказал я – Я уже принес воду.
Он зашипел, когда я прикоснулся губкой к его спине. Я подождал некоторое время, смягчая корочку, а затем предоставил ему выбор:
- Быстро или медленно?
- Медленно. – сказал он и я начал с самого нижнего нарыва на его спине, находящегося у позвоночника. Пока я старательно освобождал ткань от истекающей раны, его волосы пропитались потом и прилипли к голове. – Фитц, - сказал он сквозь сжатые зубы, - Просто сделай это.
Его узловатые руки нашли край стола и вцепились в него. Я не мог быстро снять с него рубашку, поэтому сдирал ее, не обращая внимания на звуки, которые он издавал. В какой-то момент он застучал по каменному столу кулаками, завопил от боли и ударил себя кулаком по колену и по лбу.
- Я закончил, – сказал я, сняв через голову рубашку и убрав повязку.
- Насколько все плохо?
Я поднес подсвечник ближе и изучил его спину. Такой худой. Позвоночник, словно гряда холмов выделялся на его спине. Раны зияли безжизненной пустотой.
- Раны чистые, но пока не затянулись. Следует оставить их открытыми, чтобы они зажили изнутри. Приготовься еще раз.
Он сидел тихо, пока я протирал каждую рану лавандовым маслом. Когда я добавил медвежьего жира с чесноком, запахи образовали неприятное амбре. Я задержал дыхание. Когда я заканчивал обрабатывать очередную рану, то прижимал к ней ткань, надеясь, что ее удержит медвежий жир.
- Вот чистая рубашка. Постарайся не двигать повязки, пока будешь надевать ее.
Я ушел в другой конец комнаты. Его раны испачкали постельное белье кровью и сукровицей. Я оставил записку с просьбой, чтобы Эш принес новое белье. И задался вопросом, а умеет ли мальчик читать и решил, что, скорее всего, да. Даже если его мать не видела необходимости в этом умении в подручном ремесле, Чейд бы сразу сделал все необходимое, чтобы исправить это. А пока я перевернул подушки и стащил постельное белье.
- Фитц? – позвал он меня из-за стола.
- Я здесь. Просто привожу в порядок твое постельное белье.
- Из тебя бы вышел прекрасный слуга.
Мгновение я молчал, задаваясь вопросом, не дразнит ли он меня.
- Спасибо тебе, – добавил он и спросил. – Что теперь?
- Так, ты поел, и мы сменили тебе повязки. Может, ты хочешь еще немного отдохнуть?
- Честно говоря, я устал от отдыха. Я так устал от невозможности делать что-либо помимо поиска собственной кровати.
- Должно быть, это очень скучно, - я стоял и наблюдал, как он, пошатываясь, двигается в мою сторону. Я знал, что он не хочет, чтобы я предлагал ему свою помощь.
- Ах, скука. Фитц, ты понятия не имеешь, как приятна может быть скука. Когда я размышляю бесконечными часами, рано или поздно я задаюсь вопросом, когда они вернутся, чтобы схватить меня и какие новые пытки они смогут придумать, сочтут ли нужным давать мне еду и воду до или после… Скука может стать еще желаннее, чем самый безумный праздник... А еще я думаю о моем путешествии сюда. О, как бы я хотел, чтобы мои дни были предсказуемы. Знать, каков на самом деле человек, с которым я беседую - добрый или жестокий, знать, будет ли у меня в этот день еда, и найду ли я сухое место для сна. Ах. – Он почти дошел до меня. Он остановился там, и эмоции, отразившиеся на его лице, разорвали мне сердце. Он не стал делиться со мной воспоминаниями.
- Кровать слева от тебя. Твоя рука над ней.
Он кивнул мне, похлопал по постели и подошел к ней. Я откинул для него одеяло. Он повернулся и сел на кровать. На его лице появилась улыбка.
- Такая мягкая. Ты себе не представляешь, Фитц, как я наслаждаюсь всем этим.
Он осторожно подвинулся. Это напомнило мне Пейшенс в последние годы ее жизни. Некоторое время занял процесс поднятия ног. Свободные брюки обнажили его худые икры и искривленные раздутые лодыжки. Я вздрогнул, взглянув на его левую ногу. Именовать это ногой можно было лишь из сострадания. Хотя по его походке это оставалось незаметным.
- Для опоры я использовал палку.
- Я же ничего не говорил!
- Я слышу этот звук. Ты издаешь его всегда, когда оцениваешь нанесенный ущерб. Ноузи с царапиной на мордашке. Или в тот раз, когда мне накинули на голову мешок и избили. - Он лег на бок, его рука шарила в поисках одеяла. Я без слов укрыл его. Он помолчал минуту, а потом сказал:
– Спина не болит. Ты что-то сделал?
- Я очистил раны и наложил повязки.
- Это все?
Зачем мне было ему лгать?
- Когда я дотронулся до тебя, чтобы очистить первый лопнувший нарыв, я… Я проник внутрь, чтобы излечить тебя.
- Это… - он подыскивал слово - …интересно.
Я ждал возмущенной реакции. Но никак не трепетного восхищения. Я честно сказал:
- Это даже немного пугает. Шут, в моих предыдущих опытах исцеления Скиллом требовались огромные усилия, часто даже сила всей группы, чтобы найти путь в тело человека и заставить его лечить себя. То, как просто я проник в твое тело, беспокоит меня. В этом есть нечто странное. Также странно, как и то, как легко я перенес тебя сквозь Скилл - Колонну. Ты забрал разорвал нашу связь Скиллом много лет назад. - Я с трудом сдержался, чтобы в моем голосе не проскользнул упрек. – Я оглядываюсь назад, в ту ночь, когда мы прибыли сюда, и поражаюсь своей безрассудной храбрости во время этой попытки.
- Безрассудная храбрость, – тихо сказал он и слабо засмеялся. Он прокашлялся и добавил. – Я думаю, в ту ночь я был на грани смерти.
- Так и было. Я думал, что выжег силу Риддла, чтобы помочь тебе. Но то, как быстро ты исцелился, когда мы прибыли, заставляет меня задуматься, не было ли здесь чего-то еще.
- Да, было что-то еще, – решительно сказал он. - Я не могу утверждать, что знаю, что именно, но чувствую, ты прав. Фитц, когда ты вернул меня к жизни, ты отыскал меня и впустил в свое собственное тело, а сам проник в мою мертвую плоть, призвав его к жизни, словно дал команду вытянуть телегу из болота... Ты был жесток. Очень жесток, поскольку забыл, что рисковал всеми, не только мной и собой, но и Риддлом, чтобы перенести меня сюда.
Я опустил голову. Это не было похвалой.
- Мы вошли друг в друга и оба продолжили жить в наших собственных телах. Ты помнишь это?
- Отчасти – подстраховался я.
- Отчасти? Как мы вошли в тела, слились и обменялись.
- Нет. – Теперь он был лжецом. Пришло время сказать правду. – Это не то, что я помню. Это не было временным слиянием. Я помню все иначе. Мы были единым целым. Мы не просто соединились во время обмена. Мы были частями, слившимися, наконец, воедино. Ты, я и Ночной Волк. Мы стали одним живым существом.
Он не мог видеть меня, но все же отвернулся, будто я озвучил слишком сокровенную для нас вещь, чтобы говорить об этом при свидетелях. Он кивнул, склонив голову.
- Так и произошло, – сказал он слабо, – Слияние сущностей. Ты видел результат, хотя, возможно, не признал его. Это, конечно, сделал не я. Помнишь тот гобелен Элдерилнгов, который когда-то висел в твоей комнате.
Я покачал головой. Первый раз я увидел его, когда был ребенком. Одного взгляда оказалось вполне достаточно, чтобы мне начали сниться кошмары по ночам. На нем был изображен Король Вайздом, правитель Шести Герцогств, обращавшийся к Элдерлингам – худым существам с неестественного цвета кожей, волосами и глазами.
- Я не думаю, что он имеет отношение к тому, о чем мы говорим.
- О, имеет. Элдерлингами становятся люди, живущие с драконами. Или, чаще всего, выжившее потомство таких людей.
Я все еще не видел никакой связи.
- Я действительно припоминаю, когда-то давно ты пытался убедить меня, что я являлся частью дракона.
Его рот скривился в усталой улыбке.
- Твои слова. Не мои. Но это не так уж и далеко от мной теории, хотя выразил ты ее неточно. Многие свойства Скилла напоминают мне способности драконов. И если какого-то твоего дальнего предка коснулся дракон, если можно так выразиться, то почему бы этим магическим способностям не проявиться в тебе?
Я вздохнул и сдался.
- Понятия не имею. Я даже не знаю, что ты подразумеваешь под «прикосновением дракона». Вполне возможно. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к нам.
Он подвинулся в кровати.
- Интересно, как я могу быть таким уставшим и при этом не хотеть спать?
- Как ты можешь начать рассказывать так много историй и не закончить ни одну из них?
Он закашлялся. Я попытался убедить себя, что он притворяется, но, тем не менее, отошел за водой для него. Я помог ему сесть и ждал, пока он попьет. Когда он лег обратно, я отступил, забрав чашку, и стал ждать. Я ничего не говорил, просто стоял у кровати с чашкой. Спустя некоторое время я вздохнул.
- Что? – требовательно спросил он.
- Тебе известно что-то, о чем не говоришь мне?
- Безусловно. И так было всегда.
Он был так похож на прежнего Шута и так явно наслаждался своими словами, что я почти не чувствовал раздражения. Почти.
- Об этом я и думаю. О том, что могло нас настолько связать, что я могу провести тебя с собой через Скилл-колонну и почти без усилий перейти в твое тело, чтобы излечить его?
- Почти?
- Позже я исчерпал свои запасы, но, полагаю, это связано с исцелением ран. Не из-за слияния.
Я думал, он заметит, что я кое-то скрыл. Вместо этого он медленно проговорил:
- Потому что слияние уже произошло и это продолжается постоянно.
- Наша Скилл-связь?
- Нет. Ты меня не слушал, – он вздохнул – Подумай еще раз об Элдерлингах. Человек, долго живший среди драконов, в итоге перенимает некоторые из их черт. Ты и я, Фитц, жили вместе в течение многих лет. И в том исцелении, когда ты практически выхватил меня у смерти, мы обрели нечто общее. Мы смешались. И возможно, как ты утверждаешь, стали одним целым. Возможно, мы не полностью вернулись в самих себя, не разорвали наше единство. Возможно, это был обмен наших субстанций.
Я тщательно это обдумал.
- Субстанций. Таких, как плоть? Кровь?
- Я не знаю! Может быть. Может, это было нечто более важное, чем кровь.
Я сделал паузу, чтобы разобраться в его словах.
- Ты можешь сказать мне, почему это произошло? Это опасно для нас? Мы должны попытаться исправить это? Шут, я должен знать.
Он повернулся ко мне, вздохнул, будто собирался что-то сказать, но замер и ушел в себя. Я видел, что он размышляет. Он заговорил просто, словно я был ребенком:
- Человек, живущий долгое время рядом с драконом, перенимает некоторые его черты. На белой розе, долгое время растущей рядом с красной, начинают появляться красные цветы. И, вероятно, Изменяющий, спутник Белого Пророка, приобретает некоторые из его черт. Вероятно, будучи Изменяющим, твои способности частично передались мне, как ты и опасался.
Я изучал его лицо, пытаясь понять, не шутит ли он. Я ждал, что он станет дразнить меня за мое легковерие. Наконец, я спросил его:
- Ты можешь просто объяснить?
Он вздохнул:
- Я устал, Фитц. И я объяснил тебе все настолько ясно, насколько мог. Ты, кажется, считаешь, что мы становимся «одним существом», как ты изящно выразился. Я думаю, наши субстанции могут переходить от одного к другому, создавая между нами мост. Или может это остаточная связь Скилла, которая когда-то была между нами. – Ослабев, он положил свою голову на подушки. – Я не хочу спать. Я утомленный и уставший, но не сонный. Как же мне это надоело. Ужасающая скука в боли, во тьме и в вечном ожидании.
- Мне казалось, ты сказал, что скучать...
- Потрясающе. Смертельно потрясающе.
По крайней мере, он снова был похож на моего старого друга.
- Я очень хочу помочь тебе. Но, к сожалению, я не знаю, как тебе справиться со скукой.
- Ты уже мне помогаешь. Раны на спине намного лучше. Спасибо.
- Пожалуйста. А теперь, боюсь, я должен оставить тебя на какое-то время. Мне нужно встретиться с леди Кеттриккен, в роли лорда Федлспара. Я должен соответствующе нарядиться.
- Ты должен уйти прямо сейчас?
- Да, чтобы должным образом одеться для частной аудиенции. Я вернусь позже. Постарайся отдохнуть.
Я с сожалением отвернулся. Я знал, как, должно быть, долго тянется для него время. Он всегда был ярким человеком, фокусником, акробатом, опытным ловкачом, с умом столь же живым и умным, как его пальцы. Он выделывал кульбиты возле короля Шрюда, быстрый, сыплющий остроумные фразы, он всегда был частью пестрого водоворота общества в Баккипе, когда я еще был мал.
А теперь его зрение, умные пальцы и гибкое тело – было отобрано. Его друзьями стали темнота и боль.
- Стоит добавить, что, после того, как покровитель Прилкопа купил меня у моего «владельца» за оскорбительно низкую цену, нас достаточно хорошо подлечили. Его новый покровитель не был аристократом, но являлся довольно богатым землевладельцем. Большая удача, что этот человек был так хорошо осведомлён о Белых Пророках.
Он сделал паузу. Он знал, что я остановился, заинтригованный его словами. Я попытался прикинуть, сколько времени прошло, но в сумерках комнаты об этом сложно было судить.
- Мне необходимо скоро уйти, – напомнил я ему.
- Ты действительно должен это сделать? – спросил он насмешливо.
- Да.
- Хорошо.
Я повернулся.
- В течение десяти дней мы отдыхали в его доме и хорошо питались. Он дал нам новую одежду, запаковал припасы и даже сам гнал лошадей и телегу в Клеррес. Мы почти месяц добирались туда. Иногда мы разбивали лагерь, иногда останавливались в гостиницах. И я, и Прилкоп очень волновались. Ведь этот человек жертвовал своими деньгами и временем, чтобы доставить нас туда, но он утверждал, что для него это честь. Дорога вела через горный перевал, прочти такой же ледяной и холодный, как зимний Баккип, а затем мы спустились вниз. Я начал узнавать ароматы деревьев и названия придорожных цветов из моего детства. Сам Клеррес заметно разросся с тех пор, как я видел его последний раз. А Прилкоп был удивлен, что в месте, которое он помнил как простую деревню, выросли стены высоких зданий и башни, сады и ворота. Но так оно и было. Школа процветала, и, в свою очередь, процветал город, поскольку теперь существовала торговля пророчествами и советами для торговцев, потенциальных новобрачных и строителей парусных судов. Они приезжали из далеких и близлежащих мест, платили в надежде на встречу с Главным Прислужником, а затем рассказывали ему свои истории. И если он считал их достойными, они могли купить разрешение в течение одного, трех или двадцати дней, и перейти через мост к Белому Острову. Там один из помощников Прислужников должен был исследовать пророчества, чтобы найти что-либо, относящееся к конкретному рискованному предприятию, свадьбе или путешествию... Но я забегаю вперед.
Я стиснул зубы, уступив ему.
- На самом деле, ты вернулся назад в своей истории, и ты это прекрасно понимаешь. Шут, я безумно хочу ее услышать, но я не могу опоздать на встречу.
- Как хочешь.
Я сделал четыре шага, когда он добавил:
- Надеюсь, я не буду позже слишком уставшим, чтобы продолжить рассказ.
- Шут! Ну зачем ты так?
- Ты действительно хочешь знать? – прежние насмешливые нотки вернулись в его голос.
- Да.
Он заговорил более спокойно и рассудительно, чем прежде.
- Потому что я знаю, что ты чувствуешь себя лучше, когда я дразню тебя.
Я повернулся, готовый отрицать сказанное им. Но пляшущий свет огня показал мне, каким он был на самом деле. Не таким, как мой старый друг. Он был похож на плохо вырезанную марионетку, такой же потрепанный и неопрятный, как старая любимая игрушка. Свет коснулся шрамов на его лице, болезненно-серых глаз и соломенных волос на его черепе. Я не мог вымолвить ни слова.
- Фитц, мы знаем, что я балансирую на грани. Вопрос не в том сдамся я или нет, а в том, когда это произойдет. Ты удерживаешь меня здесь, не позволяя угаснуть моей жизни. Но когда это случится, чего я искренне опасаюсь, это будет не твоя вина. И не моя. Ни один из нас не может управлять судьбой.
- Я останусь, если ты хочешь. – Я отбросил все мысли об учтивости по отношению к Кеттриккен и обязательствах к Чейду. Кеттриккен поймет, Чейд сможет это пережить.
- Нет. Нет, спасибо. Я вдруг почувствовал, что хочу спать.
- Я вернусь так скоро, как только смогу. – пообещал я.
Его глаза закрылись, видимо, он уже спал. Я бесшумно вышел.
