Борьба эстетических воззрений

Роль Симона Ушакова в утверждении стиля московской школы искусства, ставшего общенациональным русским стилем, трудно преувеличить. С 1664 г. вплоть до своей кончины он, обладавший многогранным мастерством, работал в Оружейной палате. Он был художником и ремесленником, чертёжником и рисовальщиком, живописцем и иконописцем.

Для осуществления всех своих замыслов в церковной сфере искусства Ушакову необходимо было не только заручиться поддержкой влиятельных лиц, но и постоянно отстаивать правомерность нового подхода к иконописи. Тут он нашёл соратника в лице своего друга, изографа Иосифа Владимирова. Иосиф защищал Симона от нападок консервативных "знатоков" церковной живописи. В своём трактате на эту тему Иосиф, в частности, восстаёт против отсталых взглядов на церковное искусство, высказанных сербским архидиаконом Иоанном Плешковичем, и берёт под защиту живопись иноземцев: хотя и "маловернии, но обаче многих святых апостол и пророк на листах и на стенах тщательно изображают". Автор рекомендует почитать и принимать в православные храмы достойные произведения иностранцев.

Для русского иконописца XVII в. подобные воззрения были чрезвычайно смелыми, ведь в храмы допускались только иконы, написанные православными мастерами, на работы иностранных художников смотрели как на "еретические".

Симон Ушаков был рад поддержке соратника, протестовавшего против рутинного и ремесленного производства икон в России и выразившего симпатии в пользу лучшего, что было в художественной жизни Запада. Около 1667 г. Ушаков, в свою очередь, в виде косвенного ответа на послание Иосифа Владимирова, опубликовал трактат о живописи под названием: "Слово к люботщателям (любителям. — А. Н.) иконного писания".

Не следует, однако, полагать, что новое направление в иконописи продолжало развиваться без помех. В том же 1667 г. вопрос о новшествах в церковной живописи разбирался на Московском Соборе, и его решением было запрещено изображать Бога Отца в виде Старца (Саваофа) — на том основании, что Его никто никогда не видел. (Это изображение перешло на Русь в XVI в. из западной иконографии.) Но, несмотря на все запреты, западные новшества разными путями внедрялись-таки в русскую церковную живопись.

Истоки "фрязи": Запад или Восток?

Симон Ушаков одним из первых стал подписывать и датировать свои произведения, иногда сообщая интересные сведения о себе. Лучшие его иконы написаны для московской церкви Грузинской Богоматери в Китай-городе по заказу богатых купцов Никитниковых, для московских и подмосковных монастырей (Троице-Сергиева, Новодевичьего, Донского) и церквей. Его произведения украшали храмы и дворцы Кремля.

Есть сведения, что Симон Ушаков состоял в родстве со святителем Иларионом, митрополитом Суздальским († 1707), причисленным Русской Православной Церковью к лику святых. Приезжая в Москву, митрополит Иларион останавливался в доме Симона. Владыка заботился о церковном благолепии, покровительствовал церковному пению, зодчеству и живописи. В этом ему способствовал даровитый родственник, умевший соединить с благочестивыми преданиями старины то прекрасное, что доходило в его мастерскую с Запада и греческого Востока. Каменная церковь во Флорищевой пустыни также была украшена несколькими иконами, написанными самим Симоном Ушаковым.

Самое раннее датированное произведение Симона Ушакова — икона "Богоматерь Владимирская" (Третьяковская галерея), написанная в 1652 г. Это копия иконы Владимирской Божией Матери XII в., находившейся в Успенском соборе Московского Кремля. Из ранних икон Симона Ушакова наиболее известна икона "Великий Архиерей" (голова Спасителя в архиерейской митре) 1657 г. из церкви Грузинской Богоматери.

К 1658 г. относится другая икона из той же церкви — "Спас Нерукотворный". Внизу иконы надпись: "Писал государев иконописец в лето 7166, Симон Фёдоров Ушаков". Впоследствии Ушаков не раз повторял эту композицию. Живописной разработке ликов он уделял особое внимание. Весьма характерно его пристрастие к теме "Спаса Нерукотворного", где вся художественная задача сводится к писанию лика. Выдвижение на первый план "проблемы лика" неслучайно. Оно знаменовало пробуждение интереса к реальному человеку, говорило о желании изографов индивидуализировать образы религиозной живописи.

Для древнерусской иконописи изображение Нерукотворного Спаса не было традиционным. По преданию, Св. Убрус — полотно, на котором запечатлелся лик Спасителя, в 1204 г. попал к крестоносцам при взятии Константинополя, и корабль, перевозивший его в числе прочих реликвий в Венецию, затонул в Мраморном море. Но впоследствии на Западе появилось мнение, что подлинный Нерукотворный Образ находится в Риме в церкви св. Сильвестра.

Со временем в странах Европы появилось множество копий, прорисей и гравюр этого образа; проникли они и в Россию, где с ними, несомненно, познакомился и Симон Ушаков. Поэтому некоторые исследователи усматривали прямое влияние Запада в его "Нерукотворных Образах", заявляя, что они якобы написаны "на голландский манер" (см. например: Ровинский Д. А. Обозрение иконописи в России по XVII в. СПб., 1903). Другие исследователи справедливо ставили под сомнение это предположение. Где же источник элементов "фрязи", имеющихся в творчестве Симона Ушакова?

Не следует упускать из вида, что при Патриархе Никоне усиливалось не только западное, но и греческое влияние, и это также не могло не отразиться на творчестве Симона Ушакова, близкого, в качестве "царского изографа", к высшим сферам церковной и государственной власти. Греческие иконописцы, в свою очередь, уже давно были подвержены западному влиянию, и, как писал один из отечественных исследователей, В. Н. Нечаев, "как в деле церковной реформы Патриарх Никон, действуя во имя старины, кончил переносом новейших греческих порядков, так и в деле искусства, грозя сожжением “фряжских” икон, запирая против них двери с Запада, он широко открывал окна с греческой стороны, а оттуда приходила

в значительной мере та же “фрязь”, и она уже не сжигалась, так как была не сомнительна в своём правоверии". "На Ушакова влияла греческая фрязь, которая веком раньше, с наследственной талантливостью успела усвоить западную помощь для поддержания национального искусства", — писал профессор В. Н. Щепкин. Заметим, что на иконах Нерукотворного Образа Симон Ушаков не делал надписей по-русски, как это практиковали другие изографы, а писал обычно по-гречески: "То агион мандилион". На других иконах Ушакова тоже часто встречаются надписи по-гречески.

Имеются свидетельства того, что Симону Ушакову приходилось часто иметь дело с памятниками греческого искусства. Он списывал привезённую в Россию копию иконы Иверской Божией Матери, его ученики писали Страстную икону Божией Матери, сам он дважды писал икону Божией Матери Киккской — новый для Руси образ, пришедший с острова Кипр и широко распространённый на греческом Востоке. В ряде позднегреческих, и в частности итало-греческих, икон можно встретить черты, характерные для письма Ушакова. Приёмы живописи, чисто "ушаковские" черты некоторых греческих образов ясно показывают, где следует искать прототип "Спасов" Симона Ушакова и его творческого метода.

Пример Нерукотворного Образа показывает, что Симон Ушаков творчески переплавил западное ("фряжское") и восточное (греческое) влияние, не выходя при этом из рамок православных традиций. Это было не слепое копирование, а отбор всего интересного и полезного с точки зрения русского художника-иконописца. И прав был академик Н. П. Кондаков, назвавший ушаковскую икону "Спас Нерукотворный" перлом русской иконописи. "Никакие попытки русских художников оживить традиционный лик Спасителя силами и средствами новой живописи не представляют равного успеха, — отмечал он. — В данном случае несомненная живописная красота этого лика является тем более замечательной, чем менее отступлений от собственной иконописи позволил себе наш знаменитый иконописец".