Отбор действий

Что может быть хуже в искусстве, особенно в театральном, чем лишнее.

(М. Фокин)

Любую сценическую задачу можно выполнять по-разному. В частности, можно — как легче, как удобнее данному актеру, а не так, как того требует ход борьбы. Такое заострение обнаруживается в малых действиях, ничего нового не выражающих и, следовательно, лишних, не нужных.

«Измерения» можно применить для отсева таких действий, уподобив каждое «фильтру», пропускающему (по мере надобности более или менее строго) в одну сторону одни действия, средства ведения борьбы, в другую — противоположные по характеру. Один «фильтр» в одну сторону не пропускает того, что невозможно в действиях настойчивого, наступающего человека; в другую — невозможные для обороняющегося, безынициативного. Другой «фильтр» не пропускает в одну сторону невозможное в деловом, в другую — в позиционном наступлении. И так далее.

Такое использование «измерений» начинается с постановки вопросов. Если на репетиции «не получается» сцена, эпизод, кусок, то — почему? Чего конкретно недостает в поведении актеров? Чтобы уверенно устранить погрешность, нужно знать ее конкретную причину. Поставьте о неудающейся сцене серию вопросов по числу «основных измерений» — это вопросы о выводах из предлагаемых обстоятельств.

Верно ли распределена инициатива: наступает ли тот, кому следует наступать, верно ли обстоит дело с инициативой у его партнеров? Тем ли, чем следует, заняты наступающий и его партнеры: делом или установлением взаимоотношений, а если (как, может быть, и следует) последним, то тех ли именно изменений во взаимоотношениях они добиваются, каких следует? Из верных ли представлений о «соотношении интересов» исходят борющиеся и прежде всего наступающий? Верных ли они держатся представлений о «соотношении сил»? Происходит ли действительно обмен информацией, а если да, то так ли он происходит, как следует?

Ответ на каждый из этих вопросов лежит в предлагаемых обстоятельствах, взятых с некоторой средней дистанции. Серия вопросов — это их обзор в сопоставлении с тем, что налицо. Сцена «не получается» потому, что какие-то существенные обстоятельства практически не учтены; чтобы «учесть» их, часто достаточно убрать лишнее — то, что противоречит им, что несовместимо с ними. Уберите лишнее, пропустив поведение каждого через надлежащий «фильтр», и вы приблизитесь к искомому — лишнего будет меньше. Оно еще осталось? Значит, не учтены еще какие-то обстоятельства. Достигнута, например, «сила», но недостает «дружественности»; или — достигнута «инициативность», но она направлена на «позицию», а должна быть направлена на «дело», и т. и.????? Возьмите надлежащий «фильтр» и отобранное при первом «фильтровании» пропустите еще через новый — лишнего будет еще меньше...

Приведенная аналогия груба, но она представляется мне наглядной. Актер, не лишенный способностей, часто не делает того, что нужно, только потому, что делает то, что не нужно делать. Делая не нужное, он лишает себя возможности совершать действия, диктуемые наиболее важными чертами характера образа и окружающей среды. (Мы уже касались этого, говоря о силе действующего лица и старательности актера). Уберите лишнее, и вы расчистите путь верному — заговорят воображение, интуиция, дарование. Они и поведут актера в жестких рамках предлагаемых обстоятельств, которые никогда не стесняют его, если установлены верно в главных, решающих, обычно противоречивых чертах. Недаром и К. С. Станиславский и Вл. И. Немирович-Данченко, указывая задачу, так часто добавляли: и, пожалуйста, ничего, кроме этого, ничего сверх необходимого! А лишним может быть и покой, и беспокойство, и движение, и неподвижность, и наклон корпуса, и чуть заметное движение руки или головы — все, не продиктованное предлагаемыми обстоятельствами: тем, что я делаю и с кем имею дело. «Измерения» как раз и призваны дать ответ на эти обстоятельства {123).

Их назначение — вносить определенность в требования режиссера, если у него есть ясное толкование сцены. Конкретность требований, указаний и пожеланий заключена в принадлежности их к тому или другому определенному или к сочетанию определенных «измерений». Причем в указании на то, что нужно, уже содержится и указание на то, что недопустимо, и наоборот. Но применительно к каждому «измерению» возникают свои трудности, и они особенно ощутимы, когда необходимо сочетать требования, диктуемые разными «измерениями». Причем одни сочетания даются обычно легче, другие — труднее.

Как уже не раз говорилось, для того чтобы на сцене определенно происходила борьба (какая бы то ни было), необходимо, чтобы кто-то наступал. Сколько-нибудь способному актеру, если ему ясна задача и она мотивирована предлагаемыми обстоятельствами, наступать нетрудно, пока ему предъявлено одно это требование. Но в большинстве случаев обороняться все же легче. Напомню: для наступления нужно поверить в более значительное обстоятельство и знать, что, для чего и почему нужно получить от партнера, а для обороны достаточно любой занятости тем, что не касается партнера, и поверить в то, что он мешает.

Наступления позиционные обычно легче, чем деловые. Причина та же. Деловые требуют конкретности предмета борьбы и предлагаемых обстоятельств; позиционные возможны при обобщенных представлениях о том и другом; в партнере достаточно найти что-то либо привлекательное (для «сближения»), либо отталкивающее (для «удаления»). В деловой борьбе наступать «за настоящее» легче, чем «за будущее» — последнее требует учета обстоятельств более отдаленных.

По той же причине «удалять» партнера легче, чем наступать «за сближение». Для «удаления» может быть довольно обстоятельств настоящего момента, для «сближения» нужна перспектива будущего. Поэтому «удалять» легче, «ставя на место», чем «возвеличивая себя»; последнее рассчитано на будущее. В позиционных наступлениях ярче обнаруживается эмоциональность, в деловых — разумность. Поэтому актеры ленивые оборону предпочитают наступлению, а актеры, рассчитывающие на свою эмоциональность, — позиционную борьбу деловой...

На репетиции овладеть наступлением актеру бывает обычно тем труднее, чем в большее число отдаленных предлагаемых обстоятельств ему нужно поверить, чтобы это наступление вести. Наступать как угодно — лишь бы наступать! — самое легкое. Наступать с учетом многих, разных и отдаленных обстоятельств — самое трудное. Тут хочется прибегнуть к сравнению: наступать — это двигаться, идти; предлагаемые обстоятельства — груз, который при этом нужно нести. Чем больше поклажа, тем труднее везти повозку. Но бывает, что режиссер, сваливая в одну кучу предлагаемые обстоятельства разной значительности, все нагружает и нагружает ее, полагая, что она стоит на месте потому, что мало загружена; а бывает, что он вообще не озабочен тем, что на ней лежит, — лишь бы мчалась куда-нибудь...

Если продолжить эту аналогию, то самым «тяжелым грузом» на инициативности бывает обычно «дружественность» в сочетании с «силой». Значительно легче «дружественность» в соединении со «слабостью» и «сила» в соединении с «враждебностью». Это обнаруживается в том, что, когда вы добиваетесь от актера «силы», он либо теряет в наступлении настойчивость, либо делается «враждебным» партнеру, а когда вы достигнете «дружественности», он теряет «силу». (Именно сочетания «инициативности» с «дружественностью» и «силой» наиболее настойчиво и с трудом добивался Вл. И. Немирович-Данченко от актеров МХАТ на репетициях «Трех сестер».)

Трудность этого сочетания заключается в том, что предлагаемые обстоятельства, из которых вытекают такие представления о партнере и о себе, вступают в противоречие с теми, которые требуют инициативности. (Напомню: «сила» — это независимость от партнера, «дружественность» — общность интересов с ним; инициативность же требует надобности в партнере и разности целей.) Поэтому для совмещения всех этих качеств поведения в борьбе нужна точная мера значительности тех предлагаемых обстоятельств, которые требуют того, другого, третьего. Меру эту обычно найти труднее, чем поверить в каждое обстоятельство в отдельности, и это сказывается в том, что, пока она не найдена, актер на репетиции вынужден «пристреливаться» с недолетами и перелетами, овладевая то «дружественностью», то «силой», то «инициативностью» в отдельности.

В такой «пристрелке» особенно важна последовательность. Пределе всего должно происходить «наступление»; нужна, следовательно, надлежащая «мобилизованность». Когда «повозка едет», на нее можно подбрасывать все новую и новую «поклажу», тщательно следя за тем, чтобы она не останавливалась, и для этого прежде всего убирая с нее все лишнее. При этом «убрать» бывает уже достаточно, чтобы «нагрузить»; если нет представлений о собственной слабости, то неизбежно возникают представления о равенстве или о превосходстве в силах, если нет «враждебности», то неизбежен хотя бы «нейтралитет», в котором — зародыш «дружественности». Причем в мобилизованности к наступлению уже видны и сила, и слабость, и дружественность, и враждебность — видно как нужное, так и лишнее.

Такая работа по усложнению течения борьбы постепенным осложнением предлагаемых обстоятельств — путем включения все новых и новых — подобно проходке туннеля одновременно с двух концов. От общего к частному и от частного к общему; от самых далеких предлагаемых обстоятельств к самым близким, и наоборот; на средней дистанции наиболее важные из отдаленных выступают вполне конкретно (зримо, слышимо).

Но с какого-то одного конца эта диалектика практически должна начаться. На репетиции — это инициативность. Ее не добьешься, убирая лишнее. Если актеру не удается наступать и приходится прибегать к облегчению задачи, то остается один путь: разложение сложного наступления на все более и более простые — добиваться не сразу стремления к отдаленной цели, а сначала хотя бы на один шаг, к ближайшей, потом на следующий, и так далее, пока не возникнет инерция. Это путь упрощения и конкретизации задач при помощи вопроса: что нужно сделать прежде и что потом, чтобы приблизиться к цели. Но и тут принцип проходки туннеля с двух концов, в сущности, предусматривается, так как выбор самых простых ближайших целей наступательных действий определяется отдаленной целью и логически вытекает из нее.

Инициативность зарождается в мобилизованности. Но неверная мобилизованность может привести только к неверному наступлению. Поэтому, начиная с инициативности, нужно учитывать то, что Вл. И. Немирович-Данченко называл «синтетическим или физическим самочувствием». Это и есть мобилизованность, но не какая-нибудь, не «вообще», а — определенного характера, продиктованного представлениями о цели, о соотношении интересов и сил.