Ольмеки, Майя и другие

Если уж искать исторические загадки, то Мезоамерика предоставит нам их больше, чем любая из других колыбелей цивилизации.

С одной стороны, все кажется понятным: в этом регионе люди начали проходить путь протогосударственных и протописьменных цивилизаций только около 1500 лет до н. э. — на две-три тысячи лет позже культур Евразии и Африки.[151]Ольмеки, сапотеки, Теотиуакан, города майя кажутся похожими на те древние культуры, которые охватывали Ближний и Средний Восток от долины Нила до долины Ганга еще на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. В настоящий момент мы представляем историю только нескольких очагов этих культур: Египта, Ханаана, Месопотамии, Элама — и благодаря усиленным археологическим раскопкам в этих регионах, и в результате расшифровки письменности названных цивилизаций, и, что самое главное, благодаря непрерывности существования культур на этих территориях.

Хуже мы знаем протоиндийскую цивилизацию, несмотря на огромный археологический материал, оставленный ею, — и причиной тому почти тысячелетний перерыв в истории городской и письменной культуры Индии, а значит — отсутствие билингв, двуязычных текстов, благодаря которым современные лингвисты и осуществляют «восхождение» к древним языкам.[152]

Но значительно печальнее обстоит дело с городами рубежа IV–III тысячелетий до н. э., существовавшими в Средней Азии, Афганистане, Иране, Закавказье, Малой Азии, наконец — с создателями циклопических сооружений, останки которых обнаружены близ греческого г. Лерна. На большей части территории, охваченной древнейшими цивилизациями, преемственности культур не было. Сменялись этносы, приходили и исчезали новые языки. Нашествия, подобные вторжению дорийцев в Микенскую Грецию в XII–XI столетиях до н. э., и «темные века», следующие за ними, были не исключениями, а правилом.

На территории Мезоамерики также заметны смена одних племен другими, появление новых языков. Однако преемственность здесь всегда балансировала на тонкой грани: все зависело от способности варварских племен, вторгавшихся в земли, на которых жили ольмеки, майя, тольтеки, усваивать традицию, входить в нее.

Парадоксально, но преемственность была разорвана самыми образованными из варваров — европейцами. После их «цивилизующего» влияния остается только жалеть, что испанская корона финансировала путешествие Христофора Колумба.

Первой из известных нам культур Мезоамерики являются ольмеки. Точнее — «археологические ольмеки»: такое название дано носителям этой культуры для того, чтобы отличить их от современных ольмеков, обитающих на той же территории (восток мексиканского штата Веракрус, побережье Мексиканского залива). Возникновение цивилизации ольмеков относится где-то к 1500–1300 годам до н. э. Центром ее стала болотистая равнина, ограниченная с севера и запада горными грядами, а с востока — рекой Грихальва.

Ольмеков часто называют «ягуарьими индейцами» — из-за поклонения божественному предку, которого они отождествляли с этим животным из породы кошачьих. Напрашиваются аналогии с Египтом, где кошка и леопард также были объектами поклонения и в изображениях некоторых богов и богинь доминировали «кошачьи» черты. Впрочем, египетские боги имели также облик павиана, сокола, шакала, быка — понятно, почему современными учеными это совпадение рассматривается как случайное.

Самым древним из известных на настоящий момент ольмекских городов является Сан-Лоренсо, расположенный в глубине равнины и основанный около 1300 года до н. э. Спустя пару столетий возникла Ла-Вента, ольмекский центр непосредственно на берегу Мексиканского залива. После гибели Сан-Лоренсо (около 900 г. до н. э.) Ла-Вента существовала примерно до IV века до н. э. Падение Сан-Лоренсо является одной из первых загадок в истории ольмеков. Оно напоминает ритуальное действие: священные изображения этого города были не просто обезображены или разбиты; с ними производились весьма странные и трудоемкие операции. У одних статуй отсекали головы, другие укладывали в самые настоящие усыпальницы — продолговатые ямы, усыпанные красной глиной, являвшейся для ольмеков цветом смерти и траура. Один из памятников попросту поставлен вниз головой! Поскольку в изображениях древний человек ощущал присутствие божественной силы, их уничтожение или порча означали прекращение власти местных богов, установление господства новых.

Однако никаких новых богов взамен старых установлено не было. Сан-Лоренсо «захоронили» и покинули, однако это событие не коснулось Ла-Венты, находящейся всего лишь в нескольких десятках километров оттуда. Более того, в середине I тысячелетия до н. э. ольмекские «колонии» были распространены по огромной территории. Один из основанных ольмекскими переселенцами городов, Чальчуапа, находился на территории современного государства Сальвадор — почти в двух тысячах километров от метрополии!

Чальчуапа переживет Ла-Венту, став крупнейшим городом Мезоамерики начала нашей эры, — и погибнет в один день из-за разрушительного извержения вулкана Илапанго (около 100 г. н. э.): причиной гибели станут не только землетрясение и потоки лавы, но и огромный слой пепла, в короткий срок сделавший территорию в несколько десятков квадратных километров коллективным склепом.

Сан-Лоренсо любопытно не только историей своего «захоронения». Его центр представляет собой ряд искусственно сооруженных гребней, на которых располагались священные изображения. Во впадинах между этими святынями располагались искусственные озера, изначально имевшие шестигранную форму. А под землей имелся искусственный же водовод: система каналов сложной конфигурации, явно лишенная утилитарного значения.

Что символизировали все эти сооружения — сказать сложно. Поскольку храмовый центр древнего города часто воспроизводил представления его строителей о структуре мироздания, совмещавшиеся со смутной памятью о родине, из которой пришли их предки, то объяснение такой структуре Сан-Лоренсо без гипотезы об иноземном влиянии дать очень трудно. Каньоны Колорадо — место, откуда начала заселяться Мезоамерика — не образуют такой последовательности гребней и впадин; тем более в них не найти цепочек озер. Если искать параллели мифологическим представлениям о топографии космоса, то единственные соответствия образу мира, разделенного на страны параллельными горными хребтами, можно найти лишь в далекой Индии — у джайнов, о которых шла речь во второй главе.

Остается спросить: а не воспроизводил ли храмовый центр Сан-Лоренсо структуру Атлантиды? Ведь и она делилась на части, находившиеся под управлением десяти сыновей Посейдона. Горы могут быть символическим изображением границ, а подземный водовод напоминает сложную структуру каналов острова Посейдона.

Впрочем, все это — не более чем умозрительная гипотеза. Храмовый центр Сан-Лоренсо настолько отличается от всего мезоамериканского мира, что его расшифровка — дело будущего.

Однако культура ольмеков приготовила для «атлантологов» более очевидные примеры общности между цивилизациями Старого и Нового Света.

Первое — это ритуальные топоры из нефрита и серпентина, которые в большом количестве находят в ольмекских городищах и в целом по Америке. Топоры являлись объектами поклонения и символизировали, видимо, орудие, при помощи которого бог-создатель некогда разделил небо и землю. Все это имеет удивительную параллель в поклонении топору-лябрису в минойском Крите и Микенской Греции. Во многих случаях совпадает даже форма топора — с двумя лезвиями.

Второе — гигантские головы, являющиеся «визитной карточкой» ольмеков. Они вырублены из базальта и столь велики, что некоторые из них весят под 30 тонн. Ни в Ла-Венте, ни поблизости от нее базальта попросту нет. Единственное место, где он мог добываться, находится в ста километрах от ольмекского города, в районе вулканической гряды Синтепек. Если даже часть пути головы проделывали по реке Веракрус и морю на огромных плотах, непонятно, при помощи каких приспособлений ольмеки доставляли их к руслу реки.

Но самое важное в другом. Ольмекские головы, которые, по мнению современных ученых, должны были изображать первопредков, имеют явно выраженные негроидные черты. Эту особенность ольмекской скульптуры пытались объяснить поклонением индейцев богу-ягуару. Смешение человеческого и «ягуарьего» облика, по их мнению, приводит к появлению на лицах каменных изваяний кажущегося сходства с негроидной расой.

Однако «африканская кровь» в ольмекских головах настолько очевидна, что попытка истолковать ее мифологическими представлениями о браке первой женщины с ягуаром кажется по крайней мере надуманной. Выпяченные губы, приплюснутый нос, глаза с тяжелыми веками — это скорее человеческие признаки, чем звериные.

Откуда ольмеки могли узнать о негритянском населении Африки? Видимо, оттуда же, откуда узнали и авторы «Пополь-Вух», тем более что мы еще встретимся с изображениями черных людей в майянском искусстве.

Интересно и пока необъяснимо другое: почему именно негроиды стали предметом почитания ольмеков? Если жители Атлантиды принадлежали к расе, близкой средиземноморской, то скорее можно было бы предположить, что именно их изображения станут священными для индейцев.

Впрочем, в Атлантиде могли обитать не только европеоиды. Если понять «Пополь-Вух» буквально, то получится, что «остров Посейдона» населяли и представители африканских рас. Тогда некоторые из них могли бы остаться на американском континенте, став родоначальниками культуры ольмеков. Сходство «полукровок» с некоторыми чертами облика ягуара и привело к обожествлению последнего как первопредка.

Третьим свидетельством в пользу того, что Мезоамерика в эпоху ольмеков была вовсе не замкнутым регионом, является еще несколько более чем странных изображений.

Одно из них обычно называют «мыслитель». Человек, которого изображает эта скульптура, сидит, сложив ноги «по-турецки», и, опираясь локтем на одно из колен, положил голову на кисть руки. Поза имеет созерцательный характер, однако это вполне живое созерцание; здесь нет ничего от застывшего величия индейских правителей, изображаемых, например, на майянских стелах. У «мыслителя» вытянутая форма черепа, которую индейцы считали эстетически совершенной и добивались ее искусственно, сжимая верхнюю часть головы у младенца. Интересно, что такая же форма головы считалась красивой и в Египте — особенно в так называемый Эль-Амарнский период. У ольмекского «мыслителя» слегка раскосые глаза, что напоминает разрез глаз некоторых «монголоидных» индейских племен, но при этом — негроидный рот. Однако и поза его, и фигура, и рельефное изображение складок на животе имеют аналогии не в мезоамериканской, а в древнеегипетской скульптуре!

Другое странное ольмекское изображение — беседа властителя Ла-Венты на одной из ольмекских стел с человеком, которого американские археологи прозвали «Дядюшкой Сэмом» (по аналогии, видимо, с Авраамом Линкольном). У «Дядюшки Сэма» — ярко выраженные семитические черты: длинная козлиная бородка и крючковатый нос. Подобные «семитические» персонажи можно встретить и в других местах: примерами могут послужить бородатый «танцор» из Монте-Альбана, «сидящий человек» из Теотиуакана или статуэтка привязанного к шесту раба, найденная на острове Хайна.

На одном из древнейших ольмекских изображений в пещерах Хуштлаука мы видим вождя в головном уборе из зеленых перьев. Он одет в шкуру ягуара, сжимает рукой веревку, которой связан пленник и… имеет бороду!

Наконец, самая удивительная из ольмекских статуй — так называемый «борец». Это скульптура сидящего человека, чьи ноги подогнуты влево. На нем лишь набедренная повязка, руки подняты и находятся на уровне груди. Голова лысая (или бритая — чтобы соперник не мог схватить за волосы). На лице отчетливо видны борода и усы. Черты лица — явно не индейские. Мышцы на груди и животе выполнены рельефно — чего никогда не делали ни ольмеки, ни майя. Вообще, подобная скульптура естественно смотрелась бы в археологическом музее Греции или Рима, но никак не Мексики!

Так кого же изображали ольмеки? Не признавать негроидный или семитический тип персонажей на некоторых из их стел или статуй — то же самое что отказываться видеть в египетских рисунках времен Среднего Царства пленных эфиопов, ливийцев или ханаанеян, утверждая, что это — те же самые египтяне.

Европейцы и семиты I тысячелетия до н. э. — едва ли жители древней Атлантиды. Может быть, перед нами свидетельства о финикийских и карфагенских плаваниях в Мезоамерику, в которых могли принимать участие и египтяне, и кто-то из древних греков? Достаточно частые изображения «семитских» персонажей вообще наталкивают на мысль о том, что финикийцы имели здесь свое торговое представительство и «приложили руку» к истории этого региона.

Однако направление, по которому совершались эти плавания, было проложено Атлантидой!

После исчезновения ольмекской культуры в конце 1 тысячелетия до н. э. на территории Мексики наступает длительная эра господства города-государства Теотиуакана, располагавшегося близ современного города Мехико. Считается, что в период расцвета его население достигало 200 000 человек. Влияние теотиуаканского стиля распространялось вплоть до Южной Гватемалы; этот торговый город, напоминающий, по словами Р. Кинжалова, древний Карфаген, поддерживал свою власть на огромной территории и военными походами, и при помощи активного торгового обмена.

Одновременно начался рост цивилизации майя, долгое время находившихся под влиянием ольмеков и Теотиуакана (павшего от рук северных варваров примерно в 650 г.), однако затем создавших культуру, которая является для большинства неспециалистов синонимом цивилизации Мезоамерики в целом.

Историю майянской культуры, странствия ее носителей, эпохи упадка и возрождения я пересказывать не стану. Эта страница в истории Америки освещена достаточно полно. Отмечу лишь, что и майя возникли не из «головы Зевса». Современные исследования позволяют утверждать, что протогорода и даже города на месте будущей майянской культуры возникли еще в I тысячелетии до н. э.; таким образом, из рук тех, кто не хочет видеть параллелей между культурами Старого и Нового Света, выбит один из главных козырей. Ведь последние утверждали, что время возникновения майянской цивилизации (первые века нашей эры) исключает возможность какой-либо культурной «диффузии»: к этому моменту Египет был уже эллинизирован, а Месопотамия с ее зиккуратами лежала в руинах. Более раннее рождение культуры майя позволяет взглянуть на этот вопрос с другой, более здравой, стороны.

Оставив вопрос о майянских пирамидах до следующей главки, здесь я вновь коснусь странных персонажей, чьи изображения дошли до нас.

Иногда в майянской живописи появляется борода: создается впечатление, что она, как и при изображении египетских фараонов или ассирийских царей, исполняла символическую роль. В Египте и Ассирии она делала государя воплощением бородатых Осириса или Гильгамеша, мифических царей-богов, к которым возводили свой род цари исторические. В отличие от египтян и ассирийцев, борода индейцам совершенно несвойственна, так что они однозначно изображали ее только как напоминание о древних бородатых правителях, установивших традицию единоличной власти.

Но откуда эти правители пришли на земли Мезоамерики? Остается лишь один адресат — восток: то есть либо Атлантида и те ее цари, которые, согласно Платону, владели как раз этой частью «противолежащего материка», либо же пришельцы с островов, оставшихся на ее месте, и из Средиземноморья, где еще не установилась гегемония римско-греческой цивилизации.

В музее Пибоди при Гарвардском университете хранятся майянские сосуды, изображения на которых пока по-настоящему не привлекли внимание атлантологов. Между тем некоторые фигуры, изображенные в различного рода дворцовых и храмовых сценах, имеют черный или белый цвет кожи! Они стоят рядом с краснокожими майя, поэтому подобная раскраска не может быть причудой художника. Кое-кто из них кажется бородатым — хотя, вероятно, здесь дело только в ритуальном уборе, надетом на голову многих из изображенных.

В данном случае не важно, являются ли черные и белые персонажи майянской керамики на самом деле неграми или европейцами. Важно то, что художник запечатлел в сценах поклонения правителю людей, по крайней мере изображавших из себя представителей других рас! Следовательно, память о восточной прародине и о контактах со Старым Светом у майя была очень сильна.

Еще одно важное наблюдение позволяют сделать изображения, появляющиеся уже в начале II тысячелетия нашей эры на Юкатане — после проникновения сюда воинственных тольтекских племен. Я имею в виду золотые и медные диски, которые американский археолог Томпсон извлек со дна так называемого Колодца Жертв в майянско-тольтекском городе Чичен-Ица. Изображения на них действительно изящны и по своему характеру, по своей пластике напоминают древнегреческие. Поза, поворот головы, экспрессия выгнутого тела человека, у которого владыка-победитель вырывает сердце, — все это имеет аналогии в греческом искусстве. Но еще более поражает, как тольтекские воины и вожди похожи на египетские изображения «народов моря», за два тысячелетия до того обрушившихся на долину Нила!

Временная дистанция позволяет проводить только аналогии. Однако тольтекские воины продолжают традицию вооружаться и украшать себя перьями именно так, как это было свойственно большей части американских культур. Параллели той же традиции мы видим и у европейских наследников «народов моря» — карийцев, филистимлян, греков, этрусков. Думаю, и в том и у другом случае имелся единый источник.