Вюрцбург, Германия

Осенью 1885 года я готовилась оставить свой дом в Швеции... намереваясь провести зиму у моих друзей в Италии и по случаю навестить по пути фрау Гебхард в ее имении в Эльберфельде [Германия], которой я обещала нанести визит.

По причине моего предстоящего отсутствия я была занята приведением в порядок всевозможных дел, и именно тогда произошел один случай, естественно, не единственный в моей жизни, но этот выходил за рамки обычного. Я разбиралась и откладывала в сторону статьи, которые намеревалась взять с собой в Италию, когда услышала голос, сказавший: "Возьми эту книгу, она принесет тебе пользу в твоем путешествии". Тут я должна заметить, что я обладаю способностями ясновидения и яснослышания, которые у меня развиты довольно сильно. Я бросила взгляд на рукописный том, лежавший на верху горы вещей, которые я собиралась упрятать под замок до своего возвращения. Определенно, эта вещь была довольно странным vade mecum [32] для отдыха, поскольку это был сборник статей о Таро и выдержек из Каббалы, который составил для меня один мой друг. Тем не менее я решила все-таки взять его с собой, и положила книгу на дно одного из моих дорожных чемоданов.

Наступил последний день моего пребывания в Швеции, в октябре 1885 года, и я отправилась в Эльберфельд, где меня ожидал сердечный и радостный прием со стороны фрау Гебхард... Однако приближалось время моего отъезда в Италию. Мои друзья не переставали настаивать на том, чтобы я присоединилась к ним, и в конце концов окончательная дата моего отъезда была определена.

Когда я сказала фрау Гебхард, что собираюсь покинуть ее через несколько дней, она заговорила со мной о письме, полученном ею от Е.П.Б.... Она была больна и испытывала душевную депрессию. Ее единственными компаньонами были ее слуга и индийский джентльмен... "Съездите к ней, - сказала фрау Гебхард, - она нуждается в сочувствии, и вы смогли бы взбодрить ее..."

Я стала раздумывать над этим... Фрау Гебхард была искренне польщена, когда я сообщила ей о своем решении и показала ей письмо, которое я написала Старой леди в Вюрцбург с предложением провести с ней несколько недель, если она того пожелает... Письмо было отправлено, и мы с нетерпением принялись ждать ответа. Когда, наконец, это письмо легло на стол, мы очень волновались при мысли о том, что там может быть написано, но опасение вскоре превратилось в отчаяние со стороны фрау Гебхард и в разочарование с моей, когда мы обнаружили там не что иное, как простой вежливый отказ... Госпожа Блаватская сожалела, но у нее не было для меня комнаты; кроме того, она была настолько занята работой над "Тайной Доктриной", что у нее не было времени развлекать посетителей, но она выражала надежду, что мы можем устроить встречу, когда я буду возвращаться из Италии обратно... Когда первоначальное разочарование прошло, я с надеждой устремила свои мысли на юг.

Мой багаж вскоре был приготовлен и у двери меня уже ждал кэб, как вдруг мне подали телеграмму, в которой говорилось вот что: " Немедленно приезжайте в Вюрцбург, как можно скорее. - Блаватская ".

Нетрудно себе вообразить, в какое изумление повергло меня это послание... Ничего против я не имела... и вместо билета в Рим взяла билет в Вюрцбург...

Вечером, когда я добралась до места пребывания госпожи Блаватской и стала подниматься по лестнице, мое сердце забилось учащенно и я думала о том, какой прием меня здесь ожидает...

Госпожа Блаватская тепло приветствовала меня и, выразив гостеприимство, произнесла: "Я должна извиниться перед вами за столь странное поведение. Я честно скажу, что у меня не было желания видеть вас. У меня здесь только одна спальня, и я подумала, что вы, должно быть, утонченная дама и не станете делить со мной одну комнату. Вероятно, мой привычный образ жизни отличается от вашего. Раз вы приехали ко мне, то вам придется, как я понимаю, смириться со многими вещами, которые покажутся вам невыносимыми неудобствами. Именно поэтому я приняла решение отклонить ваше предложение и написала вам письмо в этом духе; но уже после того как я отправила это письмо, со мной говорил Учитель, и он сказал мне, что я должна была попросить вас приехать. Я никогда не противоречу ни единому слову Учителя и поэтому сразу отослала телеграмму. С того момента я постаралась сделать эту спальню более обитаемой. Я приобрела большую перегородку, которой комнату можно разделить так, чтобы вы жили в одной половине, а я - в другой, и я очень надеюсь на то, что это не причинит вам слишком больших неудобств".

Я ответила, что к каким бы условиям мне ни пришлось приспосабливаться, я с большой охотой пойду на эти жертвы ради того, чтобы испытать удовольствие от пребывания рядом с ней.

Хорошо помню, что когда мы вместе отправились в столовую, чтобы выпить чаю, она вдруг резко сказала мне, как о чем-то, что уже давно волнует ее ум:

- Учитель говорит, что у вас есть для меня книга, которая мне очень нужна.

- Нет, не может быть, - отвечала я, - у меня нет с собой книг.

- Вспомните-ка получше, - сказала она. - Учитель говорит, что он в Швеции сказал вам взять с собой книгу о Таро и Каббале.

Тогда я припомнила те обстоятельства, о которых упомянула ранее. С того момента как я положила этот томик на дно чемодана, он ни разу не попался мне на глаза и я совершенно о нем забыла. Я поспешила в спальню, открыла чемодан, докопалась до самого дна и отыскала его в том же самом углу, куда я его сунула, складывая вещи в Швеции, - он так и лежал там нетронутый. Но это было не всё. Когда я вернулась в столовую, держа книгу в руке, госпожа Блаватская сделала мне знак и воскликнула: "Подождите, не открывайте ее пока! Теперь откройте на странице десятой и в шестой строке найдите следующие слова..." - И она процитировала абзац.

Я открыла книгу, которая, если вы помните, не была напечатанной, так что у Е.П.Б. не могло быть ее экземпляра, это была просто толстая написанная от руки тетрадь, в которой... содержались выписки и выдержки, сделанные одним моим другом лично для меня, но как бы там ни было, на той странице и в той строке, которые она указала, я обнаружила те самые слова, какие она произнесла.

Подавая ей книгу, я рискнула спросить, зачем она ей понадобилась.

"А, - ответила она, - для "Тайной Доктрины". Эта моя новая работа, которой я так занята. Учитель собирает для меня материал. Он знал, что у вас есть эта книга, и велел вам привезти, чтобы я могла иметь ее под рукой в качестве справочного материала".

В тот первый вечер работа стояла, но на следующий день я начала осознавать, каким был образ жизни Е.П.Б. и каким, вероятно, станет и мой на то время, пока я буду оставаться с ней.

Описание одного отдельного дня может дать представление о том, как обычно протекала ее жизнь в тот период.

В 6 часов я проснулась оттого, что слуга принес чашечку кофе для госпожи Блаватской, которая после этого небольшого подкрепления поднималась, одевалась и к 7 часам уже садилась за письменный стол в своем кабинете.

Она сказала мне, что такова ее неизменная привычка и что завтрак будет подан в восемь. После завтрака она опять усаживалась за письменный стол, и рабочий день начинался всерьез. В час дня подавался обед, при начале которого я звонила в небольшой ручной колокольчик, чтобы позвать Е.П.Б. Иногда она приходила сразу, но бывало ее дверь оставалась закрытой час за часом, до тех пор, пока наша прислуга-шведка не приходила ко мне чуть ли не со слезами на глазах, спрашивая, что теперь делать с обедом госпожи, который остывал, высыхал, подгорал и вообще портился. Наконец, появлялась Е.П.Б., измотанная столь многочасовым утомительным трудом и спешкой, и тогда ей готовили еще один обед или я посылала в отель для того, чтобы ей принесли какой-нибудь еды.

В 7 часов она откладывала рукопись в сторону и шла пить чай, а затем мы приятно коротали вечер вместе.

Удобно устроившись в своем большом кресле, Е.П.Б. обычно доставала карты и принималась раскладывать пасьянс, - как она говорила, для того, чтобы ее ум отдыхал. Казалось, что механическая процедура перекладывания карт позволяла ее уму освободиться от напряжения сосредоточенного труда, накопившегося за рабочий день. Вечерами она никогда не говорила о теософии. Умственная концентрация в течение дня была настолько сильной, что более всего остального она нуждалась в отдыхе, поэтому я приносила ей как можно больше журналов и газет, какие только могла достать, и из них зачитывала ей вслух те статьи и выдержки, которые, как я полагала, могут представить для нее наибольший интерес или позабавить ее. В 9 часов она отправлялась в кровать, где со всех сторон окружала себя своими русскими газетами и читала их до поздней ночи.

Вот так однообразно и проходили наши дни; единственным изменением, которое стоит отметить, являлось то, что иногда она оставляла открытой дверь между кабинетом, где она работала, и столовой, где сидела я, и тогда время от времени мы затевали с ней беседы, или я писала для нее письма, или мы обсуждали содержание тех писем, которые получили...

Тихая кабинетная жизнь продолжалась некоторое время, и работа постепенно продвигалась, пока вдруг однажды утром на нас не обрушился "удар грома"... Безо всякого предупреждения Е.П.Б. получила экземпляр хорошо известного доклада Общества психических исследований... Я никогда не забуду ни этот день, ни тот наполненный слепым и безнадежным отчаянием взгляд, который она обратила ко мне, когда я вошла в ее кабинет и обнаружила ее сидящей за столом с открытой книгой в руках.

"Это, - воскликнула она, - карма Теософского общества, и все это валится на меня! Я - козел отпущения! Мне приходится нести на себе все грехи этого Общества, а теперь, когда ко мне прилепили ярлык величайшего обманщика века и русской шпионки, кто же теперь станет читать "Тайную Доктрину"? Как я смогу продолжать работу Учителей? Ох эти проклятые феномены, которые я проводила лишь для того, чтобы доставить удовольствие моим друзьям и наставить на путь тех, кто был вокруг меня. Какая чудовищная карма! Как же я переживу это? Если я погибну, вся работа Учителей полетит в тартарары, а Общество просто развалится!"

В первом порыве своего неистовства она даже не прислушивалась к доводам разума. Она повернулась ко мне, говоря при этом: "А вы почему не уходите? Почему не покидаете меня? Вы ведь графиня, вы не можете оставаться здесь с такой персоной, как я, с той, которую выставили на посмешище перед всем миром, на которую все кто не попадя будут тыкать пальцами как на самую изощренную трюкачку и мошенницу. Исчезните, пока и вас заодно тоже не запачкали всей этой постыдной грязью".

"Е.П.Б., - сказала я, когда мои глаза встретили ее пристальный взгляд, - вы знаете, что ваш Учитель жив, и что он - ваш Учитель, и что Теософское общество было основано Им. Так как же оно может исчезнуть? И поскольку я это знаю так же, как и вы, поскольку для меня эта истина остается вне всяких сомнений, как вы могли хотя бы на секунду допустить ту мысль, что я отрекусь от вас и от того дела, которому все мы поклялись верно служить? Даже если все члены Теософского общества окажутся предателями по отношению к этому делу, вы и я - мы останемся ему верны и будем работать и ждать, пока снова не наступят лучшие времена".

...Мало приходится удивляться тому, что в эти неспокойные дни продвижение работы над "Тайной Доктриной" совершенно прекратилось и что когда, в конце концов, работа возобновилась, то оказалось весьма трудно достичь той отрешенности и спокойствия ума, которые для нее были необходимы...

Однажды в один из этих дней, войдя в кабинет Е.П.Б., я обнаружила, что весь пол забросан листами забракованной рукописи. Я поинтересовалась причиной этого беспорядка, и она ответила: "Да, я уже двенадцать раз пыталась написать эту одну страницу правильно, но каждый раз Учитель говорил, что это неверно. Думаю, я сойду с ума от такого количества вариантов, однако оставьте меня в покое, я не могу прерваться, пока не решу эту задачу, даже если мне придется работать всю ночь напролет".

Я принесла ей чашку кофе, чтобы освежить и поддержать ее, а потом оставила ее один на один в ее утомительной борьбе с этой проблемой. Через час я услышала ее голос, она звала меня, и, войдя, я обнаружила, что наконец-то этот пассаж был, к ее полному удовлетворению, завершен, но этот труд был совершенно ужасен, а результаты в тот период часто были незначительными и неопределенными.

Когда она откинулась на спинку кресла, наслаждаясь сигаретой и отдыхом после трудового подвига, я присела на поручень и спросила ее, как получается, что она допускает ошибки при записи того, что ей дается? Она ответила: "Понимаете, я делаю все возможное, чтобы описать то, что наблюдаю перед собой в пространстве; я фиксирую на этом свой взгляд и свою волю, и вскоре картина за картиной начинают проходить передо мной, подобно сценам в диораме. Или, если мне нужно справиться и получить сведения из какой-нибудь книги, я концентрирую свой ум, и тогда возникает астральная копия той книги, откуда я беру все, что мне нужно. Чем полнее мой ум освобождается от всех отвлекающих и мешающих мыслей, чем большей энергией и намерением он обладает и тем легче мне достичь цели; но сегодня, после всех неприятностей, которые достались на мою долю... я не могла добиться требуемой концентрации, и при каждой очередной попытке я неправильно воспроизводила нужные цитаты... Учитель сказал, что теперь все в порядке, так что давайте-ка пойдем выпьем немного чаю..."

...Имея настолько близкие, почти семейные отношения с Е.П.Б., какие были у меня в то время, я становилась свидетелем множества феноменов, происходивших вокруг нее.

Одно происшествие, повторявшееся в течение долгого времени, убедило меня в том, что невидимые стражи охраняли ее и заботились о ней. Начиная с первой ночи, которую я провела в ее комнате, и до отъезда из Вюрцбурга я слышала регулярно повторявшиеся серии стуков на столе около ее кровати. Они начинались каждый вечер в10 часов и продолжались с интервалом в 10 минут до 6 часов утра. Это были четкие, ясные стуки, подобных которым я больше не слышала нигде и никогда. Иногда я брала в руки часы и на протяжении часа слушала, и каждый раз, как только проходило 10 минут, с абсолютной регулярностью раздавались эти стуки. При этом было неважно, спит Е.П.Б. или бодрствует, - это не оказывало влияния ни на сам феномен, ни на его неизменную постоянность.

Когда я попросила ее объяснить мне, что это за стуки, то она сказала, что это - побочный эффект того, что можно назвать психическим телеграфом, с помощью которого поддерживается ее связь с Учителями, чтобы челы могли наблюдать за ее физическим телом, в то время как ее астрал покидает его.

...Другой случай... доказал мне, что около нее присутствовали силы, чью природу и чьи действия нельзя объяснить общепринятыми теориями о содержании и состоянии материи.

Как я уже говорила, у госпожи Блаватской было обыкновение по вечерам читать в постели русские газеты, и ее лампа крайне редко гасилась раньше полуночи. Между моей кроватью и этой лампой имелась перегородка, но ее яркий свет, отражаясь от потолка и стен, довольно часто тревожил мой сон. Однажды эта лампа все еще горела, когда пробило час ночи. Я никак не могла заснуть, и, слыша ровное дыхание Е.П.Б. за перегородкой, я поднялась, тихонько прокралась на ее сторону, подошла к лампе и погасила ее. В спальне постоянно присутствовал тусклый свет, который проникал сюда от ночника, горевшего в кабинете, поскольку дверь между кабинетом и спальней оставляли открытой. Я погасила лампу и направлялась обратно, когда она вдруг снова разгорелась, ярко осветив комнату. Я про себя подумала: что за странная лампа, насос в ней не работает что ли? Я снова положила руку на насос и внимательно наблюдала, как исчезает огонь, и даже после этого еще минуту подержала руку на лампе. Затем я отпустила насос и постояла еще с минуту, наблюдая, и вдруг, к моему удивлению, снова появилось пламя, и лампа засветилась чуть ли не еще ярче. Это меня совершенно озадачило, и я решила стоять возле этой лампы хоть всю ночь, если придется, и гасить ее до тех пор, пока не пойму причины этих странностей. В третий раз я нажала на насос и закручивала его до тех пор, пока лампа не погасла окончательно, потом отпустила его, внимательно наблюдая за тем, что теперь произойдет. И в третий раз лампа загорелась, и на этот раз я рассмотрела коричневую руку, которая медленно и тихо поворачивала ручку лампы. Поскольку я была в некоторой степени знакома с астральными силами и астральными сущностями на физическом плане, я без всяких затруднений пришла к выводу, что это была рука челы, и, подумав, что есть какая-то реальная причина для того, чтобы лампа осталась горящей, я вернулась в свою постель. Однако в ту ночь меня не оставляло в покое чувство любопытства и упрямства. Я хотела узнать побольше, и поэтому я позвала: "Госпожа Блаватская!" потом громче: "Госпожа Блаватская!", и потом еще раз: "Госпожа Блаватская!" Внезапно в ответ я услышала восклицания: "О, мое сердце, мое сердце! Графиня, вы меня чуть не прикончили, - и потом снова: - О, мое сердце, мое сердце!" Я рванулась к постели госпожи Блаватской. "Я была с Учителем, - прошептала она, - зачем вы позвали меня?" Я очень перепугалась, потому что ее сердце билось под моими ладонями в совершенно бешеном ритме.

Я дала ей дозу дигиталиса и сидела возле нее до тех пор, пока симптомы не прошли и она более-менее не успокоилась. Потом она рассказала мне, как однажды полковник Олькотт чуть не убил ее тем же самым способом, внезапно позвав ее в тот момент, когда ее астральная форма отсутствовала в теле. Она заставила меня пообещать ей, что я больше не буду проводить с ней подобных экспериментов, и я с готовностью обещала ей это, переполняясь горем и состраданием оттого, что подвергла ее таким мучениям...

В Вюрцбурге у нас была небольшая, но очень уютная квартира; комнаты были просторные, с высокими потолками и располагались на первом этаже, так что Е.П.Б. могла легко и удобно передвигаться. Но за все то время, что я с ней провела, я лишь трижды смогла убедить ее выйти на свежий воздух. Похоже, она получала удовольствие от этих прогулок, но приготовления к ним и всякие усилия, которые приходилось при этом совершать, ее утомляли, и она считала их просто глупой тратой времени. У меня было обыкновение ежедневно... выходить на получасовую прогулку, поскольку я полагала, что свежий воздух и движение способствуют хорошему здоровью.

Я припоминаю один любопытный инцидент, связанный с одной из таких прогулок... Проходя мимо парфюмерного магазина, я увидела в витрине в стеклянной чаше мыло. Я вспомнила, что мне как раз было нужно купить мыло, я зашла в магазин и выбрала кусок из этой чаши. Я видела, как продавец завернул его в бумагу, взяла сверток из его рук, положила его к себе в карман и продолжила прогулку. Вернувшись в наши апартаменты, я прошла прямо в свою комнату, не заходя к Е.П.Б., и сняла шляпу и плащ. Вынув из кармана сверток, я развязала бечевку, начала разворачивать обертку и вдруг нащупала внутри небольшой сложенный листок бумаги. Тут я подумала, как люди любят повсюду всовывать рекламу, даже к куску мыла и то положили! Но потом я внезапно вспомнила, что видела сама, как человек завязывал этот сверток и совершенно точно, что ничего он туда не засовывал. Это показалось мне странным, и когда эта бумажка выпала на пол, я наклонилась, подняла ее, развернула и обнаружила там несколько замечаний, посланных мне Учителем Е.П.Б., которые были написаны его собственным почерком, - я часто видела его прежде. Это было объяснение нескольких феноменов, которые привели меня в состояние недоумения несколько дней назад, и еще кое-какие указания относительно того, что мне следует предпринять в будущем. Это происшествие было для меня особенно интересным, поскольку оно произошло без ведома Е.П.Б. и независимо от нее, ибо сама она в это время с отрешенным видом сидела в своей комнате, работая над рукописью...

Я здесь подробно описываю многие факты, которые не связаны напрямую с работой над "Тайной Доктриной", но мне кажется, что узнавая некоторые подробности жизни Е.П.Б. в то время, читатель сможет получить лучшее представление о той женщине, которая является автором этого грандиозного труда.

В течение многих дней она сидела там, работая долгие часы, и мало что могло сравниться по монотонности и утомительности с ее жизнью, если посмотреть на нее с точки зрения постороннего человека. Но, я думаю, что в то время она в большей степени жила во внутреннем мире, и там ей представлялись видения и картины, которые компенсировали ей мрачность повседневной жизни. Однако у нее имелась одна довольно чудная вещица, которая развлекала ее. Перед ее письменным столом на стене висели часы с кукушкой, и эти часы временами вели себя совершенно необыкновенным образом. Иногда они громко звонили, как колокол, а потом вздыхали и стонали, как одержимые, и куковали самыми неожиданными способами. Наша служанка Луиза... очень сильно их боялась и однажды с благоговейным ужасом сообщила нам, что она считает, будто там живет дьявол. "Не то чтобы я верила в существование дьявола, - сказала она, - но эта кукушка иногда почти разговаривает со мной".

Это так и было. Однажды утром я вошла в комнату и увидела то, что показалось мне похожим на лучи электрического света, которые выходили из часов во всех направлениях. Когда я сообщила об этом Е.П.Б., она сказала в ответ: "А, это всего лишь психический телеграф, они его просто усиливают сегодня вечером, это для завтрашней работы". Проживая в такой обстановке и находясь в постоянном контакте с этими обычно невидимыми силами, я начинала чувствовать, что все это представляется мне истинной реальностью, а внешний мир кажется смутным и безрадостным...

Зима пронеслась, наступила весна, и вот однажды утром Е.П.Б. получила письмо от подруги, с которой она была знакома уже несколько лет... мисс Эмили Кислингбери. Та писала, что собирается приехать и навестить нас... Также в тот момент у нас гостили герр и фрау Гебхарды... Поскольку весна была в разгаре, наступало время подумать о наших летних планах, и Е.П.Б. решила провести летние месяцы в Остенде со своей сестрой и племянницей.

Фрау Гебхард волновалась в связи с тем, что ей нужно нанести короткий визит в Австрию, и она уговорила меня поехать вместе с ней до Кемптена... Мы согласовали наши планы и приступили к решению трудной задачи - надо было упаковать вещи. Через несколько дней все коробки Е.П.Б. были завязаны и запечатаны, и мы были готовы отправиться в столь многообещающее путешествие. Мисс Кислингбери возвращалась в Лондон и любезно согласилась проводить Е.П.Б. до Остенде...

Переезды для Е.П.Б. всегда представляли огромную трудность, и я с отчаянием смотрела на ее девять коробок, которые нужно было погрузить в железнодорожный вагон. Мы поехали на вокзал очень рано, и там мы усадили Е.П.Б. [в зале ожидания], окружив ее многочисленными пожитками, а сами отправились договариваться с проводником, чтобы он посадил ее, мисс Кислингбери и служанку Луизу в отдельное купе... Затем нам предстояла серьезная задача по погрузке всего багажа, который включал в себя подушки, покрывала, саквояжи и еще драгоценную коробку с рукописью "Тайной Доктрины"... Ну а бедной Е.П.Б., которая в течение многих недель не покидала своей комнаты, пришлось пройти по всей платформе, и ей это удалось с большим трудом. Мы удобно устроили ее и уже хотели порадоваться, что вся эта утомительная суматоха удачно завершилась, как вдруг к нашей двери пробрался какой-то чиновник и начал страшно возмущаться, что вагон загромоздили этими коробками. Он говорил по-немецки, Е.П.Б. отвечала по-французски, и я уже начала впадать в панику по поводу того, чем все это может завершиться, когда, наконец, к счастью, раздался свисток, и поезд тронулся...

ДЖУЛИЯ В. КЕЙТЛИ^[81]

(супруга Арчибальда Кейтли)