Принцип историзма

Главное, что Маркс воспринял у Гегеля, — это историзм. Челове­ческая история, согласно Марксу, это череда типов общества, кото­рые с закономерной последовательностью сменяют одна другую. Иными словами, история — это естественноисторический процесс. В этой характеристике заключался парадокс, который, тем не менее, точно характеризовал мысль Маркса. История воспринималась в то время прежде всего как продукт разула и в этом смысле как процесс

неестественный. Маркс соглашался с тем, что историю творят люди, наделенные разумом, но подчеркивал, что их деятельность поставле­на в жесткие рамки. С одной стороны, заданы объективные условия этой деятельности, включая те, что созданы предшествующими по­колениями, с другой — она упирается в противоречивость интересов людей, и это диктует логику событий, над которой индивиды не вла­стны. Именно поэтому Маркс говорил о собственной, объективной — и в этом смысле естественной - логике истории. Это процесс нерав­номерный, проходящий различные фазы и стадии, но, тем не менее, закономерный и потому доступный объективному познанию.

Вслед за Гегелем Маркс видел в общественной системе органичес­кое целое и рассматривал социальную историю как закономерную смену общественных «организмов», которые он назвал «обществен­но-экономическими формациями». Как всякий организм, обществен­ная формация проходит жизненный цикл от своего рождения до сво­ей гибели. Все формации, кроме первичной, имеют структуру, глав­ными элементами которой выступают общественные классы, т.е. груп­пы людей со сходным социальным положением и общими интереса­ми. Отношения между основными классами каждой формации оп­ределяют возможности и границы общественного прогресса в рам­ках данной формации и в конечном счете ее судьбу. Так, когда раб­ский труд стал проигрывать в конкуренции с трудом самостоятель­ного крестьянина, рабовладельческая формация ушла с историчес­кой арены вместе с ее основными действующими лицами — рабами и рабовладельцами. Самостоятельный крестьянин из второстепенной фигуры рабовладельческого общества превратился - наряду с собст­венником земли — в главное действующее лицо новой, феодальной общественно-экономической формации. Точно так же в недрах фе­одализма зародилось «третье сословие» — купцы, ремесленники и их подмастерья, которые в дальнейшем стали ядром следующей, капи­талистической формации, пришедшей на смену феодальным отно­шениям.

Маркс распространил эту логику и на капитализм - главный объ­ект своего анализа. Он считал, что формация, основанная на капита­листической рыночной экономике — отнюдь не окончательное воца­рение разума, как верили многие «классики»,-а очередной, такой же преходящий, как все остальные, этап истории. Переосмысливая клас­сическую политэкономию, он вместе с исторической школой (см. гл. 8) отверг ее претензии на открытие истин, не зависимых от условий вре­мени и пространства, но — в отличие от исторической школы — он при­знал ее в качестве теории одной из формаций — капиталистической. Таково Марксово решение конфликта между историзмом и научнос-

А

I шью: экономические законы действуют и могут служить объектом познания, но они историчны, т.е. их общезначимость ограничена от­дельными ступенями развития общества.

Во многом следуя за экономистами-классиками, Маркс, одна­ко, сместил фокус своего внимания, Его особенно интересовали те закономерности функционирования и развития капитализма, ко-горые подрывают его устойчивость и превращают в препятствие об­щественного прогресса. Если Смит исходил из гармоничности ры­ночной экономики с ее «невидимой рукой», направляющей част­ные интересы к общественному благу, то Маркс, напротив, искал и капитализме противоречия и конфликты, полагая вслед за Гегелем, что именно познание противоречий дает ключ к пониманию тен­денций развития изучаемого объекта. Марксова критика классиче­ской политической экономии имела, соответственно, два аспекта: Маркс выступал ее внутренним критиком и продолжателем — в этом качестве он выявлял слабые точки доктрины и предлагал пути ее укрепления; одновременно он был ее внешним критиком, который сквозь призму внутренних противоречий капитализма обнажал пласт экономической реальности, вовсе ускользавший от внимания jKOHOMHCTOB-классиков, и тем самым демонстрировал принципи­альную ограниченность их подхода.