Изменение представлений о работе

Трансформация наших представлений о работе будет на этот раз более сложным делом. Когда в сельском хозяйстве физический труд стал вытесняться механизированными системами, миллионы высвободившихся работников могли мигрировать в города, где можно было найти квалифицированную и неквалифицированную работу на фабриках. Когда фабрики начали автоматизировать производство, миллионы синих воротничков сменили рубашки, повысили квалификацию и стали частью армии белых воротничков в процветающей сфере обслуживания. А когда и в этой сфере начался процесс замены массового живого труда на интеллектуальные технологии, рабочая сила мигрировала в сферы социальной помощи и развлечений, такие как медицинский уход, социальная работа, индустрия развлечений и туризм.

Сегодня, однако, все четыре сектора — сельскохозяйственный, промышленный, обслуживания, социальной помощи и развлечений — заменяют массовый наемный труд на специализированный, высокотехнологичных труд и непрерывно усложняющиеся интеллектуальные технологические системы. В связи с этим возникает вопрос: что будет с миллионами наемных работников промышленной эры, когда мир пройдет стадию создания инфраструктуры третьей промышленной революции и перейдет к эре полностью распределенного сотрудничества? В определенном смысле трансформация представлений о работе на этот раз будет более походить на великий переворот, произошедший, когда миллионы крестьян избавились от крепостной зависимости в феодальной системе и стали свободными людьми и наемными работниками в рыночной экономике.

Проблема заключается в том, что́ мы будем понимать под работой, а не в том, как осуществить переподготовку рабочей силы. Существует четыре сферы, где люди могут работать: рыночный сектор, государственный сектор, неофициальная экономика и гражданское общество. Рыночная занятость, как мы выяснили, будет сокращаться с внедрением интеллектуальных технологических систем. Правительства по всему миру также сокращают своих служащих и внедряют интеллектуальные технологии в самых разных областях, от сбора налогов до военной службы. Неофициальная экономика, которая включает в себя домашнее производство, натуральный обмен и, в предельном случае, черный рынок и криминальную экономическую деятельность, скорее всего, тоже будет сокращаться по мере превращения традиционных обществ в высокотехнологичные.

Таким образом, у нас остается только гражданское общество в качестве потенциальной сферы занятости. Эту сферу нередко называют третьим сектором, намекая на ее меньшую значимость по сравнению с рыночным и государственным секторами. Организации в этой сфере также называют пренебрежительно «некоммерческими» и «неправительственными», определяя их негативно через то, чем они не являются.

Гражданским обществом называют сектор, где люди создают социальный капитал и где представлен широкий диапазон участников — религиозные и культурологические организации, образовательные и исследовательские группы, оздоровительные группы, социальные службы, спортивные организации, экологические группы, службы по организации отдыха и масса общественных организаций, целью которых является поддержание социальных связей.

Хотя гражданское общество зачастую считают нижним уровнем социальной жизни и придают ему намного меньшее значение, чем экономике и государству, оно является главной ареной, на которой развивается цивилизация. Мне не известны такие случаи в истории, чтобы люди сначала создавали рынки и государства, а потом культуру. Это рынки и государства являются продолжением культуры, поскольку именно в культуре формируются социальные идеи, которые объединяют нас как народ, позволяют нам сопереживать друг другу как в расширенном, условном семействе. Общее наследие позволяет нам смотреть на себя как на сообщество и чувствовать доверие, без которого создание и сохранение рынков и государств невозможно. Гражданское общество — это место, где генерируется социальный капитал, то есть накопленное доверие, который инвестируется в рынки и органы власти. Если рынки и государство разрушат социальное доверие, вложенное в них, то люди в конечном итоге перестанут поддерживать их или заставят провести реорганизацию первых двух секторов.

Гражданское общество также является развивающейся экономической силой. Анализ более 40 стран, проведенный в 2010 г. Центром исследований гражданского общества Джона Хопкинса, показал, что операционные расходы третьего сектора достигают $2,2 трлн. В восьми странах, по которым есть полные данные (США, Канада, Франция, Япония, Австралия, Чешская Республика, Бельгия и Новая Зеландия), на третий сектор приходится в среднем 5% ВВП. Это означает, что вклад некоммерческого сектора в ВВП этих стран в настоящее время превышает вклад коммунальных служб, включая электроэнергетику, газоснабжение и водоснабжение, как ни удивительно, равен вкладу строительной индустрии (5,1% ВВП) и приближается к доле банков, страховых компаний и финансовых услуг (5,6% ВВП). Некоммерческий сектор приближается по вкладу в ВВП и к транспортному сектору, складскому хозяйству и коммуникациям (примерно 7% ВВП) [12].

Довольно неожиданно, но во многих странах на третий сектор также приходится значительное число рабочих мест. Наряду с миллионами людей, работающих в организациях гражданского общества на общественных началах, миллионы людей работают в них на платной основе.

Некоммерческие организации обеспечивают занятость, эквивалентную полной, 56 млн работников, или 5,6% экономически активного населения в 42 странах, участвовавших в анализе [13]. Численность работников некоммерческого сектора в настоящее время превышает численность рабочей силы любого традиционного рыночного сектора в этих странах, включая строительство, транспорт, коммунальные службы, коммуникации и большинство производственных отраслей. Наиболее высокий рост некоммерческого сектора отмечается в Европе, которая превосходит в этом отношении даже США. В Нидерландах, например, на некоммерческий сектор приходится 15,9% оплачиваемых рабочих мест. В Бельгии 13,1% всех работников трудятся в некоммерческой сфере, в Великобритании — 11%, в Ирландии — 10,9%, а во Франции — 9%. В США на некоммерческий сектор приходится 9,2% рабочих мест, а в Канаде — 12,3% [14].

Еще интереснее то, что третий сектор является самым быстрорастущим работодателем во многих частях света. Во Франции, Германии, Нидерландах и Великобритании некоммерческий сектор давал 40% совокупного роста занятости, или 3,8 млн рабочих мест в период между 1990 и 2000 гг. [15]

Многие ошибочно считают, что третий сектор полностью зависит от пожертвований частных лиц и компаний и правительственных грантов, а потому не способен функционировать самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы создавать миллионы рабочих мест. В действительности, однако, плата за услуги и продукты дает примерно 50% совокупной выручки третьего сектора в 42 странах, участвовавших в анализе, правительственная поддержка составляет 36%, а на частные пожертвования приходится всего 14% выручки [16].

Немало самых способных молодых людей на планете отказываются от традиционной работы на рынке или в государственном секторе и переходят в некоммерческий сектор. Причина в том, что распределенный и ориентированный на сотрудничество характер третьего сектора делает его более привлекательной альтернативой для поколения, которое выросло на Интернете и привыкло к общению в его социальных пространствах. Как и открытые сообщества, которые составляют движущую силу виртуального пространства, третий сектор дает людям возможность делиться своими талантами и энергией друг с другом ради наслаждения общением. Как и Интернет, гражданское общество исходит из основополагающей идеи о том, что посвящение себя целям более широкого сетевого сообщества повышает социально-культурную значимость не только группы в целом, но каждого из ее членов.

В отличие от рынка, где взаимоотношения между людьми являются целенаправленными и преследуют корыстные интересы, в третьем секторе сами взаимоотношения являются конечной целью и, таким образом, имеют внутреннюю, а не просто утилитарную ценность.

Гражданское общество, по всей видимости, станет таким же источником занятости, как и рыночный сектор, к середине столетия по той простой причине, что создание социального капитала связано с взаимодействием людей, а создание рыночного капитала все больше зависит от интеллектуальных технологий. Рост занятости в гражданском обществе будет обеспечивать все более значимую долю потребительских доходов, необходимых для приобретения товаров и услуг во все более интеллектуальной и автоматизированной глобальной экономике.

Если промышленные революции XIX и XX веков освободили людей от феодальной зависимости и рабского труда, то третья промышленная революция и эра сотрудничества, к которой она ведет, освобождают людей от машинного труда и дают им возможность включиться в более глубокую игру — именно в этом и заключается смысл общения, установления социальных контактов. Я использую термин глубокая игра, поскольку говорю не о легкомысленном развлечении, а о сопереживании другим людям. Глубокая игра — это способ взаимодействия с другими, способ самовыражения и установления контактов с более широкими и всеобъемлющими сообществами разных форм жизни в наших общих поисках единства. Третий сектор — это место, где мы участвуем, хотя бы на простейшем уровне, в самом важном деле жизни — постижении смысла нашего существования.

В своей работе «Письма об эстетическом воспитании человека», написанной в 1795 г., на заре рыночной эры, Фридрих Шиллер замечает, что «человек играет только тогда, когда он в полном смысле слова человек, и он в полной мере является человеком, только когда играет» [17].

В XIX и XX веках условием, дававшим право считаться человеком, было индивидуальное усердие, а цель жизни заключалась в превращении в производительного работника. На протяжении многих поколений люди становились машинами в бесконечной гонке за достижение материального благополучия: мы жили для того, чтобы работать. Третья промышленная революция и эра сотрудничества открывают перед человечеством возможность освободиться от оков механизированной жизни, встроенной в утилитарный мир, и почувствовать себя свободным: жить, чтобы играть. Французский философ Жан-Поль Сартр усматривал близкое сходство между свободой и игрой. Он писал, что «по мере того, как человек осознает себя свободным и начинает распоряжаться своей свободой… его деятельность превращается в игру» [18]. В дополнение к этому я могу лишь спросить: разве может кто-нибудь чувствовать себя более свободным, чем тогда, когда он играет?

Следующее сорокалетие дает нам бесценную возможность перестроиться. Представителям поколения 2000-х и их детям придется работать и жить в условиях как индустриальной экономики, так и экономики на основе сотрудничества. Последующее поколение, однако, будет все больше и больше находить рабочие места в гражданском обществе и заниматься созданием социального капитала, а в коммерческой сфере живой труд в значительной мере, но не полностью, заменят интеллектуальные технологии.

Освобождение человечества от изнурительной борьбы за экономическое выживание долгое время было мечтой философов. Перспектива воспарить духом и исследовать неосвоенный социальный фронтир в вечном стремлении постичь смысл существования и понять свое место в великой структуре бытия является самым драгоценным даром для любого человека, рожденного в этом мире. Слишком долго нам приходилось тратить несоразмерно большую долю нашей жизни на обеспечение минимальных условий для выживания, оставляя мизерное время на глубокую игру в необыкновенном мире бытия.

Возможность уделять больше времени и внимания развитию гражданского общества и созданию социального капитала очень привлекательна и быстро расширяется в развитых странах по всему миру. Однако нельзя забывать о том, что 40% людей на планете все еще живут на $2 в день и едва сводят концы с концами. Эта трагическая реальность усугубляется пугающей неустойчивостью цен на всё, от основных продуктов питания и строительных материалов до бензина, и влиянием изменения климата на мировое сельскохозяйственное производство, усиливающимся по мере того, как мы втягиваемся в долгую завершающую фазу второй промышленной революции.

В результате третьей промышленной революции перед беднейшими странами, которые не видели ни первой, ни второй промышленных революций, открывается возможность перейти сразу в эру распределенного капитализма в течение следующего полувека. Никто, в том числе и я, не сомневается в сложности стоящей перед нами проблемы. Повышение материального благосостояния 40% населения Земли до такого уровня, который позволяет освободиться от изнурительного и нередко бессмысленного труда в рыночном секторе и в сфере неофициальной экономики и включиться в глубокую игру с целью создания социального капитала, — грандиозная задача. Она осложняется еще и тем, что экономическую жизнь необходимо реорганизовать для уменьшения изменения климата в результате промышленного развития. Тем не менее впервые в истории мы подошли достаточно близко к тому, чтобы хотя бы представить возможность ее решения. Это позволяет мне скромно надеяться на успех.

В ИСТОРИИ ЛЮБОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ неизбежно наступает критический момент, когда приходится кардинально менять направление развития для использования новых перспектив или под угрозой исчезновения. Не всем цивилизациям удавалось трансформироваться вовремя. Однако в прошлом последствия крушения цивилизаций были ограничены и в пространстве, и во времени и никогда не затрагивали наш биологический вид в целом. Что делает нашу ситуацию иной, так это все более высокая вероятность изменения температуры и геохимии планеты в результате изменения климата, которое может привести к массовому вымиранию животных и растений, а вслед за ними и людей как биологического вида.

Критически важной задачей в этих условиях является мобилизация государственного, рыночного и, главное, социального капитала человечества для обеспечения перехода к экономике третьей промышленной революции и постуглеродной эре. Переход такого масштаба должен сопровождаться формированием биосферного сознания. Только когда мы начнем представлять себя частью расширенного глобального семейства, включающего в себя не только людей, но и всех, кто сопровождает человека на протяжении эволюционного развития жизни на Земле, у нас появится возможность спасти наше общее биосферное сообщество и сохранить планету для будущих поколений.