2015-10-14
1439
Отбор произведений, подлежащих переводу на древнерусский язык, определялся потребностями верхов феодального общества. Задачи упрочения христианской морали, новой религии стояли на первом плане, и это обусловило преобладание церковной переводной литературы над светской. Этими же задачами определялся выбор светской повествовательной литературы, которая в свою очередь содействовала выработке светского идеала.
Большой популярностью пользовалась повесть «Александрия», посвященная жизни и подвигам прославленного полководца древности Александра Mакедонского. Повесть эта, созданная после смерти Александра (умер в 323 г. до н.э.), приписывалась перу ученика Аристотеля – Каллисфена. Но Каллисфен умер раньше Александра, поэтому эту древнюю редакцию называют псевдокаллисфеновой. На древнерусский язык повесть переведена в XI- XII вв. Русским читателем она воспринималась как чисто историческая, посвященная описанию жизни и деятельности реальной исторической личности. В ней рассказывалось о необычайном рождении Александра, о его подвигах, воинской доблести, завоеваниях земель, изобилующих всякими чудесами, о ранней его смерти. Повесть изображала Александра как героя, наделенного большим умом, мудростью, жаждой знаний и незаурядными физическими и душевными качествами.
Образ мужественного воина-христианина, защитника границ своего государства, стоит в центре переводной повести «Девгениево деяние». Повесть состоит из двух самостоятельных частей, первая рассказывает о родителях Девгения: отец его аравийский царь Амир, а мать гречанка, похищенная Амиром, но вырученная своими братьями. Она выходит замуж за Амира после того, как тот принимает христианство. Вторая часть посвящена описанию подвигов Девгения, который изображается прекрасным юношей, отличавшимся необыкновенной силой с детских лет. В гиперболическом, чисто былинном плане подчеркивается мужество, сила, храбрость юного Девгения. Присутствует в повести и характерный для фольклора мотив змееборчества: Девгений побеждает четырехглавого змея. Подобно героям русской сказки, Девгений добывает себе невесту – прекрасную Стратиговну, побеждает ее отца и братьев. Вместе с тем Девгений – благочестивый христианский герой: все свои победы он одерживает благодаря постоянному упованию на Бога и божью силу.
В XI – XII вв. была переведена на древнерусский язык «История Иудейской войны» известного еврейского историка Иосифа Флавия под названием «Повесть о разорении Иерусалима». Повесть охватывает большой круг событий – от 167 г. до н.э. до 72 г. н.э. Центральное место занимает описание борьбы восставшего еврейского народа против римских легионов. В переводе широко используются стилистические формулы воинских повестей, отсутствующие в греческом подлиннике. Вообще переводчики внесли свои дополнения, к которым относятся вставки об Иисусе Христе и Иоанне Крестителе, резкие выпады против римлян и отрицательная характеристика Ирода Великого. Древнерусского читателя повесть привлекала своим историзмом (она являлась как бы продолжением Библии) и красочностью описаний военных событий.
Популярность «Истории» была весьма велика и не только потому, что в ней повествовалось об одном из важных событий всемирной истории. Насыщенная боевыми эпизодами, она была созвучна русскому читателю, самому неоднократно испытывавшему тяготы войн и вражеских нашествий.
Средством пропаганды новой христианской морали служили дидактические переводные повести, к которым относятся «Повесть об Акире Премудром» и «Повесть о Варлааме и Иоасафе».
«Повесть об Акире Премудром» – сирийская повесть. Центральное место в произведении занимает образ идеального советника царя, мудрого и добродетельного Акира. Деятельность его подчинена заботам о благе своего государства. Основную часть повести составляют нравоучения – небольшие притчи, завершающиеся афоризмами.
В русском переводе повесть была приспособлена к привычным формам христианской нравоучительной литературы. Нравоучительные притчи и афоризмы повести постепенно приобрели самостоятельное значение и впоследствии включены были в сборник «Пчела».
В «Повести» рассказывается о том, как Акир, советник царя Адорской и Наливской стран (т.е. Ассирии и Ниневии) Синагрипа, по божественному указанию усыновляет своего племянника Анадана. Он вырастил и воспитал его, научил всей премудрости и, наконец, представил царю как своего ученика и преемника. Однако Анадан начинает бесчинствовать в доме Акира, а когда тот пытается его обуздать, осуществляет коварный замысел: подделав почерк Акира, Анадан составляет подложные письма, которые должны будут убедить Синагрипа, что Акир замышляет государственную измену. Царь потрясен мнимой изменой своего советника, а Акир от неожиданности не может оправдаться и лишь успевает испросить разрешение, чтобы вынесенный ему по настоянию Анадана смертный приговор привел в исполнение старый его друг. Акиру удается убедить друга в своей невиновности, друг казнит вместо Акира преступника, а самого Акира прячет в подземелье.
Египетский фараон, услышав о казни Акира, посылает послов к Синагрипу с требованием, чтобы кто-либо из его приближенных построил дом между небом и землей. Синагрип в отчаянии: Анадан, на которого он рассчитывал, отказывается помочь, говоря, что выполнение этой задачи под силу только богу. Тогда друг Акира сообщает царю, что опальный советник жив. Царь посылает Акира в Египет, где он отгадывает все хитроумные загадки, которые предлагает ему фараон. Акир принуждает фараона отказаться от требования о постройке дома: обученные Акиром орлицы поднимают в поднебесье мальчика, который просит подавать ему камни и известь, а египтяне, естественно, не могут этого сделать. Получив дань за три года, Акир возвращается к Синагрипу, приковывает Анадана у крыльца своего дома и начинает укорять его за содеянное зло. Напрасно Анадан молит о прощении. Не выдержав язвительных попреков Акира, он раздувается, «как кувшин», и лопается от злости.
Повесть эта интересна как остросюжетное произведение, где разоблачается коварство и торжествует правда и справедливость.
«Повесть о Варлааме и Иоасафе» прославляет победу христианства над язычеством. Повесть напоминала о недавних событиях, связанных с принятием христианства Русью и служила средством борьбы с пережитками язычества. Повесть убеждает (в лице Варлаама) в истинности христианского вероучения. Героем повести выступает сын индийского царя Авенира Иоасаф, который убеждается в суетности быстропреходящей земной жизни. Он начинает думать над вопросом – «есть ли иная жизнь». Разрешить этот вопрос помогает Иоасафу отшельник Варлаам. Он проповедует Иоасафу христианское учение и крестит его. Попытки Авенира отвратить сына от новой веры оканчиваются неудачей, и сам Авенир вынужден признать правоту сына и принять христианство.
Если «Повесть об Акире Премудром» многими своими элементами напоминает волшебную сказку, то «Повесть о Варлааме и Иоасафе» тесно сближается с агиографическим жанром, хотя в действительности в основе ее сюжета лежит легендарная биография Будды, пришедшая на Русь через византийское посредство.
Обобщая вышеизложенное, можно отметить, что литература Киевской Руси в XI – XII вв. достигла необычайного расцвета. Этому способствовало множество причин: принятие христианства, возникновение письменности, развитие международных связей, обретение политической самостоятельности Руси и т.д. Создатели древнерусских литературных памятников стремились утверждать в своих произведениях идеал, к которому нужно было стремиться. Идеологическая составляющая произведений этого периода была направлена на решение актуальных проблем современности, как-то: укрепления церковного и государственнного авторитета Руси, ее независимсти, борьбы за единение, противостояния внешним врагам, воспитания молодого поколения и др.
ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА ФЕОДАЛЬНОЙ РАЗДРОБЛЕННОСТИ (XIII – XIV вв.)
К концу XII века феодальная раздробленность Руси достигает своего апогея. К этому времени обособляются Ростово-Суздальское, Муромо-Рязанское, Черниговское, Смоленское, Полоцкое княжества и выделяются две феодальные республики – Новгородская и Псковская. Внутри этих земель постепенно происходит процесс дробления. Центры этих феодальных земель становятся в свою очередь их культурными и литературными центрами, и литератара в этот период приобретает областной характер. Однако до конца XII века Киев пытался удерживать свое главенствующее положение.
Также и литературные тенденции, возникшие в период процветания Киевской Руси, продолжают свое развитие. Внутри этих областных литературных школ развиваются традиционные церковные жанры, такие как патерики, жития, с другой стороны, новый толчок для развития получает жанр исторической и воинской повестей.
В этот период появляются и оригинальные по своему жанру произведения, в которых затрагиваются злободневные проблемы современности. Одним из таких произведений является «Моление Даниила Заточника». Основная идея этого произведения – это идея сильной княжеской личности. Автор памятника заставляет своих читатей размышлять над вопросом о роли князя в жизни обществ, государства и конкретного человека.
Памятник был открыт и впервые частично опубликован Н. М. Карамзиным в примечаниях к его «Истории государства Российского». Изучение произведения было затруднено, так как он сохранился в списках XVI - XVII вв., которые не воспроизводят его первоначального текста.
Существует две редакции памятника, которые отличаются друг от друга и по содержанию и по идее. Одна редакция называется «Слово Даниила Заточника, еже написа своему князю Ярославу Владимировичу», а другая – «Моление (или Послание) Даниила Заточника к своему князю Ярославу Всеволодовичу». Как видно из названий двух вариантов памятника, адресаты в них разные, поэтому возникает трудность с определением времени создания произведения. Если предположить, что Даниил писал правнуку Владимира Мономаха князю Ярославу Владимировичу, правившему в Новгороде с 1182 по 1199 г., то произведение было написано в XII веке, а если он писал князю Ярославу Всеволодовичу, правнуку Владимира Мономаха, княжившему в Переяславле Северном с 1213 по 1236 г., то, соответственно, в XIII в. В настоящее время утвердилась мнение о том, что произведение все-таки было создано после первого столкновения русских с монголо-татарами, то есть после 1223 г. Намек на это событие можно заметить в заключительных словах «Моления»: «Не дай же, Господи, в полон земли нашей языком, не знающим Бога, да не рекут иноплеменницы: где есть Бог их…»
В отличие от «Слова», «Моление» характеризуется большей исторической конкретностью и фактографичностью, а также личностными чертами или проявлением авторской индивидуальности. Различаются тексты редакций своей социальной и идеологической направленностью: в «Молении» заметны антибоярские и антимонашеские настроения, а в «Слове» в большей степени обличаются «злые жены». Большинство исследователей (Д. С. Лихачев, Н. В. Водовозов, Н. К. Гудзий и др.) справедливо полагают, что к первоначальному варианту произведения ближе все-таки текст «Моления».
Автор поизведения, несмотря на заявленное имя в названии, также остается загадкой для ученых. Единственное, о чем можно рассуждать в связи с этим вопросом, это о социальном положении Даниила Заточника. Никаких документальных свидетельств об этом человеке нет. Как полагают ученые, Даниил вряд ли принадлежал к аристократическим слоям общества, не входил он и в состав ближайшего княжеского окружения, однако был человеком образованным, книжным. А если анализировать стиль его письма (озорное шутовство, заискивание перед князем), то можно предположить, что это человек невысокого и зависимого положения. Возможно, он принадлежал к младшей княжеской дружине или был членом княжеской канцелярии.
«Моление Даниила Заточника» по форме представляет собой просительное письмо, или челобитную. С этим письмом некто Даниил, будучи в заточении или же в весьма тяжелом положении, обращается к князю (согласно всем спискам, Ярославу) и просит князя облегчить его горькую участь, взять к себе на службу в качестве советника, княжего думца, всячески демонстрируя при этом свой ум и образованность: «Княже мои, господине! Аз бо не во Афинех ростох, ни от философ научихся, но бых падая аки пчела по различным цветом и оттуду избирая сладость словесную и совокупляя мудрость, яко в мех воду морскую». Все «Моление» построено на сцеплении остроумных изречений и афоризмов. С одной стороны, они характеризуют плачевное положение и нужду автора, а с другой, как бы призваны склонить князя к милости.
Начинает Даниил свое послание со слов: «Вострубим, братие, яко в златокованные трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреные органы во известие мудрости своея! Востани слава моя, востани в псалтыри и в гуслях, да разверзу в притчах гадания моя и провещаю в языцех славу мою! Сердце бо смысленного укрепляется в телеси его красотою и мудростью. Бысть язык мой, яко трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Сего ради покушахся написати: всяк союз сердца моего разбих зле, аки древняя младенца о камень. Но боюся, господине, похудения твоего на мя. Аз бо есмь, аки оная смоковница проклятая: не имею плода покаяния; имею бо сердце, аки лице без очию, и бысть ум мой, аки нощный вран на нырищи забде (пробудился), и рассыпася живот мой, яко же Хананейских царь буесть; и покры мя нищета, аки Чермное море фараона. Се же написах, бежа от лица художества моего, аки Агарь рабыня от Сарры, госпожи своея. Но видих, господине, твое добросердие к себе и притеках к обычней твоей любви. Глаголеть бо Писание: просящему у тебе дай, толкающему отверзи, да не лишен будеши царствия небесного». Далее автор, восхваляя свой ум и книжность, создает искусную словесную мозаику из изречений и афоризмов, которые он заимствует из самых разнообразных источников (из библейских книг, из «Повести об Акире Премудром», из сборника изречений «Пчела», из русских летописей и др.). Многие заимствованные у других авторов мысли Даниил цитирует на память и при этом переплетает их с народными поговорками и пословицами: «Кому Переславль, а мне гореславль; кому Боголюбово, а мне горе лютое; кому Бело озеро, а мне чернее смолы; кому Лаче озеро много плача исполнено».
Надеясь на добросердечие и сострадание князя, Даниил просит его: «Княже, мой господине! Помяни мя во княжении своем!». Все, кто окружает князя, пишет Даниил, как солнцем, согреты его милостью; только он один подобен траве, растущей в тени. Далее следуют первые, пока ещё в общей форме выраженные заявления социального протеста, восходящие к книге «Премудрость Иисуса, сына Сирахова»: «Княже мои, господине! Богат муж везде знаем есть и в чюжем граде; а убог муж и во своем граде неведом ходит. Богат муж возглаголет - вси молчат и слово его до облак вознесут; а убог мужь возглаголет, то вси на него воскликнут. Их же бо ризы светлы, техъ и речи честны». Даниил при этом призывает князя не обращать внимания на его внешний облик, а присмотреться к его внутренним качествам: «Аз бо есмь одеянием скуден, но разумом обилен; юн возраст имыи, но стар смысл вложих во нь. И бых паря мыслию своею, аки орел по воздуху». Чтобы расположить к себе князя, Даниил не скупится на лесть, растачает хвалы ему словами, заимстованными из «Песни песней»: «... глас твои сладок, и уста твоя мед истачают, и образ твои красен; послания твоя яко рай с плодом; руце твои исполнены яко от злата аравийска…» От похвал Даниил вновь переходит к прошениям, изображая отношения между собой и князем в идиллически-сентиментальных тонах: «Не зри на мя, аки волк на агнца, но зри на мя, яко мати на младенца!» Он заклинает князя быть щедрым по отношению к убогим, ибо сказано: «Просящему у тебя дай, толкущему отверзи...».
Даниил откровенно признается князю, что он не слишком храбр на рати, зато он в словах крепок. Но ведь, по его мнению, умный советник куда полезнее для князя, нежели храбрый и глупый воин. Эта мысль иллюстрируется далее рядом цитат и изречений на тему преимущества умных советников перед храбрыми, но не богатыми умом воинами. Повествуя о своем прошлом, Даниил сообщает, что до сих пор служил у бояр и при этом испытал немало зла от них. Больше он не хочет находиться от них в зависимости и хочет служить князю. Также, говоря о собственном прошлом, Даниил сообщает, что он некогда был богат, и тогда многие дружили с ним. Но теперь от него нищего, попавшего в беду, все отвернулись. Свои жалобы Даниил сопровождает просительными обращениями к князю: «Избави мя, господине, от нищеты, аки птицу от кляпцы (силков), и исторгни мя от скудности моея, яко серну от тенета, аки утя, носимо в когтях у сокола». Даниил уверен, что благой и мудрый князь не останется глух к его просьбе.
Затем Даниил предполагает, что князь может посоветовать ему либо жениться на богатой невесте и тем самым изменить свои материальные обстоятельства; либо уйти в монастырь. Но подобные пути решения проблемы для Даниила не подходят. И далее в тексте идет рассуждение о «злых женах», написанное в духе средневековых представлений: «Что есть жена зла? Гостинница неуповаема, кощунница бесовская, мирской мятеж, ослепление уму, начальница всякой злобе, поборница греху, засада от спасения». По мнению Даниила, женщина совершенно недостойна того, чтобы ради нее жертвовать своей свободой: «Лутче есть во утле лодие ездити, нежели злой жене тайны своея поведати: утла лодиа порты помочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лутче камень долбити, нежели злую жену учити; железо уваришь, а злой жены не научишь». Не меньше достается от Даниила монахам: «Лучши ми есть тако скончати живот свой, нежели, восприимши ангелский образ, Богу солгати. Лжи бо, рече, мирови, а не Богу: Богу нельзя солгати, ни вышним играти. Мнози бо, отшедше мира сего во иноческая, и паки возвращаются на мирское житие, аки пес на своя блевотины, и на мирское гонение; обидят села и домы славных мира сего, яко пси ласкосердии. Иде же брацы и пирове, ту чернецы и черницы и беззаконие: ангелский имея на себе образ, а блудной нрав; святителский имея на себе сан, а обычаем похабен».
Заканчивается послание пожеланием князю удачи во всех его делах, особенно ввиду грозящего ему нашествия иноплеменников.
Как уже было отмечено ранее, в «Молении» очень сильно личностое начало, что выгодно отличает данный памятник от других, созданных в ту эпоху. Это личностное начало проявляется и в иронии автора над самим собой, и в непомерных похвалах князю, и в шутовстве и попрошайничестве, обличающим оскорбленное человеческое достоинство Даниила, для которого наивысшим значением в жизни общества имела лишь сила интеллекта, мало кем ценимая в этом самом обществе. Примечательна в связи с этим его мысль о том, что, несмотря на все могущество князя, его деяния всегда оказываются зависимыми от ближайших советников: «Не корабль топит человека, но ветр. Тако же и ты, княже, не сам владееши, в печаль введут тя думцы твои. Не огнь творить разжение железу, но надмение мешное». Поэтому князю и надлежит окружить себя мудрыми и преданными советниками независимо от их социального или имущественного положения. Размышляя в связи с этим о личности Даниила, исследователи относили его к числу первых древнерусских интеллигентов, остро ощущающих недуги своего времени.
Таким образом, «Моление Даниила Заточника» является редчайшим документом светской культуры своего времени. Других, подобных ему древнерусских сочинений, литература не знает. Возможно, потому, что весь литературный процесс в Древней Руси вплоть до XVII века подчинен был, прежде всего, интересам Церкви. И примером тому может служить еще один памятник XIII в. «Киево-Печерский патерик», которыйокончательно оформился в первой четверти XIII в. в стенах Киево-Печерского монастыря.
Этот памятник представляет собой сборник сочинений, написанных разными авторами и в разное время. Исследователи полагают, что первоначально в его состав входили два сочинения епископа Суздальского и Владимирского Симона (1214-1226 гг.): «Послание» к киево-печерскому иноку Поликарпу и «Слово» о создании Успенской церкви в Киево-Печерском монастыре, дополненные «Посланием» упомянутого Поликарпа к печерскому игумену Акиндину. Позднее в книгу был включен ряд других произведений: «Сказание о черноризцах печерских» из «Повести временных лет» (1074 г.), «Житие» преподобного Феодосия Печерского и посвященное ему «Похвальное слово».
«Киево-Печерский патерик» открывается сказанием о строительстве и росписи Печерской церкви, построенной в 1073 году. Строительство храма сопровождалось различными чудесными знамениями, которые подчеркивали особое положение Киево-Печерского монастыря, находящегося под непосредственным покровительством Бога и Богородицы. Возникновение Печерской церкви автор связывает с легендарным варягом Шимоном, пришедшим на службу к киевскому князю Всеволоду Ярославичу. Образ будущей церкви дважды является в видении Шимону: во время бури на море и во время битвы с половцами. Размеры церкви указаны Шимону Богородицей. Она же посылает из Царьграда зодчих и живописцев. Место строительства церкви определяется самим богом, посылающим знамения: росу, столп огненный, небесный огонь. Мерой церкви становится золотой пояс, украшавший распятие в варяжской земле и привезенный с собой Шимоном. Все эти многочисленные чудеса подчеркивали особое положение Киево-Печерского монастыря, находящегося якобы под непосредственным покровительством самого бога и богородицы. Включены в сборник и рассказы-новеллы о подвигах благочестия печерских монахов. Созданные на основе устных монастырских легендарных преданий, они наполнены религиозной фантастикой, описанием чудес, видений, борьбы с бесами. В то же время под этой фантастикой нетрудно обнаружить и реальные, теневые стороны монастырского быта. Патериковая легенда сохраняет ряд интересных исторических подробностей и касается вопросов политических.
Как уже было отмечено, основу патерика составила переписка между суздальским епископом Симоном и монахом Киево-Печерского монастыря Поликарпом, а также послание Поликарпа к игумену Акиндину. Эта переписка завязалась в начале 20-х годов XIII в. Недовольный положением простого монаха, Поликарп мечтал о епископской митре, пытался же он получить высокую церковную должность через жену князя Ростислава Рюриковича Анастасию-Верхуславу. Происки Поликарпа вызвали возмущение епископа суздальского Симона. В своем послании к Поликарпу он называет его «санолюбцем» и говорит о святости Киево-Печерского монастыря. Симон сам готов променять епископский сан на тихое и безмятежное житие в святой обители. Святость монастыря настолько велика, что только простое погребение в его стенах, по словам Симона, искупает все грехи. Симон подчеркивает культурное значение Киево-Печерского монастыря для всей Русской земли: из его стен вышли знаменитые деятели христианского просвещения, и Симон перечисляет славные имена Леонтия и Исаи Ростовских, митрополита Илариона, Германа и Нифонта-епископов Великого Новгорода, Ефрема Суздальского и др., отмечая, что всего можно насчитать до 50 знаменитых имен. Свои мысли Симон подкрепляет «Сказанием о святых черноризцах печерских», в котором содержится девять повестей «о божественнейших отцах…подобно лучам солнечным просиявших до конца вселенной», и повестью о построении и украшении Печерской церкви. Под влиянием послания Симона Поликарп в обращении к игумену Киево-Печерского монастыря Акиндину сообщает еще одиннадцать рассказов о подвигах тридцати монахов, дабы и другие узнали «святое житие преподобных отец».
Большое место в рассказах патерика занимает изображение взаимоотношений монахов с великим киевским князем. Как правило, при столкновении монастыря со светской властью победа остается всегда за монахами (так, старец Прохор, умевший превращать золу в соль, посрамляет Святополка Изяславича; старцы Федор и Василий настолько сильны духом, что Мстислав никакими пытками не может заставить их выдать тайну клада, найденного Федором в Варяжской пещере и т. д.). Однако есть князья, которые изображаются в произведении с явной симпатией: Святослав, Всеволод и его сын Владимир Мономах (князь Святослав своими руками «нача копати» основание для Печерской церкви и на ее строительство дал 700 гривен золота; Владимир Мономах «не смея прислушаться черньца Агапита», исцелившего его, раздает свое имущество нуждающимся).
Много места патериковая легенда отводит рассказам о борьбе иноков с бесами, которые выступают олицетворением низменных побуждений, страстей и помыслов. Они могут воплощаться в обличьях собаки, иноземца-ляха, монаха и даже ангела, однако практически всегда борьба между ними о монахами заканчивается торжеством последних.
Славу монастыря, как подчеркивается патерике, создали его монахи не только своими аскетическими подвигами, но и своим искусством чудесного врачевания (Агапит), писательским мастерством (Нестор), умением творить каноны (Григорий), знанием текста Святого писания (Никита), иностранных языков (Лаврентий), искусством живописи (Алимпий).
Широкая популярность «Киево-Печерского патерика» на протяжении нескольких столетий обусловливалась тем, что это произведение в условиях наступившего на Руси татаро-монгольского ига напоминало своим многочисленным читателям о былой славе древнерусского государства, пропагандировало в художественной, а следовательно, в понятной и доходчивой форме наиболее важную и прогрессивную идею русской, средневековой литературы — идею единства всей Русской земли как основу ее независимости, процветания и могущества.
Однако вернемся к истории Руси XIII в. Наряду с вышеперичесленными проблемами социального и политическиого толка, возникла проблема гораздо более значимая и страшная: именно в XIII в. начались набеги на Русь монголо-татар. 16 июня 1223 г. произошло первое сражение русских с этим новым врагом — знаменитая битва на реке Калке. В этом сражении русские потерпели сокрушительное поражение из-за княжеской розни и малочисленности своего войска. Монголо-татары опустошили несколько русских городов и вернулись в Азию. Но спустя 14 лет они вновь появились в русских землях. За это время монголы успели разорить Малую Азию, а также закрепиться в той части восточной Европы, которую они называли Кипчаком и которая была отдана в удел хану Батыю. Уже в 1229 г. Батый оказался близ Яика. Подвигаясь медленно, монголы в 1232 г. подошли к Волге, здесь они прокочевали около трех лет и только в 1236 г. завоевали волжских болгар. В декабре 1237 г. полки хана Батыя перешли Волгу и осадили окраинный русский город Рязань. Вскоре город был взят, полностью разрушен и сожжен, а его население почти все было перебито. Вслед затем войска Батыя опустошили северные русские города: Коломну, Москву, Владимир, Суздаль, Ярославль, Юрьев, Дмитров, Переяславль, Ростов, Тверь, а также все северное Поволжье. Разрозненные силы Северо-Восточной Руси тщетно пытались сопротивляться монголам. 4 марта 1238 г. на реке Сити произошла битва владимиро-суздальцев с войсками Батыя. Русские потерпели сокрушительное поражение, а Батый в результате двинулся на Новгород Великий, и только весенняя распутица не позволила ему дойти до города-республики. На обратном пути монголы опустошили Смоленское княжество и Козельск. Затем они ушли на Дон воевать против половцев. В следующем году монголы появились уже в южной Руси, взяли Переяславль, Чернигов, Киев (1240 г.), галицкие и волынские города. После этого они двинулись далее на запад. Весной 1241 года одна часть монголо-татарские войска под предводительством Бурундая двинулась на Польшу, а другая, под командованием самого Батыя, перейдя Карпаты, обрушилась на Венгрию. К началу 1242 года монголы начали уже чеканить в Венгрии собственную монету, рассчитывая, по-видимому, надолго остаться на Дунайской равнине. Действуя по заранее продуманному плану, весной того же года татары вторглись в Хорватию и Далмацию, разрушили Загреб и Котор, выйдя в окрестностях Дубровника на побережье Адриатического моря. Их ошеломляющие победы и быстрота продвижения на запад вызвали небывалую панику в Европе. Только благодаря новым воинским успехам русских монголы отказались от завоевания Западной Европы и вернулись назад, дабы защитить свой тыл на востоке ввиду неожиданно обнаружившейся военной мощи Руси, которая, казалось, была сломлена. Именно это и заставило Батыя внезапно повернуть назад и, удовольствовавшись получением регулярной дани с Русской земли, основать в заволжских степях свое татарское государство, получившее название Золотой Орды. Так началось монголо-татарское иго, которое тяготело над Русской землей более двух веков. Только в 1480 г. (через 100 лет после победы на Куликовом поле) великий московский князь Иван III смог отказаться от уплаты ежегодной дани татарам.
В первое время монгольской зависимости русское общество, по-видимому, пребывало в глубокой моральной депрессии. При таком состоянии народа именно Церкви принадлежала ведущая роль в укреплении в людях духовных сил. Русские книжники, подавленные тяжестью и неожиданностью случившегося с Русской землей, находили, прежде всего, религиозное объяснение этой катастрофе: порабощение Руси они объясняли наказанием Божиим за грехи. Бог дал победу врагам не потому, что он им покровительствовал, а потому, что таким образом самим русским указывал на путь покаяния и духовного совершенствования.
Произошедшее бедствие отразилось в целом ряде произведений повествовательного, проповеднического и житийного характера. Древнерусские летописцы оставили несколько замечательных описаний отдельных эпизодов, связанных с монголо-татарскими набегами на Русь.
