Благородство — споено некое сияние, исходящее от добродетели и озаряющее ее обладателей, какого бы происхождения они ни были

Из «Книги о благородстве» Поджо Браччолини, итальянского гуманиста, XV в.

Наступала эпоха стихийного и буйного самоут­верждения человеческой личности, освобождающейся от средневековой корпоративности и морали, подчи­няющей индивида целому. Это было время титаниз­ма, который проявился и в искусстве, и в жизни. До-175

статочно вспомнить героические образы, созданные Микеланджело, и самого их творца — поэта, художни­ка, скульптора. Люди, подобные Микеланджело или Леонардо да Винчи, являли собой реальные образцы безграничных возможностей человека.

Однако титанизм имел и свою обратную сторону, приводя не только к добру, но и ко злу. Эпоха Возрож­дения славилась и зловещими, тоже титаническими фигурами, такими, как Цезарь Борджиа или Лоренцо Медичи. С Лоренцо Медичи, представителем знатного флорентийского семейства, был связан расцвет искус­ства во Флоренции в XV в. Однако этот образованный утонченный покровитель прекрасного, казалось бы, воплотивший в себе идеал личности эпохи, не пренеб­регал интригами, а в борьбе с противниками использо­вал яд и кинжал. Сын папы римского Цезарь Борджиа был известен зверскими преступлениями.

Стихийный безудержный индивидуализм имел! свои издержки. Он порождал проблему личного выбора между добром и злом. Бремя индивидуальной свободы постепенно стало порождать трагическое отношение к жизни, которое особенно ярко проявилось в XVI в. — в эпоху позднего Возрождения. Не случайно в пьесах великого английского драматурга У. Шекспира (1564—1616) человек часто изображен и героически, и трагически. Таков Гамлет, в котором титанизм ума| совмещается со слабостью, с ощущением своих ограни­ченных возможностей перед лицом окружающего ми-1 ра, полного злобы и страстей. Появился в его произве­дениях и другой тип индивидуалиста — эгоиста, рву-| щегося к власти и встающего над моралью (Макбет).

Иначе вопрос об индивидуальной свободе решала] Реформация.