Три возражения против возможности исторического знания

Я думаю, немногие из нас сколько-нибудь серьезно сомневаются в том,

что историкам иногда удается достигнуть той минимальной цели, которую я

приписал им, а именно, что они иногда, а на самом деле часто и обычно

приходят к истинным утверждениям о том, что является для них прошлым.

Вопрос в том, имеем ли мы основание предполагать это. Конечно, поста-

новка такого вопроса не означает выражения сомнений в компетенции

или честности историков. У нас есть способы распознать некомпетент-

ность или тенденциозность, и обычно мы вполне можем установить не-

правильное употребление или злоупотребление историографическими на-

выками. Скорее, вопрос заключается в том, позволяют ли эти навыки до-

стичь той минимальной цели, ради которой мы овладеваем ими, и позво-

ляют ли они нам высказать какие-то истинные утверждения о прошлом

или установить, истинно или ложно утверждение, говорящее о прошлом.

Вопрос имеет даже еще более общий смысл. Допустим, можно показать,

что эти навыки, умелое и честное применение которых позволяет, соглас-

но имеющимся критериям, квалифицировать кого-либо как историка, по-

чему-то оказались совершенно недостаточными для достижения нашей ми-

нимальной цели. Трудно допустить, что такое можно доказать, но если

бы это случилось, люди могли бы попытаться найти множество других

приемов, лучше приспособленных для достижения этой цели. Несомнен-

но, в истории мысли бывали случаи, когда совокупность специальных при-

емов, которая считалась достаточной для достижения определенного ре-

зультата, например для решения определенных проблем, не достигала сво-

ей цели и заменялась более эффективными приемами. Но здесь меня не

интересуют возражения против признаваемых ныне историографических

навыков. Я хочу обратить внимание на возражения, направленные про-

тив нашей способности — при любом наборе специальных приемов - на-

ходить истинные утверждения о прошлом, так что любые улучшения су-

ществующих приемов оказываются бессмысленными, как, скажем, стало

бессмысленным улучшать существующие циркули после доказательства

того, что трисекция угла невозможна посредством линейки и циркуля. По-

становка вопроса в такой общей форме означает атаку на основания исто-

рического знания. Вот эта атака меня сейчас и интересует.

Позиция радикального скептицизма по отношению к утверждениям о про-

шлом встречается редко. Кто-то может сомневаться в том или ином конкрет-

ном утверждении, однако обычно для этого имеются серьезные основания, на-

пример: недоверие к лицу, высказывающему такое утверждение, или установ-

Глава III. Три возражения против возможности исторического знания 35

ление недостаточности данных, свидетельствующих в его пользу; если же об-

наруживается противоречие между данным утверждением и каким-то другим

утверждением, которое считается верным, то первое из них отбрасывается. В

действительности, эти другие утверждения часто сами говорят о прошлом. Так,

например, мы можем отвергнуть утверждение о том, что сэр Уолтер Рэли был

атеистом, поскольку оно несовместимо с некоторыми другими утверждения-

ми относительно сэра Уолтера, которые мы считаем истинными. В таких слу-

чаях мы всегда готовы признать естественную контрадикторную противопо-

ложность отвергаемого утверждения, т.е. высказывание о том, что сэр Уолтер

не был атеистом, которое само относится к прошлому. Радикальный скепти-

цизм здесь возможен лишь в том случае, если признание любого утверждения

о прошлом вступает в противоречие с каким-то другим утверждением, кото-

рое мы склонны считать истинным, чем исключается любое утверждение о

прошлом, т.е. устраняется как утверждение «Сэр Уолтер Рэли был атеистом»,

так и его естественная контрадикторная противоположность. Но любое такое

положение должно быть всецело общим, если оно призвано оправдать ради-

кальный скептицизм, т.е. если из него вытекает неприемлемость как р, так и

не-р, гдер является утверждением о прошлом. Под естественной контрадик-

торной противоположностью некоторого утверждения я понимаю контрадик-

торное ему суждение, сохраняющее тот же самый субъект, предикат и времен-

ную форму. Таким образом, 5 не было Р является естественной контрадиктор-

ной противоположностью S было Р.

Теперь я кратко сформулирую три разных аргумента, из которых, в случае

их убедительности, вытекает невозможность высказать какое-либо истинное

утверждение о прошлом и которые оправдывают радикальный скептицизм по

отношению к р и не-/>, когда они высказаны в прошедшем времени. Эти аргу-

менты являют собой критику утверждений о прошлом с трех разных точек зре-

ния: их значения, их референции и их истинностной оценки. В действительнос-

ти я не считаю ни один из этих аргументов убедительным. Кроме того, в каждом

из них нетрудно заметить ошибку. Однако подробное обсуждение каждого из

них философски поучительно, ибо сами аргументы не лишены философского

интереса. Вдобавок оно будет содействовать раскрытию различных аспектов

понятия истории, и это, я надеюсь, оправдывает ту несколько расширенную трак-

товку этих аргументов, которую я предлагаю в последующих главах. Сейчас я

лишь сформулирую и кратко прокомментирую каждый из них.

(1) Каждое утверждение, подразумевающее прошлое, строго говоря, лише-

но значения. Вопрос об истинности или ложности бессмысленных утверждений

вообще не может быть поставлен. Таким образом, если о прошлом нельзя выс-

казать осмысленного утверждения, то о нем нельзя высказать и истинного ут-

верждения.

Этот аргумент опирается на определенную теорию значения. Действитель-

но, искушенный читатель поймет, что здесь подразумевается знаменитый вери-

36 Артур Данто. Аналитическая философия истории Глава III. Три возражения против возможности исторического знания

фикационный критерий значения, который в одной из его многочисленных фор-

мулировок гласит, что неаналитическое суждение осмыслено только тогда, ког-

да оно может быть верифицировано посредством опытом. Иногда отсюда выво-

дят, что мы должны иметь возможность пережить в опыте то, о чем говорят эти

суждения. Однако мы не можем пережить в опыте то, о чем говорят утвержде-

ния о прошлом, поэтому мы не можем их верифицировать, следовательно, со-

гласно этому критерию, они бессмысленны. Немногие оказываются такими пу-

ританами или героями, чтобы отстаивать столь крайнюю точку зрения, и в наи-

меньшей мере — сами создатели верификационного критерия, цель которых, в

конце концов, состояла не в уничтожении, а в экспликации эмпирической науки.

Однако даже умеренный вариант, гласящий, что значением эмпирического пред-

ложения является способ его верификации, приводит к следствиям, которые ка-

жутся почти парадоксальными. Среди способов верификации исторических ут-

верждений едва ли можно найти переживание в опыте того, о чем они говорят.

Мы не способны на это. Вместо этого мы заняты поисками свидетельств, под-

тверждающих их, а это предполагает, что значение исторического утверждения

есть процесс нахождения исторических свидетельств и что исторические утвер-

ждения, таким образом, можно интерпретировать как предсказания результатов

историографических процедур. Но все эти процедуры осуществляются лишь пос-

ле произнесения тех исторических утверждений, значением которых они явля-

ются, т.е. они осуществляются в будущем историка. А поскольку значение суж-

дения есть то, о чем это суждение говорит, постольку оказывается, что осмыс-

ленные исторические суждения говорят о будущем. Мы вновь оказываемся не-

способными высказать осмысленное утверждение о прошлом. И мы опять воз-

вращаемся на ту же самую героическую позицию. Заметим, что, приняв даже

наиболее продвинутую точку зрения относительно значения, например ту, кото-

рая отождествляет значение предложения с его употреблением, мы приходим

приблизительно к тем же самым следствиям. Предсказания употребляются для

высказывания утверждений о будущем, и поэтому мы сразу же лишаемся воз-

можности использовать исторические утверждения для того, чтобы высказы-

ваться о прошлом. Тезис о том, что утверждения историка являются (скрытыми)

предсказаниями, разными способами поддерживался такими прагматистами, как

Пирс, Дьюи и Льюис, а также позитивистами, в частности А. Айером *.

(2) Возможно, аргумент (1) смешивает значение с референцией, что яв-

ляется распространенной философской оплошностью. Однако здесь появ-

ляется другое затруднение. Быть может, не существует или, скорее, не было

ничего такого, к чему относятся утверждения о прошлом. По крайней мере,

логически возможно, что наш мир был создан только пять минут назад —

вместе с нами и всеми нашими воспоминаниями, и он содержит все те части и

осколки предметов, которые мы рассматриваем как свидетельства существова-

ния мира, более старого, нежели тот, в котором мы живем. Вся наличная дан-

ность мира может совершенно не зависеть от того, когда он был создан, и изве-

стный нам мир вполне совместим с чрезвычайно краткой историей. Но если

мир создан всего лишь пять минут назад, не существует ничего, к чему могли бы

относиться утверждения о прошлом. Поэтому в зависимости от предпочитаемо-

го анализа так называемых «референциальных выражений», все такие утверж-

дения были бы ложны (Рассел) или вопрос об их истинности или ложности во-

обще не мог быть поставлен (Стросон) 2. Но тогда не может быть достигнута

минимальная цель историка — высказывать истинные утверждения о прошлом.

Расхождения между историками по большей части оказались бы мнимыми. Стро-

го говоря, каждый из двух вступивших в спор историков либо защищал бы лож-

ное суждение, либо защищал суждение, об истинности или ложности которого

нельзя было бы говорить. Однако это равнозначно принятию скептической по-

зиции по отношению кр и его естественной контрадикторной противоположно-

сти, где/) является утверждением о прошлом 3.

Следует отметить, что этот аргумент не обладает строгой общностью и по-

этому по сравнению с аргументом (1) содержит не столь радикальное возраже-

ние против моей характеристики. Даже если мы согласимся с тем, что мир цели-

ком возник всего лишь пять минут назад, мы смогли бы, тем не менее, высказать

некоторые истинные утверждения о прошлом, например утверждение о том,

что мир возник пять минут назад, и какие-то другие утверждения о том, что

произошло в течение этих пяти минут. Этот аргумент не может отбросить каж-

дое утверждение о прошлом, поскольку сам опирается, по крайней мере, на одно

утверждение о прошлом, которое сам же и формулирует. Тем не менее он разре-

шает так мало утверждений о прошлом, что недостаток общности в нем прино-

сит мало утешения историкам. В конце концов, сколько историков интересуется

тем, что произошло за последние пять минут?

Аргумент не утверждает, конечно, что мир действительно возник пять ми-

нут назад, он говорит лишь, что это могло бы быть «при всем том, что нам

известно». Это могло бы быть, а могло и не быть. Поэтому, может быть, нам

удается высказывать истинные утверждения о прошлом, а может быть, и нет.

Если у нас есть такая возможность, мы не можем знать о том, что она есть.

Все имеющиеся свидетельства совместимы с появлением мира пять минут

назад, поэтому, опираясь на свидетельства, мы не можем знать, способны мы

высказывать истинные утверждения о прошлом или нет. В этом случае мы

никогда не сможем установить, являются ли разногласия между историками

подлинными или только мнимыми. Но это вновь приводит нас к скептической

позиции по отношению к р и не-р, где р является утверждением о про-

шлом. Когда мы не способны (и в принципе не можем быть способными) ска-

зать, истинно или ложно некоторое данное суждение (или ни то ни другое), то

что это как не скептицизм по отношению к этому суждению?

По сравнению с (1) немногие люди принимали этот аргумент всерьез,

за исключением Бертрана Рассела, который его сформулировал и тут же

сказал, что никто не смог бы утверждать его всерьез. Тем не менее этот аргу-

38 Артур Данто. Аналитическая философия истории

мент порождает драматические вопросы относительно времени, референции

и знания и заслуживает поэтому тщательного анализа.

(3) Исторические утверждения высказываются историками, а у исто-

риков имеются мотивы, побуждающие их говорить об одних событиях

прошлого и не говорить о других. Кроме того, историки испытывают оп-

ределенные чувства по отношению к тем событиям, которые стремятся

описать. Некоторые из этих чувств могут быть чисто личными, другие

могут разделяться членами тех или иных групп, в которые входит исто-

рик. Подобные позиции и предпочтения побуждают историка придавать

больше значения одному, опускать другое, что приводит к искажениям.

Из-за груза собственных предпочтений историки далеко не всегда способ-

ны распознать вносимые ими искажения. Но даже и те из них, которые

стремятся устранить эти искажения, сами обременены грузом позиций и

предпочтений и, следовательно, вносят свои собственные искажения. Не

иметь определенной позиции — значит не быть человеком, а историк —

человек, поэтому он не может высказывать о прошлом совершенно объек-

тивных утверждений. Благодаря неустранимым личностным факторам

каждое утверждение историка оказывается искажением, следовательно, не

является вполне истинным. Поэтому мы не способны высказывать о про-

шлом таких утверждений, которые являются вполне истинными.

На первый взгляд, этот аргумент легко заподозрить в бессмысленнос-

ти. Что значит, например, сказать, что все объекты в мире искривлены? Об

искривленных вещах можно говорить только в сравнении их с прямыми

вещами, а если таковые отсутствуют, то мы не можем осмысленно употреб-

лять выражение «искривленный». Этот термин логически предполагает свою

противоположность. Но точно так же обстоит дело с искажениями. Если у

нас нет идеи о том, каким должно быть неискаженное утверждение о про-

шлом, то какой смысл мы можем вложить в выражение «неискаженное ут-

верждение»? Но если у нас есть такая идея, то в принципе мы способны выс-

казать неискаженные утверждения, и аргумент рушится. Таким образом,

отсюда следует, что либо этот аргумент лишен смысла, либо он ошибочен.

Однако этот вывод не является неизбежным, и защитники аргумента

(3) легко могут обойти его, что они обычно и делают. В сущности, они

ведь и не утверждают что-то вроде «Всякая вещь искривлена», они гово-

рят лишь, что искривлены вещи определенного класса. В этом случае мо-

жет существовать класс прямых вещей, что и сделает осмысленным дан-

ное утверждение. Опять-таки они не говорят, что каждое утверждение являет-

ся искажением, а только что такими искажениями являются исторические ут-

верждения. Класс исторических утверждений как целое противопоставляется

другому классу утверждений, предположительно не являющихся искажения-

ми, — классу научных утверждений. То, что Маргарет Макдональд говорит о

критике в следующем отрывке, достаточно легко применить к истории:

Глава III. Три возражения против возможности исторического знания 39

«Критическое рассмотрение какой-то работы есть ее истолкование

некоторым лицом в конкретное время и в определенных социальных

условиях. Поэтому критика не обладает и не может обладать безличным

характером, присущим строгим правилам, применяемым независимо от

времени и места и свойственным науке и математике» 4.

По-видимому, нам известно, какого рода изложения являются «объектив-

ными», — те, которые не зависят от времени, места и личных предпочтений

того, кто их дает. Но точные критерии, позволяющие нам установить, когда

изложение объективно, позволяют нам также установить, когда изложение не

является таковым. Невозможно, чтобы наше изложение само по себе оказа-

лось объективным, если оно относится к тому же виду, что и те изложения,

которые мы считаем необъективными. Ибо любое такое изложение будет зави-

сеть от времени, места и личных пристрастий. И нам известно, что любое

изложение подобного рода не является объективным. Все исторические

изложения относятся к этому виду.

Аргумент (3) в той или иной форме защищали многие мыслители, в ос-

тальном придерживающиеся разных взглядов. Например, Ницше восполь-

зовался им в известном афоризме, который впоследствии цитировал Фрейд.

Он гласит: «"Я это сделал", — говорит моя память. "Я не мог этого сде-

лать", — говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов

память уступает» 5. Здесь гордость искажает память, и то, во что я хочу

верить из прошлого, искажает истину. Логически возможно, конечно, что

каждое мое воспоминание деформировано гордостью и вообще все собы-

тия искажены моими желаниями, чувствами или пристрастиями. Поэтому

«при всем том, что мне известно» каждое воспоминание может оказаться

искажением. У меня нет способа установить, правильно мое воспоминание

или нет. Даже если оно правильно, у меня нет способа узнать, что это так.

Можно возразить, что у меня, несомненно, есть такие способы. Я могу об-

ратиться к независимым свидетельствам. Но если эти независимые свиде-

тельства заключаются в обращении к воспоминаниям других людей, то на

каком основании я могу предполагать, что их воспоминания не искажены в

такой же степени, как мои собственные? Существуют, правда, свидетель-

ства другого рода, например дневниковые записи, вырезки из газет и тому

подобное. Но как раз тут следует общий релятивистский аргумент (3) и опять

оказывается, что моя оценка свидетельства испытывает влияние личностных

факторов. В конце концов, аргумент Ницше не ограничивается только памятью.

В своем дневнике я могу написать, что сделал то-то. Я неодобрительно отно-

шусь к этому поступку, и мое доверие к дневнику подорвано: я говорю себе, что

это написал кто-то другой или что я написал это, чтобы стать умнее.

Этот аргумент представляется мне наиболее интересным из приведенных

трех, несмотря на то, что главными защитниками этого аргумента — Бирдом,

40 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Беккером, Кроче — его формулировка была искажена вследствие их конкрет-

ных позиций, предубеждений и пристрастий. Он требует тщательной логичес-

кой обработки, однако в нем содержится нечто верное и важное, поэтому в

дальнейшем я изменю свою минимальную характеристику истории с учетом

именно этого аргумента. По сути дела, я уже согласился с той позицией, к

которой он подталкивает, когда сказал, что историческое значение зависит от

внеисторического значения, а последнее в значительной мере определяется

конкретными установками и интересами историка. Отсюда следует, что наш

способ организации прошлого каузально связан с нашими конкретными инте-

ресами.

Однако теперь я буду рассматривать все эти аргументы в том порядке, в

котором они были изложены, и посвящу отдельную главу каждому из них.

Глава IV. Верификация, верифицируемость и предложения... 41

Глава IV