Употребление орудий оперирование вещами' (Продолжение) 6 страница

Иногда бывает, что мы начинаем работать над математическим или физическим вопросом с совершенно правильными «подходами», продолжаем считать или размышлять, приходим к пункту, где, по-видимому, дорога теряется, весь образ действий опрокидывается, и только впоследствии мы открываем, что метод совершенно правилен и та трудность была лишь трудностью

совершенно побочного характера, которая легко могла бы быть преодолена. Если бы только при ее появлении мысленная связь была единственно определяющей и была строго проверена, то уже тогда должно было бы ясно обнаружиться, что помеха была несущественной. Чем меньше мы обозреваем все заслуживающие внимания связи, тем больше мы можем быть напуганы внешней неудачей; поэтому нет ничего удивительного в том, что на шимпанзе, совершенно неясно воспринимающего известные стороны ситуации, методически несущественная неудача оказывает такое же влияние, как и принципиальная ошибка, и что он малодушно бросает целое потому, что побочное обстоятельство привело к неудаче первое выполнение. Хорошим примером нам уже послужила Грандэ, когда она внезапно ставит второй ящик на первый. Это решение является не только объективно принципиально хорошим, но имеет характер подлинности; к несчастью, случается так, что верхний ящик одним углом попадает на поперечную доску, которая прибита сверху нижнего ящика: когда животное хочет залезть наверх, ящик, скользя, сдвигается на сторону. Грандэ дает ему окончательно упасть и своим поведением ясно показывает, что благодаря этому весь метод целиком больше уже не заслуживает ее внимания. Подобное этому всегда вытекает из положения, когда одна сторона дела не обозревается ясно; таким образом, мы приходим к главному пункту: опыт с двумя ящиками заключает условия, которые шимпанзе не вполне схватывает.

В дальнейшем ходе опыта имеет место следующий замечательный эпизод: животное пускает в ход более старые методы — хочет подвести сторожа за руку к цели, последний отталкивает его; тогда Султан пытается проделать то же самое со мной, но я также отказываю ему в этом. Сторожу поручается, когда Султан опять захочет подвести его к цели, сделать вид, что он поддается ему, но, лишь только животное залезет ему на плечи, встать низко на колени. Вскоре это действительно происходит: Султан подводит сторожа к цели и тотчас же залезает ему на плечи, сторож быстро сгибается, животное, жалуясь, слезает, схватывает обеими руками сторожа под сидение и усердно старается выпрямить его в высоту. Поразительный способ улучшить орудие, которым является человек! Когда Султан после этого больше не заботится о ящиках, кажется вполне уместным — он ведь уже один раз сам нашел решение — уничтожить действие неудачи, в которой он не виноват. Я ставлю Султану его ящики один на другой под цель

точно также, как он сделал это ранее на месте первой цели, и позволяю ему достигнуть цели.

Что касается стараний Султана опять выпрямить сторожа, то я хотел бы заранее решительно защитить себя против упреков в «превратном понимании», «приписывании»: явление, в худшем случае, только описано, и оно вообще совершенно не может быть понимаемо превратно. Однако для того, чтобы случай, как изолированный, не возбуждал сомнений (которые сами по себе не оправданы), поскольку нет сомнения в том, что Султан не один раз, но опять и опять пытается использовать сторожа и меня в качестве скамейки, я присоединяю краткое описание подобного случая: (19. П)Султан не может придти к решению в одном опыте, в котором цель лежит по ту сторону решетки, так что ее нельзя достать; я стою внутри решетки, вблизи цели. После напрасных стараний другого рода животное подходит ко мне, хватает меня за руку, тащит к решетке и в то же время изо всех сил — к себе, книзу, и просовывает мою руку между прутьями решетки по направлению к цели. Когда я не схватываю ее, Султан идет к сторожу и пытается проделать с ним точно то же самое. Впоследствии он повторяет этот образ действий (26. III) с той лишь разницей, что он вначале жалобными просьбами зовет меня к решетке, так как я на этот раз стою снаружи. В этом, как и в первом случае, я проявил как раз такое сопротивление, что животное только-только могло преодолеть его, и оно отстало от меня лишь тогда, когда моя рука лежала на цели и я (в интересах будущего экспериментирования) все же не сделал ему в угоду и не достал цели. Я упоминаю в дальнейшем, что животные в один жаркий день должны были ожидать воду дольше, чем обычно, поэтому, в конце концов, просто брали сторожа за руку, за ногу, под колено и со всей силой теснили и придвигали его к двери, за которой обычно стоял горшок с водой. Это на долгое время сделалось постоянным обычаем; если человек продолжал кормить шимпанзе бананами, то Хика без обиняков брала их у него из рук, откладывала их в сторону и тащила его к двери (Хика всегда ощущает жажду). Было бы совершенно неправильным считать шимпанзе, как раз в таких вещах, тупым и глупым. Относительно вышеописанного случая следует еще заметить, что, благодаря форме здешней мужской одежды (сорочка и брюки без сюртука), животные могут особенно легко разбираться в человеческом теле. Если им еще что-нибудь неясно, они при случае исследуют это, и стоит только допустить более сильные изменения одежды или

костюма (бороды), как Хика и Грандэ тотчас же с большим интересом предпринимают исследование.

После ободряющей помощи мы опять отодвигаем ящики в сторону. Новую цель подвешиваем у того же места крыши. Султан тотчас же очень быстро возводит постройку из обоих ящиков, однако, на том месте, где в самом начале опыта была подвешена цель и стояло его собственное первое сооружение. Из примерно ста случаев применения ящиков и постройки, это — единственный раз, когда была сделана глупость такого рода. Султан производит при этом впечатление совершенно смущенного и, вероятно, изнурен, так как опыт уже более, чем в течение часа, длится на месте, где очень жарко.¹

Так как Султан все время без всякого плана двигает ящики туда и сюда, мы, в конце концов, ставим ящики один на другой еще несколько дальше под целью; Султан достигает цели, и мы отпускаем его. Только еще однажды я видел его таким же смущенным и беспорядочным.

На следующий день (9. II) обнаруживается, что в самом деле должна заключаться особенная трудность: Султан подтаскивает один ящик под цель, но не приносит другого; наконец, постройка возводится для него, и он достигает цели. Новая цель, тотчас же подвешенная (сооружение опять разрушено), совершенно не побуждает его к работе, он лишь хочет опять использовать наблюдателя в качестве скамейки; сооружение еще раз возводится для него. Под третью цель Султан ставит ящик, подтаскивает также и другой, но в критический момент останавливается, обнаруживая своим поведением полную беспомощность; он все время смотрит вверх, на цель, и при этом неуверенно хватается за второй ящик, затем совершенно внезапно крепко схватывает его и решительным движением ставит на первый. Неуверенность в течение продолжительного времени находится в самом резком контрасте с этим внезапным решением.

Двумя днями позже опыт повторяется; цель висит опять на I новом месте. Султан ставит ящик косо под цель, приносит второй, уже поднимает его и опять, глядя на цель, как бы малодушно дает ему упасть. После многих промежуточных дей- |

'Л ишь позднее я заметил, что в первые месяцы я вообще в довольно большой степени заставлял животных напрягать свои силы; медлительность в действиях, приспособленная кживотным и к климату,образоваласьлишьсо временем.

ствий (ползанье вдоль крыши, подтаскивание наблюдателя) он снова принимается за постройку, тщательно устанавливает первый ящик стоймя под целью и с большим трудом ставит на него второй; при поворачивании и дерганий ящик повисает наверху, надетый своей открытой стороной на угол нижнего ящика; Султан залезает наверх и тотчас же обрушивается вместе с постройкой на землю. Совершенно изнеможенный,, он остается лежать в одном из углов площадки и оттуда рассматривает ящики и цель. Лишь по истечении продолжительного времени он снова приступает к работе, ставит один ящик стоймя и пытается таким образом достигнуть цели, спрыгивает вниз, схватывает второй ящики, наконец, в упрямом усердии достигает того, что тот точно также в вертикальном положении стоит на первом, хотя уже сдвинут в сторону так сильно, что при каждой попытке залезть наверх сейчас же начинает шататься. Лишь после большого количества проб, во время которыхживотное, очевидно, действует совершенно вслепую и все предоставляет зависимости от успеха или неудачи движений, лишенных плана, верхний ящик попадает в такое положение, в котором он не начинает шататься уже тогда, когда Султан пробует его ногой, и цель достигается.

Начиная с этого опыта, Султан применял второй ящик всегда без промедления, а самое главное, больше никогда уже ему не было абсолютно неясно, как нужно поступать с ним.

Из отчета видно, что после первого самостоятельного решения мы, в общем, четыре раза ставили для Султана ящики один на другой; в опытах с Грандэ (Хикой и Раной) я три раза после первого решения оказывал эту помощь, бывшую очень пригодной для того, чтобы поощрять животных к дальнейшему упорному применению этого способа. Если бы я заставлял их сильно голодать и от времени до времени опять и опять ставил в такую же ситуацию, то дальнейшее развитие постройки оставалось бы тем же самым и без этого вмешательства. Основательное наблюдение способа, которым они строят, после первых же опытов показалось мне более важным, чем вопрос, продолжали ли бы шимпанзе строить без поощрения и переходили ли бы затем к постройкам из трех и четырех элементов; поэтому после первого принципиального решения я, насколько это было возможно, поощрял животных к стройке. Если бы постановка второго ящика на первый не представляла собой ничего другого, кроме повторения простого (на ровной земле) употребления ящиков, только на

вышележащей ровной поверхности, то после предыдущих опытов вовсе нельзя было бы ожидать, что раз найденное решение не будет вполне хорошо воспроизводиться: ведь Султан и Грандэ в те дни, когда производился этот опыт, уже вполне свободно доставали высоко подвешенную цель при помощи одного ящика, как это явствует также и из опытов; однако, оба нелегко воспроизводят стройку, и беглый взгляд на описание опытов показывает, что в этом, наверное, виновна не только первая (внешне практическая) неудача. Равным образом, чисто внешний момент не является главной причиной: конечно, ящики тяжелы для маленьких животных и в процессе опытов бывают моменты, когда они просто не справляются с тяжестью. Но надо только видеть, с какой энергией и с каким успехом, в общем, они толкают и поднимают тяжесть, если они вообще строят, и как они могут опять очутиться в состоянии полной беспомощности, когда они держат второй ящик уже достаточно высоко поднятым и им нужно только еще (по человеческим понятиям) опустить его на нижний ящик, животные бросают дальнейшую стройку не из голого страха перед телесным напряжением. Скорее, они несколько неловки в самом начале. Однако и этому нельзя придавать слишком большого значения, так как, по всей вероятности, отказ от метода после первой пробы внутренне связан с остальным странным поведением — много раз и внезапно наступающей беспомощностью переддвумя ящиками, это поведение не имеет абсолютно ничего общего с неловкостью. Животное ведет себя тогда не так, как тот, кто неловко выполняет определенное действие, но как тот, кому ситуация вообще не дает однозначного указания для определенного действия.

Эту заторможенность, беспомощность (или называйте, как хотите), которая может постигнуть животных в первых опытах, когда, очевидно, уже появилось решение «Второй ящик наверх», и они уже приступают к его выполнению, мы наблюдали три раза у Султана, два раза у Грандэ и лучше всего впоследствии (весной 1916 года) у взрослой уже Чего, когда она в первый раз хотела поставить один ящик на другой. Я подчеркиваю еще раз: сначала все идет хорошо, после того как животные вполне посвящены в ситуацию и убедились, что с одного ящика им не достать цель, настает момент, когда внезапно в задачу вовлекается второй ящик. Тогда они тащат или (Чего) несут его к первому и разом останавливаются, когда подходят близко к последнему. Неуве-

ренными движениями они держат второй ящик то здесь, то там над первым (если не дают ему беспомощно тотчас же упасть на пол, как однажды Султан), и если бы не было известно, что эти же животные прекрасно видят в обыкновенном смысле этого слова, можно было бы подумать, что имеешь перед собой в высшей степени близоруких животных, которые лишь с трудом различают, где, собственно, стоит первый ящик. В особенности у Чего поднимание второго ящика над первым в сторону и вперед от него длится достаточно долго без того, чтобы оба ящика касались друг друга дольше, чем на мгновение. В самом деле, нельзя смотреть на это без того, чтобы не сказать себе: здесь две задачи; одна («Второй ящик наверх») действительно не предъявляет кживотным очень большихтребований, если они уже знают простое употребление ящиков; другая задача «Один ящик пристроить на другом так, чтобы он прочно возвышался на нем» — в высшей степени трудна. В этом заключается единственное существенное различие между употреблением одного ящика на земле и постановкой второго ящика на первый. В первом случае компактную форму опускают на гомогенную и бесформенную поверхность земли, которая не предъявляет каких-либо особенных требований, или же ее просто только тащат по земле (до места, находящегося под целью), причем эта компактная форма не отделяется от земли; во втором случае узко ограниченное тело, имеющее специальную форму, должно быть составлено вместе с другимтелом подобного же рода таким образом, чтобы получился определенный результат, и при этом шимпанзе, по-видимому, доходит до границы своих способностей.

Ретроспективный взгляд позволяет тотчас же увидеть, что ранее описанные опыты, в которых фигурировал один ящик на ровной земле, обязательно должны вводить в заблуждение относительно этой трудности, устраняя ее, и поэтому не могут дать достаточно полной картины поведения шимпанзе: маленькое животное или подтаскивает свой ящик к месту, находящемуся приблизительно под целью, или переворачивает его с ребра на ребро. В обоих случаях совершенно безразлично, сдвинут ли ящик на несколько сантиметров, даже дециметров вправо, влево, вперед или назад; повсюду почва остается одинаково ровной (а

'Слишком большие ошибки этого рода, сделанные по отношению к цели, также легко и правильно исправляются (срав. Коко); здесь не играет роли какой-либо фактор формы более высокого порядка, но л ишь «грубая дистанция»]

⁶ Зак. № 175 161

цель, несмотря на небольшие отклонения в сторону, все же вполне может быть достигнута,¹ и поэтому в руках шимпанзе, который не видит никакой проблемы, ящик коротким движением сам собою приходит в положение равновесия, в котором он является годным для употребления.

Совершенно иначе дело обстоит в опыте с двумя ящиками: здесь шимпанзе встречается уже с проблемой статики, которую он должен разрешить,¹ так как первый и второй ящики сами собой не разрешают ее, как это делают первый ящик и ровная почва.

Это пояснение приводит к выводу, что шимпанзе без труда поставит на находящийся под целью очень большой ящик, поверхность которого оптически и физически более похожа на ровный грунт, другой значительно меньший ящик; действительно, в таких случаях маленький ящик, коль скоро он был поставлен на большую клетку, представлявшую собой нижний элемент постройки, тотчас же прочно устанавливался.

Есть два рода разум ной статики, точно также как два способа овладеть функцией рычага. Один способ, способ физики (центр тяжести, момент силы и т. д.), принимается здесь во внимание столь же мало, сколь мало он имеет отношения к бесчисленным случаям, в которых человек «правильно» кладет или ставит одни вещи на другие. К сожалению, психология до сего времени не начала исследовать этот род физики наивного человека, который чисто биологически имеетбольшеезначение, чем наука, носящая то же имя, так как в такой же двойной форме выступает не только статика и функция рычага, но и остальная огромная часть физики, и каждое мгновение все наше поведение определяется именно наивной, а не научной физикой².

Как бы ни складывалась наивная статика человека, уже поверхностное наблюдение показывает, что «тяжелое», с одной стороны, и наглядные пространственные формы — с другой,

'Правда, он редко разрешает ее «правильно»; но мне кажется весьма заслуживающим внимания, что бывают случаи (как например, описанный выше), когда, по крайней мере, наглядная ситуация кактаковая в известной степени оказывает свое действие и, так как решение не наступает, удерживает шимпанзе в беспомощном состоянии: он ведьмогбы просто дать как-нибудь упасть второму ящику на первый и ему не нужно было бы останавливаться; и неуверенность может быть иногда хорошим признаком.

^гУ специалистов-физиков, конечно, наивная физика проникнута в различных степенях научной физикой в собственном смысле этого слова.

играют в ней столь же значительную роль, как абстрактные понятия силы и длины в строго физической статике. По крайней мере, один из указанных «компонентов» должен находиться у шимпанзе в очень неразвитом состоянии, так как общее впечатление от наблюдений, снова и снова произведенных над животными, приводит к выводу: статика вообще едва ли имеется у шимпанзе; почти все, что касается «статических задач» при постройке, шимпанзе решает не разумно, а исключительно путем проб, и нельзя представить себе более резкой противоположности, чем разница между подлинными решениями, которые наступают внезапно и протекают в виде замкнутого ряда, и возней вслепую с одним ящиком над другим, в которой проходит процесс постройки, если, благодаря счастливой случайности (подобные уже были описаны выше), шимпанзе уже с самого начала не поставит один ящик на другой. Подлинное решение заключается, без сомнения, в том, чтобы «второй (или третий, четвертый — не в их числовом значении, а как еще один») ящик поместить над первым», но «установить на нем» может быть лишь с осторожностью употреблено для обозначения того, что в действительности делает шимпанзе, так как эти слова имеют в виду уже статику в нашем смысле (не обязательно научном), а животное обладает очень и очень небольшой частицей последней.

Нечто, совершенно подобное этому, можно наблюдать у детей на первом году жизни; и они во время опыта пробуютодин предмет пристроить к другому, держа его в различных, нередко странных, положениях, а иногда и прижимая к последнему: совершенно очевидно, что им также еще недостает статики этого рода. Однако в то время как дети, подрастая, примерно к трем годам обычно уже совершенствуются в наиболее простом из этой наивной физики равновесия, шимпанзе, по-видимому, едва ли делает существенные успехи в этом направлении, даже если имеет достаточную возможность упражняться. Правда, вскоре его неуверенность в области пространственных форм и тяжестей не обескураживает его настолько, чтобы он прекращал всякие попытки поставить один ящик на другой, но все же работа, за которую шимпанзе принимается с бодростью после того, как Успех, достигнутый таким способом, усиливает его уверенность, сводится к точно таким же пробам, как вначале: поворачивание, Дергание, перевертывание, передвижение верхнего ящика на нижнем, так что животные, особенно Грандэ, под конец своим

б*

терпением вызывают почти изумление. Не следует думать, что подобная постройка, хотя бы только из трех ящиков, возводится в несколько секунд; чем больше поводов дают ящики для разного рода промежуточных случаев, чем меньше они по размерам, чем больше прибитых перекладин они содержат, тем дольше должны работать с ними животные; Грандэ иногда в течение нескольких десятков минут постепенно воздвигала свою постройку и достигала определенной высоты, обрушивалась вместе с постройкой, опять начинала и т. д., пока не была совершенно изнурена и просто не могла больше ничего делать.

В этих путанных действиях при постройке некоторые черты особенно характерны. Если верхний ящик принимает положение, в котором он статически покоится совершенно удовлетворительно, но при этом может совсем незначительно покачиваться, шимпанзе часто снимает его с места, где он хорошо помещался, и поворачивает его, когда рука или нога обнаруживает шаткость (оптика положения не оказывает здесь заметного влияния на контроль шимпанзе). Если при этом, или прежде, верхний ящик случайно принимает любое положение, в котором он хоть одно мгновение не качается, шимпанзе влезает наверх с уверенностью, если трение (хотя бы совсем ничтожное) в каком-либо месте на мгновение фиксирует ящик, прежде совершенно неустойчивый, и последний под тяжестью животного должен обязательно немедленно обрушиться. Так, Султан хочет, как будто это само собой разумеется, подняться на второй ящик, который едва-едва держится, будучи поставлен на один угол нижнего ящика. Поэтому для шимпанзе довольно безразлично, выступает ли ящик из постройки далеко в сторону и т. п., и иногда, действительно, третий ящик мог бы и не упасть вовсе, если бы наверху не было четвертого ящика или самого животного. Легко видеть, что должно произойти, когда шимпанзе здесь в первый раз совершенно очевидно покидает оптический подход к ситуации и именно, вероятно, потому, что его оптика не может дать того, что от нее требуется. Шимпанзе воздвигает сооружения и довольно частое успехом влезает на них, но они, с точки зрения статики, почти переходят границы понятного для нас, так как все обычные для нас структуры построек (прежде всего, оптически прочно внедрившиеся в нас) осуществляются шимпанзе случайно и, так сказать, в борьбе за устойчивость. Если рассмотреть несколько подробнее и внимательнее первую постройку из трех ящиков,

принадлежащую Грандэ (ср. табл. IV, я надеюсь, что репродукция позволит разглядеть это), то можно увидеть, что эта постройка едва-едва «жизнеспособна» и что, действительно, в момент фотографирования она стоит уже больше не благодаря собственной крепости, нолишьблагодаря правильно использованной тяжести самой Грандэ, которая, в свою очередь, держится за цель и не может снять или отпустить ее без того, чтобы не упасть вместе с постройкой. Подобное этому случается очень часто, только постройки нередко выглядят гораздо более странными; по большей части катастрофа происходит раньше, чем удается уловить благоприятный и спокойный момент для снимка.

Из этого описания уже видно, что животные возмещают недостающую им (обыденную) статику человека статикой третьего рода, а именно — статикой собственного тела, которая автоматически осуществляется особым нервно-мускульным аппаратом. В этом отношении шимпанзе, как мне кажется, значительно превосходит человека и извлекает существенную выгоду из этой прекрасной способности. Если он стоит на постройке, статика которой внушает страх зрителю, каждое обнаруживающееся подозрительное движение и наклон моментально и мастерски компенсируются перемещением центра тяжести тела, поднятием рук, сгибанием туловища и т. д., так что ящикам, находящимся под животным, также достается кое-что от статики ушного лабиринта и мозжечка шимпанзе. Вполне можно сказать, что при постройках в значительной части случаев само животное со своим тонко регулируемым распределением тяжести представляет собой составную часть, без которой сооружение обрушилось бы. Но, разумеется, из этого следует, что не может быть и речи о наличии в этом действии (физиологическом в узком смысле) «решения» в выше очерченном смысле этого слова.

Следует предостеречь против толкования, приблизительного, удобного и ничего не говорящего относительно действительного положения вещей, будто животные только слишком беспорядочны и разбросаны в своих действиях, чтобы строить, более сообразуясь с правилами статики.

Их способ действий вначале может произвести именно такое впечатление на новичка; более длительные наблюдения за неутомимым прилежанием Грандэ, которая также часто разрушает сооружение, воздвигнутое сообразно правилам статики, потому что что-нибудь в нем шатается, как и, пытаясь снова и

снова, воздвигает «несообразно со статикой», убедят каждого, что причина лежит глубже, и, по крайней мере, животным, которые наблюдались до сего времени, принципиально мешает предел их «оптического разума» (optische Einsich)¹.

Если животные не могут разумно осуществить подходящего соединения строительных элементов, то не следует удивляться тому, что они часто не схватывают имеющегося соединения и поэтому обращаются с ним неразумно, так как им опять-таки недостает соответствующих частей человеческой физики (наивного рода) и, по-видимому, она лишь с трудом может приобретаться; также и здесь дело не просто в беспорядке и поспешности. Так, можно порой наблюдать, как Грандэ (а также и другие), стоя на одном ящике, хочет втащить наверх другой, который открыт с одной стороны и в который одним углом входит уже поставленный ящик. Таким образом, Грандэ, по крайней мере, отчасти, своей собственной тяжестью, обременяющей оба ящика, мешает тому, чтобы второй ящик могбыть поднят, тем не менее, она дает себе много труда, чтобы втащить последний наверх, рвет и трясет его и, в конце концов, не подозревая, что она сама себе мешает, приходит в ярость.

Бывает, что Грандэ стоит на одном ящике, который поставлен на концы двух других, как на два столба², и теперь один из нижних ящиков кажется ей пригодным в качестве элемента для постройки; тогда она преспокойно вытаскивает его, если он поддается, и очень пугается, когда она теперь (по существу дела совершенно неизбежно) обрушивается на землю вместе с ящиком, на котором стоит. В 1916 году я опять видел это; заметного

'Нуэва оперировала пространственными формами настолько яснее, чем другие, что можно было думать, что она, может быть, строила бы несколько иным способом, если бы вообще дошла до опытов с постройками. То, что имеется «оптическая слабость», остается верным, во всяком случае, потому, что и наивная «физика тяжестей», «тяжелое», в значительной части основывается на оптике.

²Нечто подобное происходитлишьелучайно. Никогда ни одно изживотных не делало постройки намеренно по принципу моста, хотя я во многих опытах подводил животных к подобному образу действий. Например, высоко подвешивая цель, слева и справа от нее сразу же ставил тяжелые, крепкие цоколи и клал поблизости прочную доску, так что животным оставалось л ишь положить последнюю поперек на цоколи, чтобы стоя посредине ее, достигнуть цели. Доска всегда (Султаном и Хикой) употреблялась, как палка для прыгания. Подобно этому не удавались и вес другие опыты, в которых играет роль принципиально участие двух сил в одно и то же время]

улучшения нет.

Наоборот, животные научаются, по-видимому, тому, что при стройке не следует поворачивать ящик открытой стороной кверху, хотя как раз это вовсе не имеет большого значении, и воздвигались многие постройки, в которых следующий ящик вполне прочно лежал поперек отверстия. Во всяком случае, этот способ постройки встречается со временем все реже.

Постановка ящиков на нижние может производиться с земли или с выступающих краев нижних этажей (снизу), а также таким образом, что животное, стоя на самой верхней поверхности, тащит ксебе наверх следующий ящик. Первый образдействий в общем более практичен, так как при нем строитель сам не препятствует собственной работе, как это легко случается в другом случае, и вначале животные регулярно обращались к нему; однако в опытах, в которых животные строили сообща, всей компанией, и которые будут описаны ниже, они часто приходили к тому, что стояли на самом верху постройки, и, таким образом, здесь применялся второй образ действий.

Иногда кажется уместным какой-нибудь бросившийся в глаза при наблюдениях факт гГредставить в наиболее резко выраженной форме при посредстве критического опыта. Для этой цели животные в нашем случае были поставлены перед следующей ситуацией, как перед задачей: цель подвешена высоко, поблизости лежит ящик, но почва под целью занята кучей камней средней величины, на которой ящик едва ли может быть установлен достаточно прочно. (11. IV. 1914) Хика становится на кучу камней и тщетно пытается достать цель рукой, а затем—палкой; о ящике она вообще не заботится, а короткое время спустя больше не обращает внимания также и на цель. Второй опыт, поставленный много часов спустя в тот же день, протекает точно также. Хика, конечно, ничего не предпринимает с кучей камней; мне кажется совершенно невозможным, чтобы Хика видела ее, как препятствие, так как в гораздо более грубых опытах с препятствиями она никогда не достигала такой ясности распознавания; во всяком случае, она, по крайней мере, попробовала бы. Тем более однозначно протекал опыт с наиболее умным животным, Султаном, в той же ситуации и в тот же день: он тотчас же втаскивает ящик на кучу камней, но ему не удается как следует поставить его. Затем он подтаскивает издалека большой ящик-клетку, втаскивает его на камни, ставит на него первый ящик и после пятнадцати

минут самой усердной работы достигает цели, впрочем — с помощью постройки, которая сильно наклонена набок. Теперь мы складываем камни уже в виде совершенно остроконечной пирамиды. Однако на этот раз Султан, благодаря счастливой случайности, уже в несколько минут пристроил свой ящик на кучу камней и опять достигает цели. При третьем повторении — пирамида опять восстановлена — он не имеет никакого успеха и вскоре прекращает свои старания. Во время опытов он не сделал ни малейшего движения для того, чтобы сдвинуть в сторону камни и освободить ровную почву.