Употребление орудий оперирование вещами' (Продолжение) 3 страница

тогда преднамеренно акустическое действие коробки, то тем не менее кажется, что отдельные животные весьма близки именйо к этому, когда они в состоянии возбуждения ташат за собой цо земле ящик, жестяной барабан и т. п. и, ужасающе гремя им, наступают на кого-либо или даже на стену. Так поступает в особенности Грандэ, которая по различным обстоятельствам, иногда без видимой для нас причины, приходит в совершенно изумительное состояние возбуждения. Она вытягивается, ее длинные тонкие волосы развеваются по все стороны, так что она начинает походить на черную кисть для пудры, она схватывает ящик или жестянку одной рукой, со сверкающими глазами, наклонившись несколько вперед, она переступает с ноги на ногу, в том же ритме раскачивает руками и—насколько это возможно — инструментом; после достаточной подготовки она внезапно начинает наступать на других животных, на людей и стены. Если животное убегает, человек отходит в сторону, а деревянной стене достается громовой удар, взъерошенный мех разглаживается и возбуждение прекращается. В этом случае шум, наверное, должен что-нибудь означать, так как то же самое животное ударяет иногда так громко, как только возможно, по ящику, когда прикидывается свирепым и страшным (на самом деле Грандэ - добродушнейшее существо) и обратно, при посредстве шума, особенно барабаня по ящику, можно привести ее в состояние возбуждения. Возбуждение протекает у других животных в основном подобным же образом, но никогда оно не принимает таких драматических форм, как у Грандэ, которая даже в лучших случаях, с развевающимися волосами и неподвижно отставленными во время бега руками, надвигается, как парусное судно, гонимое полной силой ветра и может сильно напугать не знающего, в чем дело.

Близко к увешиванию себя подходит также ношение различных предметов между животом и бедром. Туда помещаются не только пищевые продукты, когда рук не хватает или они должны остаться свободными для лазанья, но часто также — без внешней причины — коробки, деревяшки, камни, лоскутья и различные другие предметы, которые почему-либо приятны животным. В особенности Чего бегала по целым дням с зажатым предметом, который она не вынимала даже и тогда, когда спокойно сидела. Это был то красный лоскуток, который она не отнимала от своего лона, то круглый камень, гладко отшлифованный морем. Фотографию, которую я дал Чего, чтобы наблюдать за ее реакцией, она

рассматривала некоторое время, ощупала ее кругом своими большими пальцами и затем спрятала ее в «карман брюк».

То, что запрятано сюда, трудно получить обратно. Так, например, гладкий камень животное берегло очень заботливо; если оно сидело с ним на земле, то с осторожностью крепко прижимало его, когда вставало и меняло место; когда животное снова садилось, оно часто хваталось за него и укладывало его, ни в коем случае не отдавая камень, а вечером брало его в свою комнату и в свое гнездо.

Если сказать, что в этом случае мы имели дело опять-таки с игрой, то этим не будет выражено все необходимое. Надо принять во внимание, что лоно у шимпанзе в некотором отношении означает гораздо больше, чем геометрический центр тела, хотя половые органы, по крайней мере, у самки, а следовательно, и у Чего, сдвинуты далеко кзади, так что они скорее образуют конец спины, чем принадлежат клону. Когда маленькое животное приветствует, например, Чего, оно по большей части, — реже встречаются и другие формы приветствия — кладет руку в лоно большого животного, если же движение руки не заходит так далеко, то Чего, будучи в хорошем расположении духа и если дело идет о ее подруге Грандэ, очень часто схватывает руку другого животного, прижимает ее ксвоемулону и ласково похлопывает по нему. В те дни, когда оналюбезна,совершеннотожесамоеона проделывает с нами, когда мы подходим к ней, а именно, прижимает руку человека к тому самому месту между бедром и животом, где онаобычно зажимает ценные для нее предметы. Она сама в качестве приветствия прикладывает свою огромную руку к лону других или же между бедрами, причем она склонна непосредственно переносить это приветствие и на людей.

Тот, кто в этом обычае усмотрел бы что-либо грязное, несправедливо оценил бы его совершенно безобидный характер, по крайней мере, у этих экземпляров. Животные зоологических садов, как мне рассказывают, ведут себя иногда весьма отвратительно; станционные шимпанзе, правда, большие грязнули в обычном смысле этого слова (несмотря на то, что они так много занимаются уходом за своим телом) и заядлые копрофаги, однако их сексуальная чистота едва ли могла быть большей; я видел только, как маленький Коко, неистово прыгая—прежде я этого никогда не видел, — мастурбировал, причем мастурбация, по-видимому, возникла у него случайно.

В это особенное место, так сказать, в самое нутро тела, зажимаются, когда шимпанзе сидит в привычной негритянской позе, предметы, представляющие для него ценность; кажется весьма примечательным, что как раз наиболее старое и вдальней-шем с наибольшим трудом поддающееся влиянию животное всегда прячет ценное для него достояние, прежде всего, куски материи и т. п.

Когда однажды на площадку для игр была принесена глыба глины белого цвета, постепенно и без всякого побуждения ктому развилось в больших размерах раскрашивание, и когда впоследствии животные опять получили глину, то через несколько минут началась та же самая игра. Вначале мы видели, что шимпанзе лижут незнакомое вещество; по всей вероятности, они хотели попробовать его на вкус. При неудовлетворительном результате они, как и прежде в подобных случаях, обтирали вытянутые губы о наиболее подходящий из ближайших предметов и, естественно, делали его белым. Однако, через некоторое время намазывание балок, железных жердей и стен сделалось совершенно самостоятельной игрой, Так что животные набирали глину губами, а впоследствии растирали куски во рту, смачивая их при этом слюной, и затем покрывали предметы получившейся кашицей, снова делали краску, снова раскрашивали и т. д. Здесь дело в раскрашивании, а не в размазывании глины во рту, так как тот, кто раскрашивает, и остальная компания, поскольку она не слишком занята, наблюдает с огромнейшим интересом за результатами. Вскоре, как и следует ожидать, губы перестают заменять кисть, шимпанзе берет ком глины в руку и раскрашивает теперь свой объект в белый цвет гораздо быстрее и увереннее. При этом, разумеется, еще не получается ничего другого, кроме большого белого грязного пятна, или — при особенно энергичной работе — полностью выбеленной поверхности балки. В дальнейшем животные однажды получили также и другие краски. Чего однажды очень терпеливо раскрашивала свою голень, но на темном мехе должного эффекта не получилось.

От смачивания и раскрашивания вся область рта, естественно, постепенно становится белой. Однако, в то время, как при вышеописанном увешивании себя различными украшениями, поведение животных имеет значение игры и самодовольства, Животное, лицо которого стало белым, ведет себя точно также, как и до этого: таким образом, мы имеем дело с чисто побочным

продуктом занятия, о котором само животное едва ли подозревает. Оперирование шимпанзе вещами для начала достаточно охарактеризовать этим описанием; отдельные наблюдения над плетением, употреблением ключа, оперированием зеркальными поверхностями будут сообщены в другой связи. То, что в предстоящем изложении представляет интерес для постановки этнологических проблем, без дальнейших указаний будет понятно специалисту.

4. ИЗГОТОВЛЕНИЕ ОРУДИЙ

Во всех исследованиях интеллекта, близких к тем, какие описываются здесь, всегда повторяется одно обстоятельство: если рассматривать отдельный отрывок процесса, называемого «решением», например, его начало само по себе, не обращая внимания на остальные части, то этот отрывок представляет собой поведение, которое по отношению к задаче — достижению цели — кажется либо малозначительным, либо даже уводящим от цели; лишь когда мы вместо таких отрывков рассматриваем весь процесс в целом (или в случаях, о которых речь будет идти ниже, по крайней мере, очень длительные частичные процессы) это целое является осмысленным по отношению к задаче, и теперь каждый из ранее мысленно изолированных отрывков приобретает смысл с точки зрения задачи как составная часть этого целого, относящаяся к нему.

Дело обстоит иначе лишь с одним отрывком, а именно — с последним, который основывается на всем предшествовавшем и в котором животное просто схватывает цель. Этот отрывок, естественно, является также осмысленным также и при изолированном рассмотрении.

Сказанное не представляет собой ни философии, ни какой-либо теории явлений, имеющих место в действительности, но является простым положением, которое без дальнейшего должен допустить каждый, кто сознает различия между «осмысленным отношением к задаче» и «не осмысленным» и рассматривает соответствующие примеры чисто объективно.

Если человек или животное идет к цели обходным путем в обыкновенном смысле этого слова, то начало движения, рассматриваемое само по себе и безотносительно к дальнейшему ходу

процесса, содержит, по крайней мере, один компонент, который должен казаться безразличным по отношению к цели; при «больших» обходных путях можно каждый раз показать отрывки пути, которые, будучи рассматриваемы изолированно, являются противоречащими смыслу, так как они уводят от цели. Если это мысленное подразделение отпадает, весь обходный путь и каждый отрывок его как часть всего пути являются осмысленными по отношению к условиям опыта.

Если я достаю при помощи палки недосягаемую иначе цель, все сказанное сохраняет свою силу. Если я схватываю лежащую поблизости палку, то это действие, рассматриваемое изолированно, исключительно само по себе, безотносительно к дал ьнейшему поведению (употреблению в качестве орудия), является движением, не имеющим абсолютно никакого значения по отношению к цели; это движение, — конечно, если мыслить его в воображаемой изолированности, — не приводит меня ни на йоту ближе к моей цели и является, таким образом, бессмысленным в данной ситуации. Вдвинутое в полный процесс это движение, напротив, имеет смысл существенно необходимой части целого, сообразной с его смыслом.

Подобное рассуждение, примененное к другим «обходным путям» (в переносном смысле слова), показывает, что здесь дело обстоит точно также, и именно поэтому мы называем их все «обходными путями».

Так представляются вещи при чисто объективном рассмотрении. Как шимпанзе в подобных случаях на самом деле приходит к своим решениям, это другой вопрос, который здесь еще не подлежит исследованию. Однако, все дальнейшие опыты имеют своей общей целью создать ситуации, в которых возможное решение будет более сложным, так что объективное рассмотрение процесса в отрывках должно будет показать еще в большем количестве и в более отчетливом виде составные части, которые, если их взять изолированно, не имеют никакого смысла по отношению к задаче, и опять-таки имеют смысл по отношению к ней, если рассматривать их во всем процессе в его целом. Как ведет себя шимпанзе в подобных ситуациях?

Группу случаев, о которых будет идти речь ниже, мы обыкновенно обозначаем словами «изготовление орудий» («Werkzeugherstelluhg»). Однако из чисто практических целей это название здесь употребляется более широко, чем обычно, а

именно, всякое побочное действие, которое «предварительно приготовляет» орудие, не вполне подходящее к ситуации, так, чтобы оно стало пригодным к применению, будет рассматриваться как «изготовление орудий». Предварительное приготовление, какого бы рода оно ни было, представляет собой новую составную часть, которая, будучи выхвачена как изолированный отрывок вообще не имеет ни малейшего отношения к цели, напротив, становится осмысленной по отношению к последней, поскольку рассматривается вместе с остальным ходом процесса, особенно с «применением орудия».

I

Лишь слабым намеком на подобное побочное действие является то, когда Хика, гоняясь за другим животным во время игры-борьбы, замечает камень, хочет его поднять и, когда тот не поддается, тотчас же ковыряет, скребет и дергает, пока не высвободит его; в то же мгновение она уже оказывается позади противника и швыряет в него камнем.

Существенно более важное действие уже наблюдалось ТеиЬег'ом и впоследствии встречалось еще много раз: Султан тянется к предметам, находящимся за решеткой, и не может достать их рукой; он в поискахходит вокруг; наконец, направляется к обыкновенному приспособлению для вытирания ног, состоящему из железных стержней в деревянной раме, и в течение некоторого времени трудится над ним, пока ему не удается вытащить одну из железных полос; тотчас же он спешит с ней к подлинной цели, находящейся на расстоянии около 10 м и пододвигает ее к себе.

Вполне ясно, что в этом случае ход процесса, рассматриваемый в отрывках, представляет даже несколько составных частей, которые, будучи изолированы, являются бессмысленными. 1) Вместо того, чтобы оставаться около своей цели, Султан уходит от нее; взятое само по себе, это даже противоречит смыслу. 2) Он разламывает прибор для вытирания ног, принадлежащий станции; взятое само по себе, это вообще не имеет отношения к цели.

Однако относительно обоих отрывков в том виде, в каком они входят в фактический ход процесса, следует заметить еще кое-что: 1. животное вовсе не убегает от цели с тем свободным беззаботным видом, какой можно наблюдать у него и у других

обезьян в нейтральные моменты, но отходит так, как уходил бы тот, перед кем стоит задача. Я еще раз настоятельно прошу не говорить об «антропоморфизме», о «приписывании животному» и т. п. там, где для подобных упреков нет ни малейшего основания. Я спрашиваю, имеет ли другой вид то, когда кто-нибудь слоняется без дела, чем то, когда он ищет ближайшую аптеку или потерянную вещь? Несомненно, это имеет другой вид. В состоянии ли мы точно проанализировать общее впечатление, в обоих указанных случаях это вопрос, который не касается данного факта. Я лишь говорю: «Оба противопоставленных здесь друг другу впечатления выступают у шимпанзе точно также, как и при наблюдениях над людьми; эти впечатления, которые вовсе не являются чем-то приписанным шимпанзе, но относятся к элементарной феноменологии его поведения, имеются в виду, когда мы говорим «Султан весело бегал вокруг» — или в другой раз: «Он ходил в поисках по площадке». Если это антропоморфизм, то последний заключается также и в следующей фразе: «Шимпанзе имеет такую же формулу зубов, как и человек». Чтобы не оставить совершенно никакого сомнения по поводу значения выражения «в поисках ходит вокруг», я добавлю еще, что этим мы вовсе ничего не говорим о сознании животного, но лишь о его «поведении». 2. При работе над прибором для вытирания ног деятельность Султана полностью сконцентрирована на высвобождении из доски одной из железных полос; однако это действие, будучи даже более точно описано, остается не имеющим значения по отношению к подлинной цели, поскольку его рассматривают изолированно.⁶*

В то время, когда Коко еще не умел употреблять своего ящика, он однажды, когда цель опять висела высоко на стене, пришел ктакомуже образу действий, как и Султан. Перед дверью, на расстоянии 4 м, стоял прибор для вытирания ног, точно такой же, как вышеупомянутый. После того, как Коко продолжительное время смотрел на ящик, но, тем не менее, не применил его, он отошел, заметил прибор для вытирания ног, подошел к нему и начал изо всех сил рвать его, пока гвозди, которыми прибор был прикреплен к полу, наконец, не поддались. Обрадованный, он подтащил тяжелую доску к цели, но в это время был испуган свистом, раздавшимся поблизости и бросил свою ношу, так что нельзя было увидеть, что должно было произойти дальше. Вскоре после этого, однако, он опять вернулся к доске, встал на один из

длинных краев ее и начал рвать и трясти изо всех сил железные полосы, вероятно, для того, чтобы оторвать их; однако, так как он был слишком слаб и не подошел к делу достаточно практически, он должен был, наконец, прекратить свои старания.

(17. П. 1914). По ту сторону решетки лежит цель, которую нельзя достать руками; по эту сторону, на заднем плане помещения, где производится опыт, поставлено спиленное рициновое дерево, ветви которого можно достаточно легко отломить: просунуть дерево через решетку невозможно, так как оно имеет разветвленную форму, кроме того, только большая обезьяна могла бы без труда подтащить его к самой решетке. Приводят Султана, он сначала не видит цели и обсасывает, равнодушно оглядываясь вокруг себя, одну из ветвей дерева; после того, как его внимание было привлечено к цели, он подходит к решетке, бросает взгляд за решетку, в следующий же момент поворачивается, идет прямо к дереву, схватывает тонкий стройный сук, резким движением отламывает его, и вот уже спешит обратно к решетке и достигает цели. Процесс от момента поворота к дереву додоставания плода при помощи отломанной ветви представляет собой одну единственную и быстро законченную цепь действий, без малейшего «зияния», («Hiatus») и без малейшего движения, которое, говоря по существу, не входило бы в состав описанного решения.

При повторении, произведенном тотчас же после этого, не все прошло так гладко, однако в этом был виноват не Султан. Сук был удален в отсутствие Султана, цель вновь была положена, Султана опять привели. Тотчас же он отломал второй сук, однако, безуспешно пытался достигнуть цели при помощи его, так как сук при спиливании дерева был надломлен посередине. Султан вытащил его обратно через решетку, перегрыз на месте надлома и продолжал работать одной половиной, но опять безуспешно, так как теперь орудие было слишком коротко.

Относительно перегрызания в надломленном месте следует заметить следующее: все маленькие животные практикуют как игру просовывания соломинок в дыры и пазы стен; слабая соломинка при этом беспрестанно ломается, и столь же часто обезьяны посредством откусывания делают игрушку опять пригодной, пока она, наконец, не становится слишком короткой. — В опыте перегрызание надломленного места является в одно и то же время правильным и неправильным: правильным, так как

половинка представляет собой лучшую «палку» в функциональном смысле; неправильным, так как и без откусывания половинка могла бы служить удовлетворительным орудием, лишь бы только она была достаточно длинна.

Для взрослых людей с их механизированными способами разрешения задач во многих случаях, а также и здесь, необходимо указание, что мы имеем дело именно с решением задачи, а не с чем-то само собой разумеющимся; отламывание ветки от дерева, которое первоначально было дано как целое, представляет собой действие более высокого порядка, чем простое употребление палки — в этом убеждают нас животные, которые менее одарены, чем Султан, но уже знают применение палок.

В тот же день испытанию подверглась и Грандэ. Она протягивает руку за решетку, но все ее усилия напрасны—она не достигает цели. Наконец, она отходит от решетки, ходит медленно по площадке и садится около дерева, ветви которого она в течение некоторого времени равнодушно обгрызает. Когда она, таким образом, «причаливает к дереву» и грызет его, то при этом ни в коей мере не возникает впечатления, будто это имеет какое-либо отношение к цели; на последнюю она вообще больше не обращает внимания. После длительного ожидания, в течение которого не наблюдалось никаких следов решения, опыт прекращается. Я еще раз упоминаю, что Грандэ старше и гораздо сильнее Султана, так что она могла бы с гораздо большей легкостью отломить сук.

Четыре месяца спустя (16. VI) опыт с ней был повторен; за это время привычка употреблять палки уже значительно возросла. Дерево, состоящее из трех крепких сучьев, не ветвящихся дальше и выходящих из одного толстого ствола, лежит на площадке, совсем сзади, настолько далеко, насколько это возможно, от решетки, а тем самым и от цели (примерно на расстоянии 5 м). Грандэ сначала обращается к железному стержню, прикрепленному к двери в качестве задвижки, и пытается вынуть его из железных колец, которыми он прикреплен. Когда это ей не удается, она оглядывается вокруг себя и при этом ее взгляд на некоторое время приковывается к дереву. Однако она опять отвлекается от него и замечает лоскуток сукна, лежащий у самой решетки; она схватывает его и делает попытки пригнать при его помощи цель. Когда лоскуток был отобран у нее, Грандэ опять сотрясает железный стержень, а когда тот не отходит, опять

осматривается вокруг себя, в особенности по направлению к заднему плану, где стоит дерево, замечает камень на земле, приносит его к решетке и тщетно пытается просунуть его между прутьями; по-видимому, он должен заменить палку. После того, как Грандэ опять оглянулась назад, она, наконец, подходит к дереву, прислоняется одной рукой к стене, другой, рукой и ногой упирается в сук, торчащий впереди других, резким движением отламывает его, тотчас же возвращается к решетке и достает цель. — Для пояснения здесь надо отметить следующее: черный железный стержень хоть практически и укреплен сильнее, чем сучья на дереве, оптически непосредственно выделяется на фоне деревянной двери, как самостоятельный предмет, притом иногда один конец его бывает выдвинут из двери в пространство. «Увидеть» сук дерева «отдельно» от последнего, как палку, уже труднее, и почему-то Грандэ дважды рассматривала дерево, не достигнув этим успеха в решении задачи. Напротив, с того момента, когда Грандэ подошла к дереву, процесс является точно таким же замкнутым и «настоящим» как и у Султана.⁷⁾

(1. III. 1914). Чего в предыдущие дни и даже утром до описываемого ниже опыта неоднократно применяла палки в качестве орудия. Дерево кладут на расстоянии примерно 2 м от решетки, затем в помещение для опыта впускают Чего. Сначала она не обращает внимания на дерево, но, увидев цель, идет как и ранее к месту, которое служит ей для спанья, достает свое покрывало, просовывает его через прутья решетки, закидывает его на цель и пытается, таким образом, подтащить ее. Покрывало допускает два способа применения, причем оба они могут привести к успеху: можно пригонять цель, ударяя по ней, и подтаскивать ее, накинув предварительно покрывало на цель. После того, как покрывало отнимают у Чего, она тотчас же схватывает дерево и усиленно старается просунуть его так, как оно есть, через решетку. Когда это не удается, она берет в руку пучок соломы, высовывает его «как палку», наружу и пытается при посредстве его подтащить цель. Когда пучок соломы оказывается слишком мягким и при подтаскивании не захватывает с собой цели, Чего схватывает солому посередине зубами, а на конце рукой, и перегибает половину, так что образуется пучок, вполовину меньшей длины, но несравненно более крепкий, действительно вроде настоящей палки; этот пучок она тотчас же применяет и притом, так как по длине он все еще подходит, применят не раз с полным

успехом. Процесс от того момента, когда был взят слишком мягкий пучок соломы, до применения уплотненного пучка, является совершенно единым, длится в течение немногих секунд. Таким образом, выявился другой вид изготовления орудий, а не тот, которого мы ждали; Чего ни одной минуты не делала попыток отломать сук от дерева, но вместе с тем отчетливо показала, что само по себе применение палки было у нее «налицо» в течение опыта. Под «деревом» здесь следует понимать, впрочем, лишь очень маленький экземпляр, с которым Чего еще вполне хорошо может справиться. Это объясняет нам ее желание использовать все дерево как палку; однако то, что она непосредственно идет с ним к решетке, как будто бы она могла просунуть его наружу, — это грубый образ действий, разумеется, не оправдывается размерами деревца.

На следующий день испытание повторяется; деревцо лежит точно на том же месте, что и днем раньше, в начале. Чего употребляет пучок соломы как замену палки, а когда тот оказывается слишком мягким, складывает его точно также, как в первом опыте, так что он становится толще и более прочным, а когда он на этот раз даже и после сгибания остается слишком гибким, Чего поспешно повторяет этот образ действий, в результате чего пучок, теперь сложенный вчетверо, является в высшей степени прочным. Однако вместе с тем он становится слишком коротким, и вскоре Чего опять старается пропихнуть все дерево через решетку. Когда и это, естественно, не удается, Чего возвращается к употреблению соломы, и, много раз потерпев неудачу, наконец, успокаивается и садится. Однако глаза ее блуждают и вскоре останавливаются на деревце, которое она перед тем оставила лежать несколько позади. Одним разом, совершенно внезапно, она схватывает его, быстрой уверенно отламывает сук и тотчас же подтаскивает цель. К предшествующим попыткам — проп ихнуть дерево через решетку — этот образ действий не имеет никакого отношения. При отламывании сука Чего поворачивается одной стороной к решетке, а деревцо вообще не прикасается к решетке; кроме того, Чего не обращается с ним, как с целым, и вовсе не пододвигает его к решетке; здесь дело идет не о чем Другом, как только об отламывании сука.

Этот опыт опять-таки особенно характерен. В течение весьма продолжительного времени не было видно ни малейшего намека на ожидаемое решение; однако, когда, наконец, совер-

шенно внезапно происходит отламывание сука, оно переходит без паузы («Hiatus») в просовывание отломленной палки наружу, причем и то, и другое вместе представляют собой единый замкнутый в себе процесс.

У Коко попытки решения этого рода имели место прежде, чем мы намеревались осуществить над ним подобное испытание. В первый же день опытов с палкой он неловким движением оттолкнул цель еще дальше, так что ее теперь уже больше нельзя былодостать палкой и уж, конечно, нельзя было достать стеблем, лежавшим поблизости. Тогда он отправился к кусту герани у края дорожки (в стороне), схватил один из стеблей, отломил его и пошел с ним к цели; по пути он поспешно оборвал один за другим все листья, так что остался один только длинный стебель; тогда при помощи последнего он пытался (тщетно) подтащить цель. Обрывание листьев в одно и тоже время правильно и неправильно: оно неправильно, так как ветви от этого практически не становятся длиннее, и правильно, так как при этом оптические размеры в длину выступают резче, и, благодаря этому, стебель оптически в большей степени становится «палкой». Мы еще увидим, как много у шимпанзе (вообще при их попытках решения) приходится на долю оптических условий подобного рода, которые иногда как раз берут верх над практическими отношениями. О том, чтобы Коко обрывал листья лишь играя, не может быть и речи; взгляд и движения ясно показывают, что во время этих действий он уже явно стремился к цели: здесь дело идет о подготовке орудия. Игра выглядит совершенно иначе, и я еще никогда не видел шимпанзе, который (как Коко здесь), отчетливо проявляя в своем поведении неустанное стремление к цели, в то же время играл бы.⁸⁾

Двумя днями позже, когда прекратилось употребление ящиков, Коко сначала без успеха тянулся рукой к цели, затем он, ища, оглядывается вокруг, внезапно идет к сильно заросшей беседке (на расстоянии 3 м от цели), карабкается вверх по шестам до места, где сильно утолщенный стебель вьющегося растения оптически резко выступает из ветвей, откусывает стебель, концы которого срослись с зарослями, сначала в одном месте, затем перегрызает еще один раз 10-ю см дальше, быстро сползает опять вниз, бежит к цели и, не пуская в ход принесенной палочки, остается угрюмо сидеть здесь и обсасывает конец деревяшки. Палочка слишком коротка. В этом случае процесс от момента,

когда обезьяна бросается к беседке, до возвращения к цели представляет собою один замкнутый ряд. Можно снова и снова наблюдать, что шимпанзе, взглянув на расстояние, которое ему нужно преодолеть, не пускает в ход орудия, которое слишком мало по размеру, при том условии, если животное действует не в состоянии сильного аффекта.

Животные сами варьируют этот образ действий и часто неожиданным способом выполняют родственные решения. Так, можно видеть, что шимпанзе, находясь в затруднении из-за отсутствия палки, обращает внимание на кусок проволочной сетки, которая немного надорвана, и торча, благодаря этому, в виде лоскута, представляет отдаленное подобие палки: при этом они затрачивают много труда, чтобы совершенно оторвать лоскут, и проделывают это успешно. Гораздо чаще бывает, что животные в подобном положении подходят к ящику, к доске и т. п., отдирают руками, ногами и зубами щепку и употребляют ее в качестве палки. Случаи, когда животное, не обращая внимания на цель, лишь для игры возится с ящиком или доской, пока не отдерет щепку и затем, независимо от этого, опять обращаясь к цели, употребляет эту щепку в качестве орудия,—такие случаи, само собой разумеется, исключаются со всей строгостью. В этой работе я рассматриваю каждый момент, внушающий хотя бы малейшее подозрение, как обстоятельство, обесценивающее опыт.

Относительно отламывания частей ящика и т. п. следует сделать одно замечание: не все то, что для человека представляет собою часть, является таковой и для шимпанзе. Если ящик имеет только половину крышки и эта половина состоит из отдельных досок, то шимпанзе не всегда будет вести себя одинаково, хотя бы эти «части» всегда были составлены вместе. Если отдельные доски приколочены друг возле друга к ящику так, что они образуют замкнутую поверхность без бросающихся в глаза пазов, то шимпанзе нелегко увидит здесь «возможные палки», даже когда он испытывает острую нужду в них; однако, если доска, последняя перед открытой половиной ящика, прибита так, что ее отделяет от соседней доски щель, шимпанзе немедленно открывает такую доску (ср. выше). Имеется некоторый род оптической прочности, которая в такой же мере затрудняет отделение, являющееся разумным действием, в какой самые крепкие гвозди практически препятствуют отрыванию. Оптическая прочность, по-видимому, действует не так, как будто бы она говорит шимпанзе: «эта доска