Истые трансперсональные переживания

Мы в этой феноменологической группе встречаемся с ощуще­ниями реальности, выходящими за границы «объективной реаль­ности» — опыт переживания других вселенных и встреча с их оби­тателями, архетипические переживания и восприятие сложных мифологических сюжетов, интуитивное понимание универсаль­ных символов, активация чакр, восприятие сознания Ума-универ­сума, восприятие сверхкосмической и метакосмической пустоты. В этой области возникают многочисленные видения архетипичес-ких существ и мифических краев, происходят встречи и даже отож­дествления с божествами и демонами различных культур. Обще­ние с бесплотными и сверхчеловеческими сущностями, с духами-хранителями, с внеземными существами или обитателями параллельных миров также свойственно этой категории. К ним относятся переживания, включающие богов и демонов различных культур, а так же такие мифические области, как небеса и райские земли, легендарные или сказочные картины. В этом пространстве может быть переживание небес Шивы, рая ацтекского бога дождя Тлалока, шумерского подземного мира или одного из буддийских горячих адов. Также возможно и общаться с Иисусом, испытать

разрушительную встречу с индийской богиней Кали или отожде­ствиться с танцующим Шивой.

Континуум трансперсональных феноменов завершается (Кэн Уилбер) уровнем Ума (Mind). Центральным моментом в филосо­фии вечного, как считает Уилбер, является представление о том, что «сокровенная» часть сознания идентична абсолютной и пре­дельной реальности универсума, известного под именем Брахма­на, Дао, Дхармакайя, Аллаха, Бога... В соответствии со всеобщей традицией, Ум является тем, что есть, и всем, что есть, находится вне пространства и потому бесконечен, вневременен и потому вечен, вне его нет ничего [204].

На этом уровне человек идентифицируется с Универсумом, со всем, или скорее он есть Все. Согласно философии вечного, этот уровень не является ненормальным уровнем состояния сознания, скорее, он является единственным реальным уровнем сознания... все остальные оказываются иллюзорными...

Интерперсона духовная обнажает загадочный парадокс отно­сительно природы людей. Она явно выказывает, что каким-то та­инственным и пока еще необъяснимым способом каждый из нас несет в себе сведения обо всем мире и обо всем существующем, и обладает возможным в переживании доступом ко всем его час­тям. И в таком случае каждый из нас в некотором смысле являет­ся всей космической сетью, хотя мы являемся только ее микро­скопической частью, лишь отдельным и не значимым биологи­ческим существом.

Именно интерперсона духовная наполняет жизнь предельным (или беспредельным) смыслом.

Именно здесь мы получаем не только возможную мудрость бы­тия в мире, но и понимание — переживание вечности своей души и представление о своей миссии на Земле.

Именно в трансперсоне духовной индивидуальная человечес­кая психика отражает свою соразмерность в своем существе со всем космосом и всей полнотою сущего.

Я понимаю, что эту книгу прочитают не только трансперсо­нальные психологи, но и те, которым трансперсональная фено­менология покажется нелепой и неприемлемой.

Я понимаю, что эту книгу прочитают вышколенные в материа­листической традиции ученые и просто люди, существующие в примитивном здравом смысле.

Если не сегодня, то когда-нибудь — вы поймете — мы вечны и бесконечны.

И самое главное — чего бы ты ни достиг — простор открыт и нет границ, ибо мы, люди, таковы.

Напутствие читателю:

Психолог как духовный наставник

После 25 лет работы в практической психологии я вдруг заме­тил, что основная функция психолога (если он и вправду психо­лог) — это функция учителя жизни, а в предельном выражении — духовного наставника, передающего глубинное знание о жизни своему клиенту. Самый успешный психолог, сущностно реализу­ющий свои священные обязанности — это гуру, передающий зна­ния и опыт как учитель ученику и воплощающий инициатичес-кйй процесс второго рождения.

Недавно я был на очень приличной столичной конференции и выслушал много докладов самых маститых ученых с мировым именем. У них была гениальная эрудиция, великолепно выстро­енный язык и силлогизмы поражали своей красотой и изяществом, но никто не сказал, что он сам думает по поводу той проблемы, которую опредметил для выступления.

И я думал: «Эй, профессора, вам уже далеко за 60, и неужели вы все еще как молодые студенты, которым надо показать знание теоретического материала и никоим образом нельзя сказать — «Я думаю»?»

Иметь наглость быть, право иметь свое «Я», претендовать на уни­кальность и реализованность — вот стезя психолога. Все изыскан­ные тексты уже есть в книгах и Интернете. Жаждущий другой хочет Личности, обладающей полнотой бытия и жизненности, опыта, глу­бины и прозрачности понимания.

Любое психологическое воздействие имеет основную цель — изменение качества человека, проявление и становление новой личности. В этом аспекте «формирование всесторонне развитой, гармоничной», самоактуализирующейся личности является в са­мом глубинном смысле процессом «второго рождения».

По моему мнению, если психолог не центрирован на «второе рож­дение» личности, то он и не является психологом. То есть — направ­ленность деятельности психолога на «второе рождение», тотальную трансформацию личности и есть основная отличительная особен­ность психолога.

Арни Минделл определил, что работа психолога очень похожа на работу повивальной бабки: как повивальная бабка помогает рож­дению младенца, так практический психолог помогает рождению духа [136].

Во всех традициях психотопологические координаты второго рождения одни и те же. Первое — это органический этап вынаши-

вания. В даосских текстах говорится, что даосский мастер вына­шивает в себе зародыш ученика.

Афонский старец как сына «вынашивает в своем чреве» учени­ка-подвижника. Отцы-схимники использовали в качестве самого точного языка органические метафоры зачатия, вынашивания и родов, рождения нашего внутреннего младенца чистоты, света, духа.

Юнг обращал особое внимание на те сны людей, в которых воз­никал младенец, священное дитя — символ новой жизни. Сны с младенцами, с играющими детьми — это всегда предвестники рож­дения чего-то нового. Недаром в немногих сохранившихся фраг­ментах философии Гераклита есть следующее: «Вечность — дитя, переставляющее шашки, царство ребенка».

Мы можем в этом смысле говорить о потоковом характере гар­моничного взаимодействия психолога и его клиента. Более того — о совместном потоковом сосуществовании психолога и личности клиента, психолога и группы, если это касается тренинговой фор­мы работы, в которой все происходит спонтанно, но гармонично и эффективно.

Психология занимается тем, что возвращает людей в равнове­сие или в Великую Равностность при удачном стечении обстоя­тельств. То, что называется кризисным состоянием или психоло­гической проблемой, на внутреннем языке является посланием человеку о том, каким образом он был выведен из равновесия. На­пример: «Я плохой, у меня ничего не получается, я оторван от лю­дей, у меня все болит» и так далее. Это все те послания, которые человек получает о ситуации, в которой он был выведен из цело-купного равновесия.

Психология (в практическом аспекте) занимается тем, что соот­носит людей с тем контекстом, в котором они живут, с собой, с се­мьей, с другими, с миром.

Психология занимается, прежде всего, возрождением челове­ка. Основная технология психологии — это технология снятия ог­раничений, выход за их пределы. Можно сказать, что девиз психо­логии, если выразить его в двух словах — «Простор открыт!» Вы­ход есть, и ограничения можно снять, и психологические практики показывают, что все хорошо, на самом деле клеток нет и свет оза­ряет даль.

Любое открывание простора развития и реализации это беско­нечные модуляции состояния радости, экстаза, это состояние, в котором может жить каждый человек, если немножко поработать над собой и родиться в духе. С точки зрения психологии, можно помочь человеку сонастроиться с ситуацией. Скажем, если у чело-

века проблема — это значит, что он находится в разладе с окружа­ющими, с семьей и с самим собой. Нужно выбрать из арсенала психотехник, которыми ты владеешь, то, что лучше и быстрее все­го поможет выполнению этой задачи.

Если у человека экзистенциальный кризис, это означает, что че­ловек находится в разладе с более серьезной ситуацией своей жиз­ненной эволюции. Человек может переживать духовный кризис, это значит, что ему уже тесно здесь, и он ощущает воздействие мощных сил, точно таких же, как силы, выталкивающие плод из чрева матери. Он испытывает духовный кризис для того, чтобы претерпеть второе рождение, отправиться в героическое путеше­ствие за сакральными смыслами своего существования.

Психолог в этой ситуации особенно важен как гуру, который по­могает другому выйти из его кошмара, безумия, когда мир рушится и трудно зацепиться за привычный труд, отношения, смыслы.

Именно в таких ситуациях психолог может помочь осознать лоно тайны, он может зачать зародыш индивидуальной истины, который может вырасти в новое знание себя и мира, себя в мире.

Слова, которые при этом могут быть сказаны психологом друго­му, должны действительно передавать суть, соль жизни.

И по моему глубокому убеждению, психолог для этого должен быть человеком реализованным, просветленным, духовным, об­ладающим ясностью беспредельной и беспримерной по отноше­нию к другим, живущим в состоянии полусвета-полутьмы, полу­ясности, полупонимания, в состоянии практического неведения и неясности.

Психолог — несущий свет понимания, ясность осознания, чут­кость и тонкость восприятия жизни, интегрированный настолько, чтобы все время иметь возможность взирать на жизнь из-за преде­лов профанического существования.

Если психолог действительно хочет чему-то научить человека, он должен признать честно: основное состояние человеческого суще­ства — это состояние сна.

Эта метафора наиболее близко и точно выражает то, что проис­ходит с человеком на самом деле.

Люди спят.

Они не знают себя, потому что они находятся в отключке от себя, в отключке от настоящего момента, от общения с другими людьми.

Они находятся во сне, сотканном из многих-многих удивитель­ных кружев. Можно назвать это кармой — в традиционных текстах много определений того, на что похоже это иллюзорное состояние сна наяву. Говорят, что это похоже на мираж, и это тоже верно.

И люди всегда стремятся к чему-то, испытывая жажду.

Но это всего лишь мираж.

Это подобно отражению луны в воде.

Они думают, что это луна.

Они ныряют туда и хватают ее.

Но это всего лишь отражение.

Направление с самого начала было неправильным, потому что они живут во сне.

Психолог — это тот пробужденный, который все время напоми­нает другим: «Ты спишь, и еще долго будешь спать. Может быть, пора проснуться?»

Психолог дает другому возможность второго рождения — про­буждения от сна, в котором мы все с вами находимся.

Есть традиционная метафора о том, что даже если обычная ель очутится в роще из сандаловых деревьев, то она пропитается этим запахом.

До революции всегда спрашивали: «Барышня, из каких вы буде­те?», и барышня отвечала: из купечества, или из дворян, или, может быть даже, из царской семьи, а может быть, просто из крестьян.

В переводе на психотехнический язык «из каких» означало «ка­ково ваше коллективное бессознательное», то есть — каковы семе­на, какова культура, какие возможности и ограничения вы несете.

По сути дела, все науки, которые мы с вами знаем: психология, экономика, биология, физические науки — являются науками о кол­лективном бессознательном, они исследуют внутренние характе­ристики нашего всеобщего сна.

Карл Маркс открыл законы экономики и выяснил, как они опре­деляют законы психики. Это, безусловно, величайшее открытие. Или, скажем, психология, законы бессознательного Фрейда: почему мы вдруг оговариваемся, совершаем ошибки или странные действия, как это связано с детскими травмами, с нашей ситуацией, как это связано с комплексом Эдипа или с комплексом Электры — все это можно раскопать при желании, найти причины. Это законы нашего коллективного бессознательного, законы сна, в котором мы все жи­вем. Это, конечно, интересно, если вы ориентируетесь и подстраи­ваетесь в разные ячейки жизни в этом коллективном сне.

Мой друг профессор Владимир Мазилов назвал психологию ши­зофренией. И наверное он во многом прав, так как психология изо­билует истыми галлюцинациями, которые называют психологичес­кими теориями, — сны наяву.

Психология может дать вам какие-то знания о себе в том смысле, что она научит вас быть в контакте с самим собой, быть в моменте, знать, видеть, чувствовать себя и выражать это на языке своего со­словия — это максимум того, что может дать психология. Можно ис-

пользовать типологию Юнга, типологию Фрейда, Люшера, тестиро­ваться по разным системам — это не имеет никакого значения, пото­му что это одно и то же: это описания с разных сторон коллективного бессознательного, стадного бреда, консенсусного сознания.

Можно провести всю жизнь, занимаясь разного рода тренинга­ми, семинарами, конференциями, и это не даст никаких принципи­альных изменений для того, чтобы родиться в духе и обладать тай­ной жизни, быть чистым зеркалом онтологического смысла челове­ческого существования.

Психолог — как зеркало, взглянув на которое человек может уви­деть свою сущность и свое предназначение.

Как-то в 1970-х годах была конференция по популярной тогда теме «Буддизм и наука». И Алан Уотс, который был председатель­ствующим, задал вначале сакраментальный вопрос: «Что может дать наука для достижения просветления?» Присутствующий на конфе­ренции мастер тибетского буддизма Тартанг Тулку Ринпоче отве­тил: «Ничего». Удовлетворенный председатель объявил конферен­цию закрытой.

Есть проблема профессиональной деформации во всех гумани­тарных специальностях, в том числе в психологии. Это та ситуация, когда профессионал становится «спящим в квадрате», начинает на реальность, людей, другого, смотреть через концептуальный мираж, забывая о том, что человек всегда больше, чем теория, а на самые важные жизненные вопросы наука ответить не может — здесь пси­хология несостоятельна.

Важно проснуться самому психологу и это очень нелегко, и каж­дый, кто пробовал проснуться, знает это. Для этого нужно почув­ствовать неудовлетворительность психологического знания для бытия в мире и, в некотором смысле, признать свою несостоятель­ность как психолога.

И это очень важный, первый момент понимания того, что любая концепция несостоятельна и любое понимание неполноценно. И если этот момент случился в твоей жизни — значит ты уже готов к пробуждению, и может быть, ты уже пробужден.

Когда буддисты вступают на духовный путь, они дают клятву Бод-хисаттвы: «Клянусь следовать по пути пробуждения. Я знаю, что я и все живые существа просветлены, пробуждены с самого начала. Клянусь реализовать это и посвятить все силы этому».

Второй шаг — это внутренний договор со своей душой, что ты уже не будешь спать, что ты сможешь смотреть на мир из невовле­ченности.

Я десятки раз испытывал состояние просветления. И мне ка­залось, что это были настоящие и глубокие переживания. Но при

всем этом сейчас я понимаю, что во мне была жажда пробужде­ния, это было желание и мысль.

И может быть, я просто переживал бесчисленные отражения лун в лужах.

Григорий Палама, великий реформатор исихазма XIV века, в своих «Триадах» сказал, что если бы духовное развитие, духовное совершенствование не было предзаложено, если бы богочелове-чество уже не содержалось в человеке, оно было бы невозможно.

То, что предзаложено — это индивидуальное свободное созна­ние, открытое активное пространство энергии, откуда мы творим мир с отношением-переживанием-смыслом.

Ученик спросил учителя, переправляясь с ним в лодке через реку: «Учитель, как мне познать Бога?» — «Познать Бога? Пры­гай!» — «Но я же не умею плавать!» — «Прыгай!» Ученик прыг­нул в воду, учитель схватил его за волосы и держал под водой, пока тот не начал задыхаться. Учитель выдернул его, нахлебав­шегося воды, и спросил: «Чего ты хотел там, под водой, больше всего?» — «Воздуха, учитель, воздуха!» — «Когда твоя жажда по­знать Бога будет столь же сильной каждый миг, как тогда, когда ты желал воздуха, ты будешь иметь шанс, и твой путь может за­вершиться успехом».

Важно понять, что не спать — значит иметь все время потен­циал к пробуждению, неистовый мотив, бесконечную неудовлет­воренность и понимание неудовлетворительности знания.

Понимание того, что ни Фрейд, ни Леонтьев, ни Гроф, ни Уил-бер, ни Брушлинский не раскроют твой коан жизни.

Понимание того, что ты сам должен родить свою танцующую звезду — свое понимание жизни, себя, других — свою психоло­гию.

Если повезет родить свое понимание, свое учение, которое дает реальное знание о том, что такое природа человека, то с психоло­гом происходит та трансформация, когда в нем рождается реаль­ный учитель Знания.

Он может человеку прямо показать, что это такое — наше ис­конное, истинное состояние — тогда мы получим то, что называ­ется прямой передачей, или прямым введением в знание своей природы.

Именно психолог, который испытал пробуждение, становится духовным наставником, который может внятно ответить на все вопросы человеческого существования и передавать своим кли­ентам глубинные смыслы существования.

Психология — это путь Знания.

И если ты выбрал этот путь — проснись.

«СЛЕДЫ»

Этот раздел книги для меня уникален. Я никогда не издавал подобных текстов. Они приходят не часто и не зависят от со­средоточенности, ума или фантазии. Это нечто входит в осоз­нание и просится на листок бумаги. Это происходит, мне ка­жется, без всякого моего участия. Это как летний дождь. Каж­дый раз новый характер, новое переживание, новая интенсивность. Чаще — пустота и ожидания.

«Следы» — это маркеры психоэмоциональных духовных переживаний. Каждый след является для меня входом в осо­бое состояние, в особое воспоминание, в особый план бытия и с особым настроем души.

Печатаю в надежде, что для кого-то из читателей они по­лучат такое же качество.

Когда он стремился к знанию, его называли болтуном. Когда он прекратил свое стремление, отнеслись как к мудрецу. Молчащее незнание полнее, чем болтающее знание.

Мрак оценок и отношений скрывает подобно осенней ночи свет мудрости.

Мрачна ночь человеческой души и темен путь от первого вдо­ха до последнего выдоха.

Почему он ищет несовершенство, ложь и недостатки в дру­гом человеке вместо света, правды и божественного!

Что я ищу в духовных путешествиях — просветление. Что я нахожу — грусть, тоску по просветлению и неистовое стрем­ление творить. Может, это стремление и есть мое просветле­ние.

Зачем мы рождаемся на Земле — для реализации сознания в бесчисленных формах. Бог творит человеческим сознанием, руками, купается в человеческих чувствах. И каково твое предназначение — быть тем, кто ты есть, и принимать свою жизнь как удел Бога.

Если ты увидел в рыбе, в безумной игре выпрыгнувшей из глубин водных на свет солнечный свою судьбу, — ты счаст­ливец.

Тебе, пытающемуся выбить искру знания тупым кресалом об безнадежно старый камень, посвящаю эту книгу.

Мне обещали, что здесь течет река жизни и, напившись, я получу знание. Русло было сухое. Или я ничего не вижу.

Солнце просыпается — и я вместе с ним.

Вой собак трубит об изменении.

Дождь омывает землю осенью, как женщины перед после­дним путем на кладбище труп родственника.

Каждый раз, затягиваясь сигаретой, я думаю, как меня учи­ли — сигареты приближают смерть. Но как сладок дым!

Существует три формы любви. Любовь к предмету, объекту или любовь материальная. Не важна структура или содер­жание объекта: то ли это твой нос, грудь молодой женщины или бриллиантовое колье. Важно стремление к обладанию.

Существует любовь за что-то, или социальная любовь. Ос­новное качество — функционализм и прагматизм: любовь за ум, за проницательность, за доброе дело, услугу, отношение, надежность...

Существует любовь вне корысти, просто так, вне качеств объекта — духовная. Любовь как состояние любви: не обус­ловленная, беспричинная, запредельная.

Первая умирает, когда исчезает объект. Вторая — когда прерывается отношение. Третья бессмертна.

Человеческая любовь всегда стремится к бессмертию, но питается и удовлетворяется трупами материальной и социаль­ной любви.

Что мне дает право оценивать, судить и мысли мои переда­вать другим? Моя мгновенность. Мне дозволено все потому, что моменты истины моей короче, чем блеск зарницы, раз­рыв молнии в черной ночи или последняя вспышка солнца из-за гор перед закатом.

Я прожил всего несколько минут.

Я встретился утром своей жизни с Надеждой. В середине дня она мне сказала, что ее зовут Грусть. Ближе к ночи — Тоска.

Свет умирает во тьме. Это правда. Но также правда, что тьма умирает в свете. Еще большая правда в том, что нет смерти, а есть игра света и тени.

Я видел слезы в глазах одной девушки — сломала ноготь. Трудно встретить во Вселенной более странное существо, чем женщина.

Ах, тишина, сколько в тебе звуков.

Приложи ухо к биению сердца Бога.

Абсурд личностного роста.

Любовь поманила пальцем Надежды и только затем показа­ла свои глаза-глазницы, из которых смотрели на человека сразу трое — Смерть, Одиночество и Разочарование.

Легко быть несчастным, когда всё в жизни в порядке.

Вообразимое горе мягко и нежно гладит мое Эго.

Последнее пристанище моей жизни — работа. Я чувствую себя не обделенным, когда она кому-то приносит понимание жизни.

Я шел по лесу. С утра был объявлен день христианской аске­зы. Я посмотрел на себя сверху и увидел святошу, который ищет глазами людей. Они должны были смотреть на него и говорить: «Какой благостненький».

Я выбрал себе схиму — зажечь костер на болоте. Долго по­пытки были тщетны. С небес шел настоящий дождь. Я стоял в воде.

Потом я понял, что усилия должны соотноситься со свои­ми возможностями и ситуацией. И чуть было не прекратил свое действие. Тупик. Но тупик был плодотворен.

Я понял, что огню нужно готовить его место и, чтобы он заси­ял, припасти хорошей еды. Через пять минут костер уже грел. Я нашел быстрых помощников — лапник сосны. Он был мок­рый, но внутри был готов вспышкой энергии дать жар.

Когда жизнь трудна — ищи тех, кто полностью тебе готов отдать свое тепло.

Жизнь кончилась так же, как началась — оптимистичным одиночеством. Вначале мечталось о правильной и полной бла­городства жизни. В конце была жива та же надежда.

Позови из души — я примчусь.

Сперва я был омыт дождем, затем окатан, после забрызган грязью. Вначале мое Эго было гордо, затем дрожало и впада­ло в грусть, после очистилось. Я уже знаю, что возможно лич­ностное просветление, только нужно пройти все стадии.

Слава богу, что первый вдох мы делаем неосознанно.

Сажая Дерево Духовности, не забывай поливать свое Эго.

Прими вызов жить, несмотря на абсурд как на судьбу.

Утроба Эго ненасытна. Когда начинаешь поиск — приготовь­ся к потерям.

Дождь был от Бога: каждая капля вызывала инсайт. Дождь усилился, и в конце концов все превратилось в свет и исчез­ло в беспамятстве. Благослови редкость.

Инструкция для групп-лидера: если хочешь эффекта — тре­нируй нетренируемое.

Выходя в запредельное, оставь надежду встречи с людьми.

Желание бессмертия отравило жизнь.

Светись. Сумерки приходят не по твоей воле.

Если жизнь полна Света и Духа — превратись в Темень. Нет ничего важнее для человека, чем способность дробить и раз­личать.

Урок порока не менее значим, чем святая проповедь.

И в ад, и в рай одинаково вытоптаны тропинки. Благородство жизни человека в том, что у него есть выбор.

В последнем крике Христа «Отец мой, почему ты меня поки­нул?» я слышу другое: «Люди, почему вы меня не понимае­те?».

Почему Господь заклал агнца, если никто так и не понимает, что любовь к ближнему, и сострадание, и человеческое «Я» устроены по другим законам? Может, Господь был тоже на­полнен только Надеждой вместо знания? Где есть вера, там знанию нет места. Где есть знание, червь сомнения изъел веру.

О чем плачет небо — не от переполненности ли жалостью к себе.

Есть связь между знанием и незнанием, космосом и хаосом, проявленным и непроявленным — просвет — просветление человеческое. Между светом и тьмой есть искра тайны, чер­пнуть которую и является единственным смыслом челове­ческого существования.

Сегодня, когда я собой не являюсь.

Человек взывает к Всевышнему, но все время говорит сам с собой.

Посмотри на лесную асфальтовую тропинку, покрытую дер­ном, илом и зеленеющей травой — увидишь судьбу челове­ческую.

Я увидел символ сознания — огонь, пожирающий самое себя.

Осматривая свою жизнь,.я вижу попытку зачерпнуть рва­ными лаптями из бездны знания. Также вижу попытку пред­ставить лапти золотой амфорой с идеальной чистотой линий.

Я гулял под дождем в своем горячем теле среди берез и чув­ствовал тепло из земли. Когда вошел в каменный дом — про-

дрог. То, что природно сообразно, не имеет смысла в устро­енной человеком жизни.

Несколько раз, решив перейти через болото, я становился на тропинки, которые заканчивались человеческим дерьмом. Не все дороги ведут в Рим. Но и не все дороги заканчиваются дерьмом.

Если ты поднял кулак, чтобы ударить другого, — разожми пальцы и погладь другого. И вправду — зло существует, а добро нужно делать.

На дороге к Просветлению лежит камень, а рядом трупы — голые и ряженые, бритые и волосатые, грязные и умащен­ные маслом. Бродят около камня люди, и глаза их безумны. Лежат разные части тела, растерзанные камнем: где голова, где грудь, где сердца, где легкие, где живот, где гениталии, где ноги. Но больше всего вокруг камня призрачно-челове­ческого: желаний, мечтаний, мыслей, переживаний, чувств, проектов, отношений, страсти. Никто не обошел камень. Рас­сказывают, что были такие люди, но никто их больше не ви­дел и не слышал.

Не разбрасывай семена на камень.

Самое скучное в жизни — когда ни к чему не хочется стре­миться. Пустота пугает.

Пишу ручкой, которую мне недавно подарил известный ге­нерал. Смотрю в глаза 5-летней златокудрой девочки, из си­невы которых весь многообещающий хаос Анимы лучит как в летний зной солнце с небес. Что оставляет больший след в душе?

Наступает время вздохов: «Ах, какое было время», «Ах, какое было вино в прошлом», «Ах, как она меня любила»... И живут на земле миллиарды, чтобы дождаться времени, когда они уже скажут: «Ах»... В мире может многое измениться, кроме человеческих вздохов.

Очень люблю смотреть в окно, когда поезд мчится — кажет­ся, что быстро живешь и осваиваешь многое.

Когда рассказал про свое просветленное состояние другу, сам ничего не понял, он ничего не понял, но оба мы проник­лись значимостью.

За мужским «Люблю» губы сухие орут «Хочу». За женским «Люблю» губы влажные шепчут «Имей». В итоге все конча­ется пустотой, бессилием и безмолвием.

Вдохновение похоже на любовь: начинается с томления и многообещающе, но кончается бесславно.

Вдохновение похоже на женщину судьбы. Ее ждешь, мечта­ешь, готовишься... Иногда она приходит. Наиграется тобой, натешится, использует до дна и уходит. А ты как дурак (а дурак-то на самом деле) опять томишься в желании и ожи­дании.

Вдохновение — мужские роды. Женщинам помогает приро­да-мать. Мужчинам, вроде, должен помочь Бог-Отец. Но час­то за ликом светлым мерещится Тень.

Человек — след бога. И по следам ищи.

В конце дня христианской аскезы, к месту моей медитации, к моей пустыне приплыла одинокая лебедь.

Я долго смотрел на нее, и разные думы посещали мою го­лову. Лебеди всегда в парах, а вот она приплыла одна, и не уплывает, не кричит, тихо плавает туда-сюда.

Мне вдруг захотелось, чтобы это был какой-то знак, и мне вдруг вообразилось, что это символ — символ моих отноше­ний с любовью и с любимой.

Вот мы вроде вдвоем: я и лебедь. И вот вроде бы мы почти рядом, но она живет в воде и ее жизнь наполнена своими заботами.

Я сижу на берегу, и моя жизнь полна своими проблемами. И вроде бы, мои глаза наполнены восторгом, и мне бы, мо­жет, хотелось часами и днями смотреть, наблюдать, любо­ваться и быть вместе. Уж очень красива, уж больно совер­шенна: и изгиб шеи, и спокойствие, и мягкость движений, но я точно знаю, что через полчаса я уйду из этого места.

Почему?

Потому что у меня свои цели, свое понимание, свои смыслы и своя стихия: я хожу по земле, а лебедь плавает в воде.

Такова, наверное, разница между всеми людьми. Мы от­личаемся средой смыслов, средой жизни, средой пониманий и отношений, и иногда мы встречаемся, как сейчас, я и ле­бедь, и любуемся друг другом, и нам настолько хорошо в этой тишине, что не хочется даже шелохнуться. Но, еще раз но...

Я все время понимаю, что я — это я, другой — это другой, другая — это другая, и все мы странствуем, и у каждого из нас своя тропинка.

Иногда можно встретиться с кем-то, и если повезет, то пережить чудо восторга, любви друг перед другом, друг дру­гом.

Но если даже между тобой и другой, между тобой и други­ми возникает чувство того, что среда одна, ты должен помнить, что это просто желание среды, но на самом деле лебедь плы­вет в воде, а ты идешь по берегу.

И можно надеяться на чудо, что вы поплывете рядом или что она пройдет по берегу с тобой. Но вот даже сейчас чуда не случается: лебедь плывет по морю, а я ухожу по берегу.

Когда я на следующий день пришел на место моей медита­ции, где я увидел одинокую лебедь, то их было уже двое.

Я засмеялся. Часто мужчина думает, что, если он оставил кого-то, лебедь так и будет плыть в одиночестве.

Но в основном мы застаем их с кем-то и, собственно, я рад, что вчера она была одна. Почему? Потому что это был повод для размышлений.

Да и что такое жизнь и все события, которые случаются в ней.... Это повод для размышлений, но не более того.

И когда я посмотрел на самца, то подумал: «Смотри, и вправду, хорош». Как он горделиво поднял грудь...

Всмотревшись, я увидел, что это не грудь, что самец при­поднял свой хвост в поисках пищи.

Часто мы ошибаемся в лучшую сторону.

Ну и слава Богу, в конце концов.

Женщина медитирует недалеко, и очень часто она припод­нимается и озирается вокруг, и затем опять садится в позу по-турецки и как бы медитирует.

Как часто, смотря на медитирующую женщину, я вижу один и тот же вопрос: «Ну как, насколько я красиво медитирую?» Бедные женщины, даже в самом серьезном занятии они думают о том, в какой форме это делать и насколько хорошо они в этом выглядят.

Мои надежды интеграции психодуховного опыта, который я получил за пятнадцать лет путешествий в разных состояни­ях, выливаются в новый предмет — философию психологии.

Конечно, это можно было бы обозначить этот предмет как интегративную психологию, которая не знает противоречий и которая готова привнести в свое тело любой другой подход, который обогащает понимание психического, понимание и осознание новых территорий сознания.

Но вот я уже третью неделю хожу около этого предмета и никак не могу подступиться к нему. Не потому, что сил нет, не потому, что нет ясности осознания, а потому, что камень слишком тяжел.

Это очень похоже на то, когда ты ходишь вокруг какой-то тяжести и вроде хочется поднять и показать всем, насколько ты силен, и вроде бы хочется самому себе показать, что ты многое можешь, но тело боится, и ты ходишь в нерешитель­ности.

Вроде бы уже есть канва в той книге, которую я пишу уже пять лет. Она поменяла несколько названий, пока менялись мои мировоззренческие установки, менялись цели.

Просматривая эту книгу, я все время думаю о том, что я уже изменился и те тексты, которые я бы мог проявить и от­дать на суд ученых и неученых людей — это уже не я, я не так думаю...

Я так думал, но сейчас я уже другой и по-другому воспри­нимаю, и по-другому осмысливаю свою внутреннюю реаль­ность.

Вроде бы должна работать моя универсальная модель: если хочешь что-то сделать, садись и пиши, и что-то получится. Но то время, когда я соглашался на то, чтобы что-то получилось, уже прошло и уже хочется изложить нечто совершенно но­вое, чтобы любой человек, который даже просмотрит эту кни­гу, сказал себе: «Вот, смотри, вот как на самом деле, оказыва­ется, обстоит дело, вот какова, оказывается, на самом деле жизнь».

Для этого нужно научиться передавать ту простоту и яс­ность видения мира, которой я обладаю, и указать на то мес-

то, откуда я смотрю на мир. Сейчас я не чувствую своей спо­собности это сделать.

Да, я могу уже хорошо и доступно изложить материал об архитектонике психического, но станет ли от этого понятнее человеку его душа, станет ли понятнее для человека его жизнь? Это не простой вопрос.

Я знаю многих гениальных людей, которые придумали ог­ромные модели мира, новые мировоззрения. Но люди, когда входили в это мировоззрение, в это понимание, не станови­лись счастливее, мудрее, не стали с большим пониманием относиться к жизни.

Вне сомнения, можно и сейчас выстроить тот густой лес смыслов, где любой человек может потеряться, и насадить туда цветов и кустарников, и придать плотности стройность.

Но человек и без моего леса проживает в своем лесу и блуждает в потемках. Очень не хочется напускать мыльных пузырей, пусть красивых, пусть утонченных, пусть воздуш­ных и прозрачных, но искажающих реальность.

Чем дальше я двигаюсь, тем больше слова дух, душа, бо­жественность мне кажутся мыльными пузырями, которые когда-то, может быть, имели содержание и понимание. Для меня же душа божественна настолько, насколько давно че­ловек жил среди богов и представлял себе, что у него есть часть их внутри. То время было счастливое, потому что люди могли верить и могли жить среди чудес.

Сейчас нет места для веры, и сейчас есть только сознание, которое распаковывает и создает новые и новые реальности.

И то, что мы обозначаем душой, и то, что мы обозначаем наукой о душе, является самым большим обманом, который творит сознание.

Я даже не могу сказать в каких целях, ведь явно понятно, что человеку уже не дано возвратиться в изначальное состо­яние, когда он существовал вне времени и не представлял ни рождения, ни смерти, а представлял себе пространственное блуждание, приход и уход.

Сейчас мы хорошо знаем, что смерть есть, и какие бы мы сложные теории реинкарнаций, планетарных возрождений и других фантазий, не придумывали, мы хорошо знаем, что смерть телесная присутствует, и единственная реальность, которая блуждает во Вселенной — это сознание и именно оно играет.

Но могу ли я показать, рассказать, продемонстрировать другим людям, каким образом энергия сознания играет с бо-

лее плотными энергиями, каким образом живет и гуляет со­знание в теле, каким образом сознание воспроизводит из по­коления в поколение ценности, приоритеты, запреты и игра­ет со всеми сотворенными им же реальностями.

Могу ли я это? Сейчас я понимаю, что я бессилен это по­казать, и потому я вижу, насколько тяжел камень.

И вроде бы сперва была идея собрать все те камни, кото­рые я разбросал среди текстов, переживаний, психических состояний, но вся проблема заключается в том, что камень-то один и он целостен.

И собирая эти камни, которые я разбросал, я не уверен, что это будет именно тот камень, который я вижу перед собой в целостности.

Люди, людишки, и даже те, которые считали себя человечи­щами, ждали просветленного Майкла из Франции. Было явно известно, что у него есть документ о просветлении — Бхагаван Шри Раджниш выдал ему золотой сертификат. Зна­ющие говорили, что он воплощение Будды. Некоторые на­мекали на его имя — Майкл, что он на самом деле земное воплощение архангела Михаила. Слухов и предположений было столько на Международной конференции, собравшей более двухсот человек, что хватило бы на большой мифоло­гический словарь.

Приехал.

Было какое-то особое кресло, и зал как-то по-особому при­готовили. Благовония были из тибетского монастыря и ковер с большими слонами из Индии. Пускали в зал, и чтобы всё металлическое было снято с тела: аж две коробки накопи­лось. Ждем. Заходит. Оказался стареньким и щуплым мужи­ком в потной коричневой футболке.

«Потеет», — подумал я.

«Потеет и, наверное, пахнет», — подумали многие.

«Потеет и, наверное, воняет сильно, поэтому благовония зажгли острые», — подумали некоторые, склонные к логи­ческим заключениям.

Начал говорить.

«Банально», — подумал я.

«Бредит что ли?» — подумали многие.

«Дзень излагает», — прошептали начитавшиеся.

Майкл Барнет предложил закрыть глаза для медитации. Все закрыли.

Я решил посмотреть,

Он подходил к каждому и придавал ему какую-то позу. То поднимал одну руку, то обе, то выпрямлял... Мне это напоми­нало то ли упражнение из телесно-ориентированной тера­пии «Скульптор и глина», то ли детскую игру «Застынь».

Когда он решил подойти ко мне, я посмотрел ему в глаза и вдруг увидел, что он сконфузился, потерялся и даже испу­гался. Решил меня не трогать.

Скоро это закончилось. Народ расшумелся. У всех был свой контакт с Майклом, они делились с другими.

Когда я вышел в холл перед залом, я вдруг увидел его со­всем обнаженным: старый человек, которому никто не дове­ряет и которого никто не понимает, усталый и одинокий.

Мое сердце сжалось.

Я много раз испытывал это состояние после приема экза­менов в университете.

Я быстро подошел к нему и сказал: «Майкл, жизнь хоро­ша. Ты просветленный. Ты все правильно говорил». При этом оживленно хлопал по спине. «А что люди? Сейчас прибегут. Тебе будет весело и хорошо». Он ничего не понимал по-рус­ски, но как-то сразу оживился.

Люди и вправду прибежали. Они фотографировались с Майклом, обнимались, кто посмелее — целовались.- Майкл уехал радостный.

К вечеру все решили, что Майкл не просветленный.

Кто-то говорил, что он ничего нового не сказал.

Женщины некоторые шептали, что он как-то совсем непросветленно прикасался к их грудной клетке и что, на­верное, он сексуальный маньяк.

Эксперты-экстрасенсы увидели дырки в его ауре.

Другие сказали, что он энергетический вампир.

Мифологический словарь был сожжен к удовольствию всех. Люди успокоились: просветленный оказался челове­ком, и даже не лучшим.

Я молчал весь вечер, слушал, и к ночи меня охватила ярая тоска. Я узнал в себе Майкла и то, что его потную футболку я уже давно ношу.

Самое главное — каждый носит, чтобы быть узнаваемым, не позволить себе быть совершенным и не позволять другим быть совершенными.

Ночью у барменов была радость — они продали рекорд­ное количество спиртного.

Невозможно видеть свое нежелание видеть свет.

Просветленный — поддержи веру в другом в его просветле­нии.

Когда выходишь за грань своего Эго — кажется, что жизнь — ложь. Тяжело жить без главной идеи «Я» — правды.

За что зацепиться, если рождение твое — ложь, история жизни — ложь, смерть — ложь, стремления — ложь, отно­шения — ложь.

Вместо мандалы просветления видишь петлю. И многие бросаются.

В день христианской аскезы просил я Господа наставить меня на путь истинный. К концу дня я забыл, что просил, нужна ли мне истина и есть ли путь. Может это и есть естество души?

Слезы заполняют сердце, когда выходишь на пустынный ду­ховный путь. Камнями недоверия сжимает сердце, когда идешь по пути. Кровью обливается оно, когда видишь слезы в сердцах других.

Ко мне пришел ученик 5 лет назад. Смотря на него, я удивля­юсь его неизменности: ни научить, ни сказать, ни показать. Часто я его вижу и в себе.

Я бросил джинсы на камень у реки и через несколько минут увидел зеленого червяка в кармане. Что было моим — стало жилищем для другого. Посмотри на свое тело как на джинсы, брошенные на берег реки. Время незначимо.

В здоровом теле — здоровый дух. Но почему тогда я увидел глаза отца светящимися божественным светом только тогда, когда тело его угасло?

Все чаще, когда я завершаю дело, меня охватывает испуг: мо­жет, оно последнее.

Все, что говорил, желал, читал и даже чувствовал — моя по­пытка осмыслить себя.

Я видел мудреца. У него был рак. Многие говорили о том, что у него рак, некоторые жалели его, лишь один сказал о мудрости.

Хруст в левом локте — старость близка.

Идя по берегу Кокши, стукнул по обгоревшему дереву. На стук посмотрели 12 человек и лайка по кличке Шахраи, при­стально и высунув алый язык. Реакция была одинакова — интенсивность разная.

Увидев это, я не смог сдержать улыбки и долго улыбался. Это была Радостность.

Идей было много, но сила их была такова, что они не доходи­ли до кончика шариковой ручки и не изливались на бумагу.

Как белые бабочки на берегу озера. Мельтешат, аж полнеба застилают. Вечер их смывает волной.

Скромность — лучшая подруга благого.

То ли благих не стало.

То ли скромность стала дружить с другими.

Оседлать в полете бабочки суть Бога — вот сердце Просвет­ления.

Живое питается живым, и каждый раз, смотря в глаза живу­щему, ты можешь увидеть глаза смерти, и каждый раз, видя, как шевелится живое, ты можешь увидеть его смерть.

У меня никогда не было жизни, у меня была попытка ее кон­цептуализации.

К Вам обращаюсь, понявшим триединство души божествен­ной, человеческой и звериной.

Труп бабочки так же прозрачен, как ее полет. Так не скажешь о человеке.

Ничего нет обманчивей человеческой формы: за святостью часто скрывается взгляд похоти, а за самым низменным — божественный порыв.

В плотном тумане слов заблудилась человеческая душа.

Радостность, простота, доступность — вот где человеческое. В унынии, скорби, когда тебе невыносимо тяжело, пребывать

для других в простоте, доступности и улыбке — вот мастер­ство жизни.

Когда он понял, что не умеет и не научится медитировать, он сказал, что это глупость.

Сознание — ересь духа.

Тайна тайн — тайна души очаровывает и притягивает, как бездна.

Просветление было прямо перед глазами: восторг, слезы уми­ления, чистое детское ликование переполняли душу. Приле­тел слепень и жестоко, как никогда в жизни, вонзился в об­наженный бок, затем в спину, затем в грудь.

Я жаждал встречи с Богом. Может, Богом был слепень, и это был урок.

Я посмотрел на себя глазами белой бабочки, сидящей на кам­не, и услышал вопрос: «Что делает этот большой бездельник — думает, что думает?»

Просветление — это как услышать звук от взмаха крыльев бабочки.

Ищущий просветления похож на рыбака, удящего в мертвом озере.

Бабочка просветления прилетела, крылом поманила и улете­ла.

Скользок и опасен духовный путь: неточный взгляд — и уже водовороты сомнений грозят гибелью.

Бабочки совсем одурели. Они ищут на мне нектар. Или я со­всем спятил — не замечаю на себе нектара.

Живот у меня стал как у Хотея. Только я Хотеем не стал. Не каждое качество является решающим.

В конце концов становишься глубоко равнодушен к соловью в руках. И к журавлю в небе тоже. Манит беспредметное небо.

Я спас бабочку из реки. Она высохла, ожила, а затем ее сдуло обратно в реку — у нее не было сил летать. Ни жить, ни цеп­ляться ножками о базальтовую глыбу.

Имеет ли смысл спасение? И зачем Спаситель пошел на крест, если миллиарды уносит река Смерти.

Слезы Сострадания льются из моего сердца.

Целый день занимался буддийскими медитациями. Затем встал и ушел. Надоела не медитация — меня достал тот, кто кричал изнутри каждый раз, когда я осознавал происходя­щее — «Ну и что».

Пришлось пройти 50 лет пути, чтобы понять принцип свобо­ды: я имел право на свою скорость, траекторию и высоту. Я имел наглость быть каким хотел.

И у меня сейчас есть право не двигаться.

Опыт показывает, что примитивность духовных упражнений в аскетических практиках в основном является необходимо­стью. Ослабленное осознание не способно выполнять более сложные умственные и поведенческие акты. Но даже эти уп­ражнения являются возможным проходом в мифологичес­кие и трансперсональные слои сознания.

С профессиональной точки зрения, насколько я понимаю, здоровая мотивационная структура в личности остается, но актуализируется она через фантазийное и галлюцинаторное образно-переживанческое пространство. И все возможные комплексы в личности остаются, но воплощение их имеет ми­фологическое насыщение.

Психика сохраняет и оберегает себя от истощения через регрессию в возрасте в биоэнергетическом отношении, пред­лагая способ конкретно-образной и эмоционально-лабиль­ной концептуализации реальности.

Если при этом мы можем еще сохранить весь интеллекту­альный багаж и утонченную, опытную рефлексию взрослос­ти, то происходит открытие завесы парареальности транс­персональных областей психики. Феноменология не важна. Она описана тысячелетиями назад. Важен закон и механизм возникновения.

По темной лесной речке плыла лодка из листочка школьной тетради, отправленная ребенком с мечтой, что она доплывет до моря.

Затем проплыла седобородая и седовласая голова про­светленного, отрубленная варваром.

Затем полусгнившее полено осины с бляшками по бокам.

Картина была торжественна и величава: тысячи будд под­держивали друг друга настолько стройно, что образовывали гору до небес, и сам Шакьямуни восседал на вершине.

Прилетела огромная муха, сбросила кал — и рассыпалась гора.

Только муха семенила мохнатыми ножками по блестящим белым черепам.

Человек — это нечто, что должно испить чашу абсурда до дна. И дно он ищет от первого вдоха до последнего выдоха, со дна начиная и ко дну возвращаясь.

Люди, играющие в Духовные Игры, ищут Просветления, но, увидев даже осколки его, вздрагивают от Ужаса озарения: объект Поиска открывается пустыми глазницами несуще­ствования.

Когда мужчина видит вдали Сад Эдема, всегда находится рука женщины, застилающая видение.

Было желание Нежелания. Источник сохранился.

Кто понимает, что человек устал? Тело шепчет каждой клет­кой — прислушайся.

Когда мужчине говорят, что он устал, то в нем возникает воз­мущение. Ничто не ранит мужчину больнее, чем замечание о его бессилии.

Существует поэзия состояний. Только читателей мало.

Любовь — это не что иное, как тоска по Богу.

Три желания воплощены в действии: вечности, богатства, по­хвалы.

Добродетель для тех, кто ранен в жизни, ибо их тело может впитать ее соки.

Основная мера изменения человека — боль. И потому ра­дуйся страданию изменения.

Иногда промелькнет мысль белой птицей красоты неописуе­мой. Хочешь затем описать. Помнишь — белая, помнишь — красивая, помнишь — промелькнула. Но не опишешь. Час­то красота великолепна в сиюминутности: лица, движения, мысли.

Провел «Инициацию в смерть». Хотелось, чтобы все приме­рились к ладье Харона. Харон не явился.

Есть в ночном бдении сумасшествие. Оно дает смелость пи­сать и при этом чувствовать, что творится нечто. Утром это проходит.

Важно переживание, а что писать — какая разница. Все равно уже все написано.

Все шире и шире открывая завесу в мир, мы в конце концов осознаем, что не туда смотрим.

Главное — не принимать окончательного решения. Оно от­резает половину возможностей. Иногда все возможности.

Что происходит, когда тебя лишают участия: всплывает ощу­щение обмана и пустоты.

Безделье порождает скуку. Скука — бессмыслицу. Бессмыс­лица — тягу к смерти.

Какому святому, в каких случаях молиться? Посмотри внутрь себя. Все они живут в тебе как в храме.

В каких случаях молиться? Выбери жизнь как молитву жизни.

Тело хочет отдыха — старость и смерть приветливо машут ру­ками.

В чем радость учителя?

Она похожа на радость матери. Сперва она рада тяну­щимся рукам и эмоциональному оживлению. Затем лепету и самостоятельному слову. Затем плечам, которые уходят вдаль от тебя, без тебя.

В чем радость учителя?

Она похожа на радость матери: в рождении, кормлении и отпускании.

Почему нам так нравятся глаза ребенка? Там есть обещание полноценного бытия, потенциальность.

Почему нам так трудно смотреть в выцветшие глаза старухи и сердце сжимается от жалости, страха, брезгливого «нет». Твой страх смерти, бессилия и беспамятства отворачива­ют взгляд.

Я потерял листок с рукописью. Когда писал — думал, что очень значимо. Когда потерял — даже забыл, что писал. Это и есть ненасытное Дао — рождать все время Ничто.

Когда я вспоминаю женщину своей жизни, на склоне лет она мне кажется пропастью, куда я без оглядки выкинул и самое значимое, самое дорогое, и самое никчемное. Я знаю многих мужчин, которые делали то же самое.

Она проглотила все, но осталась ненасытна.

Снег идет — значит будут ручьи весной.

«Писатель забыл ручку — какая удача».

Всю жизнь думал, что ищу совершенной чистоты деву. Оказалось — искал Еву.

В свои 50 я думаю о том же, что и в 5. Завидное постоянство.

Своей Тени боишься больше. Наверное потому, что ее отбра­сываешь даже после смерти.

Почему так страшно в темноте? Твоя Тень становится сре­дой обитания.

Чем меньше женщин вокруг, тем неистовее творится. Что было бы, если бы их не было совсем?

Когда слишком легко — не стоит придумывать себе трудно­сти. Жизнь сделает это за тебя.

Мне уже трудно понять людей, которые не любят слушать ти­шину.

Приходит время, когда никто к тебе уже не стучится: время и то место, когда ты был нужен людям, ушли.

Вдохни и выдохни — пора готовиться к новому воплоще­нию.

Не спеши радоваться, когда слышишь стук в дверь: люди при­носят только заботу.

Спеши радоваться, когда слышишь стук в дверь: люди при­носят заботу, которая является способом и смыслом жизни.

Понимание своего одиночества позволяет строить остров, ко­торый нельзя сокрушить потоком жизни.

Благословенна суть, но более — путь к сущности. От сущно­сти пахнет сытостью. От пути — жаждой и энергией жизни.

Спеши делать добро, чтобы не попасть в сети зла.

Монахиня похожа на черный ящик. Сверху — тайна. Внутри — сыро, затхло, темно и пахнет плесенью.

Горит свечка, и я сгораю вместе с ней.

Предельный порядок всегда грозит предельным хаосом.

Любить трудно. Еще труднее — принять любовь. Еще труд­нее — верить в любовь.

Уже борода седа, а детские «Почему» все еще густо толкают­ся и пищат в голове.

Я исписал много бумаги — хотелось вечных текстов. Вечно было только желание.

Пока женщина не созреет, мужчина считает ее богиней... Только в зрелости он начинает видеть ее изнанку.

Не плоди мертворожденных.

Когда нечего сказать — молчи. Слова живы, когда идут из

сердца.

Когда от березы отрывается желтый лист — не смотри туда, куда он упадет, ибо сердце твое наполнится грустью: ты по­вторишь его судьбу.

Если весенним утром захочется проникнуть в суть Земли, то выбери объектом созерцания молодую женскую грудь: там текут ее сокровенные соки.

Я ждал мысль. Это уже было мыслью.

Суди свое деяние, но не чужое.,

Кто думает о вине другого, у того ненависть не прекраща­ется.

Если ты говоришь об истине и не следуешь ей — ты далек от истины.

Когда знание и состояние не достойны человека, они уничто­жают его, разрывают сердце и разбивают судьбу.

Чем больше титулов, тем меньше полноценности. Полноцен­ность не нуждается в титулах и живет сообразно природе.

Он думал, что он буддист. Но мысль не является ни верой, ни укладом жизни, ни духовным путем.

Рука хочет писать, голова — думать, глаза'-¹- спать, кого слу^ шать?

Трудно слушать правду. Трудно говорить правду. Трудно жить в правде.

Самое сложное — когда все просто. Простота создает невы­носимость.

На дне колодца страсти лежит змея презрения. Поэтому не исчерпывайте страсть. Последние капли всегда полны яда.

Если ты взял ручку, чтобы поделиться мудростью — сломай ручку и не пачкай девственную чистоту бумаги: мудростью не поделишься. Мудрость похожа на каравай из камня: при всей твоей щедрости никому не можешь дать откусить.

Хотелось иерогамии при презрении к гермафродиту.

Я долго медитировал на розетку от сетевого радио. Радио дав­но уже нет, розетка осталась.

Часто так же я смотрю на пожелтевшие фотографии. Лю­дей уже нет, а следы в душе все еще живы.

Недавно хоронил друга. Когда стоял у гроба, все время каза­лось, что он взмахнет рукой, подмигнет и скажет слово. Ожиданиями мы живы.

Число 13 наводит на размышления, так как ему приписыва­ется зло.

Что касается не только этого числа. Зло заставляет думать. К добру привыкаешь быстро.

Целоваться без чувств похоже на жвачку трехдневного пользования.

Страсти Христовы оказались человеческими.

Даже надевая ботинок, ищи смысл.

Он резвился, как молодой жеребец и вкусил сладость жизни. Перестал резвиться — вкусил тоску, одиночество, никчем­ность. Первое сулило радость, второе — мудрость.

Мудрость одна, глупость многообразна.

Слезы — это маленькая смерть. Уходят воды из тела, оплаки­вая маленькие или большие потери нашей жизни.

Не оглядывайся — прошлого нет.

Отправляясь в духовное путешествие, немногие достигают своей души, ибо берут с собой всю суету и страсти обыден­ной жизни.

Прими свободу как дар жизни.

Бесконечна жизненная суета для человека, не вкусившего мудрость тишины.

Когда ты поймешь, что хула и похвала — одно и то же, почув­ствуй в своем сердце пульс мудрости.

Нет ни одной потери и достижения в твоей жизни, которые достойны боли в твоем сердце.

В чем жить — твой выбор. Совершая зло, ты творишь зло сво­ей жизни. Делая добро — ты окружаешь себя светом. Все в твоей жизни — твое.

Сотвори и проживи на своем острове одиночества.

К просветлению нет проторенной дороги. И слыша о Будде или Христе, понимай главное: они похожи на птиц в небе — пролетели, но следов не оставили.

Путешествуй к своей душе один, если нет понимающих дру­зей.

Путешествуй к своей душе один, если нет перста мудреца. Тогда ты сам себе друг, учитель и путь.

Есть еще один источник вдохновения — злость. Понятно, что злость не менее рациональна, чем хаос, но в этом чувстве есть попытка оседлать энергию, направив ее в разум, в струк­туру, и использовать как неистового жеребца в конной уп­ряжке.

Когда долго развиваешь осознание, возникает остервенелое желание оторвать себе голову и сладострастно искупаться в телесной импульсивной животной бессознательности.

Рефлексия похожа на насморк в том смысле, что она, раз по-

явившись, не поддается никакому лечению. Отличие заклю­чается только в одном — насморк проходит, рефлексия — нет.

То, что жизнь бессмысленна, знают все. Бессмысленно и на­поминание человеку об абсурдности его существования.

Долгая медитация на свечу вызвала у меня осознание того, почему бабочки притягиваются, влетают и сгорают в огне. Что может быть слаще этого мгновенного перехода из фор­мы в ничто, из упругого полета в реальность скольжения в вечность: жаркий удар — и мягкая волна смерти, небытия, инобытия за пределами существования.

Хочу, пока дышу. Надеюсь, пока дышу. Верую, пока дышу.

Ибо не знаю более, чем накормить мое осознание кроме же­лания, надежды и веры.

Моя первая дочь на втором году жизни каждый раз, засыпая, кричала во всю детскую глотку: «Пйяничек! Пйя-я-я-ни-и-чка!»

Она хотела пряник, но мы были суровы и хотели воспи­тать в ней правильное отношение к питанию: есть можно за столом — и только.

Часто мое сердце не выдерживало, и я давал ей пряник. Она засыпала удовлетворенная и счастливая. Но затем нас наказывали вдвоем — и меня, и дочь.

Сейчас, когда я вижу почти в каждом встречном взгляде это желание «Пйяничка», я даю им пряник — словом, делом, чувством.

Научитесь давать «пряник» несмотря ни на что: себе, дру­гим...

Жизнь как даосский мастер: все время норовит ударить пал­кой по больным местам. А вы раздавайте, и пусть «не оскуде­ет рука».

И разбрасывая остатки, не забудь своих родителей, кото­рые отдали тебе часть своей жизни, судьбы и сердца.

Не забудь друзей, которые поделились с тобой своей

энергией и участием; женщин и мужчин, любовью тебя ода­ривших. Детей, которые вложили в тебя свои надежды и меч­тания.

А самое главное — не забудь про себя и свою тень, кото­рая сопровождает тебя с первого вдоха.

И все-таки, при всех моих потугах родить из женщины Деву Марию, наполненную благой, святой, безусловной любовью; Софию, несущую вечную земную мудрость, я вижу в глазах женщин все ту же соблазняющую Еву, размахивающую сво­ими наполненными страстью и вожделением обладать и ро­жать грудями над землей.

Может, это и есть правда женщины, и ни к чему мужчине творить свою Аниму, вознося ее над небесами. Принять Еву как данность.

В конце концов в чем радость женщины? Любить, рожать и быть защищенной.

Зачем требовать от нее того, что для нее неестественно и доставляет огромные трудности превозмогания.

Зачем пятое колесо той телеге, которая возит жизнь на земле в течение многих тысячелетий надежно и бережно?

Но что делать? Мужчина, но не женщина, хочет пятого колеса, и ему кажется, что это — самый важный интегриру­ющий элемент Вселенной.

Мы можем принять это как есть, тем более что возят все равно на четырех колесах.

Нельзя у мужчины отнимать смыслообразующие галлю­цинации.

Я часто лишаю себя общения с близкими ради общения с са­мым близким — самим собой.

Когда начинает тошнить от своего Эго, взор устремляется не к телу, не к людям, а в то трансперсональное составляющее души, где живут другие энергии, идеи, чувства.

Страшно, когда одежды Эго истлевают быстрее, чем стареет тело человека. Именно в этот момент мы начинаем видеть усталое животное в человеке, иногда уставшее быть даже жи­вотным.

Гений рода человеческого часто видится выродком.

В ночном бдении (29 января 2000 года) я увидел расщелину во Вселенной, которая, наверное, существовала во все вре­мена. Я увидел там пустоту Вечности, и по обе стороны Жизнь и Смерть, Божественное и Сатанинское, тварное и одухотво­ренное, Хаос и Космос, низменное и возвышенное творили танец.

В расщелине я учуял душу свою и ужаснулся от неприка­янности.

И хотелось кричать в темноту ночи, как кричал Иисус из Назарета: «Отец мой, почему ты меня покинул!» Даже сей­час хочу кричать.

Если за пределами Бога, то где?

Если за пределами Бога, то как?

Если вне Бога, то куда направить стоны свои?

Ужас видения ночи.

Мне очень хочется сейчас поставить на этой расщелине большую гору забот, чтобы забыть и не вспоминать. Ночное видение смотрит на меня глазами безумия.

То, что для других было словом — для меня стало пережи­ванием, которое рказалось страшнее просветления.

Ужель я прозрел или нет у меня головы...

Может потому и не можем мы узреть свою вечную душу, что нам ее не пережить.

Говорила мама: «Не взлетай высоко — больно падать будет». Она не понимала, что есть места, откуда даже упасть невоз­можно. Это страшнее, чем угроза падения. Падение грозит смертью, но оказывается, есть что-то страшнее, чем смерть.

С детства я чувствовал себя под крылом Бога. И мне было уютно даже в тот мрмент, когда я подбирал веревку на берегу Волги, чтобы повеситься. Я знал, что вернусь к, Создателю в той же невинности, как ушел от него на Землю. Ужель Бог является лоном, из которого мы должны родиться и покинуть его. Сама мысль об этом, подозрение о существовании этой идеи ужасает меня.;

Каково тебе с терновым венком вместо венка из лавров на голове?

Не стыжусь себя грязного и не преподношу себя чистым в глазах других — в этом вижу свою честность. То, что мое Эго оценивает как грязь (например, пустое времяпрепровожде­ние), другие считают даже благом.

Трудоголизм, который иногда достает меня, я считаю чис­тотой, хотя и в поте лица доставать свой хлеб многие уже считают глупостью.

Грязь и чистота моя суть оценки моего воспитания. Но уже не отрицание и подавление грязного — принцип моей жизни. Нет ничего грязного и чистого. Важно принимать себя как есть и не стесняться поседевшей бороды, но и не выстав­лять ее напоказ как гордость мира. Неутолимое расширение своих возможностей, которые могли бы послужить другим во благо — вот истинное стремление. Сегодня, когда день зачнется в чреве ночи, родится, проживет и умрет к закату.

В путешествии по жизни долго осваиваешь остров Любви, пока не обнаружишь в его центре остров Одиночества. Тогда понимаешь цель своего поиска и то, что туман, который зас­тилал твой остров Одиночества, ты называл по ошибке ост­ровом Любви, и почему взгляд твой прояснился, когда под светом твоего осознания туман рассеялся.

Сущность моя, которую принято называть душой (псюхе), вы­зывает много определений и истолкований.

Основной вопрос в психологическом отношении — это вопрос рефлексируемости: можем ли мы своим сознанием отразить, распаковать, раскрыть содержание души.

Если душа — источник воспринимающей активности, то имеет ли она возможность воспринять и осознать самое себя?

Любой, даже тонкий интроспекциональный анализ нам не приносит в поле осознания ничего более, кроме феноме­нов восприятия: мыслей, образов, символов, эмоций, чувств, ощущений. Даже попытка заглянуть за пределы феноменаль­ного поля психического, кроме диффузных, смутных, интег­ративных образований не дает ничего.

Каким образом в техническом, практическом отношении выстроить, организовать душу, воспринимающую душу, если она представляет из себя «черный ящик», скрытую перемен­ную, неэксплицируемую сознанием, а сознание и восприя­тие структурно, феноменально.

Мы можем предположить существование чистого созна­ния, являющегося бессубъектным состоянием полной отре­шенности от феноменального поля, вне всякого восприятия. Но обобщение внутреннего опыта и анализ психологичес­кой и философской литературы показывает спекулятивность и недостоверность рассуждений по поводу этой возможнос­ти. В контакте такая возможность иррациональна.

Иррациональность, может быть, является ключевым сло­вом в моделировании эксперимента по схеме «душа, воспри­нимающая душу».

На данный момент кажется значимым стратегия «разде­вания» языков сознания в направлении регрессии, то есть отпускание, остановка, выключение языка слов, знаков, сим­волов, эмоций и ощущений. И может быть, именно в момент полной остановки активности воспринимающего субъекта, возможно самоотождествление интегративного образования, которое мы обозначаем сознанием, с нагой сущностью души, которая, на наш взгляд, и существует на подкорковом уровне архаических витальных ощущений.

Должна существовать некая грань перехода энергии души в проявленную живую систему как некий первоначальный ход инициации тварного тела с вечной душой, материи с воз­можностью сознания.

Мой ночной ужас был абсолютно оправданным, так как встре­ча с Анимой предполагает разотождествление не только со структурой Эго, мышлением, памятью, способом восприя­тия и оценки реальности, но и смерти как таковой.

Смерть человек воспринимает как смерть сознания. Но именно смерть, остановка пульсации сознания и предпола­гает этот акт отождествления с псюхе.

Выстраивание данной стратегии предполагает