2015-10-22
1167
С первых дней проявления раскола, неподчинение низших служителей церкви реформе Никона вызвало со стороны патриарха, а затем и официальных властей применение к ним насильственных мер. Жестоко были наказаны лидеры раскола протопопы Аввакум и Иван Неронов. Многие служители церковного культа отправлялись в ссылки, лишались сана, заточались в монастыри. Ярые представители раскола из других слоёв народных масс также подвергались жестоким наказаниям, ссылались в Сибирь, приговаривались к смертной казни.
На защиту церковных реформ встал и царь, его окружение и высшие чины церкви.
В 1666-67 годах прошёл церковный собор. Он предал «анафеме» представителей старой веры (староверов) и принял решение об их наказании. Позднее, староверов, (общее наименование последователей православия до церковной реформы патриарха Никона) стали также называть старообрядцами, раскольниками. Церковный собор 1666-67 годах своим решением официально закрепил послереформенную церковь – официальной государственной. Старообрядчество отделялось от официальной государственной церкви, становилось её врагом, и было принято решение ликвидировать его силой.
Принятие такого решения собором и особенно предание старообрядчества «анафеме», церковному проклятию, вызвал новый виток противостояния официальной церкви со старообрядчеством.
Этот этап раскола совпадает с широким антифеодальным движением в России. В Крестьянской войне под руководством Болотникова, Степана Разина, Василия Уса на Дону. Многие лозунги «борьбы за старую веру» широко использовались руководителями восстаний.
Так, например, Соловецкое восстание 1666-1676 годов было в чистом виде раскольническим восстанием в защиту «старой веры». Монахи Соловецкого монастыря длительное время не признавали новые богослужебные книги, они не согласились признать приехавших из Москвы архимандритов. В этой борьбе монахов монастыря поддерживали многочисленные беглые люди из стрельцов, крестьян, казаков и т.д.
Новые формы раскола, усиление борьбы с ними государства
Отделение последователей раскола от официальной церкви породило с их стороны новые формы борьбы. Борьба эта по-прежнему продолжается под знаменем сохранения старых обрядов, старой веры, «древлего благочестия».
Что является новым:
· Старообрядцы начинают вести себя так, как представители религии в России. Они не признают новых и кон, неправильных новых богослужебных книг, новых обрядов;
· С целью сохранения «старой веры» многочисленные представители старообрядчества стали покидать места своего проживания и организовывать в глухих местах или на окраинах России свои общины, скиты, тайные секты, монастыри и т. д. Массовый уход в глухие места, Сибирь, Поволжье, районы Севера, на южные окраины государства и даже в другие государства был причиной не только не выполнения обрядов официальной церкви, но и невыполнения феодальных повинностей;
· В наиболее фанатичных общинах старообрядцев широкое распространение получила практика «огненных крещений» (самосожжений) под видом спасения души. Например, по свидетельству писателя Мельникова (Андрей Печёрский) в Пошехонском уезде Ярославской губернии, только в 1870 году сожглось 1920 человек;
· Но раскольничество с самого начала и особенно позднее не было единым. Оно всё более и более становилось неоднородным, распадающийся на отдельные общины, секты, «корабли» и т. д. Этому способствовала большая их изолированность друг от друга и всё более возрастающая роль лидеров общин, скитов, монастырей, которые вырабатывают свою местную религиозную практику.
К концу XVII столетия, а затем и позднее, раскольничество постепенно и по своим взглядам становится неоднородным. Оно распадается на два течения. Наиболее общепринятые - поповщина и беспоповщина.
Поповцы признали необходимость духовенства (своих священников) и проведения всех церковных таинств по старой вере. Основные районы распространения поповщины – Керженские леса, Стародубье, Дон, Кубань.
Беспоповцы отрицали необходимость иметь своих священников (попов) и проведения некоторых церковных таинств.
Правительство и официальная церковь начали вести беспощадную войну с расколом и раскольниками самыми решительными мерами наряду с другими методами убеждения и принуждения. В борьбе с расколом использовались войска, сторонники раскола, особенно лидеры, предавались «анафеме», т. е. проклятию, ссылались в Сибирь на каторгу, разрушались скиты, монастыри, использовались и другие меры.
В эпоху Петра I эта борьба усилилась. Старообрядцев, раскольников всех мастей он признавал главными врагами проведения своих реформ в России. Даже в борьбе с боярскими бородами Петром I – просматривается связь борьбы с раскольниками. В более поздний период все старообрядцы были внесены в специальные списки, они ограничивались в правах, носили официально установленную для них одежду.
Описание раскола в трудах общественных деятелей,
историков России
Раскол православной церкви в России – это заметное событие в истории государства. Как говорил известный писатель и крупный чиновник царской России Мельников (Андрей Печёрский) что, «раскол и раскольники представляют одно из любопытнейших явлений в истории и жизни русского народа».
Мельников (Андрей Печёрский), являясь чиновником по особым поручениям Нижегородского губернатора, специально занимался изучением раскола и его проявлениях в заволжских лесах (Нижегородская, Костромская, Вологодская губернии).
Раскол он называл болезнью народа. На это почве возникал религиозный фанатизм, возросший на патриархальной почве русского, особенно сельского населения. По своему разномыслию он разделяет раскол на два широких течения (ветви): собственно «раскола» и вредных «ересей». В более поздний период он разделяет раскол на:
· Старообрядцы, приемлющие священство;
· Раскольники разных согласий, не приемлющие священства и не поклоняющихся иконам;
· Субботники или жиды, приемлющие власть святого крещения – обрезание;
· Скопцы.
(Собрание сочинений, Мельнокова (Андрея Печёрского), т. 8, стр. 29).
Много посвятил изучению и освещению в своих лекциях истории и осуществления раскола в православной церкви известный историограф В. О. Ключевский. Находим описание жизни старообрядцев и применяемые меры борьбы с ними правительством России в книге Алексея Толстого «Петр I».
Расколом занимались и другие учёные и политические деятели. Например, обширные сочинения, причём первые о расколе написали общественные деятели: Щапов, Максимов, Есимов, Леманский. В более позднее время Смирнов Л. Е. («Внутренние вопросы о расколе в XVII в.», «История русского раскола старообрядства»), Каптерев Н. Ф. (Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович). В советское время изучением раскола уделялось недостаточное внимание. Например, в учебных пособиях по истории России для школ, ВУЗов этот вопрос практически не нашёл отражения.
События, происшедшие в период раскола в русской церкви, создали определённый уклад жизни старообрядства. Это красочно и ярко показано в сочинениях Мельникова (Андрея Печёрского). Часть поселения жила особенной жизнью. Ограничили контакты с иноверцами. Вели аскетическую жизнь, строго придерживались догм старой веры. Даже в еде установили свои каноны. С целью сохранить свою веру, уходили в таёжные дебри, неся лишения и страдания, создавали свои поселения.
Многие поселения старообрядцев, особенно в XVIII веке порушались царской властью, безжалостно уничтожались. Но в некоторых местах они сохранились и продолжают жить своей обособленной общиной.
Например, интересна история семьи Лыковых, обнаруженная геологами в глухой тайге на реке Абакан (Хакасия). Она полностью сохранила старый уклад жизни, старую веру, привычки, обычаи, еду.
В одной из «толстушек» газеты «Труд» в конце прошлого года был напечатан очерк о жизни староверов, проживающих на реке Бирюса, в Красноярском крае. Они также многое сохранили от старой веры, уклада жизни. Менее подвержены пьянству, отличаются большой порядочностью, трудолюбием, чего нельзя сказать о поселении и его жителях не староверской. Деревня эта находится на другом берегу реки.
Заключение
Как говорил писатель Мельников (Андрей Печёрский) «раскол – это сложное явление». Он затронул широкие народные массы, проник в политику государства того периода. Движение раскола и борьба с ним господствующих классов России сопоставима с религиозными войнами Запада.
Раскол оставил на теле России глубокие, незаживающие рубцы. В результате борьбы с расколом погибли тысячи людей, в том числе и дети. Перенесены тяжелые муки, исковерканы судьбы тысячи людей.
В целом, движение раскола – реакционное движение. Оно препятствовало прогрессу, объединению земель России в единое государство. В тоже время раскол показал стойкость, мужество, обширных групп населения в отстаивании своих взглядов, веры, (сохранение старинного уклада жизни, порядков, установленных предками).
Раскол – это часть нашей истории. И нам современникам нужно знать свою историю и брать из старины всё хорошее, порядочное. А в наше время, особенно в последние годы, наша духовность находится под угрозой
Собор 1682 г.
Главным органом управления Русской Православной Церкви и в митрополичий, и в патриарший период были Соборы. Большой Московский собор 1667 г., низложив патриарха Никона, поставил точку в затянувшемся периоде междупатриаршества. Епископат, оказав помощь светской власти в устранении патриарха Никона, заявил о своих корпоративных интересах в вопросе о взаимоотношениях духовной и светской властей. И правительство перед лицом объединившегося высшего духовенства вынуждено было пойти на признание компромиссной формулы о взаимном невмешательстве государства и Церкви в дела друг друга. Русские иерархи, таким образом, смогли добиться для себя существенных результатов.Кроме того, было решено упразднить Монастырский приказ, а, следовательно, и институт светских архиерейских чиновников, которые тяготили своей опекой высшее духовенство. Таким образом, недовольство Никона Монастырским приказом не прошло бесследно. «Экспансия» государства на позиции Церкви была несколько приостановлена.
Низложив Никона и отправив его в ссылку, в лоне Церкви складывается двоякая ситуация. С одной стороны, епархиальные архиереи рассчитывали, что низвергнув опального патриарха, они получат большую самостоятельность и независимость в управлении своими епархиями. С другой - иерархи разделяли основные воззрения Никона о приоритете церковной власти над светской.
Перед Алексеем Михайловичем стояла непростая задача. На Первосвятительский престол нужен был сговорчивый владыка, который не помышлял бы вступать в дела светские. И такого главу Русской Церкви Алексей Михайлович нашел в лице Иоасафа II (1667-1672 гг.). Между царем и патриархом установились ровные отношения. За время своего патриаршества Иоасаф вполне оправдал возлагаемые на него надежды государя.
Протест архиереев, несогласных с осуждением Никона на Большом Московском соборе 1667 г., показывал, что духовенство не собиралось отказываться от идеи Никона о примате Церкви. В связи с таким положением дел Алексей Михайлович намеревался ограничить власть епископата, возросшую после падения Никона и уже успевшего привыкнуть к известной свободе. Это можно было сделать посредством административно-территориальной реформы в Церкви. Необходимо было умножить количество епархий, сделать архиереев более зависимыми от власти, а значит, и более сговорчивыми.
Вопрос об учреждении новых епархий и усложнении системы церковного управления рассматривался еще на Соборе 1667 г. Присутствовавшие на Соборе восточные патриархи обращали внимание Алексея Михайловича на недостаток епархий и епископов, а также указывали на слабое развитие соборного начала в Русской Церкви и малочисленность местных епархиальных съездов и соборных совещаний патриарха с подвластными ему епархиальными архиереями по церковным вопросам. Для устранения указанных недостатков восточные иерархи предложили разделить епархии на округа, а каждый округ из нескольких епархий подчинить особому митрополиту. Для этого необходимо увеличить число епархий и митрополий. Епископы каждого округа должны собирать свои окружные съезды под председательством митрополита и разбирать на них местные вопросы и составлять определения. Патриарху как главному иерарху надлежало контролировать определения окружных соборов и высшего управления делами Русской Церкви при посредстве созываемых им церковных соборов. Предложения восточных патриархов были приняты Алексеем Михайловичем и отцами Большого Московского собора 1666-1667 гг. и вошли и в соборные определения. Однако большая их часть этих так и осталась на бумаге. Требование об открытии новых епархий находило постоянное противодействие со стороны епископата, поскольку интересы светской и духовной властей в данном вопросе находились в противоречии. Государь хотел иметь централизованный церковный аппарат, который состоял бы из множества епархий, зависимых не только от высшей церковной, но и светской власти. Поскольку устройство новых епархий должно было происходить за счет владений уже существовавших епархий и, прежде всего, за счет патриаршей области, то данный вопрос имел себе противников в лице высшей церковной власти, патриархов и епархиальных архиереев. Патриархам не хотелось дробить патриаршую область - самую большую из всех епархий, более того, они заботились о дальнейшем расширении своей области. Епархиальные архиереи также не хотели допускать раздробления своих епархий по тем же побуждениям, что и патриархи.
Вопрос о другой новации - введении окружного управления в епархиях и устройства постоянных окружных съездов епархиальных архиереев под председательством митрополитов осталась не реализованной. Как отмечал П.Ф. Николаевский, данная инициатива принадлежала иностранцам - грекам, и не нравилась русскому патриарху, потому что меняла господствовавший характер отношений его к подвластным ему архиереям и к общему управлению Русской Церкви. К тому же она вызвала единодушный протест и со стороны епархиальных архиереев, которые просили государя оставить епархии на прежнем основании. Старый порядок епархиального управления освобождал их от непосредственного усиленного контроля со стороны высшей церковной власти и давал им более свободы в своих действиях [5, с. 22].
В итоге, Большой Московский собор определил к 14 существовавшим епархиям открыть 20 новых. Соборное определение осталось не выполненным. Была открыта только одна новая епархия - Белгородская и восстановлена Коломенская. Главное практическое значение определений Большого собора 1667 г., касающееся умножения епархий, состояло в том, что был остановлен дальнейший рост патриаршей области и положено начало к выделению из нее новых епархий.
После кончины патриарха Иоасафа в 1672 г. наступил недолгий период междупатриаршества. Противодействие епископата заставило Алексея Михайловича искать обходные пути решения вопроса об увеличении числа епархий. Государь отнюдь не собирался отказываться от своих намерений относительно открытия новых епархий. Кроме того, такая необходимость была продиктована усилением раскола и быстрым распространением его в низовьях Волги. Пока не был избран новый владыка, Алексей Михайлович созвал Собор для учреждения Нижегородской епархии. Он предложил выделить земли для нее из патриаршей области, а также Суздальской епархии. Суздальский архиепископ Стефан был незадолго до этого восстановлен на своей кафедре после смещения из-за конфликта с горожанами и не оспаривал царское решение. Некому было отстаивать интересы и патриарха. Члены собора 1672 г. единодушно приняли предложение царя, поскольку Нижегородская епархия не затрагивала интересов присутствовавших архиереев и «отчуждалась» из патриаршей области [5, с. 32].
3 июля 1672 г. на патриаршую кафедру был возведен Новгородский митрополит Питирим. Патриаршество Питирима было недолгим и ничем особо непримечательным. Патриарх скончался в апреле 1673 г. В виду болезни Питирима, фактическим правителем патриарших дел при нем стал митрополит Иоаким, который был отозван из Новгорода.
Патриаршество Иоакима (1674-1690 гг.) - приемника патриарха Питирима во многом определилось самостоятельностью Церкви, закрепленной Собором 1666-1667 гг. Алексей Михайлович нуждался в деятельном первосвятителе, способном найти управу, как на раскольников, так и на чрезмерно самовластных архиереев. Иоаким был подходящей кандидатурой.
Став патриархом, в мае 1675 г. Иоаким созвал Собор, на котором поставил вопрос об упразднении Монастырского приказа и ускорении реализации полной неподсудности духовенства светской власти. Решение Собора 1667 г. ликвидировать Монастырский приказ было формальным. Иоаким добился постановления Собора об окончательном его закрытии. Кроме того, было решено, чтобы администрация, суд и финансовые вопросы, касающиеся Церкви, перешли к духовенству [1, с. 542-545]. Все светские чиновники из состава слуг архиерейских домов были только подчиненными исполнителями указаний и распоряжений хозяйственных властей, состоящих в священно-монашествующих чинах. Светским чиновникам отводилась вспомогательная и исполнительная служба по ревизии и описи имущества церквей и монастырей, по производству судебных расследований и по полицейским функциям [3, с. 259-263].
Как отмечает А.П. Богданов, значение собора 1675 г. не получило должной оценки в истории Русской Церкви. Кроме вывода духовенства из-под светской юрисдикции, на Соборе был рассмотрен и другой вопрос, а именно возможность применения церковными властями светских карательных сил против непослушных духовных лиц, что требовало укрепления епархиальных судов. Патриарх Иоаким, столкнувшись с запутанным клубком феодальных привилегий, произволом архиереев и настоятелей крупных монастырей, взялся за наведение порядка в этой области [4, с. 71].
Таким образом, значение Собора 1675 г. заключалось в принятии принципиального решения, что патриарху и епархиальным архиереям не следует иметь в своем административном аппарате светских лиц, т.е. власть мирских судей не должна распространяться на духовенство.
Вопрос об умножении епархий и окружном управлении вновь поднимается светской властью в 1681-1682 гг. уже государем Федором Алексеевичем, но при этом ставится шире, чем прежде. Исследовательница Т.Б. Соловьева подробно рассмотрела вопрос о государственных проектах перестройки церковного управления в данный период. Правительство выдвинуло ряд проектов создания новых епархий, которые имели своей целью формирование церковного аппарата, состоящего не из огромных по территории епархий под управлением богатейших феодалов духовного сословия, а из небогатых мелких епархий во главе с небогатыми же епископами, находящимися под тройной опекой: митрополита, патриарха и царя. Данная программа вела к ослаблению экономической и политической силы Церкви и подчинению ее государству [6, с. 37-47]. Такую тенденцию прекрасно видели русские иерархи, не спешившие с реализацией проектов. Недовольство архиереев было продиктовано нежеланием церковных властей сокращением своих владений, которое явилось бы следствием выполнения соборных решений 1666-1667 гг. или осуществления царских проектов. Введение окружного устройства также вызывало сопротивление архиереев, поскольку лишало их прежней независимости.
2 сентября 1681 г. Федор Алексеевич указал патриарху Иоакиму на необходимость открытия новых епархий, прежде всего, в сибирских городах, а потом и в других городах московского государства. Государь представил Иоакиму подробный проект с указанием, в каких местах он считает нужным открытие епархий. Проект был составлен в духе определений Большого собора 1667 г. Он также предусматривал введение епархиальных округов под управлением своего особого митрополита. Но в проекте Федора Алексеевича есть и свои особенности, отличающие его от проекта 1667 г.: 1) число митрополий и округов кроме патриаршей области увеличивалось вдвое (до 12). Для этого большую часть существующих епархий предполагалось возвысить на степень митрополий; 2) архиепископии теряли свое значение и те из них, которые не могли составить из себя особого округа, низводились на степень простых епископий; 3) главное и существенное отличие царского проекта 1681 г. - в нем число епископий в России доводилось до внушительной цифры: кроме кафедры патриарха, 12 кафедр митрополитов предложено устроить еще 72 кафедры епископов; в число последних включены 3 прежние епархии 69 новых. Патриаршая область также подвергалась существенному изменению и сокращению, вполне соответствовавшему обширности ее пределов. Многие города и уезды из патриаршей области переходили в состав епархий в других епархиальных округах. Из нее предполагалось образовать своих 20 епархий, которые должны составить особый округ под ведением патриарха [5, с. 34]. Данный проект не был поддержан церковной властью. В течение двух месяцев иерархи не приступали к его выполнению. Наконец, 6 ноября 1681 г. была открыта одна из намеченных епархия - Звенигородская. По предположению Т.Б. Соловьевой, уже в сентябре 1681 г. церковные власти все же дали понять правительству, что считают «сентябрьский» проект совершенно неприемлемым, поскольку в конце сентября правительство начало разработку второго проекта. В сентябре и октябре было составлено «Росписание всех епархий и монастырей с показанием, сколько за которым монастырем дворов», представляющее собой комплекс росписей существовавших епархий - ее города, монастыри, количество крестьянских дворов в вотчинах монастырей. Сведения о епархиях собирал Приказ Большого дворца. Росписи датированы от 22 сентября до 28 сентября 1681 г., из 17 существовавших к 1681 г. епархий были собраны сведения о 13.
На основе всех этих материалов был составлен второй проект от 27 ноября 1681 г. Проект назывался «Концепт определения, учиненного с общего согласия между государем царем Феодором Алексеевичем и патриархом Иоакимом о бытии и наименовании архиереем по степени, и всякому архиерею иметь в своей епархии подвластных ему епископов, так же и патриарху иметь многих епископов же, с показанием имен городов и для содержания и довольствия» и включал подробное сравнение с первым документом [6, с. 37-47].
В этом проекте при том же количестве епархиальных округов число епископий сокращалось вдвое (с 72 до 34), причем изменялся состав епископий. В некоторых случаях указывались новые места для епископских кафедр. Ни патриарх, ни собор не спешили с ответом государю. Это свидетельствует о том, что, хотя проект и предлагался не только от имени государя, но и патриарха, с высшим духовенством он согласован не был.
В феврале 1682 г. Федор Алексеевич в особом письме на имя патриарха Иоакима напомнил о своих предложениях от 2 сентября и 17 ноября 1681 г. указывал, что эти предложения остались неисполненными. Патриарх собрал частное совещание с архиереями, на котором решено было сделать выписки о составе епархий в каждой митрополии и раздать их архиереям для составления определения и ответов по предложению царя. В итоге после соборных рассуждений по вопросу об открытии новых епархий, была составлена и подана государю особая «Челобитная... от всего духовного собора о устроении вновь в дальних городах епархий, о бытии им особыми, а не подвластными митрополитам». Архиереи соглашались с государем о необходимости увеличения числа епархий, но возражали против отдельных предложений царя по этому вопросу. В частности, они просили государя не вводить окружного управления в епархиях, не подчинять епископов митрополитам, но оставить епархии по прежнему «особыми», а не подвластными, для того, чтобы в архиерейском чине не было церковного разногласия. Иерархи также не соглашались с количеством новых епархий, обосновав свое мнение тем, что в одних случаях бедность намеченных епархий, недостаток в них городов, церквей, монастырей и пр.; в других - «малолюдства ради христианскаго народа». Отцы собора предлагали сократить количество епархий: вместо предложенных государем 34, открыть только 15 епархий с сохранением за некоторыми титула архиепископий. Эта челобитная легла в основу последующих определений Собора 1682 г. в результате в окончательном определении Собора к открытию было оставлено 11 епархий [2, с. 108-118; 5, с. 34]. На практике это соборное определение не было реализовано исполнение в полном объеме. Открыто было только 4 епархии - Великоустюжская, Холмогорская, Тамбовская и Воронежская. Других епархий в XVII в. не открывалось. Окружного разделения епархий также не состоялось.
Кроме вопросов, связанных с реформированием административно-территориального устройства Русской Церкви, на обсуждение Собора 1682 г. от имени Федора Алексеевича было представлены предложения, направленные на поддержание и укрепление церковной дисциплины, а также предложения и определения Собора вопросам чисто церковным. В повестку Собора были включены и вопросы, связанные с расколом [2, с. 108-118].
После кончины царя Феодора Алексеевича в Москве вспыхнуло восстание. Борьба группировок Нарышкиных и Милославских за власть завершилась победой последних, использовавших народное возмущение в своих интересах. Новое правительство Софьи, нуждаясь в укреплении своего положения, пошло на союз с высшими церковными кругами, которые в свою очередь поспешили поддержать победившую группировку. В этой внутриполитической обстановке светская власть отказалась от достигнутых на церковном Соборе 1682 г. результатов и не настаивала на открытии новых епархий.
Попытка подчинения Церкви государству путем административной перестройки, раздробления крупных епархий и введения трехступенчатого контроля не удалась. Намерение светской власти разделить патриаршую область на малые епархии и тем самым подорвать экономическую силу и политическое влияние главы Русской Церкви также не увенчалось успехом. Вновь созданные 4 епархии не затрагивали владений патриарха. Патриаршая область и к концу XVII в. оставалась самой большой и богатой епархией, и введение окружного управления и ее исход показывают, что Церковь еще обладала достаточной силой и заставила правительство отступить. Несмотря на неоднократные заявления об открытии новых епархий и соборные определения, за весь XVII в. было открыто только одиннадцать.
Собор 1682 года
Не по инициативе патр. Иоакима, а по предложению правительства царя Федора Алексеевича, в 1682 г. собран был церковный собор, на котором царское правительство возобновило постановку вопроса, никак нерешенного на большом соборе 1667 г. Там греческие патриархи Паисий и Макарий предлагали русской церкви принять систему взаимоотношений между иерархами, существовавшую в церкви греческой в классическую эпоху вселенских соборов, а именно: чтобы епархии младшие подчинялись старшим, имеющим титул митрополий, и все вместе, конечно, возглавлялись бы патриархом. Русская практика разрозненного равенства всех епархий питалась их чрезвычайной географической обширностью. Чтобы применить к русской территории старую систему греческую, нужно было бы на манер греческий мелко раздробить церковную территорию по числу всех значительных городов. Это дало бы цифру по меньшей мере около 100 епархий. Имущественная власть епископов чрезвычайно сократилась бы, равно ускромнилось бы и их государственное значение и личное самосознание. Все это было столь ново и радикально для русского епископата, что осталось в то еще никоновское время гласом вопиющего в пустыне. И в настоящий момент вопрос этот, как именовал его проект об "архиерейском прибавлении", не нашел ни понимания. ни отклика в епископской среде. Как и на бывшем в XVI столетии Стоглавом Соборе, здесь еще с большей ясностью выступила инициативная роль царского правительства, создававшего и смело вскрывавшего крупные недостатки церковного быта, особенно по его внешней социальной стороне.
Во всяком случае уже на соборе 1667 г. было постановлено к 13-ти существующим епархиям добавить еще 10 новых. Но до 1682 г. открылась только одна - Нижегородская. От лица царя Федора Алексеевича представлен был собору проект административного деления русской церкви, по примеру восточных церквей, на большое количество епископий, с образованием из отдельных групп епископий областей, возглавляемых старшим епископом с титулом митрополита и с правами областного митрополита, как это было в древней Церкви, но исчезло из практики и на Востоке. У нас в России вначале этого еще не было и быть не могло, по ненормальной территориальной широте наших малочисленных епископий. Удельно-княжеская обширность древнерусских епископий и почти удельно-княжеская психология власти наших епископов и Киевского и Московского периодов, соединенная с грузным финансово-хозяйственным способом церковного управления, лишали русских епископов даже способности просто понять: как может быть устроено епископское положение при проектируемой парцелляции огромных русских епархий? Трудность такой реформы для русских епископов того времени можно уподобить трудности нашего помещичьего класса крепостного периода перед вопросом об освобождении крестьян и наделении их землей. Нужна была насильственная революция, чтобы русский епископат "наложил" в этом смысле "на себя руки", самоупразднился в своем вельможном достоинстве и смог практически приспособиться к невообразимому для него опрощению. Любой игумен издавна организованного монастыря был бы в положении экономически более твердом и веском, чем сам епархиальный епископ одного из небольших городов, посаженный на небольшом земельно-хозяйственном участке.
В результате смутного времени сам боярский и служилый класс переживал кризис перехода всей государственной системы с почвы вотчинного управления к управлению бюрократическому. Мелкопоместный класс "худородных маленьких людишек" занял количественно преобладающее место и в военном и в гражданском аппарате государственной службы. Старомодное магнатство епископата казалось новым людям несоответствующим духу времени. Царско-боярский проект предлагал разбить 11 русских епархий на 72 епископии. Епархии группировались бы по территориальным округам, возглавляемым митрополитом округа. Количество митрополитов возглавителей округов проектировалось увеличить до 12. Епископский собор, не вмещавший в свое сознание такой чуждой ему реформы, но не будучи в силах и возражать и против нее на канонической почве, реагировал вслепую, просто уменьшая предлагаемую цифру новых епархий с 72-х до 34-х. На очередном соборе в следующем году (1683 г.) епископы, ссылаясь на свои трезвые расчеты и вычисления, соглашались довести число епископий до 22-х. Но после долгих размышлений, уже после сессии собора, епископы заявили, что, по недостатку средств, они могут подъять на свои плечи открытие максимум всего до 14-ти новых епархий. При этом все-таки вынули из всего проекта его древне-каноническую черту старшинства митрополичьей власти в пределах каждого митрополичьего округа. С неубедительной мотивировкой: "дабы не явилось в архиерейском чине распрей и превозношения". Весь проект сводился на нет. Но интереснее всего то, что из намеченных будто бы к открытию 14-ти новых епархий, епископы решили открыть всего только 4: на пустынном севере - Устюжскую и Холмогорскую и на полу инородческой юго-восточной окраине - Тамбовскую и Воронежскую. Итак, к концу патриаршего периода на обширной территории московского государства, раскинувшегося в Азию уже за Байкал, было скромное число, всего 23-х кафедр: 1 патриаршая, 13 митрополичьих, 7 архиепископских и 2 епископских. Причисляя к этому 4 епархии присоединенной в 1686 г. Киевской митрополии, получалось бы общее число 27 кафедр. Но его в действительности надо свести к 24-м, ибо только одна кафедра Киевская вошла в состав русского патриарха. Кафедры Могилевская, Луцкая, Галицкая, Львовская, Перемышльская уступлены были польским правительством русскому патриархату только на бумаге. Эти епархии оставались в границах Польши и лишь номинально в зависимости от отдаленной и пространством и границей Киевской митрополии. Поэтому не получили возможности иметь своих епископов. Польское правительство указывало им, как на законных возглавителей, на своих униатских епископов.
На почве бытовых недостатков в жизни духовенства и монастырей усиливалось до пугающих размеров старообрядчествующее раскольничье движение. В царском правительственном докладе Собору 1682 г. указывалось на необходимость какого-то контроля над продажей книг богослужебных и учительных, ради подрыва продажи писаний раскольничьих. Безмерное размножение крестцового духовенства требовало сокращения его излишков, равно сокращения и излишних часовен. Собор действительно постановил генерально упразднить маленькие пустыни и монастырьки, сводя их насельников в большие общежительные монастыри. Собор повторил изданные еще в 1667 г. ограничения хаотической свободы монашеских пострижений вне стен монастырей. Собор постановил выселить из монастырей неуместно поселившихся и проживавших там мирян, в то время как часть монахов и монахинь бродила в миру, проживала в мирских семьях, и превращалась в уличных нищих - попрошаек. Постановлено ловить весь этот бродячий элемент и свозить в особо отведенные для того монастыри для перевоспитания и возвращения на путь трудового монашества. Постановлено также прекратить беспорядочное сообщение монашествующих с миром под предлогом вести хозяйство вотчин. Для последней цели указано нанимать для управления вотчинами доверенных лиц из мирян. В который уже раз предписано в хаотическую монашескую жизнь вводить уставное общежитие.
Стрелецкий бунт
После шести лет царствования (1676-1682 гг.) царь Федор Алексеевич скончался бездетным. По старшинству за ним шел брат Иван, от той же матери (Милославской). Ивану было уже 15 лет. Но он был по своей слабости - полумертвец. Естественно, что здравомыслящие люди сочли целесообразным перенести престолонаследие на самого младшего сына царя Алексея, на 10-летнего здорового и умного Петра. За это стояли: патриарх Иоаким, бояре - Лихачев, Языков, А. Матвеев и, конечно, Нарышкины, ибо мать Петра, вторая жена ц. Алексея, была Н.К. Нарышкина. Милославские и с ними дочь Алексея София вступились за право старшинства царевича Ивана. На их стороне был воевода стрелецких войск князь Хованский. Они подняли восстание. Стрельцы ворвались в палаты патр. Иоакима, ища мнимых врагов. На глазах царской семьи растерзали самосудом боярина Артамона Матвеева и дядю Петра, Ивана Нарышкина. Маленький Петр после этого всю жизнь страдал тиком: конвульсиями лица, а в душе сохранил отвращение к "ревнителям старины". В результате были провозглашены царями оба брата, и Иван и Петр, а сестра их Софья - правительницей. Это положение длилось с 1682 г. по 1689 г.
Смута, однако, не сразу улеглась. Ее новая вспышка вынудила всех трех "царей" бежать временно в Троице Сергиевскую Лавру, оттуда они могли вернуться только в октябре 1682 г. Патриарх Иоаким был посредником, увещателем "расходившихся" стрельцов. По его ходатайству бунтовщики были прощены. В ноябре 1682 г. царский двор из бегства вернулся в Москву.
Эту бунтовскую атмосферу использовала старообрядческая оппозиция. А стрельцы и сам князь Хованский корыстно воспользовались этой раскольнической энергией. Уже отлученные соборами 1666-1667 гг. от церкви расколо-вожди поставили ставку на высоко поднявшуюся волну бунта летом 1682 г. и вырвали у патриарха Иоакима уступку: публичное состязание в вере с иерархами. Во главе раскольников стоял суздальский протопоп Никита Добрынин, окрещенный потом официальным прозвищем "Никита Пустосвят". С ним тут сошлись Волоколамский инок Савватий, инок Сергий с севера из Олонецкого края и еще трое. Составилась "злая шестерица", державшая совет в Гончарах у калачницы Федоры. Никита предложил текст челобитной. Понесли ее читать в стрелецкую слободу. В Титовом стрелецком полку толковали, "как бы восстановить старую веру". Инок Сергий написал челобитную "от лица всех полков и чернослободцев". Впечатление от Сергиевой челобитной было исключительное. Слушали ее со слезами. "От роду мы не слыхали такого слога!" "Подобает, братцы, постоять за старую веру и кровь свою пролить". А Сергий взвинчивал толпу. "Попекитесь, братие, о стольких душах, погибающих от новых книг!" Хованский рад был такому эффекту и указал на Никиту, как на главного оратора перед властями: "этот заговорит им уста!"
На 25 июня назначена была коронация юных царей. Бунтари хотели устроить заранее состязание, чтобы провести чин по старым книгам. Подали челобитные 23-го июня. На литургию Никита пробивался с узелком, неся "5 просфор", но, конечно, напрасно. Однако бунтари ходили по улицам и площадям с пропагандой "старого обряда". Уже после коронации, бунтари 28 июня вломились в патриаршую крестовую палату и вступили с самим патриархом в дерзкие препирательства.
Патриарх решился на уступку. Он для разрежения грозы счел полезным дать фанатикам возможность излиться в открытом состязании. Это "генеральное сражение" назначено было на 5-е июля. В этот день старообрядческие попы с раннего утра, отпев молебен, двинулись своего рода крестным ходом в Кремль. Предносили крест, евангелие и икону страшного суда. Книги свои несли на головах с предносимыми свечами. Толпа была густая. Под добровольной охраной стрельцов, среди давки, хаотическая процессия пробилась на площадь перед Архангельским собором против царских палат. Раскинулись аналои, на них накинули пелены, возложены кресты и иконы и затеплены свечи. Инок Сергий, встав на скамью, стал читать "Соловецкие тетрадки". С православной стороны пытался начать читать полемическую записку против челобитной Никиты Спасский протопоп Василий. Но толпа заревела и смела его. Опыт полемики на площади явно терпел крах. Но пока патриарх с архиереями служил литургию в Успенском соборе, был неясен план дальнейших действий. Духовенство было в страхе, некоторые даже плакали. Спор на площади грозил бойней. Посему, по окончании литургии, патриарх и власти решили перенести арену состязания в узкие и более стеснительные рамки Грановитой Палаты. Здесь на своих парадных местах были и царица Наталья Кирилловна, и великая княжна Софья Алексеевна, и бояре. Впущенные расколо-вожди входили с шумом и дерзостью, нося свои аналои и скамьи. Но все же толпа осталась за дверями, а тут стала возможной церемония разговоров.
Патриарх Иоаким поставил бунтарям вопрос: "Чего в точности они добиваются"? Никита в ответ заявил: "Мы пришли бить челом об исправлении веры, ибо введена новая вера", и стал читать свою челобитную. Собрание ее терпеливо, без возражений, заслушало. Атмосфера несколько улеглась. Поэтому, патриарх, держа в руках икону святителя Московского Алексия, начал увещевать бунтующих покориться решениям церкви.
Он говорил с волнением, со слезами. Но ответом ему были поднявшиеся руки с двуперстным сложением и криками: "вот так креститесь"! Слово взял Афанасий архиепископ Холмогорский, родом из Зауралья, в своей монашеской юности, даже в звании уже игумена Далматовского монастыря на реке Исети, соблазнявшийся стоянием за старый обряд, а затем, после ареста при Тобольском митрополичьем доме, - явно отрезвевший. Он отбыл в Архангельский край и там проявил себя большой пастырской работой среди моряков Архангельского порта, заслужив уважение и популярность в среде англичан и голландцев, все более и более посещавших этот порт. Афанасий стал наилучшим кандидатом на Архангельскую кафедру, чем и радовал потом молодого царя Петра. Афанасий, сам переживший искушение старообрядчества, обратился к Никите со словами компетентного знатока психологии обрядоверия и так подавлял своими аргументами темную голову Никиты, что тот почувствовал себя сбитым с позиции, дико разъярился и, прыгнув как зверь на Афанасия, заушил его. Этим скандалом вся обрядоверческая депутация, как оскорбившая не только церковь, но и царствующую семью, сама поставила точку своему краснобайству. Их удалили за двери палаты без арестов и задержек, и они повалили из Кремля к себе на тот берег Яузы, в стрелецкую слободу, подняв руки с двуперстием и с криками: "препрехом, победихом!" "Тако слагайте!" В стрелецкой слободе шел звон в колокола, но не пир горой, потому что законная власть была на своем посту. В ту же ночь правительство Софьи вызвало к себе выборных представителей от стрелецких полков и предложило им ультиматум: принести повинную и расписаться, что стоять за веру не их дело. Полки покорились, сами арестовали и отдали в руки законной власти раскольничьих главарей бунта, которые и были разосланы по монастырским тюрьмам, а поп Никита за оскорбление царской власти, как политический преступник, вскоре же 11-го июля был казнен на Красной площади всенародно. Ему отсечена голова.
Вообще критический для правительства 1682-й год новой смуты открыл ему глаза на вред от вливания церковных обрядовых вопросов в русло политической разрухи. Нужно было остановить разложение и прижечь гниение. В этот момент уже полстолетия длившийся прилив киевских ученых в аппарат церкви и нарастание европейских, в, частности, польских влияний в духовной и материальной культуре незаметно привили правящим церковным и государственным кругам новый стиль противодействия всякой оппозиции. Собранный в том же 1682 г. патр. Иоакимом большой церковный собор одобрил и привел в действие целую систему репрессий против старообрядчества, которая явила собой картину решительного гонения на него. Тут впервые в жизни русской церкви и государства применена была система и дух западной инквизиции. Еще на большом соборе 1666-67 гг. восточные иерархи благословляли меч государственный на устрашение противящихся церкви, но это было не так-то сродно с понятиями московской иерархии. Теперь, на фоне только что погашенной и действительно опасной смуты, русские иерархи приняли передачу борьбы с церковными противниками в руки государства. Собор попросил у царя разрешения "отсылать к градскому суду" раскольников, а на воевод, их чиновников и на землевладельцев возложить обязанность разыскивать скрывающихся раскольников для дальнейшего суда над ними. Правда, гражданские власти должны были задерживаемых отдавать сначала в приказы архиерейского правления. Там их увещевали, упорствующих посылали в монастыри на смирительные работы. Раскаявшихся церковные власти отпускали на свободу. При этом гражданские власти брали от побежденных "поручные записи", т. е. письменное обязательство впредь покинуть раскол. Окончательно упорствующие передавались епархиальными властями в руки гражданских властей, и те наказывали их уже физически, битьем кнута и в крайних случаях даже смертной казнью. В 1685 г., на основании начатого опыта гонения на раскольников, была уточнена его система в особой инструкции в 12 пунктах. Это был уже гражданский закон, утвержденный царем и боярской думой. В нем объявлялось огульное запрещение самого существования церковного раскола в русском государстве. Упорных, противящихся св. церкви и "возлагающих на нее хулу", - жечь в срубе. Скрывающихся и обличенных - бить кнутом и ссылать в дальние края. Укрывателей наказывать битьем кнутом и палками. Имущества казнимых отбирать в казну. Кающихся отсылать в монастыри и отпускать оттуда лишь на поруки и под ответственность поручителей. Недосмотр последних карался денежными штрафами от 5 до 50 рублей.
Итак, после 1682 г. мечта вождей первого поколения старообрядчества о возможности "исправления" царя и церкви рассеялась окончательно. Жестокая действительность возбудила самые мрачные ожидания скорой кончины мира. Усилилась практика самосожжений, а для большинства оставалось бегство в соседние страны за кордон.
Самоистребление фанатиков имело даже не одну форму самосожжения. Практиковалось и самоуморение, пощение до смерти, самозаклание, самоутопление. Фанатики убегали в леса семьями, с детьми и морили себя в ямах и храминах. Проповедником самоистребления был чернец Капитон из Вязниковского уезда Владимирской губернии. Василий Волосатый, "мужик-неук" Юрьевецкого уезда, проповедовал неимение иерархии и таинств, как спасительный подвиг веры, и "пощение до смерти". Но более широко практиковалось самосожжение, как средство избежать печати антихриста. В 1672 г. отмечен был первый случай массовой "гари": сожглось около 2 000. В "гарях" Пошехонского уезда Ярославской губернии за 1676-1687 гг. сожглось 1929 человек. Аввакум радовался тогда, что "русская земля освятилась кровию мученическою". "Доброе дело содеяли самовольные мученики". Он называл такое самоистребление "блаженным изволом о Господе". "В огне то здесь небольшое время потерпеть. Боишься пещи той? Дерзай, плюй на нее, не бойся! До пещи страх, а егда в нее вошел, тогда и забыл вся". Подлинно героический Аввакум и сам также погиб на костре в мрачный год генерального гонения 1682 г.
В 1679 г. в Тюмени, Тобольского края, поп Дометиан устраивает гарь для 1 700 человек. В 1687 г. на Онежском озере в Палеостровском монастыре сжигают себя 2 700 человек. Поводом к таким трагическим предприятиям служил обычно приход правительственных военных отрядов, и пред упорствующими стоял вопрос не только битья и ссылок, но и смертной казни. Фанатики рассматривали это, как трагическую безысходность и учиняли не раз самосожжение на глазах стрелецких отрядов. В том же Палеостровском монастыре в следующем 1688 г. затворившиеся 1 500 старообрядцев сопротивляются осаде больше 9-ти недель и вместо сдачи в конце концов самосжигаются. По приблизительной статистике до 1690 года в таких самосожжениях покончило с собой больше 20 000 человек. Достойно удивления, что и по прошествии и первого острого периода самосжигание не исчезает из практики, в меньших, конечно, масштабах, не только за весь XVIIІ век, но случается еще и в начале XIX в. Старообрядческие историки по своему понимают и оправдывают это явление. Иван Филиппов пишет: "огненное сие страдание - ради немощи нашей" (!). А старец Сергий в 1722 г. выражается так: "Поистине нельзя, чтобы нам не гореть, некуда больше деться".
Другим последствием гонительного закона был необычный для русского народа "великий исход" из границ привычного общежития: бегство не только в отечественные леса и дебри, но и за кордон в соседнюю чужбину. На родине это были леса Керженские (Нижегородского края), Стародубские (Черниговщина), леса северного Поморья, степи Дона и Сибирь. За границу ушли в Швецию (Лифляндия), в Польшу (Ветка на реке Соже), в Австрию (предгорье Карпат, Белая Криница), в Пруссию, Турцию (Дунайские гирла, Крым и Кавказ). В первые десятилетия эти эмигранты соблазнялись предпринимать целые походы и набеги на Россию, грозя взять Москву и казнить патриарха, бояр и архиереев, которые "веру всю порушили". Военная борьба с этими набегами происходила даже на территории Тамбова и Козлова, не говоря уже о северном Поморье и Сибири. Эта военная обстановка в минуты отчаяния и неизбежной сдачи, объясняет отчасти героизм массовых самосожжений.
Вся эта неистовая трата драгоценной духовной энергии и религиозного героизма не может не вызывать в нас великого сожаления. Как много сил потеряла наша русская церковь от нетактично проведенной книжной справы и от всего поведения патриарха Никона! Здесь мы покидаем речь о внутренней и внешней истории жизни русского старообрядчества, подлежащей ведению особой дисциплины.
