Зеленая Роза или Двенадцать вечеров: Испанские народные сказки
Испанская сказка
Вступительная статья А. Гелескула
Испания начинается с детства. Еще неведомо, какая она, эта Испания и где находится, а при одном ее имени уже представляется выжженное нагорье и два нелепых, полупомешанных и так полюбившихся человечеству странника — один на кляче, другой на ослике. В свое время Юрий Олеша, собираясь инсценировать «Дон Кихота», счел это безнадежным, поскольку с героями ничего не происходит, — «только нападения и драки». Это в книге-то, где чего только ни происходит, — смешного, страшного, горького, величавого, — где жизнь бьет через край, как, может быть, только у Шекспира? И все же, в чем-то Олеша прав. Жизнь клокочет, но два странника недоуменно терпят ее ожоги, а сами движутся как-то мимо нее, по касательной, своей никому не понятной и недоступной дорогой. И по дороге… рассказывают друг другу сказки. Это несерьезное занятие и есть то единственно важное, что с ними происходит. И самое удивительное в романе — не сражения с мельницами и химерами, а то, что два злосчастных, безрассудных выдумщика — единственные по-настоящему счастливые и преданные друг другу люди в разобщенном и поголовно несчастливом мире.
|
|
Сказки у них разные. У злополучного рыцаря — вычитанные из книг (напиши «Дон Кихота» Гоголь, наверно, рыцарские романы сменили бы Вальтер Скотт, Марлинский, а может быть и Гофман). У злополучного оруженосца — сказки народные. Вообще-то Санчо больше говорит пословицами и поговорками, но нередко пословицы и поговорки кажутся семечком, из которого в любой миг может вырасти и расцвести сказка.
Народная сказка — крестьянка; она родилась в поле и росла в общении с природой и соседями; сказочные принцы и принцессы быстро обнаруживают свое, в лучшем случае слободское, происхождение. Сейчас, на рубеже тысячелетий, крестьяне остались, и то не везде, кормильцами городских дармоедов, но перестали быть сказочниками. Грустно, но это так — народное искусство чахнет, деревни умирают не только в России, крестьянство исчезает или неузнаваемо меняется. А старые сказки живы. Почему? Чем они живы, зачем нужны? Добрым молодцам урок? Не всегда и не так уж часто. Сказке претит прямолинейная мораль. Да, она не жалует предателей, скряг и, конечно, злодеев, особенно если те наделены властью и силой, но любит плутов, пролаз и вообще людей дерзких и находчивых — словом, тощим добродетелям предпочитает упитанный грешок. Быть может, единственный ее урок — к счастливому исходу ведут немыслимые испытания. Но почему исход обычно счастливый? Чтоб не пугать на ночь детей? Сказка противится всему расчисленному, предопределенному и неподвижному. Мир полон бесконечных возможностей, и судьба — тоже. Она не уготована нам неотвратимо и может, если не сидеть сложа руки, измениться самым чудесным образом. Сегодня лягушка, завтра — царевна. Сегодня ты свинопас, завтра — король, и никакой общественный строй не в силах помешать этим причудам, веселой игре жизненных водоворотов. Сказка, и не только волшебная, живет верой в чудеса. «Чему бы жизнь нас ни учила». Вера в чудо изначальней и долговечней веры в справедливость, и пошатнуть ее куда трудней. Отрадно, когда добрый оправдан, а злой наказан, но это ведь тоже из области чудес — и не только в сказках.
|
|
Чтоб не навеять скуку, отвлекусь от общих рассуждений и лучше поделюсь воспоминанием. Как-то я коротал вечер на одном из вокзалов Вологодчины. Зал был набит, на лавках и на полу люди ждали поезда, гадая, сумеют ли на него сесть. В углу, на груде цыганского тряпья подремывал мрачный бородач, а по залу бегали двое цыганят, мальчик и девочка. Они гонялись друг за другом и кувыркались на затоптанном, заплеванном полу, как на лугу, не замечая людей, словно прибрежные кусты. Цыгане это умеют. Не замечать никого учатся с детства. Дом кочевника вырастает в первые же минуты привала, и походный цыганский дом, где бы ни довелось его увидеть, на пристани или на вокзале, прозрачен снаружи, но изнутри непроницаем. Этот, однако, приоткрылся.
Разгоняя скуку и молодую кровь, дети добежали до цыганских тюков и свалились на них. Вдруг оттуда вылезла клюка и стала, наподобие шпаги, тыкаться в цыганят. Те слаженно заревели — не от боли, а на всякий случай. И тогда из кучи тряпья возникла старуха, очень тучная, очень страшная и, пуще того, злая. Цыганята усилили рев, а бородач и его мать (или теща) начали пререкаться. Он бубнил, она сипела, и разобрать можно было только его укоры: «Насул! Насул!» («Нехорошо!»). Разгневанная старуха, опираясь на клюку и трудно переставляя больные ноги, поковыляла в соседнее помещение, к буфету, а бородач сгреб детей и стал им что-то выговаривать. Так показалось поначалу. Но дети притихли мгновенно и как-то слишком охотно, а с бородачом начало что-то твориться. Он оживился, даже стал размахивать руками: его застуженный, прокуренный голос обрел гибкость, богатство интонаций, он то повышался на октаву, то снова падал. Дети не шевелились, как замершие зверьки, и только поблескивали черными угольками, а родитель на глазах молодел, менялся, превращался в ребенка. Он рассказывал сказку!
Голос креп, и можно было уже расслышать отдельные слова — «бэнг» (черт) и «чон» (месяц); сказка, похоже, близилась к апогею. И снова возникла старуха, все так же трудно переставляя больные ноги. В одной руке по-прежнему была клюка, но в другой — кулек дешевых леденцов.
Когда рассуждаешь о сказке и вспоминаешь эту нечаянно увиденную частичку чужой жизни, вряд ли счастливой и наверняка нелегкой, кажется, будто любовался птицей и вдруг набрел на ее гнездо.
Испанские сказки, говоря академически, входят в семью европейских, но у всех на свете сказок есть и своя малая родина, всегда одна и та же — домашний очаг, островок тепла и света в темном и порой беспросветном мире. Средневековые крестьяне в пору бесконечных войн, столетних, тридцатилетних и прочих помельче, бросались при виде озверелой солдатни к очагу с бессменно подвешенным котлом, таким же бессменным, как образок на стене. Старики, женщины и дети припадали к этой кухонной утвари в жалкой надежде, что домашний чугунный бог защитит и спасет. Так припадали к алтарю те, кто укрывался в церкви от беззакония или неправого суда. Об этом повествуют историки, утешаясь тем, что по ходу прогресса суеверий стало меньше, а нравы якобы смягчились. Мир, однако, не стал лучезарней. Не стал он и просторней. Напротив, плотность давления на человека растет, а степени свободы сокращаются, но по-прежнему очаг, это хрупкое убежище, остается знаком сопротивления и независимости. Не важно, цыганский это костер на речном откосе или такая цитадель, как русская печь. Домашнему приюту и обязана своей теплотой и живучестью сказка — «самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе», по словам уже упомянутого сказочника. Сам Юрий Олеша, впрочем, не считал себя таковым. По его убеждению, сказочник — «человек необыкновенный, который умеет придумывать то, что могло бы быть придумано народом».
|
|
И все же Олеша — сказочник, только городской. А самый городской сказочник — это величайший, наверно, художник нашего века, «художник для всех» — Чаплин, и недаром в его грустном и трогательном герое, неприкаянном Чарли, временами пробуждается и даже узнается знакомый храбрый портняжка. Да и другие художники века, от угрюмого сказочника Кафки до феерического Гарсиа Маркеса, вольным полетом воображения, его раскованностью обязаны и народной сказке.
Сказка — это лучинка. Печной уголек, дерзко бросающий вызов тьме и стуже. И еще это ниточка, связующая старых и малых, — золотая ниточка, вдетая в уши поколений.
Книга испанских сказок называется «Зеленая Роза или Двенадцать вечеров». Вечера эти — святочные. Вряд ли надо оговариваться, что народные сказки не закреплены календарно и рассказывают их когда вздумается — где угодно и какие угодно. Но домашнее тепло уютней и желанней в холода, да и сказки требуют досуга, и потому золотая пора для них — это святки. Ну, а при чем тут зеленая роза? Так называется одна из сказок. Конечно, есть даже голубые розы, а вот зеленой пока еще никто не видел. Но, как известно, на вопрос сына: «Бывают ли синие зайцы?» — Лев Толстой, пренебрегая охотничьим опытом, ответил: «Редко, но бывают».
Испанские святки, само собой, отличаются от русских. Общего много — гулянья, ряженые, колядки. На столах оставляют праздничную еду для умерших и ждут, не замерцают ли во тьме огоньки — души покойных. А на Рождество повсюду жгут костры и прыгают через огонь. Но такой, например, ослепительный праздник, как Крещение, праздник ушедший, но увековеченный русской литературой, в Испании намного будничней. Зато сказочен день Трех Королей, трех волхвов, у нас как-то не пришедшийся ко двору. В полночь с пятого на шестое января по улицам испанских городов и весей идут во главе шумных караванов ряженые волхвы, а наутро детей в потайных, но хорошо им известных уголках ждут подарки. Поэт Хуан Рамон Хименес так описывает ослику Платеро предстоящее веселье: «Фантастична для детей эта ночь, Платеро. Уложить их было немыслимо. Наконец, сон одолел — кого на стуле, кого на полу… и теперь, в этой надмирной глубине, где потонула жизнь, вибрирует, как огромное сердце, переполненное и сильное, их единый, живой и сказочный сон… Сейчас мы все обрядимся в одеяла, простыни, старинные шляпы. И в полночь перед окнами детей пройдем вереницей огней и масок под звуки труб, кастрюль и морской раковины из угловой комнаты. Мы с тобой впереди — я буду Гаспаром и повяжу себе белую ватную бороду, а тебе, как передник, — колумбийский флаг. Дети, разом разбуженные, с повисшими еще паутинками сна в изумленных глазах, прижмутся к стеклам в одних рубашках, дрожащие, околдованные. Мы будем сниться им до утра и все утро, а когда заголубеет в оконной створке небо, они, полуодетые, ринутся на балкон и станут обладателями сокровищ».
|
|
Такова в описании Хименеса эта волшебная ночь — двенадцатая святочная ночь, к которой Шекспир приурочил чудеса своей знаменитой комедии «Двенадцатая ночь, или Что вам будет угодно». Но празднества — и сказки — на этом не кончаются.
Весь следующий день — уличные представления: сцены из жизни Святого Семейства, ряженые и вообще что угодно. Ряженые, конечно, тоже другие. У нас — медведи, журавли, лешие, цыгане; там — волки, лисы, мавры и, само собой, принцы. И еще одна странная пара ряженых — брат с сестрой, сироты и подкидыши, со своей горестной и сказочной историей. Вообще, дни с 5 по 10 января называются днями младенца Иисуса, и в это время звучит особенно много сказок, легенд и песен. А незадолго до морозного русского Крещения испанские святки завершает пастуший праздник — день святого Антония. Пастухи просят благословить стада и коней, а радостный черт гоняется за святым и зрителями.
Но при всей несхожести испанские и русские святки сходятся, помимо обилия нечистой силы, в одном. Взрослые спешат покинуть наскучившее жилье — на санях или верхом — и гуляют себе под гармошку или под гитару, а дома, греясь у огня, остаются старые и малые. И святочные рассказы долги, как зимние вечера.
Что ж, остается надеяться, что книга найдет читателя и перенесет его в иные края — к затерянному в горах селению, над которым стынут звезды и шелестит снегопад. А внизу, под сланцевой кровлей, трещит в очаге солома, и старческие глаза рассказчика вдохновенно молодеют, а детские, завороженно глядя в них, делаются большими, серьезными — и взрослеют.
Анатолий Гелескул
ДЕКАБРЯ
Вечер первый
Принцесса-мартышка
Жил на свете король, и было у него три сына. Состарился он, позвал к себе сыновей и говорит:
— Хочу, чтобы по свету вы побродили да отыскали для меня подарок — вещицу красы небывалой. Кто мне такую диковину добудет, тому и королевством владеть.
— А что, отец, вам привезти? — спросили сыновья.
— Полотенце, краше которого нет! — ответил король.
И разбрелись королевские сыновья по свету. Двое старших быстро отыскали, что надобно, а младший замешкался. Видит, смеркается уже, а вдали огоньки в окошках светятся. Подъехал ближе, постучался, открыла ему старая мартышка. Оказалось, что живут в том селенье одни мартышки.
Поглядела старуха-мартышка на принца и спрашивает:
— Каким ветром тебя к нам занесло?
— Я и сам не знаю! — отвечает принц. — Можно мне переночевать у вас?
Созвала старуха мартышек, посовещались они между собой и позволили:
— Ночуй!
Одна мартышка взяла его коня, повела в стойло, другая напиться дала, третья ужин сготовила.
Усадили принца за стол: скатерть вышитая, посуда расписная, еда — пальчики оближешь. Славно попировал королевский сын с мартышками! А после предложили ему, как водится, в карты сыграть. Сыграли. И велела одна из мартышек постелить принцу в ее опочивальне.
На другое утро чуть свет собрался юноша в путь. А старуха мартышка его и спрашивает:
— С какой стати тебе торопиться?
Рассказал ей принц про отцовское повеление. А мартышки не унимаются, любопытные:
— Что же такое необыкновенное отец тебе привезти наказал?
— Полотенце, краше которого нет на свете! — отвечает принц.
Тут же приказала мартышка тряпку кухонную принести. Сказано — сделано. Прибежала мартышка-кухарка — страшна как черт! Принесла тряпку — грязную, замусоленную, да в такую же рванину завернутую, — в руки взять тошно!
Но принц и виду не подал, слова не сказал. Привез домой это тряпье и опечалился — вон братья какие красивые полотенца привезли! Полюбовался на них король и говорит младшему сыну:
— А теперь ты покажи, что раздобыть сумел!
Долго не решался принц тряпье свое показать. Но делать нечего — развернул, а там полотенце красоты неописуемой. Ни пятен, ни прорех — цветы да птицы, шелком шитые! Увидал король такое великолепие и говорит:
— Твой подарок лучше всех! Тебе, младшему, королевство оставлю!
Не понравилось отцово решение старшим братьям. И стали они просить короля устроить им еще одно испытание.
Согласился король.
— Раздобудьте, — говорит, — на сей раз для меня таз умывальный.
И снова разъехались братья кто куда — тазы искать. Младший хотел было по другой дороге ехать, но конь заупрямился и снова его к мартышкам привез. Старуха-мартышка увидала его, обрадовалась:
— Заходи, — говорит, — гостем будешь!
А та мартышка, что всеми командовала, велела, чтоб коня его в стойло отвели, а принцу ужин повкуснее приготовили.
И на сей раз было отменное угощенье, а после ужина в карты, как водится, сыграли и спать принца уложили. Отроду не видывал он такой богатой опочивальни!
Наутро рассказал мартышкам королевский сын про отцовское повеленье.
— Таз, — говорит, — умывальный королю нужен!
Услыхала это мартышка, что всеми командовала, и велела мартышке-замухрышке принести из птичника плошку — поилку для кур.
— Заверни ее во что-нибудь, — говорит, — и принцу отдай!
Обернули плошку бумагой, — а была она грязнее некуда, вся в птичьем помете. И подают принцу.
Он и слова не молвил — взял. И поехал к отцу.
— Ну, — говорит король, — показывай, что привез! Братья твои отдали уже мне подарки, теперь поглядим на твой.
Стыдно было принцу плошку свою показывать, да ничего не поделаешь — где другую взять? Развернул он бумагу, а там неописуемой красоты таз.
— Лучше всех твой подарок! — объявил король. — Тебе, младшему, корону носить!
Но тут снова воспротивились старшие сыновья и стали короля просить устроить им третье, последнее испытание.
Согласился король. И велел сыновьям привезти своих невест во дворец. У кого невеста красивее, тому и быть королем.
Разъехались братья кто куда — искать себе невест. У младшего и в мыслях не было к мартышкам ехать, но и на этот раз конь заупрямился и туда же его привез. Старуха-мартышка увидала его, обрадовалась:
— Заходи, — говорит, — гостем будешь!
А та мартышка, что всеми командовала, велела коня его в стойло отвести и ужин повкуснее приготовить. И снова был у них пир, а после играли в карты. И постелили принцу в опочивальне, краше которой он не видывал.
С утра пораньше собрался принц уезжать, да никак его мартышки не отпускают. Пришлось рассказать им про отцовское повеленье.
— Вот и ладно! — сказала мартышка, что всеми командовала. И велела запрягать лошадей:
— Едем свадьбу праздновать!
Уселись в повозку мартышки: и та, что приказывала, и старуха, что встречала юношу, и уродина, что тряпье ему таскала, и все прочие. А кому места в повозке не досталось, те рядом бежали, за одежду принца цеплялись. Он готов был со стыда сквозь землю провалиться.
Когда до дворца уже недалеко было, сделали привал у ручья, отдохнули. А когда снова в путь тронулись, увидал принц не повозку ветхую, а карету золоченую, и не мартышки в ней сидели, а красавицы. Принцессой оказалась мартышка-замухрышка, и краше ее на всем свете не сыскать.
Вышел король им навстречу и говорит:
— Тебе, младшему, отдаю королевство! Лучше всех были твои подарки, а невеста твоя краше всех на свете! Справим свадьбу — будет она королевой.
Созвали на пир гостей. Счастливо зажили принц с принцессой и стали править королевством, а старшие братья корону только и видели.
Зеленая Роза
Жили на свете король с королевой, и росла у них единственная дочь. Увидела как-то девочку цыганка и сказала:
— Как исполнится ей восемнадцать, так и собьется она с пути!
Опечалились король с королевой и решили, во что бы то ни стало, не допустить бесчестья. Повелел король выстроить на высокой горе замок и завезти туда припасов на целых восемнадцать лет — пусть там живет принцесса, а при ней нянька да нянькина дочь.
Шли годы. Росла девочка и никого, кроме няньки да дочки ее, в глаза не видала. А как исполнилось ей восемнадцать, задумалась: «Неужели ничего, кроме этой горы да замка, на свете нет?»
Выглянула в окно, а там внизу — лачужка. Смотрит принцесса, на пороге разбойники стоят. Стала считать и насчитала — четверо. «Ну, — думает, — завтра же все разузнаю!»
И наутро отправилась она к разбойникам. Вошла — и столкнулась с мальчишкой — сыном Капитана, главаря разбойников. Ни слова ему не сказала, а суп, что он для разбойников варил, разлила. Простыни с разбойничьих постелей сорвала и на пол кинула. Вернулась принцесса в замок и говорит нянькиной дочке:
— Видишь лачугу? Я там была! Еду, что разбойникам наготовили, разлила и постели их раскидала! Завтра вместе пойдем! А няньке скажешь — убью!
Наутро пошли они вместе. И встретил их на сей раз не мальчишка, а взрослый разбойник — затем его и оставили: надо же разузнать, кто их пищи лишил и постели раскидал!
Разбойник встретил девушек приветливо, в дом провел и хотел было позабавиться с ними, но принцесса говорит:
— Погоди! Надо поесть сначала!
И пока собирал разбойник на стол, удрали девушки. К вечеру вернулась в лачужку вся ватага. Спрашивают:
— Ну как, приходила?
— Приходить-то приходила! — отвечает разбойник. И рассказал, как девушка его провела.
— Вот уж дурак так дурак! — говорит главарь. — Завтра я сам дома останусь. От меня не убежит!
На другой день остался в лачуге сам главарь — Капитан. И снова пришла к нему девушка. Он ее встретил, в дом пригласил и тоже хотел было с нею позабавиться, но принцесса и его провела.
— Успеется, — говорит. — Я прежде замок хочу тебе показать. Пойдем!
Капитан согласился. Пошли. А у скалы говорит ему девушка:
— Видишь, лестница веревочная висит? Я первая полезу, а ты — за мной.
Взобралась она на скалу, а за ней Капитан, да только не пришлось ему в замке побывать, — обрезала принцесса веревку. Свалился разбойничий главарь прямо на камни, сильно расшибся и поплелся домой, кляня принцессу на чем свет стоит и об одном помышляя — о мести. Еле добрался до дому, так обессилел.
А принцесса, как узнала, что Капитан занемог, мужское платье раздобыла, в плащ завернулась, шляпу надвинула, явилась в хижину и говорит:
— Я — лекарь! Капитана буду лечить!
Ее впустили и оставили наедине с больным. Вынула она пучок крапивы и давай хлестать Капитана. Исхлестала и говорит:
— Я — Зеленая Роза! Теперь ты меня не забудешь!
Прошло дней пять. «Пора Капитану бороду брить!» — решила девушка. Надела мужское платье, чтоб за цирюльника сойти, и отправилась в лачужку к разбойникам. Идет будто бы мимо. Сын главаря в окно ее увидал, на порог выскочил и зовет:
— Зайди, друг, отца побрить!
А Зеленой Розе того и надобно. Взяла она бритву — тупую-претупую, — в кровь щеки Капитану исцарапала и говорит:
— Я — Зеленая Роза! Теперь ты меня не забудешь!
А тем временем король с королевой решили, что миновала опасность, раз уж исполнилось принцессе восемнадцать и ничего дурного с нею не приключилось:
— Пускай с нами во дворце живет!
Вернулась принцесса во дворец. То-то было радости! Говорит король дочери:
— Что хочешь, проси! Все исполню!
И попросила принцесса простить разбойников, но король слова не сдержал:
— Нет, — говорит, — не прошу!
А вскоре Капитан, главарь разбойников, ограбил на большой дороге не то графа, не то герцога, облачился в его платье и явился во дворец просить руки принцессы. Да только не о женитьбе он помышлял, а о мести. Столько зла ему Зеленая Роза сделала, что не мог он ее забыть! Король с королевой дали согласие на брак дочери. А она как увидала Капитана, тотчас разгадала обман, но ни слова никому не сказала. Только велела вылепить к свадьбе сахарную куклу да начинить ее медом, и так устроить, чтоб кукла головой кивала, если за веревочку потянуть.
Сыграли свадьбу. После пира удалилась принцесса в опочивальню, уложила на постель сахарную куклу, спрятала веревочку в простынях, а сама под кровать схоронилась.
Пришел жених. «Наконец-то, — думает, — отомщу за обиды, убью Зеленую Розу!»
Увидал на постели невесту, — а то была сахарная кукла! — и спрашивает:
— Помнишь, Зеленая Роза, какой разгром ты в доме у меня учинила?
Дернула принцесса за веревочку — и кукла кивнула. А Капитан снова спрашивает:
— Помнишь, Зеленая Роза, как ты меня заманила и веревку перерезала, чтоб я насмерть расшибся?
Снова дернула принцесса за веревочку — и кукла кивнула. А Капитан в третий раз спрашивает:
— Помнишь, Зеленая Роза, как ты лекарем прикинулась и крапивой меня исхлестала?
Дернула принцесса за веревочку — и кукла кивнула. А Капитан не унимается:
— Помнишь, Зеленая Роза, как ты цирюльником вырядилась и лицо мне тупым лезвием исцарапала?
И опять дернула принцесса за веревочку — кукла кивнула.
— Много ты мне зла причинила, Зеленая Роза! — говорит Капитан. — Но я отомщу! Убью тебя!
Выхватил Капитан кинжал и вонзил его сахарной кукле прямо в сердце. Брызнул мед — и попала сладкая душистая капелька Капитану на губы:
— Ай-ай-ай! Зеленая Роза, жизнь моя! Ты и в смерти сладка! Если б я про то знал, не стал бы тебя убивать! Прости меня, злосчастного! Прости, милая!
И не успел договорить, как увидел Зеленую Розу живой и невредимой, — вылезла она из-под кровати. Обнял ее Капитан. И жили они с тех пор в любви и согласии долго-долго — до самой смерти.
Белья Флор
Жил на свете старик, и было у него два сына. Старшего, Хосе, взяли в солдаты и услали на долгие годы в Америку. Вернулся он и узнал, что отец его умер, а брат стал богачом. Отправился он к брату и столкнулся с ним на пороге отчего дома.
— Узнаешь меня? — спрашивает.
— Нет! — отвечает младший.
— Я брат твой!
Никакой радости младший не выказал. Сказал только, что наследство отцово — сундук старый — в амбаре его дожидается, и пошел со двора.
Взял старший брат в амбаре свой сундук, взвалил на спину и думает: «На что мне эта рухлядь? А впрочем, возьму, — на дрова сгодится».
Пришел домой, взял топор, порубил сундук, а он оказался с двойным дном, и обнаружилась в тайнике бумага — долговая расписка. Нашел старший брат должника, предъявил ему расписку, получил долг и сделался богачом.
Шел он как-то по улице и видит — женщина плачет. Спросил, не надо ли помочь, и несчастная рассказала ему, что муж болен, денег на леченье нет, а они и без того в долгах — того гляди в тюрьму посадят.
— Не плачь, — говорит Хосе. — Я тебе помогу. Не посадят мужа твоего в тюрьму, не придется тебе дом продавать. Заплачу я ваши долги и на леченье денег дам, а если, не дай бог, муж не выздоровеет, похороним его честь по чести.
И сдержал обещанье, да только когда уплатил могильщику, оказалось, что у самого остался один-единственный реал.
«Что же делать? — думает Хосе. — Так ведь и ноги протянуть недолго. Пойду-ка я во дворец, может, возьмет меня король на службу».
Пошел Хосе во дворец, поступил на службу, да так понравился королю благородным своим обхождением, что тот вскоре возвел его в дворянское звание. Брат же его тем временем разорился и, очутившись в бедственном положении, испытал прилив неизведанных дотоле родственных чувств и написал Хосе жалостливое письмо. Хосе на брата зла не держал: помог ему, дал денег и уговорил короля взять его на службу.
Поселился младший брат во дворце, но, вместо благодарности, затаил в сердце злобу — позавидовал он Хосе и задумал его погубить. Услыхал как-то младший брат, что старый их король, который к тому же уродлив был необычайно, влюбился в принцессу Белью Флор. Она же замуж за него идти не хочет и укрылась во дворце, что стоит бог весть на какой скале — никому туда не добраться!
Пошел младший брат к королю и сказал, что Хосе знает дорогу во дворец Бельи Флор и похвалялся, будто может привезти принцессу. Разгневался король, призвал Хосе и повелел ему немедля отправляться за принцессой и без нее не возвращаться:
— Не привезешь мне принцессу — жизни лишу! Пошел Хосе на конюшню коня седлать, а сам думает: «Куда ехать? Где принцессу искать?»
А белый конь — старый-престарый да тощий — и говорит ему:
— Седлай меня и ни о чем не тревожься!
Удивился Хосе, что конь говорит человеческим голосом, оседлал его, и пустился в путь, захватив в дорогу, как наказал конь, три краюхи хлеба.
Едут они, едут и вдруг видят муравейник. Конь говорит:
— Отдай хлеб муравьям!
— А нам, — спрашивает Хосе, — что останется?
— Память о добром деле! — отвечает конь. Накормил Хосе муравьев, и поехали они дальше.
Вдруг видят — орел в силках запутался.
— Пойди, — говорит конь, — освободи его!
— Некогда нам! — отвечает Хосе.
— Для доброго дела времени не жаль!
Освободил Хосе орла, и поехали они дальше.
Вдруг видят — рыбка на берегу бьется, едва живая.
— Пойди, — говорит конь, — брось ее в реку!
— Да некогда нам!
— Снова скажу: для доброго дела времени не жаль! Помог Хосе и рыбке. Ехали они, ехали и увидали наконец густой лес, над ним скалу, а на ней замок принцессы Бельи Флор. Она как раз вышла цыплят своих покормить.
— Держись крепче! — сказал Хосе белый конь. — Я сейчас поскачу, разбегусь да прыгну, а Белья Флор увидит и сама захочет верхом прокатиться. Попросит — ты ей седло уступи. Я же стану ржать да брыкаться, а ты ей скажешь, что не приучен конь к женской руке, — пусть тебе узду отдаст. И уж тогда я вас обоих отсюда умчу.
Как белый конь сказал, так все и вышло. И только когда помчался он во весь опор, поняла Белья Флор, что ее похитили.
Всплеснула руками — и зерно, которым она кормила цыплят, просыпалось.
— Постой, — просит она Хосе. — Зерно просыпалось, собрать надо!
— Невелика потеря! — отвечает Хосе. — В том краю, куда я тебя везу, зерна видимо-невидимо!
Скакали они через лес, зацепился платок принцессы за ветку, да так и повис.
— Погоди! — просит Белья Флор. — Я платок потеряла!
— Невелика потеря! — молвит. — В том краю, куда я тебя везу, платков видимо-невидимо!
Скакали они по мосту, и уронила Белья Флор в реку перстенек.
— Остановись! — говорит. — Надо перстенек мой достать!
— Невелика потеря! — отвечает Хосе. — В том краю, куда я тебя везу, перстеньков видимо-невидимо!
Привез Хосе принцессу во дворец. Король, как увидел ее, обрадовался несказанно, но Белья Флор заперлась в покоях, ей отведенных, и выходить не хочет, а к себе никого не допускает.
— Не выйду, — говорит, — пока не доставят мне три вещицы, что я по пути обронила.
Услышал это король и велит:
— Иди, Хосе, ищи ее пропажи, а не найдешь — жизни лишу!
Отправился Хосе на конюшню, рассказал белому коню о королевском приказе. А конь ему в ответ:
— Седлай меня и ни о чем не тревожься!
Оседлал Хосе белого коня, и пустились они в путь.
Доехали до муравейника.
— Тебе зерно велено собрать? — спрашивает белый конь.
— Велеть-то велено! Да разве его соберешь?
— А ты позови муравьев да попроси, чтоб собрали!
Позвал Хосе муравьев, и они в благодарность за хлеб собрали все до зернышка.
— Видишь, — говорит белый конь. — Добро добром отзывается.
Ехали они, ехали и увидели дерево, а на самой верхней ветке — платок.
— Не достать мне! — говорит Хосе. — Здесь без лестницы, что Иакову привиделась, не обойтись!
— А ты орла позови, он тебе и поможет!
Кликнул Хосе орла, и тот в благодарность за спасение принес ему платок. Подъехали к реке. Видят — бурлит вода под мостом.
— Не достать мне перстенька! — горюет Хосе.
— А ты рыбку кликни, она поможет!
Позвал Хосе ту рыбку, что спас, и она с радостью выполнила его просьбу — нырнула и достала со дна перстенек.
Вернулись во дворец. Отдал Хосе королю три вещицы, тот — к принцессе, а Белья Флор все равно дверь не отпирает.
— Никого, — говорит, — не впущу и сама не выйду, пока не сварят в масле того злодея, что меня похитил!
У короля и сердце не дрогнуло: поклялся он Белье Флор сварить Хосе заживо.
Пошел Хосе на конюшню, обнял белого коня и заплакал. А конь ему и говорит:
— Седлай меня и гони что есть силы! И когда на удилах пена выступит, натрись ею, а после смело в кипящее масло ныряй — не будет тебе вреда.
Как сказал конь, так Хосе и сделал. Не причинило ему вреда кипящее масло, мало того, что выпрыгнул из котла живой и здоровый, — до того собою хорош да пригож стал, что влюбилась в него Белья Флор.
Увидал король, какие чудеса кипящее масло творит. Дай, думает, и я добрым молодцем сделаюсь! Прыгнул в котел — да и сварился.
А Хосе стал королем и женился на Белье Флор.
Когда отпировали во дворце, пошел он на конюшню и ну благодарить белого коня:
— Всем я тебе обязан!
И услыхал в ответ:
— Помнишь бедняка? Ты его с женой от тюрьмы спас и вылечить хотел — докторов нанял. Да, видно, не судьба! Ты и на погребение денег дал, помнишь? Так знай: душа того бедняка во мне обитает, оттого я тебе и помогал, чем мог. Добро всегда добром отзовется.
Три апельсина любви
Жил в стародавние времена на земле король, и был у него единственный сын. Хотелось старому королю, пока он жив, найти королевичу жену. И сыну хотелось отцу угодить — отчего не жениться? Да только пока что ни одна из девушек не пришлась ему по сердцу, и оттого королевич грустил. Как-то утром, умывшись, вынес он на балкон таз с водой, выплеснул, да так неловко, что облил цыганку, что шла по улице.
И цыганка его прокляла:
— Чтоб тебе чахнуть да сохнуть, пока трех апельсинов любви не сыщешь!
Королевич встревожился и рассказал о проклятии отцу; а когда и вправду стал он день ото дня чахнуть, решили они с королем попросить волшебницу отвести напасти. Выслушала волшебница их рассказ и объявила:
— Придется королевичу в далеких краях невесту себе искать, в дальнем саду апельсинном, что сторожат три бешеных пса: надобно укротить их! А после, королевич, иди в сад, отыщи апельсинное дерево с тремя плодами, — да смотри не ошибись, с тремя! — влезай на него и рви их все три разом, а не сумеешь — не выбраться тебе из сада. Сорвешь апельсины — сюда возвращайся.
И отправился королевич в путь. Долгой была дорога, и не скоро привела она его к апельсинному саду, что сторожили три бешеных пса.
Вынул королевич три ломтя хлеба, что на этот случай припас, и кинул их собакам. Пока они ели, он отпер ворота и вошел в сад. Отыскал дерево с тремя апельсинами, сорвал их все три разом и успел выбежать из сада — псы за едой и не заметили.
Долгим был обратный путь: проголодался королевич, жажда его замучила, и пришла ему мысль съесть один апельсин. Но едва счистил он кожуру, как появилась прекрасная девушка и спросила:
— Дашь мне воды?
— Нет у меня воды! — ответил изумленный королевич.
— А раз нет, залезу-ка я обратно в апельсин и вернусь домой, за ограду!
Сказала — и в тот же миг исчезла.
Долго еще шел королевич, пока не набрел на постоялый двор.
Купил он у хозяйки один кувшин с вином, а другой — с водой, на всякий случай. И когда стал чистить второй апельсин, явилась девушка еще краше первой. И спрашивает она королевича:
— Дашь мне воды?
— Дам! — ответил королевич и протянул ей по ошибке кувшин с вином.
— Раз так, — говорит девушка, — залезу-ка я обратно в апельсин и вернусь домой, за ограду!
Сказала — и исчезла.
Опечалился королевич и пошел своей дорогой, а когда добрался до реки, решил очистить и последний апельсин:
— Вон ведь сколько воды кругом!
Но только дотронулся до кожуры, как вспенилась река, и явилась девушка, краше которой не было на свете.
С первого взгляда полюбил ее королевич и, нимало не медля, стал просить ее выйти за него замуж. Она согласилась, и в первом же селении, что встретилось им на пути, сыграли они свадьбу.
Но долог был путь домой, и через год родился у них сын. И когда наконец увидали они дворцовые башни, сказал королевич жене:
— Хочу я, чтобы с почетом встретили в родительском доме мою жену и сына! Подожди здесь, а я пойду во дворец, предупрежу отца и вернусь за тобой честь по чести. А ты полезай пока вместе с сыном на дерево. Да спрячьтесь там за ветвями как следует, чтоб никто вас не увидал!
Так и сделали. Залезла королевна на дерево, взяла сына на руки, а муж ее отправился во дворец.
На беду, та цыганка, что прокляла королевича, пришла к ручью под деревом. Склонилась она к ручью, увидела в воде отражение, — а то было прекрасное лицо королевны, — и возгордилась:
— Что ж я, воду буду носить, когда краше меня никого на свете нет?
Разбила она кувшин о камни да и пошла восвояси. Дома посмотрелась в зеркало, а оттуда глядит на нее уродина — такая в точности, какая и прежде глядела. Взяла тогда цыганка другой кувшин и снова пошла к ручью. Наклонилась к воде и опять видит красавицу:
— Что ж я, воду буду носить, когда краше меня на свете нет?
Разбила кувшин о камни и пошла домой, а дома в зеркале — та же уродина! Взяла цыганка третий кувшин и пошла за водой. Наклонилась к ручью и видит — причесывается красавица. Тогда-то цыганка и поняла, что ошиблась. Подняла голову, увидела королевну, обозлилась, разобиделась, но совладала с собой и говорит ласково:
— Трудно ведь и ребенка держать, и причесываться! Спускайтесь вниз, я вам помогу, причешу вас, а вы тем временем дитя покачаете!
Королевна поначалу не соглашалась, но цыганка долго ее уговаривала, и уговорила. И когда стала причесывать красавицу, взяла и воткнула ей в голову булавку — и в тот же миг обернулась королевна голубкой, белой, как молоко. Вырвалась она из злодейкиных рук, да вот беда — дитя-то у цыганки осталось!
Тем временем королевич со свитой в разубранной карете приехал к ручью за женой. Увидел цыганку с младенцем и говорит:
— Как же ты переменилась, милая! Что сталось с тобой?
— Да ничего особенного, — отвечает цыганка. — Солнце нажгло.
Что было делать королевичу? Повез он цыганку с сыном во дворец.
Дни шли за днями, а голубка все кружила над дворцовым садом. Приметил в конце концов ее садовник и стал привечать. Как-то спрашивает его голубка:
— Ну, как, садовник короля,
твоя злодейка госпожа?
— Никак! Служу и не сужу.
— А как дела у малыша?
— Да как у всех:
то плач, то смех.
Взял однажды садовник да и принес голубку маленькому сыну принца — пусть поиграет. Тот сразу к ней привязался: от себя не отпускает, со своей тарелки кормит, из своей чашки поит, по головке гладит. Гладил, гладил, и вдруг отпрянула голубка, точно от боли. Глядь, а из перьев булавочная головка торчит. Мальчик осторожно ту булавку вынул, и в тот же миг обернулась голубка красавицей, какой свет не видывал. Королевич, как глянул на нее, так тотчас и узнал. И давай они все трое на радостях обниматься да целоваться.
А что же с колдуньей, с цыганкой стало?
Как что? Изловили, убили, в костер затащили да подожгли, а как сгорела, — по ветру пепел развеяли.
Лягушечка и змейка
Жили на свете муж с женой, и долго не было у них детей. Однажды до того горько стало жене, что сказала она мужу:
— Хоть бы дети у нас народились! Я на все согласна — пусть хоть змейка, хоть лягушечка родится!
И через год родила она лягушечку и змейку. Змейка прямо из колыбели в море уползла, а лягушечка дома осталась. Сильно любили ее родители и жалели, но как-то раз устала мать, заработалась и говорит лягушечке:
— Ты вот все скачешь, а мне и очаг надо разжечь, и хлеб испечь. Снесла бы ты обед отцу в поле, да, боюсь, не справишься!
— Как не справлюсь? Вот увидишь, справлюсь! Сложи еду в корзиночку, я и отнесу!
Взяла лягушечка корзинку с едой и поскакала к отцу в поле. Да так радовалась, что и матери поможет и отца накормит! Даже песню запела. Всю дорогу пела, да как! Заслушаешься!
Шел тем временем по полю охотник, услыхал песню и полюбил лягушечку за ее серебряный голосок. До самых дверей проводил он певунью. Но мать лягушечки подумала, что охотник посмеяться над дочкой хочет, вышла и замахнулась на него палкой:
— Я свою дочку-лягушечку никому в обиду не дам!
Но охотник и на другой день пришел, и на третий, — и стали они с лягушечкой в конце концов женихом и невестой. А был то не простой охотник, а королевич.
В один день и час родились они с братом-близнецом. А кто первый родился, даже мать позабыла. Вот и не мог решить отец их, король, кому трон оставить.
Позвал однажды он сыновей и говорит им:
— Вы и сами знаете, что даже мне, отцу вашему, неведомо, кому из вас я должен трон передать. Так слушайте: устрою я вам испытание — велю три вещицы добыть. У вас ведь невесты есть, — пусть помогут. Кто угодит мне, тому королевством владеть. Добудьте-ка мне сначала чашу, лучше которой нет на свете.
Опечалился лягушечкин жених: «Куда мне с братом тягаться: у него в невестах — дочка золотых дел мастера. Она-то ему поможет, а нам с лягушечкой негде чашу взять. Пойду к ней, скажу, чтоб не горевала: нет так нет!»
Пришел он к лягушечке, объявил ей отцовскую волю, а она ему и говорит:
— Седлай мне петуха!
Приладил он седло петуху на спину, подсадил лягушечку, и поскакала она к морю. Встала на берегу и говорит:
Змейка, змейка, выйди из моря!
У твоей сестры-лягушечки горе!
Приплыла к ней змейка.
— Какое такое горе? — спрашивает.
— Нужна мне чаша, краше которой нет на свете! Король велел сыну своему, — а он жених мне, — ту чашу где хочешь добыть.
— Дам я тебе, пожалуй, плошку, из которой цыплята мои пьют.
Накатила волна и вынесла на берег драгоценную чашу. Взяла лягушечка чашу, взобралась на петуха и поскакала во всю прыть назад к жениху.
— А теперь, — сказал король, когда сыновья принесли ему свои чаши, — хочу, чтоб добыли вы мне покрывало златотканое.
Отправились братья за покрывалом. «Брат-то справится, — думает лягушечкин жених, — у него невеста такая мастерица! Да и отец ее наверняка золотой нити не пожалеет! Пойду скажу лягушечке, что плохи наши дела!»
Пошел он к невесте, объявил ей отцовскую волю, а лягушечка и говорит:
— Не печалься! Седлай мне петуха!
Приладил он седло петуху на спину, подсадил лягушечку, и поскакала она к морю. Встала на берегу и молвит:
Змейка, змейка, выйди из моря!
У твоей сестры-лягушечки горе!
— Какое такое горе?
— Надобно мне покрывало златотканое, краше которого нет на свете! Король велел добыть!
— Дам я тебе, пожалуй, тряпицу, которой у меня с фонарей пыль стирают.
Накатила волна и вынесла на берег покрывало, краше которого свет не видывал, с золототканым королевским гербом. Подхватила лягушечка покрывало и вскачь понеслась к жениху.
Взял король сыновние дары и говорит:
— Осталось вам еще одно испытание. Ведите невест своих во дворец, — я посмотреть хочу: хороши ли они собой?
Обрадовался жених золотошвейки — красавица была у него невеста. А лягушечкин жених оробел: «Как я лягушечку во дворец приведу? Но делать нечего, пойду объявлю ей отцовскую волю; дважды она меня выручила, может, и в третий раз повезет!»
Объявил он невесте отцовскую волю.
— Велит нам король привести невест своих во дворец. Сам, говорит, хочу посмотреть, хороши ли они собой.
— А ты любишь меня?
— Люблю!
— И замуж меня возьмешь?
— Возьму!
— Так седлай петуха! И поторопись — вслед за мной к морю поскачешь!
Добралась лягушечка до берега и говорит:
Змейка, змейка, выйди из моря!
У твоей сестры-лягушечки горе!
— Какое такое горе?
— Нужна мне карета, чтоб краше ее на свете не было, да четверка лошадей. Во дворец поеду! А ты, сестра, сделай милость, проводи меня!
Накатила волна и вынесла на берег карету из слоновой кости, запряженную четверкой белых лошадей. Сбруя их золотая — так и горит на солнце!
Сели сестры — лягушечка и змейка — в карету, а принц вскочил на козлы, натянул поводья, хлестнул лошадей, и понеслись они к дворцу.
А когда подъезжали к воротам, лягушечка уронила платок. Королевич нагнулся, поднял платок, подает невесте и видит — обернулась лягушечка девушкой, краше которой нет на свете.
— Что ж ты испугался? — говорит она жениху. — Из-за материнского заклятья была я лягушкой, да так бы и осталась, если б ты меня не полюбил и не захотел взять в жены! Это твоя любовь чары отвела. Не лягушка я теперь — девушка, и зовут меня Марией.
Как увидал король драгоценную карету и девушку красоты необыкновенной, повелел он всем своим подданным собираться на пир — так ему сыновней удачей похвастаться захотелось.
Стали пировать. Жених золотошвейки повел ее к столу и говорит:
— Что невеста брата сделает, то и ты делай!
А Мария от каждого кушанья, которым их обносили, брала понемножку и клала себе на колени. Золотошвейка — тоже. А когда кончили пировать, видит золотошвейка: берет Мария с колен еду и бросает королю с королевой да гостям под ноги, — а то, оказывается, и не еда вовсе, а цветы благоуханные. Стала и золотошвейка им еду кидать, да только у нее еда так едой и осталась — платья всем перепачкала.
Прознал один из гостей, заморский королевич, что есть у Марии сестра-змейка, и говорит: хочу, мол, к ней посвататься. Повела его Мария к морю. Встала на берегу и говорит:
Змейка, змейка, проснись!
Королевне, сестре своей, отзовись!
Накатила волна и вынесла змейку на берег:
— Зачем звала меня, сестра?
— Хочу, чтоб ты на земле жила. Королевич тебя замуж зовет!
И молвит змейка королевичу:
— А ты и вправду меня любишь?
— Люблю!
— Смотри, я ведь всего лишь змейка!
— Ну, и что? Змейку и люблю!
— Век тебе буду за любовь благодарна. Ты с меня материнское заклятье снял! — сказала змейка и обернулась красавицей.
Пошли сестры под венец — тут и сказке конец.
ДЕКАБРЯ
Вечер второй
Грешные души
Жили на свете муж с женой, и было у них двое детей — сынок и дочка. Умерли родители, оставили детей сиротами. И стали они сами, как могли, хозяйство вести да в лавке отцовской торговать.
Прискучило сыну это занятие и говорит он сестре:
— Отправлюсь-ка я в дальние страны! Может, удачу свою найду!
Собрала ему сестра узелок на дорогу и проводила, — уплыл брат на большом корабле.
Плыл, плыл и приплыл, а куда — не знает. Сошел на берег, огляделся и понял, что на остров занесла его судьба. Пошел он куда глаза глядят, и вдруг видит — пещера, а на пороге старик сидит. Он — к нему, а старик и говорит:
— Каким ветром недобрым тебя к нам занесло?
— Странник я! — отвечает юноша. — Иду куда ноги несут. Позвольте переночевать у вас!
— Ночуй! — отвечает старик. — А наутро дам я тебе письмо к брату, он тебя приютит. Недалеко это, к вечеру доберешься.
Всласть выспался юноша. Встал на рассвете. Старик его завтраком угостил. Поели. И отправился юноша в путь с письмом.
Как стемнело, увидел огонек вдалеке и к нему заторопился. Встретил его на пороге другой старик, старше первого:
— Каким ветром недобрым тебя к нам занесло?
А он ему вместо ответа письмо от брата подает. Тот и впустил его. Поужинали, спать улеглись. Наутро разбудил юношу старик и говорит:
— Вот тебе два пса в подарок. Одного Вихрем зовут, другого Ветерком кличут. Будут они тебе в помощь. Окажешься в беде, кликни собачек — они и помогут.
Поблагодарил юноша старика и пошел по тропинке, а собачки впереди побежали. Шел он, шел и вдруг видит — замок, да такой огромный, каких и не видывал никогда. А в замке великан-одноглаз живет, хозяин острова.
Пошел к воротам юноша, постучал. Отворил ему слуга и спрашивает, зачем пожаловал. Юноша и здесь попросил позволенья переночевать. Слуга отвечает:
— Подожди!
А сам — к хозяину:
— Там у ворот юноша с собаками, переночевать просится!
— Пусти! — отвечает одноглаз. — Одна ночь не в счет! Пускай живет в замке сколько захочет.
Остался юноша в замке у одноглаза — ест, пьет, никуда не торопится, охотится в свое удовольствие на зайцев и куропаток, а собачки ему служат. Чего уж лучше!
И вот как-то говорит юноша одноглазу:
— Сестренка у меня есть; должно быть, плохо ей дома одной. Может, пошлем за нею? Пусть здесь поживет!
— Оно бы и хорошо, — отвечает одноглаз, — да вот послать некого!
— Об этом не беспокойся! Я собачек своих пошлю.
Кликнул собачек:
— Вихрь! Ветерок! Ну-ка к сестренке слетайте да приведите ее сюда!
И тут же бросились собачки исполнять хозяйское поручение — понеслись в дальние края, где жила сестра юноши. Говорят ей: так, мол, и так. Согласилась она, села Вихрю на спину, а Ветерок впереди побежал. Перебрались через море. В целости и сохранности доставили собачки девушку в замок.
Удивился великан, как быстро собачки обернулись, но тут же о них позабыл: как увидал он сестру юноши, в тот же миг и влюбился. А после околдовал ее и говорит:
— Давай брата твоего убьем! Одним нам в замке лучше будет!
Согласилась девушка — на то и колдовство.
Пошел однажды юноша на охоту и собачек своих взял, а одноглаз говорит сестре:
— Сегодня брата твоего отравим!
Приготовили они еду и в нее яду насыпали. Вернулся юноша с охоты и говорит сестре:
— Гляди, каких я куропаток настрелял, каких зайцев добыл! Зажарь-ка на ужин!
А сестра отвечает:
— Лучше прибережем их на завтра. У меня давно ужин готов!
И подала ему отравленное кушанье.
Сел юноша ужинать, а тут вдруг собачки его прямо на стол вскочили, да и нагадили в тарелку.
Разозлился великан:
— Что за твари поганые! Это же надо — еду испортить! Вон отсюда! — кричит. — Чтоб духу их тут не было!
Пришлось сестре выбросить отравленную еду и куропаток зажарить на ужин. Спасли собачки своего хозяина!
На другой день говорит одноглаз сестре:
— Слушай! Я брату твоему не все покои в замке показал. Не был он в зале, где у меня копья отравленные развешаны. Ты отведи его туда, а я копье отравленное в него метну!
Сестра говорит юноше:
— Давай я тебе замок покажу! Ты здесь еще не все диковины видал — все на охоту да на охоту!
Он и согласился. А великан тем временем собачек на цепь посадил, чтоб не кинулись они на помощь хозяину.
Отвела сестра юношу в потайную залу, где копья отравленные по стенам висели, а великан-одноглаз был наготове и тотчас метнул в него копье. Упал юноша, и бросили его одного умирать.
— Ну, — говорит одноглаз, — на сей раз удалось! Избавились мы от твоего брата! Хорошо, что я собак привязал, а то б опять помешали!
Не знал одноглаз, что верные собачки, почуяв недоброе, так разъярились, что цепи порвали и кинулись юношу искать. Но не зря великан все двери на замки запер — никак собачкам в зал с копьями не пробраться. С полмесяца рыскали они, дверь искали, да еще полмесяца рыли подземный лаз. Вырыли и нашли, наконец, хозяина своего полумертвого. Вытащили на свет божий и стали раны ему зализывать.
Выздоровел юноша и пошел в замок к одноглазу. Собачек с собой взял — понял, что нельзя без защиты. Увидал сестру и говорит:
— Ну что, счастлива ты с этим чудищем?
А сестра глядит на брата и слова вымолвить не может.
— Поплатитесь вы оба, — говорит юноша, — за свое злодейство! Ну-ка, Вихрь, ну-ка, Ветерок, разорвите в клочья сестру мою — предательницу!
Исполнили собачки его повеление.
— А теперь, — говорит, — великана в клочья разорвите, чтоб и в помине его не было!
Но одноглаз успел отворить потайную дверцу, что в подвал вела, по лесенке каменной спустился, на семь замков затворился. Да только собачкам все нипочем — кинулись они за одноглазом, кубарем скатились по лесенке, вышибли дверь на семи запорах и разорвали великана в клочья.
Остался юноша в замке один, но вскоре наскучила ему такая жизнь, и отправился он со своими собачками в иные края. Вышли они на берег. Собачки бревен натаскали и плот сделали, — так и переплыли втроем бурное море. А там отправился юноша прямиком в столицу.
Приходит, а город в трауре. Зашел юноша на постоялый двор и спрашивает:
— Что за горе у вас?
Ему и рассказали про дракона, что в ближнем лесу поселился и каждый день себе на съеденье девушку требует.
— Уж и девушек, — говорят, — в городе не осталось, одна принцесса, дочь королевская. Ее очередь пришла. Король, понятное дело, объявил, что тому, кто дракона убьет, принцессу в жены отдаст. Да только охотников с чудовищем сразиться пока не нашлось!
— Где же, — спрашивает юноша, — принцесса?
— Должно быть, на пути в лес!
Кинулся юноша со всех ног, догнал принцессу.
— Не ходи, — говорит, — в лес!
А она плачет:
— Нет мне спасенья, раз дракон за мной посылает!
— Не бойся, — говорит юноша, — я тебя спасу! Когда он обычно появляется?
— В полдень!
Глянул юноша на небо. Видит — солнце в зените. Скорей надо собачек звать! Прибежали собачки, успели. Юноша им говорит:
— Помогите, Вихрь да Ветерок! Сейчас дракон семиглавый приползет. Растерзайте его, все семь голов оторвите, а языки мне принесите, — глядишь, пригодятся.
Кинулись собачки на дракона. Юноша и глазом моргнуть не успел, как разорвали они дракона в клочья: все семь голов оторвали, а языки ему принесли.
Увидала принцесса мертвую гадину и поняла, что спас ее юноша. Слезы утерла и говорит:
— Клятву даю, что женой твоей стану! А пока вот тебе платочек, на котором мое имя вышито, и колечко с именем моим.
Взял юноша колечко и надел на палец, а в платочек семь языков драконьих завернул. И отправился на постоялый двор.
А тем временем угольщик, что в лесу прятался, подобрал драконьи головы, да и поспешил с ними к королю.
— Я, — говорит, — Ваше Величество, дракона убил! Отдайте за меня принцессу!
— Раз обещал — отдам! — отвечает король.
И повелел к свадьбе готовиться.
А принцесса упрямится, не хочет замуж.
— Нет, — говорит, — не он дракона убил!
— Как не он? — сердится король. — Он же мне семь голов показал!
А принцесса свое твердит:
— Не он — и все!
Но король дочку слушать не стал — назначил день свадьбы. Все глаза выплакала принцесса. В назначенный день закатили пир на весь мир. Сели все за праздничный стол. Тут вбежали в тронный зал собачки, жениха покусали, а блюдо его с яствами со стола схватили и хозяину своему отнесли.
Король солдатам велит:
— Бегите за собаками! Узнайте, куда они блюдо потащили!
Солдаты за собачками побежали, проследили. Вернулись и говорят:
— На постоялый двор они кушанья унесли и юноше какому-то отдали!
Король велит слугам:
— Ступайте на постоялый двор, скажите тому юноше: я его во дворец зову — пусть с нами пирует!
Явились слуги на постоялый двор и говорят юноше:
— Король тебя во дворец зовет, на пир приглашает!
А юноша им в ответ:
— Что мне в замок идти, что королю на постоялый двор — одна дорога! Хочет познакомиться — милости просим! А я никуда не пойду.
Рассердился король, услышав такой ответ. Закричал:
— Эй, стража! Привести сюда строптивца немедля!
Увидал юноша: солдаты строем идут, а впереди трубач — и говорит собачкам:
— Вихрь да Ветерок, ну-ка выкиньте их отсюда, чтоб кувырком до самого дворца летели!
Исполнили собачки повеленье хозяина. Еле живые вернулись солдаты во дворец и говорят королю:
— Черти у него, а не собаки! Такую трепку нам задали!
Делать нечего — отправился король на постоялый двор. Отыскал юношу, позвал его на пир. Вместе они во дворец и вернулись. Сели за стол. Король спрашивает:
— Зачем собачки твои сюда прибегали? Почему зятя моего чуть не загрызли, а его тарелку тебе принесли?
— А вы, — говорит юноша, — позовите придворного лекаря да велите ему головы драконьи осмотреть. Тогда и узнаете!
Позвали лекаря. Осмотрел он драконьи головы и говорит:
— Всё на месте, а языков нет!
Тут-то и вынул юноша платочек с драконьими языками, протянул королю, а заодно и колечко дареное показал. Все осмотрел король и на колечке имя дочкино разглядел. Поворачивается к принцессе и спрашивает:
— Так это он дракона убил?
— Он! — говорит принцесса. — Потому и платочек и колечко я ему подарила!
— Ну, раз так, за него замуж пойдешь!
Обрадовалась принцесса, а король у юноши спрашивает:
— Что с самозванцем делать будем?
— Пусть, — говорит, — собачки мои с ним разберутся! И позвал их:
— Вихрь, Ветерок, делайте с этим негодяем что хотите!
Выгнали собачки угольщика из дворца и куснули разок на прощанье.
— А теперь, — говорит юноша королю, — позвольте мне, Ваше Величество, самому своей свадьбой распорядиться. Пусть те, кого я выберу, нас повенчают!
— Ладно! — отвечает король.
Позвал юноша своих собачек и спрашивает:
— Кто нас с принцессой обвенчает?
А собачки отвечают:
— Мы!
И в эту самую минуту обрели его собачки облик человеческий. Вихрь предстал священником в облаченье праздничном, а Ветерок — ризничим. Повенчали они молодых.
А когда кончился пир, сказал священник юноше:
— Не раз мы тебя из беды выручали. Так знай: мы — души грешные. Чтоб очиститься от грехов, назначено нам было службу тяжкую на земле сослужить. Зато открыты для нас теперь врата небесные.
На том и распрощались. А молодые стали жить в любви и радости.
Паломница
Приключилась с одним принцем беда — околдовали его и заточили в башню, откуда не мог он уйти, пока не кончится срок заклятья. Правда, на охоту ходить ему позволялось, но только поблизости.
И вот однажды, возвращаясь с охоты, увидал он девушку, краше которой не сыскать.
Влюбился принц. А надо сказать, что и сам он был красавец писаный, а не пугало огородное, так что и девушка его полюбила. Спросил принц, согласна ли она замуж за него пойти, — а она и рада. Привел он ее в свой зачарованный замок и сказал:
— Кончится срок, спадут чары, тогда и вернемся в родные края. Справим свадьбу в моем королевстве! А пока, очень тебя прошу, когда срок моему заклятью придет, ты в тот день глаз не смыкай, а то заснешь, не добужусь я тебя, и потеряем друг друга.
И вот пришел срок, кончилось заклятье, и приехал за принцем в золоченой карете отец его, король.
— Пора домой! — говорит.
Кинулся принц к девушке, а она спит непробудным сном. Набрал он тогда цветов и положил рядом, а еще оставил у нее на груди кинжал с золотой чеканкой.
А как тронулись они с отцом в путь, в тот же миг исчезла волшебная башня, и осталась девушка лежать на голой земле в чистом поле.
Проснулась она от холода. Видит — ни принца, ни башни. И догадалась, что проспала назначенный час.
Собрала она цветы, взяла кинжал и пошла по следу, что оставила королевская карета. И хотя быстро шла, почти бежала, догнать не могла.
Повстречалась ей на пути паломница. Расспросила ее девушка, кто в карете сидел, и поняла, что та и вправду принца видела. Предложила паломнице платьем с ней обменяться; та и согласилась — уж больно приглянулось ей девушкино платье.
Сказано-сделано. Снова пошла девушка за каретой и к вечеру догнала путников, — король-то у ручья привал сделал, чтобы передохнуть и сил набраться.
Девушка, переодетая паломницей, поодаль присела. Принц ее увидел, но не признал. Снова карета тронулась. Девушка — следом.
Повелел принц, лошадей шагом пустить, а король рассердился — будь его воля, он бы коней рысью гнал, чтоб побыстрей домой сына привезти. Но принц заупрямился:
— Нездоровится мне что-то. Медленно поедем.
И поехала карета так медленно, что в конце концов догнала их паломница. Увидал ее принц, высунулся из кареты и спрашивает:
— Скажи, паломница, не повстречала ли ты кого на пути?
— Повстречала! — отвечает паломница. — С девушкой-красавицей мы разговаривали.
— О чем же? — спрашивает принц.
— Да ни о чем! Она, бедняжка, одно твердит:
Зачем вы, рыцарь,
цветы дарили,
меня любили
и позабыли?
Принц еще долго с паломницей говорил — очень уж ее голос по сердцу ему пришелся. А королю беседа их надоела, и повелел он ехать быстрее, но и на этот раз сын воспротивился:
— Пусть, — говорит, — паломница с нами в карете едет, а если ты, отец, против, я с нею пешком пойду.
Король удивился сыновней причуде, но раз до дворца недалеко, ладно уж, думает, подвезем паломницу.
Приехали во дворец. Но и тут не захотел принц с паломницей расставаться — что-то родное, памятное слышалось ему в ее голосе. И оттого велел он приготовить для нее комнату вблизи своих покоев.
А король тем временем объявил, что хочет сына женить на принцессе:
— Завтра, — говорит, — принцесса приедет, а послезавтра свадьбу сыграем.
Не хотелось принцу со свадьбой торопиться, но отец настоял:
— Никак, — говорит, — нельзя откладывать. Ведь невеста не одна приехала, со свитой. Нельзя гостей заставлять ждать.
На другой день повели молодых под венец, хоть и не по душе была свадьба принцу, — не мог он забыть девушку, которую оставил одну в чистом поле. Паломница же до того самого дня надеялась, что принц узнает ее, но как прослышала о свадьбе, зарыдала в отчаяньи и на пир не пошла, сказалась больной.
Кончился праздник. Смерклось. Отвели принцессу в опочивальню, а принц с ней не пошел. Хотел с паломницей поговорить, узнать о ее здоровье. Постучался к ней в комнату — никто не открыл. Расспросил слуг — никто ничего не знает. Стал искать в саду — и нашел. Лежит паломница на земле, рядом цветы разбросаны, а в груди — золоченый кинжал. Узнал принц свой кинжал и понял, кто перед ним:
— Так вот почему она себя жизни лишила!
«А раз так, — думает принц, — раз не захотела она жить, утратив любовь мою, так и я без нее жить не стану».
Выхватил кинжал, прямо в сердце себе вонзил и упал замертво рядом с паломницей.
Ждала, ждала принцесса своего жениха и не дождалась. Решила поискать его. Зашла в комнату паломницы — пусто. И заподозрила принцесса, что покинул ее принц, убежал вместе с паломницей. Пошла она в сад искать беглецов, увидала их, мертвых, и возревновала. Выхватила кинжал из груди принца и убила себя.
Пробудившись, король с королевой решили пожелать доброго утра молодым. Не нашли их в опочивальне и решили, что в саду молодые — гуляют. В саду предстало их взорам страшное зрелище. Слезы хлынули из глаз королевы, а у короля сердце заныло. Стал он себя винить, — зачем сына жениться заставил?
Вдруг видят король с королевой — голубка белая над мертвыми кружит.
Покружилась и опустилась на землю, а в клювике у нее — корзинка, а в корзинке скляночка и перышко. Взяла голубка в клюв перышко, окунула в скляночку и помазала рану на груди принца. В ту же минуту рана зажила, и встал он, живой и невредимый, к великой радости короля с королевой. А голубка и говорит:
— Велено мне одну из девушек воскресить. А какую именно, — пусть принц решает.
И принц выбрал паломницу.
Взяла голубка перышко, окунула в скляночку, помазала рану — и воскресла паломница. Голубка тут же подхватила корзиночку и улетела — только ее и видели.
Королю с королевой хотелось и принцессу воскресить, но ничего не вышло — унесла голубка волшебную скляночку.
Делать нечего — устроили они принцессе пышные похороны, а сами на сына своего живого нарадоваться не могли.
Уехала вскоре свита принцессы, повезла печальную весть ее отцу с матерью. А принц объявил королю с королевой, что ни на ком, кроме паломницы, не женится.
Королева уговорила короля не противиться: а то, не дай Бог, снова сын на себя руки наложит. И как кончился траур, сыграли свадьбу. До конца своих дней счастливо жили принц с паломницей.
На том и сказке конец.