История девяти месяцев

Стоит ли подробно говорить о том, как прошли последующие девять месяцев нашей семейной жизни?

Северус делал все возможное, чтобы не оставлять меня одну. В лаборатории он проводил не больше часа в день, и то, работал перебежками по десять-пятнадцать минут.

В почтовом отделении магического Лондона зельевар нанял молодого посыльного, который заходил к нам раз в неделю и разносил по заказчикам доверенные ему зелья.

Переход по камину, трансгрессии, навещания друзей, родственников, прогулки по парку, по магазинам, готовка обеда, ужина — Северус всегда рядом, всегда помогает и поддерживает. А в последние три месяца то и дело отправлял на диван, вскидывая на свои плечи заботу обо всем.

Поначалу мне это даже нравилось: такой нежный, такой внимательный. Но со временем эта его надменная внимательность стала раздражать. А его вопросы! Не тошнит ли?
Не кружится ли голова? Болит ли спина? Хочу ли я сока, чая, мороженного? А покушать? Я, видите ли, так мало кушаю!

Пять раз в день это мало? Я, ясное дело, сначала говорила, что все это меня ужасно бесит, но, видя тревогу в глазах любимого, начала помалкивать.

Прекратила вовсе раздражаться, когда он несколько раз по ночам вскакивал, выкрикивая мое имя. Он не говорил, что ему снилось, хоть я и спрашивала. Зельевар лишь обнимал меня и, уткнувшись в мою шею, дрожал всем телом. Он шептал что-то бессвязное, поглаживая по плечам и волосам. Мягко целовал в лицо и бормотал... и единственное, что я могла понять — это были лишь обрывки: — Не отдам... не позволю...

Прости меня, мой любимый, за то, что обрекла тебя на муки. Прости за твой страх. И единственное что я могла — это успокаивать его словами и принимать все его чрезмерное внимание и заботу.

Я улыбалась и кивала, когда он спрашивал, хочу ли я сок. Я даже немного капризничала, выбирая каким мороженным хочу полакомиться. И когда он уже приносил шоколадное, я морщила нос и заявляла, что хочу ванильное с орехами.

Он демонстративно возмущался и говорил, что он не гончий пес, но я видела, как уголки его губ подергивались — он сдерживал улыбку, а в глазах не было ни грамма недовольства или возмущения, лишь непонятный мне блеск.

И я понимала, что он принимает мои правила игры.

Я часто ловила на себе его внимательный изучающий взгляд, будто я его новый эксперимент. На медленно растущий живот он поглядывал с опаской. Словно там не ребенок, а бомба замедленного действия. Он не трогал мой живот, не гладил его, не разговаривал с ним, как это делала я.

Я видела сомнение в его глазах, когда я, охнув, схватилась за живот. Я заметила, как Северус замер в двух шагах от меня, с крепко сжатой палочкой в руке.

— Все хорошо, милый. Ребенок просто толкается, — мягко говорила, а у самой сердце замирало в ужасе. Ведь кроме сомнений, в глазах мужа можно было увидеть холодную решительность.

Если бы моей жизни что-то угрожало, то Северус, не раздумывая, избавился бы от ребенка. Он знает, что я его не прощу за это, но все равно сделал бы. В этом нет сомнений. Для него имеет значение лишь моя жизнь.

Нужно было с этим что-то делать...

— Северус, иди ко мне, — зову и вижу его сопротивление.

— Не стоит...

— Стоит. — Я тянусь и беру его за руку. Он нехотя делает шаг и, не дойдя, опускается на пол возле дивана, на котором я сижу. Тяну его напряженную руку к своему животу и опускаю на то место, где минуту назад билась ножка.

— Тебе нечего бояться, Северус. Там просто ребенок. Маленький, беззащитный, — и тут я встречаюсь с глазами мужа. Взгляд насмешливый, черная бровь приподнята.

— Просто не бойся, — подвожу к итогу я.

— Малыш, это твой папа, — улыбаюсь я своему животику. — Северус!

Мужчина недовольно стягивает брови и прочищает горло.

— Кхм, здравствуй, ребенок, — обращается он к животу и тут же ойкнул, когда почувствовал толчок в свою ладонь.

— Эй! Поосторожнее там! — возмущается он. — Гермиона, тебе не больно? — взгляд темных глаз такой заботливый и внимательный, но я все равно не могу сдержать смешок.

— Все хорошо, милый. Мне не больно. Малыш просто активничает. Наверное, будущий футболист.

— Это что еще за существо? — удивляется мой ненаглядный, заставляя меня залиться смехом.

— Футбол — магловский вид спорта. А футболисты — это те, кто в него играют, — поясняю я, поглаживая руку мужа на моем животе.

— Ты так и не знаешь, кто там? — интересуется он, мягко скользя по всей окружности.

— Нет. Мы ведь договаривались, — улыбаюсь я, вспомнив о нашем договоре.

Еще на первой неделе беременности Северус проявил желание обследовать меня. Я поняла, что если раз позволю ему это сделать, то он будет делать это каждый день. Поэтому пришлось немного повозмущаться, и мы пришли к единому соглашению. Теперь, раз в неделю к нам приходит колдомедик и проводит короткое обследование. Раз в два месяца я сдаю все анализы и подвергаюсь глубочайшей проверке. Так же мы просили не говорить нам пол ребенка. Главное, чтобы был жив и здоров, ведь он так желанен.

Хоть Северус и старался быть нейтральным к ребенку, растущему у меня в животе, понемногу он проникся. Я это поняла, когда он, думая что я сплю, начал стягивать с меня одеяло. Интима что ли захотелось? Ведь с тех пор как он узнал, что я беременна, у нас этого не было. И когда я начинала к нему приставать, то он категорически отказывался.

— В тебе дитя, женщина. Я не хочу его тревожить, — мудро изрекал он, заставляя меня смеяться.

Я же предоставляла ему факты, говорила о том, что мужчины, воздерживаясь от секса со своими
беременными женами, часто заводили себе любовниц.

Северус же хитро улыбался и говорил, что у него она уже есть, так что мне не следует ни о чем волноваться. Вот не гад ли, а?

Он смеялся, когда я фыркала и неуклюже пыталась от него отвернуться. Но сильные объятия и будоражащий душу и тело шепот в самое ухо, прекращали все мои попытки бунта.

— Когда мы будем вдвоем... твое тело будет пылать под моими ласками. Тогда я возьму тебя так глубоко и мощно, что...

— Сев, — бессовестно хнычу. Ведь Северус Снейп, нашептывающий пошлости на ушко — это самое возбуждающее явление.

Мой мужчина смеется и, прикусив слегка мочку, утыкается носом в шею и обнимает.

— Но сейчас мы втроем и мне вполне хватает того, что ты просто рядом со мной, любимая.

И вот сейчас, он, спустив одеяло, замер, уставившись на мой живот. Я же наблюдаю за ним из приопущенных ресниц.

Он очень неуверенно тянет руку и прикасается к животу. Смотрит на меня, не проснулась ли я, и, убедившись, что все хорошо, он осторожно поглаживает и пригибается.

— Эй, ты, там! — шепчет, и я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. — Это... это твой папа. Я не хочу, чтобы ты думал, что я отношусь к тебе предвзято или негативно. Нет. Я рад тому, что ты у нас появишься. Просто я волнуюсь за твою маму и очень хочу, чтобы у вас все было хорошо. Ты там... осторожнее с ней. Она нам очень нужна... Договорились? — Северус тяжело вздохнул, наверное, понимает, как он сейчас смешон, а я бы еще добавила — мило, выглядит.

— Спокойной ночи, ребенок, — шепчет, укрывает меня, нежно целует в щеку и ложится рядом.

Кошмар наяву

Я лежала на постели и читала книгу, когда у меня неожиданно отошли воды. Лишь через мгновение, сообразив, что произошло, схватилась за палочку и пустила Патронуса в камин. Через минуту в комнате появилась Джинни вся измазанная мукой и кремом.

— Джинни, началось! — лишь успеваю сообщить, как в комнате появился ее муж.

— Гарри, — облегченно выдыхаю, — он только что ушел к мистеру Вилбеку. Сделай, как договаривались! Скажи, что хочешь сделать подарок к рождению ребенка, и нужен его совет. Задержи его. Он не должен видеть! — хватаюсь за живот и морщусь от боли.

— Я все понял, не волнуйся! Держись, — бросает мой друг и исчезает в камине.

Следом за ним появляется Джинни с женщиной средних лет. Миссис Грэм — повитуха, которую мы выбрали для домашних родов.
Прошла лишь пара минут, как резкая боль вновь сковала тело.
Джинни услужливо принесла теплую воду и чистые простыни с полотенцами.

— Давай, девочка, пододвинься немного.

Женщина помогает приспуститься на кровати, чтобы было удобнее принимать ребенка.

— Бооольно, — вою, сжав простыни в руках.

— Знаю, девочка, знаю. Вот, держи, — женщина дает испить микстуру.

— Это поможет немного унять боль.

— Поможет? — шиплю я и с надеждой заглядываю в серые глаза женщины.

— Лишь немного, лишь немного. Боль обязательный проводник рождения ребенка. Ты ведь должна чувствовать, и тогда все будет хорошо, — уверяет женщина, протирая мой лоб влажным полотенцем.

Очередная схватка скрутила тело. Немного похоже на Круциатус. Но во время получения Непростительного можно хотя бы крутиться, корчиться, извиваться, пытаясь унять боль.
А сейчас...

Да, я слышала, что можно рожать в любом удобном положении. Но лежать на спине и ожидать ребенка мне кажется правильнее.

Очередной прилив невыносимой боли заставил меня закричать, выгнув спину, и изо всех сил сжать несчастные простыни в руках.

— Не кричи! — ругает меня женщина. — Ты ведь не хочешь, чтобы ребенок задохнулся?

Мерлин, что за идиотский вопрос?

Кажется, на моем лице отразился ужас и недопонимание, и повитуха это заметила, поскольку, поправив подушку под головой, продолжила:

— Когда тело охватывает боль, ты должна тужиться. Поняла, Гермиона? Схватки частые — роды будут быстрыми.

Женщина переходит к моим ногам, накрывает согнутые колени простыней.
С закрытого камина раздались искры, и я взволнованно прикусила губу.

— Нет, Северус, не нужно, — шепчу я и, в глубине души наивно надеюсь, что Гарри удалось отвлечь зельевара. Я не хочу видеть ужас в глазах любимого, пока буду рожать. Пусть прогуляется, а когда придет — все будет готово. Мы с ребенком будем ждать его.

Я слышу хлопки в коридоре и понимаю, что боги не благосклонны сегодня ко мне.

— Профессор, вам туда нельзя, я ведь говорил, — послышался взволнованный голос Гарри за дверью.

— Поттер. Если вы сейчас не отойдете я сделаю то, что несчетное количество раз не удавалось Темному Лорду — убью вас, — голос мужа наполнен льдом.

За дверью на мгновение образовалась тишина, и лишь щелчок замка эхом разнесся по комнате.

Двери легонько отворяются, и я вижу замершего на пороге Северуса.
Наши глаза встречаются лишь после того, как черные глаза мужа внимательно изучили обстановку.

— Северус, прости, — шепчу одними губами.

— Как она? — спрашивает он у женщины, проигнорировав мою попытку извиниться.

— Все хорошо мистер Снейп. Она...

Последние слова женщины растворились где-то на затворках сознания и не имели для меня никакого значения. Только боль. Мучительная, тягучая, а моментами настолько острая и всеобъятная, словно все тело один накаленный нерв.

Боль отступила так же резко, как и началась. Глубоко вдыхаю и лишь сейчас понимаю, что Северус держит меня за руку.

— Все хорошо, милая. Ты только держись, ладно? Ты ведь обещала, помнишь, — говорит тихо, заглядывая в мои глаза.

— Конечно, Северус, все будет хорошо, — говорю я и киваю, чтобы быть более убедительной.

Самой до жути страшно, нечего еще и ему на взводе быть.
Очередная схватка отогнала все мысли и заставила силой сжать руку мужа, стиснуть зубы и тужиться.

И все же хорошо, что он рядом. Северус, моя отрада, моя поддержка. Северус...

— Я вижу головку, молодец, девочка.

Мгновенное облегчение, но лишь на секунду, и я успеваю сделать лишь вдох, как вскрикиваю от резкой боли.

— Дыши, Гермиона, дыши. Давай вдох, раз, два, — напутствует женщина. Я слушаюсь, начинаю дышать, и действительно становится немного легче.

Очередная волна и я тужусь изо всех сил. Мой малыш, мой хороший, давай же, мамочка так ждет тебя.

— Молодец, еще чуть-чуть.

Я послушно напрягаюсь всем телом, и в одно мгновение ощущаю такую невероятную свободу от боли.

— Поздравляю, у вас мальчик, — женщина опускает кричащего ребенка на подготовленный столик и проводит над ним необходимые процедуры. Джинни помогает ей, протирая кроху.

— Мальчик, Северус, — улыбаюсь я и все еще не могу поверить в свое счастье. Ребенок. Мальчик. Сыночек, от Северуса.

— Молодец, моя милая, — шепчет мой любимый и утыкается носом в мою шею, поглаживает по голове.

И я понимаю, что он тоже успокаивается, он взволнован.
Резкая боль заставила вскрикнуть.

— Гермиона?

Женщина, оставив ребенка на попечительство Джинни, вернулась ко мне.

— Давай, девочка, еще совсем немного, — мягко улыбается повитуха.

— Гермиона... что...

Договорить ему я не позволяю, поскольку закричала от очередной волны.

— Что происходит? — ужасается мой милый.

— Как что? Роды! — женщина с подозрением посмотрела на зельевара.

— Гермиона... двое? — одними губами. И я киваю

— Да, Северус, — устало выдыхаю. Так хочется подремать. — У нас будет...
— очередная вспышка и я, схватившись за локоть мужа, тужусь, желая, моля, чтобы все поскорее закончилось.

— Ваши руки... — зельевар обращает внимание на обмазанные кровью руки женщины.

— У нее разрыв. Не могу остановить кровотечение, пока не появится ребенок, — поясняет женщина.

— Гер-ми-она, — выдыхает Северус, стискивает зубы и хаотично принимается поглаживать то по руке, то по волосам.

— Давай, девочка. Давай, — подбадривает миссис Грэм, принимая ребенка.
— Еще чуть-чуть, любимая.

Последний затянутый выдох, и такая невероятная долгожданная пустота.
Крик ребенка разнесся по комнате.

— Поздравляю, девочка!

В этот момент я срываюсь и начинаю плакать и смеяться одновременно.

— Дайте... дайте мне их...

— Умница, моя родная, ты умница.

— Северус, — выдыхаю и улыбаюсь, принимая нежные поцелуи в лицо.

— Держи, — Джинни широко улыбается и дает мне в руки сначала одного ребенка, затем второго.

— Сыночек, — нежно целую в крошечный лобик. — Доченька, — целую дочь.

— Добро пожаловать в мир. Мы с папой, — смотрю на Северуса, он кивает, — так любим вас. Мы вас так ждали, — улыбаюсь, еле сдерживая слезы. — Мои любимые, — смотрю в глаза мужа, а они полны слез.

Улыбаюсь. И лишь на мгновение закрываю глаза. Просто моргнула, мгновение и... до сознания доносится голос мужа и Джинни, которая так поспешно забирает детей.

— Почему не получается? — шипит мой милый. — Я ведь накладывал на нее чары самовосстановления, — добавляет, не дав ответить. — Почему?
— рычит и, достав палочку, начинает надо мной махать.

— Волшебство бесполезно, Северус, — мягко говорит женщина. — Она — маглорожденная, родила двух здоровых детей, по всей вероятности — волшебников. Это... это плата...

— Нет, нет, нет, — машет головой мужчина.

Забравшись ко мне, притягивает и прижимает к груди.

— Все будет хорошо, — шепчет, не переставая махать древком. Повторяет какие-то заклятия.

— Северус, — шепчу, но он слышит, смотрит на меня, и мое сердце сжимается от того ужаса и страха, что в его глазах от той непомерной боли.

— Все хорошо, любимый, — шепчу, касаюсь щеки и поглаживаю. Так хочу успокоить.

— Не вини детей, прошу. Они не виноваты. Люби их, люби за меня, — прошу, буквально молю.

— Не надо, Гермиона.

— Прости.... — как хочется закрыть глаза, хоть на секунду, — прости, что не сдержала обещания, — шепчу одними губами.

— Гермиона, не смей, — рычит.

— Я так тебя люблю, — шепчу и скольжу рукой со щеки на губы. Такие теплые, такие любимые.

— Нет, нет, нет!

Закрыв глаза, слышу отчаянный крик мужа и звуки бьющегося стекла, чувствую его крепкие объятия и на мгновение ощущаю легкую теплую волну чужой магии.

Эпилог

В огромной полутемной гостиной, маня своими огоньками, стоит большая елка. Широкие ветви, которые щедро украшены игрушками, прячут груду подарков, сложенных под ней. Мигающие фонарики отбрасывают веселые разноцветные пятна на все помещение, придавая комнате поистине волшебный вид. На всю эту красоту, ну ладно, не на красоту, а просто за подарками, спустились самые юные жители этого дома.

— Анна, тише, — шикнул мальчишка, спускающейся за ним по лестнице сестре.

Девочка возмущенно стянула бровки и ухватилась за деревянные перила.

— Давай помогу, — взяв за руку, он помог спуститься.

— Я не люблю эту лестницу, — возмутилась она.

Мальчишка улыбается и замирает перед входом в гостиную.

— Алекс, снег! — девочка подбежала к окну, даже не обратив внимания на подарки под елкой.

— Я еще в спальне увидел, — отвечает он и глубоко вдыхает, ощущая запах догоревшего полена в камине и елки. С улыбкой он подходит к дереву, которое так привлекает его внимание.

— Анна, иди сюда. В снежки утром поиграем, если папа разрешит. Анна, это твой, кажется, — тянет подошедшей девочке коробку.

— Какой бантик!

— Тихо, нас не должны заметить. Посмотрим, потом сложим на место, а утром сделаем вид, что удивлены, увидев подарки. Хорошо? — заговорчески зашептал мальчишка, склонившись к сестре.

— Хорошо, Алекс, — серьезно, со знанием дела, кивнула девочка и с нетерпением приступила к своему подарку. Мальчишка принялся за свой.

За всей этой суетой ребята даже не заметили, как к ним спустился мужчина. Осторожно, чтобы не потревожить занятых детишек, он мягко опустился на диван. Ухмылка растянула его губы, когда он услышал их разговор. Мысли о том, что им суждено учиться на Слизерине появилась моментально.

За своими размышлениями мужчина даже не заметил тихих шагов за спиной, поэтому слегка вздрогнул, когда теплые руки обвили его шею.

— Вот вы где все, — горячий шепот обдал кожу, заставляя всю спину покрыться приятными мурашками. Теплый нос уткнулся в шею, щеку приятно щекотали мягкие волосы.

Мужчина усмехнулся и погладил по рукам.

— Я услышал, как они шептались в коридоре. Сразу понял, что к чему. Эти охотники за подарками не угомонятся, пока не получат то, что им принадлежит, — усмехнулся он.

— Иди ко мне, Гермиона, — тише добавил мужчина. Взяв ее за руку и, позволив отпрянуть от себя, проводит через бортик дивана и притягивает к себе на колени.

Крепче обнял за талию и уткнулся носом в изящную шею.

— Северус, — тихо выдохнула, пройдясь по широким плечам, обвила шею.

— Я люблю тебя, маленькая, — тихо, возле самого уха. — И этих маленьких чертят тоже люблю, — зарычал мужчина и пробежался пальцами по ребрам жены, заставляя ее извиваться от щекотки.

— Мама, папа! — разочарованно выдохнул Алекс, когда понял, что их рассекретили.

— Ну и кто вам разрешал? — строго спросил мужчина, прекратив свою пытку и прижав к себе успокоившуюся жену.

— Это она меня попросила, — мальчишка тыкнул пальцем в сестру.

— Алекс, — обиженно протянула девочка.

— Не бойся, — склонившись, зашептал он. — Ты девочка, они не будут тебя ругать, — пояснил он и взял сестренку за руку.

Гермиона засмеялась, уткнувшись в шею мужа.

— Я их обожаю, Северус.

Мужчина лишь усмехнулся, призывая из кухни теплое молоко и печенье.

Конец