Когда больше нет надежды

ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленные и достигли возраста 18 лет.

Прямо в душу

Его движения точны и многократно отрепетированы. Мой мужчина знает, как доставить удовольствие нам обоим. Он сжимает моё плечо, и я знаю, что скоро он дойдёт до пика. Изящные пальцы разжимаются и сжимаются с новой силой. Мне не больно, но этого достаточно для того, чтобы мои руки проскользили по его обнажённой спине и сжали упругие ягодицы, еще плотнее прижимая к себе его разгоряченное тело. Он выгибается дугой, ему это нравится. В благодарность он входит в меня под особым углом, от чего я сама прогибаюсь и, выкрикивая его имя, достигаю оргазма. Мой любовник замирает на мгновение, давая мне возможность насладиться удовольствием, которое дарят нам наши тела и наша любовь. Мой оргазм уносит меня куда-то далеко. Я плыву средь облаков, нет, я сама лежу на облаке и плавно парю. С небес меня спускает протяжное рычание возле уха и глубокие толчки во мне, которые посылают приятные разряды по расслабленному после оргазма телу. Ещё один толчок, и я протяжно стону, потому что, о Мерлин, это так приятно! Ещё один выпад, и я слышу рык и чувствую, как горячее семя заполняет меня. Я с замиранием сердца прислушиваюсь к тишине и молю Бога, чтобы никто её не нарушил. Но моя безмолвная мольба всего лишь пустые слова, поскольку я слышу прорезающий тишину шёпот.

Знакомые слова на латыни и ещё на каком-то языке стали столь ненавистными, что я сама уже выучила их наизусть.

— Сoncipiendo infantem non futurum guardar llavors mulier puero deo spare frо, — слышу я возле самого уха и в миг ощущаю себя пустой, растоптанной. Отворачиваюсь от любимых губ и еле сдерживаю слёзы, чуть ли не отталкиваю его от себя. Но он, будто и не замечает, гладит меня по голове, покрывает невесомыми поцелуями моё лицо, ранее сжатое плечо и шепчет на ухо слова, за которые я ему всё прощаю. Абсолютно всё.

— Я люблю тебя, люблю, люблю, моя маленькая… моя любимая, люблю...

Закрепив последний, сладкий поцелуй, он ложится рядом и обнимает. Да так крепко, будто боится, что я куда-нибудь сбегу. Глупенький! Куда же я уйду без смысла моей жизни?.. Но из головы всё никак не выходят его судьбоносные слова.

— Северус... зачем ты? Ты ведь обещал подумать, — шепчу я тихо, но я уверена, что он прекрасно слышит.

— А я и подумал. Нет. — Его слова вырезают моё сердце и сжигают на жертвенном огне.

— Сев...

— Гермиона, давай утром поговорим, — сонно шепчет он, уткнувшись в мои волосы.
И я киваю, прекрасно понимая, что завтра будет то же самое, что и неделю назад. Но я всё равно буду стараться пробиваться сквозь твой лед, любимый.

Но это будет завтра, а сегодня я крепче сжимаю руку, которая обнимает меня за живот и шепчу:

— Люблю тебя, Северус.

— Люблю, — мурчит он, и я, улыбаясь, закрываю глаза.

Чужой подарок

Мы, как всегда, проспали... Но существует странная закономерность. Мы просыпаем с ним вдвоём, а опаздываю всегда я.

Северус сидит в кресле уже полностью при параде и попивает свой утренний кофе, наблюдая за тем, как я хаотично одеваюсь, немного крашусь и пытаюсь привести эти треклятые волосы в порядок.

Он усмехается и поторапливает меня. В течение десяти минут за нами должен прийти Гарри, и мы вместе должны отправиться на слушание в Министерство. Кое-как усмирив свои кудри, собрав их по бокам и заколов на затылке, я поправляю платье и задумываюсь о том, подходит ли оно мне.

Севесус подкрадывается сзади и обнимает меня, прижав к себе.

— Ты очень красивая, Гермиона. Успокойся и выпей кофе. Проснёшься, — мягко шепчет он, зарывая свой длинный нос в мою копну.

Я откидываю голову ему на плечо и улыбаюсь нашему отражению в зеркале.

— Северус, я хочу ребёнка, — говорю, смотря на его реакцию.

— А я хочу свою лабораторию прямо в Аптеке, — мурчит он, улыбнувшись.

— Северус, я серьёзно, — надоели его глупые шутки.

— Я тоже, — он смотрит в мои глаза через зеркало.

Я знаю, что если сейчас я закачу истерику со слезами и криками, то ничего не добьюсь. Уже проходили. Прибегаю к другому методу. Разворачиваюсь лицом к нему в кольце его рук и крепко обнимаю, глажу по голове, плечам, закрыв глаза, целую щёки, губы.

— Северус, прошу, я тебя умоляю, любимый. Один ребёночек... прошу, Северус! Я так этого хочу, любимый, милый, родной, Северус...

— Гермиона, — тихо, но я слышу сквозь свой лепет.

— Любимый, прошу, — слёзы текут по щекам, но никто этого не замечает, — Северус, любимый, ты его даже не заметишь, прошу.

Чувствую, как он находит мои руки, сжимает и отодвигает от себя, отстраняясь.

— Хочешь ребёнка? Можешь заводить его с другим мужчиной. Я на ЭТО смотреть не собираюсь. И мешать я вам не стану. Наложу на себя Обливиейт и исчезну, — каждое слово он произносит чётко и внятно, после разворачивается и направляется к двери.

А я так и остаюсь стоять с открытым ртом и всё никак не могу поверить в его слова. Самый большой ужас я испытываю от осознания слова Обливиейт. Если он действительно это сделает, то я умру от боли и нетерпения, вновь восстанавливая наши отношения. В голове пронеслись воспоминания двухгодовой давности. После трёхлетних отношений я бросила Рона. Направляясь в бар, чтобы хорошенько набраться, я случайно встретила профессора Снейпа. А мне как раз была необходима компания. После долгих уговоров он согласился пропустить по стаканчику. В этот вечер я так напилась, что утром удивлённо обнаружила, что нахожусь в спальне своего профессора. Разумеется, одетая. В тот момент, когда ближе к обеду зельевар начал читать мне морали и самым наглым образом ругать за то, что я напилась до беспамятства с малознакомым человеком (это он про себя), я поняла, что моё отношение к этому мужчине коренным образом изменилось.

Пытаясь загладить испорченное впечатление о себе, я целый месяц его доставала: то звала на ужин или обед, то сама появлялась у него дома с готовой пиццей. К концу этого самого месяца я неожиданно для себя поняла, что люблю этого холодного и недоступного мужчину. Снейп, конечно же, скрывал всевозможные зарождающиеся чувства ко мне. Но со временем у него это стало плохо получаться, поскольку я всё чаще ловила на себе его то изучающий, то страстно-обжигающий взгляд. У нас ушло полгода, чтобы построить наши отношения: доверие, понимание, уважение, любовь. Первые прикосновения, объятия, поцелуй. Наш первый секс, к которому мы приступили: я с долгожданным вожделением, он с дрожью в коленях и покусанными губами. Такой боязливый, такой трепетный, и всё ещё считающий, что недостоин меня и любви, которую я дарю ему.

У нас всё получилось. И всё было прекрасно до того дня, когда я, смотря на новорожденного ребёнка Гарри и Джинни, поняла, что тоже хочу малыша. Хочу от Северуса. Но, к сожалению, мой любимый отреагировал на это отрицательно. И доказывает свою категоричность каждый раз, когда мы занимаемся любовью, шепча противозачаточное заклятие мне прямо в душу. И вот сейчас, Северус направляется к двери и, я знаю, что он уйдёт, если...

— Северус, — мой голос охрип от избытка эмоций, и моё любимое имя прозвучало с надрывом и хрипом. Он замирает у двери, и я замечаю, как облегчённо опустились его плечи, хотя это могло мне и показаться.

Я в одно мгновение пересекаю комнату и, уткнувшись лицом между лопаток, обнимаю.

— Мне никто, кроме тебя, не нужен, Северус... Только не уходи... — шепчу я не замечая слёз, которые рассекают мои щёки.

Он опускает голову и гладит мои руки, разворачивается и заключает меня в стальных объятьях.

— Только не уходи, прошу... люблю... больше жизни... Мне никто не нужен... слышишь? Люблю...

— Тише, тише, всё хорошо. Прости меня, Гермиона, любимая, — шепчет, гладя по голове, целуя волосы, лоб.

— Ты, наверное, думаешь, что я полюблю ребёнка больше тебя, но это глупости. Я всегда буду любить тебя сильнее.

— Нет, не из-за этого, — мягко шепчет, вытирая слёзы.

— Почему же тогда? Ты их просто не любишь из-за того, что они тебе надоедали на работе в школе? — с надеждой выведать тайну его нежелания выпытываю я.

— Нет, маленькая, нет. Я просто не хочу… не могу позволить... не сумею... — я вижу, как он напряжен, как подбирает слова, но ничего не получается...

— Северус, ну скажи, почему?

— Гермиона, — он облегчённо вздыхает, поскольку в дверь постучали. Я шмыгаю носом.

— Северус, ты снова отключил камин? Ты ведь знаешь, что Гарри...

— Я камин не отключал, — перебивает он.

Северус отпускает меня, и я направляюсь к двери, чтобы узнать, кто нас потревожил.
Открыв дверь, я никого за ней не обнаруживаю. Странно. Когда я уже собиралась закрыть дверь, то услышала непонятные звуки, доносившиеся откуда-то снизу.

— Это ещё что такое? — удивлённо воскликнула я. Подняв небольшую плетеную корзинку, стоявшую на пороге, я отодвигаю уголок лёгкого одеяла, желая узнать, что внутри.

Моё подсознание или, скорее, моя интуиция уже знает что там, но мозгу и сознанию нужно подтверждение в форме зрительной фиксации.

— Мать твою! — шипит Северус над моим ухом, когда, заглянув через моё плечо, узрел ребёнка на моих руках.

— Северус, нельзя ругаться при детях! — возмущаюсь я, оборачиваясь.

— Какая разница? Он всё равно ничего не понимает, — ворчит он и мы замираем, смотря друг другу в глаза.

— Сдадим его в детдом или в Аврорат! — заявляет он.

— Что? Нет! Его кто-то оставил возле нашего дома не случайно!

— Конечно! Кто-то хочет, чтобы мы сошли с ума, — но тут же добавляет, не забыв всунуть свой сарказм: - Ах, ну да! С ума сойду только я!

— Северус, не придумывай! — возмущаюсь я, начиная злиться. — Ребёнка оставили под нашей дверью, и отдавать его нельзя, вдруг мать или отец передумают! Придут за малышом и что? Где он? Ищи его по приютам и Министерствам! Ребёнок останется у нас до выяснения всех обстоятельств! — заявляю я и замираю, заметив как Северус сжал кулаки и сделал шаг в мою сторону.

— Гермиона! — прорычал Снейп и ей богу, я испугалась его в этот момент. Для безопасности опустила корзинку с подарком на пол.

Но сдаваться я не собираюсь. Ребёнок должен хоть ненадолго остаться у нас, возле меня и Северуса. Может, тогда его сердце растает.

— Северус, ребёнок... — мою речь прервал Гарри, который вышел из камина.

— Гермиона, профессор, добрый день! — улыбаясь, поздоровался Поттер, но моментально стал серьёзным, когда увидел лица хозяев дома.

— Ух ты ж! Кто вам такой подарок сделал?! — воскликнул гриффиндорец, заметив корзинку с младенцем под наряженной ёлкой в нашей гостиной.

— У-ти какой красавчик, — Гарри в следующее мгновение уже качал малыша на руках.

— Нам его подбросили, — объясняю я, вздохнув.

— Но мы подбросим его вам, мистер Поттер, — добавил Северус, рухнув в кресло.

— Спасибо, конечно же. Я бы от такого чуда не отказался бы, — гриффиндорец провёл пальцами по головке ребёнка, —, но моей Джинни с Джеймсом немного сложновато, боюсь, что с двумя младенцами она не справится. Только не отдавайте его никуда, вдруг родители передумают и придут за ребёнком! Такое часто случается.

Я улыбнулась, ощущая необъятное чувство благодарности к своему другу.

— О! Кажется, он вам сюрприз приготовил, — улыбнулся Гарри, принюхавшись к младенцу. — У него есть запасные пелёнки? О, вижу, что нет, — протянул он, заглянув в корзинку. — Давайте так, пока мы будем в Министерстве, я отдам малыша Джинни, а после- снова верну, — заявил Гарри и, не дожидаясь нашего согласия, исчез в камине.

Я, сделав глубокий вдох, опускаюсь на пол возле кресла, в котором сидит мой вредный возлюбленный.

— Северус, ты не хочешь своих детей, так пусть у нас побудет чужой, — уговариваю я, взяв его за руку.

— Знаешь, сколько мороки от младенцев? Думаешь, ты справишься? — интересуется он, внимательно смотря на меня.

— Я хочу попробовать, — отвечаю я, чувствуя себя неловко под его взглядом.

— Может, мне надоест, и я не захочу заводить своего ребёнка, — предоставляю ему убедительный аргумент. Он молчит, и я замечаю, как он задумывается, сощурив глаза.

— Хорошо. Но до выяснения обстоятельств. Если за ним придут его непутёвые родители, мы отдадим его.

— Конечно! — я стараюсь не показывать тот ураган эмоций, который сейчас разразился в моей душе.

— Спасибо, любимый, — благодарю я и улыбаюсь.

Северус склоняется и, приобняв меня за талию, усаживает к себе на колени, прижимает к груди, гладит по голове. А я закрываю глаза и испытываю чувство благодарности тем непутёвым родителям, которые оставили ребенка под нашей дверью и, конечно же, Северусу.

Вечерние размышления

Через пару минут в нашем доме появляется Гарри, и мы все вместе исчезаем в пламени камина. После войны были предоставлены доказательства «тёмной» жизни Малфоя-старшего, после чего он был отправлен в Азкабан на пять лет с возможностью повторного рассмотрения его дела. Пять лет прошли, и теперь Северус хочет добиться освобождения старого друга.

Хоть я и сидела в зале суда, но мои мысли были заняты тем малышом, который на некоторое время станет мне родным. После трёхчасового судебного процесса Люциус Малфой всё-таки вышел на свободу. Северус, убедив меня, что вернётся поздно, исчез с аристократом праздновать, оставив меня на попечительство Поттеру.
Честно сказать, я была не против.

Мы с малышом до самого вечера просидели в гостях у Поттеров. Джинни с огромным удовольствием провела для меня курс молодой мамочки: показала, как нужно правильно пеленать ребёнка, как готовить молочко и рассказала о многих других тонкостях. После Гарри помог доставить домой пеленки и питание, которым любезно поделилась Джинни и малыш Джеймс.

Да, день выдался изрядно насыщенным и тяжёлым! К такому выводу я пришла когда, обложив подушками края кровати, мы с малышом улеглись на середине. Знаю, что глупо так делать, потому что он ещё слишком маленький, чтобы отползти или скатиться с кровати, но так хочется его уберечь, обезопасить.

Вот он — ребёночек! Такой маленький, такой беззащитный, он требует внимания и заботы, любви и нежности.

— Я бы так хотела, чтобы ты был моим... нашим, — тяжко вздохнув, шепчу я, на что мой пупсик хмурит бровки. И я улыбаюсь, потому что так он немного похож на Северуса.

— Малыш, ты не думай, что тебя бросили. Твои мама и папа очень любят тебя. Наверное, им пришлось так поступить. Возможно, они скоро придут за тобой. Ну, а пока, я немного побуду твоей мамой. Хорошо, малыш? — Северус был неправ, когда говорил, что он ничего не понимает.

Всё он понимает! Неспроста ведь он так улыбается. Он не против, он только за. И я надеюсь, что Северус тоже в скором времени будет не против завести своего ребёночка. Ведь я так этого хочу! С появлением моего малыша я стану самой счастливой на свете. Нет, я не хочу сказать, что я несчастлива с Северусом, с моим любимым я испытываю женское счастье, но я так же хочу испытать счастье материнства. Хочу, чтобы в моём животе в унисон моему сердцу билось сердечко моего ребёночка. Хочу чувствовать, как он развивается во мне и видеть, как он растёт, когда появится на свет. Хочу просыпаться по ночам, чтобы покачать его кроватку, если у него будет неспокойный сон. Хочу целовать его крохотные пальчики и вдыхать необыкновенный аромат на его темечке. Младенцы так неповторимо пахнут. Хочу держать его за ручки, когда он начнёт делать первые шаги. Хочу засыпать рядом с ним, поглаживая по животику и желать сладеньких снов своему сыночку. Как же я хочу ребенка! И ещё я очень хочу, чтобы Северус это понял и позволил свершиться этому чуду!

— Сладких снов, малыш! Пусть ангелы тебя охраняют, — тихо шепчу я, поглаживая пузо чужого счастья.

Гость

Меня разбудили назойливые первые лучи солнца, которые пробивались сквозь не закрытые окна. Теперь я понимаю Северуса, когда он настаивал на тёмных шторах.

Морща нос и поглаживая затёкшую от чего-то шею, я оглядываю постель в поисках мужа, но его нет. Малыш, отчаянно будивший меня несколько раз тёмной ночью, сейчас мирно посапывает, видя пятый сон.

Мои волнения по поводу того, что я могу не проснуться, если малыш заплачет ночью, испарились, поскольку я просыпалась как только он начинал хныкать. И ещё я боялась во сне забыться, что рядом ребёнок и разлечься на всю кровать, но моя затёкшая шея свидетельствовала о том, что я спала поодаль от малыша, забравшись на саморучно расставленные по краям подушки.

В общем, не ночка, а кошмар.

И коль уже проснулась, как назло вновь не уснёшь. Что ли кофе пойти попить? Может, где и Северуса отыщу. Как они так вчера? Не разгромили ли Дырявый Котёл?

Надев тапочки, я шурую к двери, закатывая рукава рубашки Северуса, в которой я сплю.
Я, конечно же, сплю не в одной и той же рубашке, я их меняю, на что мой муженек неустанно ворчит. И хоть он меня и обзывает воровкой, я вижу, как он добро ухмыляется, когда я, запутавшись, пытаюсь справиться с длинными рукавами. Ну и ручища ж у него!

С улыбкой на губах я прохожу по тёмному коридору, а гостиная меня встречает полумраком. Замечаю застеленный диван и кучку одежды на ковре.

— Северус, ты вернулся, мой хороший? — опускаюсь на колени на пол у изголовья дивана, запускаю руку под одеяло, нахожу голову и глажу моего чёрного ворона.

— Головушка болит? М-м? — интересуюсь я и вижу, как из-под одеяла высовывается рука и обнимает меня за талию, поглаживает бедро.

— Угу, — доносится снизу.

— Малфоя хоть домой доставил?

— Мг, — мурлычет мой муж в подушку и проводит рукой от бедра до коленей и обратно. В этот момент я замечаю, как под ногами моего любимого что-то пошевелилось и резко село. Сбросив одеяло на меня уставился взъерошенный, с лиловыми синяками под глазами и с разбитой губой Снейп.

— Северус?! — удивлённо вскидываю я.

— Гермиона?! — не менее удивлённо бросает он.

Рука, поглаживающая моё бедро, замерла.

Наверное, на мне, отразилась бессонная ночка, поскольку я не могу понять, кого это я гладила?

Любопытство победило шок и я, сбросив оцепенение, откидываю край одеяла и лицезрею помятую, но довольную физиономию.

— Малфой! — взвизгиваю я. Вижу, как этот самый упомянутый морщится, мой дорогой муж закрывает руками уши и, закатив глаза, откидывается на спину.

— Ой! — дёргается аристократ, потому что только что получил пинок от Северуса под свой не менее аристократичный зад.

— Люциус, не распускай руки!

О, руки! И я, опомнившись, вскакиваю на ноги и пытаюсь натянуть край рубашки ещё ниже.

— О, не стоит, — мурлычет Малфой, любуясь мной из-под одеяла, — у вас прелестные ножки! Ой! Ей богу, Сев, ну что ты прям... Ой!

Я бы засмеялась, наслаждаясь ситуацией и многострадальной задницей Малфоя, который получает пинки, если бы не один элемент одежды, который привлёк моё внимание.

Подцепив на палец, я поднимаю в воздух чёрные семейники, полностью обшитые красными сердечками и буквами М и Л.

— Северус! — удивлённо восклицаю я, уставившись то на одного, то на второго мужчину.

— Гермиона, я тебе сейчас всё объясню!

— Нет, я не хочу ничего слышать!

— А что тут объяснять? — невинно интересуется обладатель этих самых трусов, — я люблю спать нагишом. В Азкабане я не мог позволить себе расслабиться, но у друзей ведь могу? — свою речь Малфой заканчивает чуть ли не мурча. Потянувшись, он заложил руки под голову и, закрыв глаза, блаженно улыбнулся.

— Не можете, — буркнула я и опустила эти самые трусы Малфою на лицо и обратилась к Северусу:

— Будешь убирать постель — отправь белье на стирку!

Зайдя на кухню, ставлю на плиту турку. Вслед за мной, покачиваясь, забредают гуляки. На кухне светло и я могу хорошенько рассмотреть побои мужчин.

— Вы хоть не друг с другом дрались? — интересуюсь я, доставая лечебную мазь.

— Нет. Их было восьмеро, и мы их уложили, — гордо вскидывает Северус, но тут же шипит, поскольку я обрабатываю его ранку на губе.

— Тише, — шепчу я и дую на любимые губы.

После, приходит очередь синяков под глазами и немного счёсанной скулы.

— Восьмеро говоришь? А по вам можно сказать, что все сорок, — шучу я, на что мой муженёк морщится и надувает губы.

Проведя рукой по взлохмаченным волосам, замечаю, как он закрывает глаза и улыбается уголками губ.

Мысленно ругаюсь, ибо совсем забыла о присутствии Малфоя-старшего.

— Надеюсь, сами справитесь? — задаю риторический вопрос я и ставлю перед мужчиной мазь и зеркало.

— Святые угодники! — стонет аристократ, увидев себя в зеркале.

Рассечённая бровь, счёсанный подбородок и фингал под глазом.
Я отвлекаюсь от Малфоя и засыпаю во вскипевшую турку две ложки заварного кофе, дождавшись, пока, закипев, напиток поднимется, я разливаю чёрное удовольствие по кружкам.

— Сначала выпейте Антипохмельное зелье, — настаиваю я и опускаю перед мужчинами бутылочки с готовыми зельями.

— Она у тебя святая, — шепчет Люциус, припав губами к снадобью.

Я не успеваю обратить внимания на реакцию Северуса, поскольку отвлекаюсь на крик малыша.

— Ребёнок! — восклицаю я.

— Ребёнок?! — удивляется Малфой. — У вас есть дети, Северус?

— С вчерашнего дня есть, — слышу я, уходя из комнаты.

— Доброе утро, мой сладенький, — малыш прекратил свой рёв и удивлённо уставился на меня.

— Сухой, — констатирую я, заглянув в пелёнки. — Чего значит плачешь? Кушать хочешь? — спрашиваю я, и он хнычет, будто отвечает.

— Не плачь, сейчас будет завтрак, — взяв сокровище на руки, направляюсь на кухню.

— Что за непутёвые родители? — слышу я возмущения Люциуса. — Таких в Азкабан сажать нужно!

Замечаю, как Северус, хмыкнув, отпил свой кофе.

— Мы проснулись, — заявляю я и, поставив чайник на плиту, пытаюсь открыть бутылочку, чтобы засыпать туда сухого молока.

— Давайте я помогу, — слышу я возле уха, и ребёнок выскальзывает из моих рук и попадает в большие и, как мне кажется, тёплые руки Люциуса.

— Давно я не держал на руках младенцев, — с нежностью говорит он, садясь напротив Северуса за столом.

Всё ещё удивлённая действиями Малфоя, я спокойно готовлю молочко.

— Северус, а тебе вместо того, чтобы нянчить чужих детей, уже давно пора своих качать! — заявляет аристократ.

— Люц, — шипит мой любимый на друга.

— Не Люцкай! Дети — это радость! Ну... пока они не начнут делать гадости! — говорит мужчина, с нежностью смотря на малыша в его руках. — Вот помню Драко... вот такой же крошечный был, с большими серыми глазками и светлым чубчиком, — аристократ томно вздохнул, уйдя в воспоминания.

Я с нескрываемым удивлением разглядываю Малфоя-старшего. Надо же!

— Люциус, не желаете ли вы присоединиться к нам за ужином? — интересуюсь я.
Надежда на то, что Малфою, возможно, удастся уговорить Северуса, появилась в моей душе моментально и автоматически.

— Благодарю вас мисс... миссис Снейп, — усмехается он, мельком взглянув на мужа, — но сегодня я намерен провести день со своей семьёй.

Северус довольно хмыкает, и мне кажется, что он просёк мою идею. Ну да ладно!

— Иди ко мне малыш, — прижимаю радость к груди и направляюсь в гостиную. Расположившись в кресле у камина, принимаюсь за кормление.

— Ничего, как-нибудь уговорим нашего зельевара на новый эксперимент!

Рыбка в пруду

Пока я любовалась малышом даже и не заметила того, как он быстро испил приготовленное молоко.

— Вкусненько было, да? — интересуюсь я, на что мой кроха сладко причмокивает.

— Большое спасибо за гостеприимство, но пора и честь знать, — мурчит Малфой, появившись в гостиной с Северусом.

В этот момент я узнаю того Люциуса Малфоя, с которым я была знакома ещё в школьные годы. Высокий и стройный, длинные платиновые волосы, струящиеся по плечам, были приведены в порядок. Бледная кожа и уже не столь холодные, как казались в школе, серые стальные глаза
Поднимаюсь на ноги, прижимая свёрток к груди.

— Всегда рады, — улыбаюсь я. — Если только не так неожиданно, как сегодня утром, — усмехаюсь, посмотрев на хмыкнувшего мужа.

— Ахаха, признаюсь, я сам не ожидал такой встречи. Ну, всего доброго миссис Снейп, мистер Снейп, — ухмыляется аристократ и, отвесив поклон, исчезает в камине.

— Больше никогда не буду с ним пить! — зарекается мой муж, поглаживая себя по области солнечного сплетения. — Мой желудок и печень этого не выдержат, — жалуется он.

— Ну, твой друг, ты и терпи! Тем более не каждый день он из Азкабана выходит, — улыбаюсь я, на что Сев тяжко вздыхает и согласно кивает.

— О, подержи! — восклицаю я и пока он не успел опомниться, вручаю ему в руки ребёнка и исчезаю в спальне.

Вернувшись с полотенцем и пелёнками, я зову Северуса за собой на кухню.

— И что ты собираешься с ним делать? — интересуется он, держа малыша на вытянутых руках и с опаской посматривая на него.

— Мы его будем купать, — информирую я.

— Мы?

— Да, мы. Это сложный процесс и мне нужна будет твоя помощь.

Северус поджимает губы, но молчит.

Я, с помощью волшебной палочки, трансфигурирую самую большую миску в ванночку. Ставлю на стол. Рядом расстилаю одеяльце. Забираю у Северуса малыша и, положив его на стол, начинаю раздевать, давая указания мужу:

— Набери тёплую воду в вон то ведёрце. Из вон того шкафчика достань ковшик. Молодец. Теперь держи! — вновь вручаю ему ребёнка.

— Почему я? — обречённо спрашивает он. Вот неугомонный!

— Держи. Я буду мыть.

Подтягиваю миску под малыша и берусь за ковшик. Черпаю воду и осторожно поливаю ребёнка, внимательно наблюдая за его реакцией. Улыбаюсь, поскольку кроха активно задёргал ручками и ножками.

— Не дёргайся, паразит! — мой мужчина не заставил себя ждать.

— Северус! — укоряю я и, не дождавшись ответа, обращаю своё внимание на ребёночка.

— Нравится, да? — намылив руки, поглаживаю пузико, мою ручки и ножки. — Водичка тёпленькая, солнышко? Нам нравится, да? — я прекрасно понимаю, что возможно он и не понимает толком моих речей, но то, как он реагирует на мои слова и действия заставляет меня умилиться. Стянув бровки и вытянув губки, он повествует нам о своём восторге. А ручками машет, будто намерен нырнуть в этой ванночке.

Ну, конечно же! Ты девять месяцев пробыл у мамы в животике, словно рыбка в пруду.

— Без одежды он ещё меньше, — прерывает мои размышления Северус. — Если бы он не кричал, его вообще можно было бы и не заметить, — размышляет вслух мой муж.

— Он кричит лишь тогда, когда ему что-то нужно, будь то поесть или поменять ползунки, — объясняю я. Может Северус не хочет ребенка, потому что не знает, как с ним справляться?

— Вот видишь, как он сейчас спокоен? — обращаю внимание мужа на кроху в его руках. — Ему сейчас хорошо. Ему нравится вода. Ему нравимся мы.

Набрав ковш, я ополаскиваю ребёнка.

— А разве нельзя было его просто под краном сполоснуть? — интересуется Северус, заставляя меня засмеяться.

— Он ведь не овощ, который можно сполоснуть под краном. Это маленький человечек, которому нужна ванная.

— Такой маленький, а столько потребностей! — удивляется Сев, и я снова улыбаюсь.

— Вот так вот! Как хорошо, да малыш? — укутав ребёнка в полотенце, прижимаю к себе.

— Пойдем, оденемся, золотой.

Уходя, слышу, как Северус наносит очищающее заклятие на кухню.

— Ну и чего мы хнычем, а? Сейчас всё будет хорошо, — вытерев и присыпав присыпкой, как показывала Джинни, пеленаю кроху.

— Ну, чего ты, маленький? Спать хочешь?

— Очень хочу! — протягивает Северус и разваливается на кровати, тут же морщась от громких звуков.

— Ну и чего он сейчас хочет? — интересуется мой зельевар, уткнувшись в подушку.

— Понятия не имею...

— Ммм, Гермиона, — стонет Северус, закрывая руками уши.

— Хорошо. Спи, дорогой. А мы пойдём в гостиную.

Закрыв за собой дверь, ставлю на нее чары. Видимо, ночка действительно была тяжелой.

Когда больно

— Ну, ну, успокойся, — качаю на руках ребёнка я, но всё бесполезно.

Моё внимание привлекает заискрившийся камин и лицо, появившееся в угольках, которое явно не вписывалось в интерьер нашей гостиной.

— Джинни? — удивляюсь я.

— Да тише ты... вы оба! У меня Джеймс только уснул. Уйти не могу, решила так заглянуть. Как у вас дела? Чего ребёнок плачет?

— Джин, я не знаю!

— Покормила?

— Покормила! — киваю я. — Только вот искупали и переодели. И вот завёлся, — жалуюсь я, покачивая кроху.

— А молочко он нормально попил? — интересуется рыжая подруга.

— Да, нормально. Правда... хныкал, сначала не хотел. Понимает ведь, что его обманывают и молоко вовсе не грудное. Ну, тише, мой хороший, — обращаюсь к ревущей крохе я.

— Гермиона, может ему не очень подходит это молочко? Есть одно зелье, которое добавляется в детское питание. Молоко становится похожим на материнское. Записывай рецепт, дашь Северусу, он приготовит. Сейчас, только найду его... — девушка исчезает из камина.

— Полежи немножко, родной, — опустив ребёнка в широкое кресло, достаю из тумбочки пергамент и чернильницу с пером.

Через минуту появилась Джинни и продиктовала мне рецепт.

— Спасибо, Джин. Надеюсь, что оно поможет.

— Не за что! — улыбнулась гриффиндорка. — Завтра зайду в гости. Ой, я пошла, сыночек проснулся.

— Буду ждать, — улыбаюсь я, взяв притихшего малыша на руки.

Хм, рецепт кажется простым, да и ингредиенты у нас вроде бы все есть.
Будить Северуса не хочется, а ждать пока он проснётся можно до самого вечера.

Хоть я и понимаю, что мой муж будет недоволен тем, что я пользуюсь лабораторией без его ведома, всё равно беру малыша и направляюсь в самую дальнюю комнату нашего дома.
Положив ребёнка на чистый стол, насылаю на него согревающие, как-никак в лаборатории всегда прохладно, и защищающие чары от случайного взрыва и испарений от котла.

Так же ставлю защитные чары на мирно булькающие котлы в углу комнаты. Не дай Бог испортить хоть одно зелье — Северус убьёт, как он над ними трясётся!

Так, нужно поскорее приготовить это элементарное зелье и валить. Возможно, удастся замести за собой следы и Северус даже ни о чём не догадается. Меньше знает — крепче спит.

— Да, малыш? — громко спрашиваю я, на что хныкающий ребёнок удивлённо смолкает. — Сейчас мы быстро приготовим сиропчик к твоему молочку, и будет вкуснотииииища! — развлекаю кроху я, ставя котёл на грелку и доставая с полок необходимые ингредиенты.

— Попьёшь молочко и станешь большим-пребольшим! — улыбаюсь я, бросая в закипевшую воду первые два ингредиента и нарезая третий.

Пара минут молчаний, кажется, его предел. Неугомонный кроха вновь начинает хныкать и незамедлительно переходит на душераздирающий плач.

— Ну, ну, зайчик, — я тяжело вздыхаю, ведь осталось всего лишь два ингредиента. - Иди, иди спать, вот уж вечер, окутывает мир темнота. Солнышко над бором зевает, хочет спать,
И в тихой березовой роще зевают листочки. Баю-баю, баю-баю, баю-баю-бай! — напеваю кельтскую колыбельную я, на что кроха мигом смолкает.

Звук резко распахнувшейся двери заставил меня вздрогнуть. Северус замер на пороге ознакомляясь с обстановкой в ЕГО лаборатории.

— Северус, я...

— Разве мы не договаривались с тобой, Гермиона, что ты не будешь входить в эту комнату без моего ведома, — в одном мгновении оказавшись возле меня, он сжимает мою руки ниже плеча и чуть ли не поднимает над землёй.

— Это зелье для малыша... оно очень простое... осталось добавить последний ингредиент... — лепечу я, приподнявшись на носочки, чтобы не было так больно виснуть на руке.

— Гермиона, — рычит Северус, встряхивая меня и ещё сильнее сжимая руку.

— Я не трогала твои котлы! — заявляю я, а глаза наполняются предательскими слезами. Но мои слова его не волнуют, и он вновь трясет меня, как тряпичную куклу.

— Разве мы не договаривались, Гермиона?

— Договаривались, — всхлипываю я и буквально задыхаюсь. Давно я не видела Северуса таким разозлённым. Я прекрасно понимаю, что если он ещё раз встряхнёт меня, то вывернет мне плечо, поэтому, упершись свободной рукой ему в грудь — пытаюсь отстраниться, выскользнуть из его болезненной хватки.

— Так почему ты нарушаешь договор? — шипит он, но уже не встряхивает, а лишь сильнее впивается пальцами.

— Мне больно, Северус, — хнычу я, ибо больше нет сил терпеть его тиски. — Отпусти, прошу...

Я всхлипываю, пытаясь сдержать слёзы, но ничего не получается, ещё секунда и зареву взахлёб.

Северус, будто опомнившись, опускает взгляд на сжимающую руку. Отпускает меня и будто силится что-то сказать, но молчит.

Я же, почувствовав свободу, всхлипываю и, не теряя ни секунды, прижимаю к груди малыша и исчезаю из этой треклятой лаборатории.

У друзей

Вот уже как сорок минут малыш мирно спит на постели. Джинни удалось усыпить его за считанные минуты. Видимо, кроха чувствует, что хоть она и не его, но мама. Может, от неё веет материнством? И ко мне, наверное, это должно прийти лишь после того, как я выношу и рожу ребёнка.

— Гермиона, ты в порядке? — Гарри опускается на пол возле кресла, в котором я сижу, и поправляет плед на моих коленях.

— Да, всё хорошо, — фальшиво улыбаюсь я, крепче сжимая в руке кружку с травяным чаем и успокоительным зельем.

— Ты так завороженно наблюдаешь за пламенем камина, — констатирует мой друг, внимательно рассматривая меня.

— Огонь ведь очень красив, Гарри, — теперь уже искренне улыбаюсь я.

— Ты так и не рассказала, что у вас случилось... Но по тому, как ты плакала, и как до сих пор дрожишь, могу предположить, что что-то серьёзное.

Мне так неудобно перед Гарри и Джинни за то, что влезла в их идиллию со своими слезами и заставляю моего дорогого друга волноваться.

— Хочешь, я с ним поговорю? — интересуется мой рыцарь, на что я улыбаюсь и поглаживаю вечно взъерошенные волосы на его голове.

— Всё нормально, Гарри. Мы немного повздорили, но я сама была виновата. Не волнуйся! — Гарри натягивает улыбку, но, повернувшись к огню, вновь хмурит брови.

Да, я виновата. Я не предупредила его, но и он неправ! Зачем он так разозлился на меня? Я что, школьница, которая украла у него ингредиенты? Или он считает меня настолько глупой, что я не смогла бы справиться с простым зельем? Или он считает, что я настолько неуклюжа и бездарна, что разнесу пол-лаборатории, перепорчу все ингредиенты и испорчу его зелья в котлах?

Оканчивая Хогвартс, я получила наивысшие баллы по всем предметам! Зачем же нужно было так злиться?

Таким разъяренным я его видела лишь раз, когда год назад ко мне пришел Гарри и попросил помочь сварить одно несложное зелье. Он принёс свои ингредиенты, но один компонент был испорчен и наше варево взорвалось. Получился небольшой кавардак, и мы оба получили небольшие травмы. Благо Северуса дома не было — убил бы!

Забрав меня из больницы, мой муж неделю не разговаривал со мной. И около месяца не пускал Поттера в гости.

Видимо, ингредиенты были дорогими или зелье какое-нибудь важное.

Северус ничего об этом не говорил. Лишь после окончания его молчаливого бойкота составил со мной договорённость на счёт посещения лаборатории. Лишь с его ведома, с его согласия... Царь, блин! Может себе отдельную мини-лабораторию сделать? Когда-нибудь нужно будет хорошенько подумать над этим.

Чувствую, как что-то тёплое лезет под спину. Глубоко вдыхаю и, открыв глаза, встречаюсь с зелёными омутами и доброй улыбкой.

— Прости.

— За что? — удивляюсь я.

— Хотел осторожно, не побеспокоив, отнести тебя в постель, но ты проснулась, — смутившись, объясняет Гарри и вытягивает руку из-под спины. — Если так долго спать в кресле тело будет болеть.

— Спать? Долго? — удивляюсь я, схватив Гарри за плечо. — Сколько времени?!

— Девять вечера, — просвещает меня герой волшебного мира.

— Девять?! — ужасаюсь я. — Ребёнок! — в моей голове загорается лампочка, и я чуть ли не взлетаю с кресла.

— Гермиона, успокойся, — смеётся мой милый друг. — Джинни его искупала и покормила, и уже уложила с Джеймсом спать.

— Гарри, — хнычу я, — простите.

— Гермиона, всё хорошо. Ни о чём не волнуйся. Я помогал Джинни. И знаешь что? Справляясь с двумя малышами, мы поняли, что хотим, чтобы разница в возрасте у наших детей была совсем небольшая, — смущённо улыбается Гарри, и я улыбаюсь в ответ.

— Буду рада понянчить ещё одного крёстника! А пока нам уже пора домой!

— Ага, но сначала ужин!

Мои попытки убедить Гарри в том, что я не голодна, были безжалостно уничтожены после того, как он привёл меня на кухню и усадил за стол.

— Мы как раз собирались ужинать! Ты ведь не оставишь нас и разделишь с нами трапезу? — мягко улыбается моя рыжая подруга, накладывая мне порцию мясной запеканки.

Разве я могла отказать этим двум? Да и запеканка выглядела очень аппетитной! А я, как оказалось, довольно-таки проголодалась! Поэтому, не став больше спорить с хозяевами, принялась уплетать за две щеки наложенную вкуснотищу.

Через полчаса, забрав малыша и поблагодарив семейство Поттеров за гостеприимство и заботу, исчезаю в камине. Гарри, как всегда, сопровождает меня. Северус давно попросил его провожать меня, если я пришла без него. Неужели и путешествие по каминной сети он мне тоже не доверяет? До чего обидно!

— До завтра, Гермиона, — улыбается напоследок мой друг, исчезая из моей гостиной.

Примирение

Как я и ожидала, в доме тихо и Северуса нигде не видно. Надеюсь, что он смог выспаться, пока нас не было.

Не обнаружив мужа и в спальне, облегченно вздыхаю. По совету Джинни укладываю ребёнка спать отдельно. С помощью волшебной палочки превращаю кресло в детскую кроватку и кладу спящую кроху в неё.

— Вот так вот, зайчик... Сладеньких снов!

Спать совсем не хочется, поэтому не могу придумать лучшего занятия, чем чтение.
Включив прикроватный светильник и усевшись поудобнее на постель, достаю начатую книгу и углубляюсь в мир пахнущих краской страниц.

Я стараюсь не обращать внимания на то, как скрипнула дверь и на то, что Северус сел на край кровати возле меня.

Не проронив ни слова, он тянет руку и начинает расстегивать пуговицы на моей блузке. Я, морщась от того, что меня отвлекают от чтения, отодвигаю его руку, даже не взглянув на мужа.

Но кажется ему всё равно, поскольку он вновь тянется и продолжает справляться с пуговицами.

— Северус, — шепчу я и отмахиваюсь от его руки как от назойливой мухи. Но он, вот упрямый, вновь продолжает свою миссию.

— Северус, я не хочу сейчас! — сообщаю я, оттолкнув мешающую читать кисть.

— Гермиона! — негромко, но как-то строго зовёт меня мой мужчина, и я наконец-таки поднимаю
на него глаза.

Такой сосредоточенный. И немного грустный.

Я не делаю никаких попыток остановить его пока он расстегивает все пуговицы на моей рубашке. Я так же молча смотрю на него, когда он стягивает ткань с моих плеч. Вижу, как сходятся чёрные брови, а желанные губы сжимаются в тонкую полоску. Замечаю на лице моего любимого гримасу боли и некого отвращения.

Не могу понять, что привлекло его внимание и что так заставляет морщиться. Следуя его взгляду, смотрю на свою руку и замечаю синий отпечаток руки.

Северус! В груди что-то обрывается! Ничего страшного!!! Это всего лишь синяк! Да и я сама виновата! Я не успеваю всё это сказать, как замечаю движения с его стороны.

Достав из кармана бутылочку, он открывает крышку. После, пальцы, всегда восхищающие меня своим изяществом, окунаются в светло-зелёную лечебную мазь и начинают нежно втирать.
Зелье неимоверно быстро впитывается, и кожа моментально приобретает свой естественный цвет.

— Гермиона, прости меня, — от его слов сжимается сердце. — Я не должен был так... — продолжает он. — Я так сожалею, — скривившись ещё больше, опускает голову, пряча глаза.

А я сама не сдерживаюсь: утыкаюсь носом ему в шею и тихо всхлипываю.

— Это ты прости… я должна была спросить… хотя бы предупредить, — добавляю и обнимаю крепко-крепко.

— Я сделал тебе больно, милая. Я так сожалею… — шепчет так, словно от души отрывает.

— Ничего. Я просто испугалась, что ты был очень зол. А ты ведь просто боялся, что я испорчу зелья, которые варятся или вновь сделаю бардак в лаборатории.

Мой зельевар мягко отстраняется и, положив ладони на мои щёки, смотрит в глаза и улыбается.

— Глупая ты женщина, Гермиона!

— Сев... — я намерена надуть губки, но настойчивый поцелуй прервал все мои планы.

— Гермиона... — еле шепчет, покрывая мою шею сладкими поцелуями.

— Мм... — мурчу я, чувствуя, как его тёплые руки скользят по моей спине, поглаживая.

— Гермиона, — его дыхание обжигает кожу, и я таю, растворяясь в неповторимом бархате его голоса.

— Северус, — отзываюсь я и, откидываясь на спину, тяну его за плечи на себя. Мой мужчина недовольно ворчит, доставая книгу, которая находится между нами и явно мешает.
Я издаю смешок и мысленно сочувствую фолианту, который не без помощи Северуса отправился на пол.

Но мои мысли улетучиваются, как только Северус проводит языком по ямочке под моей шеей возле ключиц. Обожаю, когда он так делает! Пока я балдею, чувствую, как ловкие пальцы мужа расстегивают пуговицу на джинсах и, взявшись за язычок молнии, тянут замочек вниз.

Он замирает, покрывая поцелуями пострадавшую утром руку.
Так нежно, так трепетно, будто извиняясь.

— Всё хорошо, Северус, — шепчу и встречаюсь с его неимоверно красивыми глазами. Чёрные зрачки расширены в его тёмных, почти чёрных глазах. С приоткрытых губ срываются рваные выдохи.

Виноватая улыбка растягивает его губы и он, будто не желая ничего слышать, закрывает мой рот поцелуем.

Руки с новой силой начинают исследовать тело, проведя по изгибу талии и поглаживая округлое бедро.

Я же, не теряя зря времени, принимаюсь расстегивать пуговички на его рубашке, но замираю, услышав хныканье малыша.

Делаю глубокий вдох и пытаюсь внять удовольствию, которым награждает меня мой муж, покрывая мою шею поцелуями.

— Северус... ребёнок... — шепчу я, пытаясь собрать свой рассудок в единое целое и функциональное.

— Какой ребёнок? — мурлычет мой любимый. И мне кажется, что ему сейчас наплевать на всё на свете кроме меня.

— Ребёнок, — повторяю я, — который плачет, — отвечаю на его вопрос, отмечая, что малыш уже не хнычет, а ревёт, будто надеется разбудить не только нас, но и соседей.

— Поплачет и перестанет, — заявляет он и, сжав зубами мочку моего сверх чувствительного уха принялся томительно посасывать, заставляя меня судорожно сжимать колени и чуть ли не хныкать от удовольствия.

— Северус! — приложив титанические усилия, я останавливаю эту сладость, мягко отстраняя его.

— Гермиона, — протяжно стонет мой дорогой.

— Северус, я быстро! И мы всё продолжим, — чмокнув его в губы, я выскальзываю из-под него. Мой зельевар возмущённо вздыхает и, закрыв уши руками, утыкается в подушку. Я, понимая его намёк, прижимаю к себе плачущего кроху и исчезаю в гостиной.

Лучше не стоит лишний раз нервировать Северуса. Чем меньше он слышит эти вопли, тем крепче будут у него нервы.

— Ну чего мы плачем, маленький? — этот самый маленький смолкает, удивлённо уставившись на меня.

— Проголодался, да? Кушать хочется, а никто не кормит, да? — кроха протяжно всхлипывает, будто соглашается с моими словами. Я улыбаюсь и немедля принимаюсь готовить ему молочко.
Через четверть часа сытый и, по-видимому, довольный малыш уснул на моих руках.

— А теперь сладко спать и не мешать маме с папой, — хихикаю я, укладывая его в кроватку.

— Северус, малыш спит, — сообщаю я, направляясь к кровати, — и ты тоже спишь... — констатирую, обнаружив звезду по имени Северус на кровати.

Раскинув руки и ноги, лёжа на спине, мой милый муж мирно посапывает, наверное, уже видя третий сон.

Подтянув сползшее одеяло, я ложусь на постель и укрываю нас обоих. Прижавшись к мужу, я опускаю голову на его грудь и засыпаю под самые прекрасные в мире звуки — сердцебиение любимого.

Косой переулок

Веки будто залиты свинцом, так и намереваются закрыться. А я всё силюсь, чтобы не уснуть в кресле у камина с малышом на руках. Ох уж этот малыш! За ночь я вставала около четырёх раз, чтобы его покормить.

— Вот ненасытный, — тихо ворчу, медленно перекидывая ногу на ногу.

Кроха, будто понимая мои возмущения, сладко причмокивает и улыбается во сне.

— Ну, мы же растём, да? — умиляюсь я, оправдывая моего птенчика.

— Ты давно встала? — интересуется Северус, потягиваясь на пороге гостиной.

— Совсем недавно.

— Ты хоть выспалась? Я слышал, как ты вставала ночью, — чувствую на себе его внимательный взгляд и мигом натягиваю улыбку.

— Конечно! Он засыпал быстро. Поставь кофейник, я сейчас подойду, — Северус, кивнув, скрывается на кухне.

Я же отношу малыша в кроватку и иду в ванную приводить себя в порядок. Быстрый тёплый душ помогает мне проснуться и насладиться ароматным кофе и лёгким завтраком.

— Я собираюсь в Косой переулок. Нужно купить подарок малышу Джеймсу.

— Я пойду с тобой, — Северус от чего-то неимоверно серьёзный.

— Не стоит, милый. Ты лучше разберись с делами, чтобы ты был свободен вечером, и мы спокойно пошли в гости на именины.

— Справлюсь с делами после обеда. Ты ведь не будешь бродить по аллее весь день? Я пойду с тобой, — упрямо заявляет мой дорогой муж. Спорить с ним не имеет никакого смысла, да и я уже должна была привыкнуть к тому, что он везде и всегда меня сопровождает.

Интересно, что он этим хочет доказать? Что я не самостоятельная? А может он просто так показывает, что я — его?

Бессмысленно искать объяснения его поступкам, поэтому я просто киваю.
Позавтракав и собравшись, мы втроём, с помощью каминной сети, отправляемся в Косой переулок.

Северус с начала нашего небольшого путешествия недовольно морщит свой нос. Ну да, светиться с ребёнком грозному зельевару совсем не хочется.

Но выбора нет, дорогой, да и ты сам вписался в нашу компанию. Купив подарочный костюмчик Джеймсу, я с неописуемым удовольствием покупаю одежду и для нашей крохи. Прикупив новые костюмчики, детские крема и ещё маленькие носочки и распашоночки, я с чистой совестью покинула детский магазин.

Как только мы вышли на улицу, наше внимание привлек шум, состоящий из криков, возгласов и возмущений. Приглядевшись, я поняла, что на нас что-то несётся и отчаянно кричит.

— Стой! Стой! Я сказал, стой! — вопил мальчишка лет двенадцати. Летя на неуправляемой метле и сбивая головой вывески магазинов, он пугал мимо проходящих волшебников.

Прижав сильнее к себе малыша, я уже вытащила волшебную палочку, чтобы остановить горе-лётчика, но весь мой обзор загородила широкая спина моего мужа. Взмахнув палочкой, он остановил метлу, ещё одним взмахом опустил ребёнка на землю.

— Спасибо, сэр!

— Благодарностью не отделаешься! Минус двадцать баллов с Гриффиндора! — в своей неизменной манере выносит свой вердикт Северус.

Я лишь сейчас замечаю на мальчишке мантию с бордовым воротником и, не сдержавшись, начинаю звонко смеяться, ненамеренно подрывая авторитет зельевара.

Северус, в отместку, немедля бросает на меня суровый взгляд, и я невольно сжимаюсь, инстинктивно боясь, что баллы снимут и с меня.

Мальчик выглядит ошарашенным, ещё бы! Какой-то странный дядька снимает с его факультета баллы прямо посреди улицы. Безобразие!

Повезло ему, что он мастера зельеварения в школе не застал!

— Профессор, не будьте так строги к ребёнку, — защищаю школьника я. — Он просто не справился с метлой!

— Если не справляетесь с чем-то, значит не стоит за это браться! Иначе рискуете сами пострадать и других покалечить, — не успокаивается Северус, и мне на мгновение кажется, что он очень скучает по школе и ему не хватает тех насмешек, комментариев и поучений, которыми он одаривал несчастных студентов.

— Северус, ну ты ведь видишь, что метла новая. Видимо, родители захотели сделать подарок ребёнку на рождество, отвлеклись и вот — азартный мальчуган решил испытать подарок. Мальчик не виноват...

— Виноваты родители! — перебивает меня мой ненаглядный муж. — Заводят детей, с которыми не могут справиться! — гнёт свою палку зельевар, а я лишь закатываю глаза.

— О, кстати, родители! — восклицает мальчишка и убегает, бросая вслед слова благодарности.

— Что Гермиона? Разве я не прав? — не унимается мой дорогой.

— Северус, дети очень активные и нетерпеливые! Им все интересно и они хотят побольше узнать и попробовать. И да, родители не всегда могут за ними уследить!

— И поэтому нет ничего страшного, если ребёнок убьётся об стену, потому что родители не уследили!

— Северус! — восклицаю я, видя, что он уже начинает злиться. — Не говори таких ужасных слов!

— Ужасных? Ужасно будут себя чувствовать родители, хороня своих детей! — чёрные глаза мужа так же беспощадны, как и его слова.

— Северус!

— Да, Гермиона, такое бывает... магия, волшебство не помогает, и люди умирают, — тихо говорит он, смотря на меня. Но теперь в его словах нет жестокости, а лишь глубокая печаль.

— Сев... — одергиваю за его руку я, поскольку он развернулся, чтобы продолжить прерванный путь. — Ты... боишься, что ты... мы не уследим за нашим ребёнком и с ним что-то случится? — тихо спрашиваю я, внимательно смотря в лицо моего мужа. Северус стягивает брови и также внимательно смотрит в мои глаза. Я вижу, что он силится что-то сказать, но с приоткрытых губ срываются лишь тяжелые выдохи. Тёплая ладонь касается моей щеки и, переместившись на голову, поглаживает по волосам.

— Если ты ещё что-то хочешь купить, думаю, нам стоит поторопиться.

Теперь пришла моя очередь хмуриться, но, не став возражать, лишь коротко киваю.

— Давай купим торт!

Подслушивая...

Я мягко улыбаюсь, смотря на уставшего Гарри. Сложно ему спокойно жить, неся на плечах славу героя Волшебного мира. Первый день рождения малыша Джеймса поднимает не меньший ажиотаж, чем день свадьбы Джинни и Гарри. Настойчивые репортёры так и норовили попасть в дом Поттеров, предлагая несказанные подарки имениннику. Гарри со смехом рассказывал о том, что ему показалось, что он вернулся в то время, когда сам получил письмо из Хогвартса, поскольку весь его дом был завален поздравлениями, письмами и приглашениями.

И всё же нет ничего лучшего, как отмечать праздник в кругу самых близких людей. Тем более я давно не видела Нимфадору и Римуса. И уже порядком соскучилась по малышу Тедди. Рон и Алекса недолго задержались на празднике. Да, не сладко им. Играя в одной сборной команде по квиддичу, по контракту они не имеют права заводить романтические отношения с коллегами по спорту. Но их же подписи на документе никакой особой роли для них не играют, поскольку они как пришли, держась за ручки, так и ушли! Разве какой-то документ должен мешать счастью? А ведь Рональд счастлив. Это видно по его глазам, когда он смотрит на свою спутницу.
Я тяжело вздыхаю и смотрю на Северуса. Счастлива ли я от того, что этот мужчина рядом со мной? Безусловно.

Если бы его не было, я просто была бы половинкой. Несчастной половинкой. Но вместе... Вместе мы одно целое. Мы дополняем друг друга, наполняем. Вместе мы совершенство.

— Бедняжки! — Джинни мягко опустилась возле меня. — Столько внимания за один день, устали, — она поглядывает на спящих в кроватке малышей и улыбается.

— Да. Утомились крохи, — усмехаюсь я и замечаю как Гарри, смотря на Северуса, кивает на дверь ведущую на кухню

Снейп же коротко кивнув, исчезает за хозяином дома. Сговорились что ли?

— Гермиона, ну, как там Северус? Получается его переубедить? — склонившись, интересуется

Джинни, пока Ремус и Дора одевают сонного Теодора в курточку.

— Ох, Джин, он упрямый как осёл. Да простит меня несчастное животное, — жалуюсь я.

— Спасибо, Джинерва, за прекрасный вечер! Давно мы так не сидели.

Поднявшись, мы провожаем гостей к камину.

— Это вам спасибо что пришли. В скором времени вновь соберёмся. Нам ведь не обязательно нужен повод, чтобы попить чай с тортом, — говорит золотые слова гриффиндорка.

— Обязательно, — улыбается женщина.

— Всего доброго, — кивает Ремус, и на его лице появляется легкая, но такая притягательная улыбка.

— Кажется, у них всё хорошо, — улыбается Джинни. — Нимфадора молодец, что полюбила Люпина и дала ему возможность познать любовь и семейное тепло, — моя подруга сегодня на удивление сентиментальна.

— Они оба молодцы! Давай помогу! Ой, посмотри на малыша! — прошу я подругу, поскольку за её спиной Джеймс начал хныкать.

— Тише, тише, сыночек! Ты ведь не один спишь, — мурлычет девушка и, подняв родную кроху на руки, принимается покачивать.

Я, собрав стопку тарелок, исчезаю за дверью. Пройдя коридор, ведущий на кухню, замираю, услышав голос Северуса за дверью.

— И всё же я не понимаю, Поттер, как ты мог позволить этому случиться! — голос моего мужа кажется каким-то... странным.

Еле дыша, ближе подкрадываюсь к приоткрытой двери.

— Вы просто не понимаете, профессор. Это счастье, в первую очередь женское, — улыбается герой магического мира, доливая Огневиски в оба стакана.

— Для женщины это естественно. Материнский инстинкт у них заложен в генах. Природа им велит продолжать род!

Ох, милый Гарри решил помочь нам с Северусом. В моей душе тоже всё ещё теплится надежда.

— А вообще... быть отцом — это так здорово! Вот представляете, после родов вам дают эту кроху на руки, — Гарри вытянул две ладони, — он такой маленький и беспомощный, и самое восхитительное это то, что он твой! Твоя кровь и плоть. Это результат двух любящих сердец.
А если ребёнок от любимой женщины... — гриффиндорец улыбнулся, отпив янтарную жидкость. Тут же поморщился от обжигающего горло огня.

Северус глубоко вдыхает и потирает виски.

— Ребёнок! Ребёнок! Сговорились что ли? — ворчит мой ненаглядный, совсем не пронявшись рассказом гриффиндорца. Но Гарри, кажется, не обижается и лишь смеётся, на беднягу алкоголь действует убийственно.

— Мы не сговорились, — оправдывается герой. — Просто Гермиона хочет ребёнка. Да и возраст, как нельзя лучше — детородный. Да и вы, профессор, уже давно не мальчик, — сообщает Гарри.

Отпивая виски он даже не обратил внимания на грозный взгляд этого самого профессора.

— Знаю, — бурчит Северус и, уткнувшись лбом в ладонь, запускает пятерню в волосы.

— Мне кажется или вы чего-то боитесь, сэр? — проницательно изрекает Гарри, а я, переминувшись с ноги на ногу, внимательнее прислушиваюсь.

— С ребёнком вы бы справились! Раз плюнуть! Да и забабахать кроху вам нечего делать! В Гермионе столько страсти... — задумчиво протягивает Гарри, а я удивлённо хлопаю ресницами.

— Поттер! — предостерегающе рычит мой дорогой, заставляя меня улыбнуться. — У вас жена, между прочим, и чудо-ребёнок! Нечего на МОЮ Гермиону заглядываться! — не унимается Северус, а я улыбаюсь. Стою и глупо улыбаюсь.

— Вот видите, вы её любите! — хмыкает Гарри.

— Конечно, люблю, — тихо ворчит мой дорогой.

— Ну, тогда в чём дело? — Гарри склоняется над столом, внимательно смотря в лицо зельевара.

— Мне страшно... Поттер, — тихо говорит мой милый, тяжело вдохнув.

И я замираю, впитывая их откровенный разговор. И я очень рада, что эти двое нашли общий язык. За то время, что мы с Северусом вместе, они часто виделись. Хм, благодаря нашей с Гарри дружбе. И всё же странные у них отношения. Северус может при всех что-нибудь сказать и поглумиться над гриффиндорцем, всласть вспомнив школьные издёвки над студентами. А через пять минут они могут уединиться в комнате и за бокалом чего-нибудь крепкого спокойно поговорить. Странные они...

Гарри сначала хохотнул, очевидно, не веря, что Северус Снейп может чего-нибудь бояться. Но тут же смолк, видя в глазах мужчины неподдельную тревогу.

— Профессор... — шепчет парень и, уже было открыл рот, чтобы задать интересующий его вопрос, но мой милый встряхнул головой, будто развевая эту хрупкую доверительную атмосферу между ними.

— Я всё ещё в размышлениях, Поттер, — холодно бросает Снейп и делает большой глоток.
Я же чуть не выронила тарелки, которые держала в руках, когда кто-то мягко и неожиданно ущипнул за бок.

— Джин, — выдохнула я, с трудом удержав посуду.
Гриффиндорка бросает на меня заинтересованный взгляд и кивает на дверь кухни. Я, тяжело вздохнув, толкаю дерево ногой. Все равно меня уже рассекретили.

Справившись с уборкой стола, я бережно беру спящего малыша, и мы все втроём заходим в камин.

— А вы смотритесь! — улыбается Гарри, провожая нас. Я улыбаюсь в ответ, а мой муж лишь хмыкает и мягко прижимает меня к себе, ну, насколько ему это позволяет малыш между нами.

— Не могла его втихаря у них оставить? — шепчет мне мой милый на ушко. На что я улыбаюсь и утыкаюсь ему в шею, закрывая глаза и готовясь к путешествию.

Утро открытий

— Ну чего же ты, мой хороший? — я качаю ребёнка на руках расхаживая взад-вперёд перед камином в окутанной мраком гостиной.

Уже четвёртый час ночи, а кроха всё никак не хочет сомкнуть глазки и поспать, подарив покой и мне.

Следует ему только задремать, а мне попытаться положить его в кроватку, как он вновь заливается истошным воплем.

Выспался что ли за вечер?
Уже ведь и покормила несколько раз, и в сухое переодела, и колыбельные все перепела.
Может вновь питание не подходит? Хотя, я ведь добавила то зелье, которое Северус всё же доварил.

— Ну, ну, мой золотой, — вновь хнычет мой птенчик.

Устав расхаживать мягко опускаюсь в кресло.

— Ммм, ммм, — гортанно протягиваю я, и малыш, успокоившись, смолкает.

Через пару минут он причмокивает и закрывает глазки. Я облегченно вздыхаю, поглядывая на красные угольки в камине. Темнота так настойчиво давит, заставляя закрыть глаза. На мгновение... всего лишь на мгновение...

Резко вздрагиваю, будто кто-то силой выдернул дорожку из-под ног. Протираю глаза и подтягиваю повыше плед, которым я укрыта. Плед? Гостиная? На мгновение замираю, вспоминая вчерашний вечер и то, как я здесь оказалась.

Ребёнок! Где малыш?

Вскакиваю, оглядываясь. Замираю и прислушиваюсь. Тишина мертвая.

Северус...

Неужели он...

В душу беспощадно закрался холодок. С надеждой заглядываю в спальню, но никого не обнаружив, тяжело вздыхаю.

А что если он решил отдать малыша кому-нибудь?
Встряхнув головой, пытаюсь отогнать тревожные мысли, направляюсь на кухню. Замираю на пороге, услышав голос любимого.

— Министр Магии сердечно поздравляет с днём рождения главу отдела международного магического сотрудничества Брусвита Кильта. Желает... ох, блин! Тоже мне доброжелатель! — возмущается Северус и, прервав чтение, свернул газету, чтобы отпить кофе.

Ребенок, который лежал на столе начал хныкать.

— Сейчас, паразит, — хмыкнул зельевар и развернул свежую газету. — К чёрту поздравления! Посмотрим, что пишут в «Колонке зельевара», — повествует мой милый, и малыш мигом смолкает.

— Уважаемая Имельда Круз вновь внесла свой неоценимый вклад в такую сложную науку, как зельеварение. Проведя ряд сложнейших исследований, ей удалось воссоздать искусственный корень Координа, который входит в состав зелья омоложения. Как сообщает сама Имельда, её новое открытие ничем не уступает... О, Гермиона! — Северус боковым зрением заметил меня на пороге.

— Проснулась? — интересуется он, а я лишь киваю, смотря на малыша.

— Он от чего-то смолкает, когда я читаю, — морщит нос зельевар, проследив за моим взглядом.

— Ему просто нравится твой голос, — оповещаю я, так как сама тащусь от баритона мужа. — Давно вы здесь?

— Тебя не было ночью рядом. Где-то около пяти встал тебя поискать, — поясняет мой любимый. — Нашел тебя в кресле с ребёнком. Оба спали. Гермиона, ты ведь могла его уронить. Почему не легли в постель? — интересуется Северус, а я замираю, словно статуя. Малыш... я ведь действительно могла его выпустить из рук, уронить! Смотря на кроху на столе, я ужасаюсь.

— Гермиона, — шепчет любимый, погладив по щеке. Я даже и не заметила, как он оказался рядом. — Всё хорошо.

Мягко взяв меня под локоть, он подводит к столу.

— Вот, выпей восстанавливающее зелье, — он даёт мне в руки кружку. — А теперь завтрак!

Северус выключает огонь под сковородкой и, открыв крышку с помощью лопатки, ловко справляется с омлетом.

— Я ждал тебя, чтобы позавтракать, — улыбнувшись уголками губ, он опускает тарелки на стол и садится напротив меня.

— Спасибо, — улыбаюсь я и c наигранной охотой принимаюсь за завтрак. Не обижать же любимого!

— Ребёнок! — вспоминаю я, попутно пытаясь вспомнить, где вчера оставила бутылочку.

— Я его уже покормил, — невозмутимо сообщает муж, не отвлекаясь от омлета.

— Покормил? — переспрашиваю я, удивлённо уставившись на мужчину.

— Угу, — кивает он. — Он издавал слишком громкие звуки, — морщит нос, отпивая сок. —
Пришлось заткнуть его бутылочкой, — усмехается мой ненаглядный.

— А где ты...

— Гермиона, я ведь видел, как ты готовишь! — перебивает меня моё восьмое чудо света.

Я бросаю взгляд на чайник.

— А не го...

— Нет! Не горячо ему было, — усмехается, вновь перебив.

— Я видел, как ты определяешь. Капаешь каплю молока на предплечье, — он указал на свою левую руку. Моргнул, встряхнул головой и указал на правую. — Я сюда, — бросает и, вновь отпив сок, продолжает наминать яичницу.

Я улыбаюсь и в душе очень радуюсь! Вот же плут! Сам некает и некает, зато за всем наблюдает и запоминает! Коварный Северус!

— Ты молодец, — вздыхаю, подперев голову. В отличие от меня. Как же я могла уснуть? А если бы с ним что-то случилось? Дура, вот дура!

— Гермиона, если хочешь, можешь пойти поспать. Я посижу с бумагами и понаблюдаю за ним.
Я поднимаю глаза и мягко улыбаюсь.

— Не нужно, милый. У тебя ведь сегодня много дел.

Зельевар хмурит брови и кивает.

Тревога в душе

Тяжело вздохнув, я аккуратно складываю вещи малыша. Поглядываю на часы и ловлю себя на том, что часто задумываюсь о нём. Уже шестой час, где его носит?

Я уже успела приготовить ужин, искупать малыша и постирать его вещи.
Конечно, вещички можно было бы и с помощью волшебства почистить, но намного приятнее это делать своими руками для... чужого малыша.

— Тихо, тихо, — поглаживаю по животику ребёночка. Вот же! Только ведь уснул. Еле-еле усыпила!

— Аааа, ааа, — вытягиваю я, и птенчик смолкает, почесав кулачком носик.

— Аааа, - хм, нужно было в школьный хор походить, когда студенткой была.

Кстати, где же наш профессор, а?

Зайти в аптеку, оставить заказанные зелья, зайти за ингредиентами... с этим можно справиться за час, ладно — за полтора. Косой переулок в выходные просто забит волшебниками. После, воспользовавшись порт-ключом, он собирался в Грэнтем к мистеру Фредерику в его «Лавку снадобий». Отдать заказ, принять заказ. И вернуться.

Он должен был уже вернуться.

Прижимаю руку к груди и чувствую, как холодок пробегает по спине. Неожиданно дернулась, когда малыш закряхтел и, не теряя даром времени, залился душераздирающим воплем.

— Ну и чего же ты так, мой золотой? — подхватив кроху на руки, прижимаю к груди и начинаю расхаживать по комнате.

— Ну-ну, маленький, всё хорошо, ммм, ммм, успокойся, ммм...

Мерлин, ну чего тебе не спится-то, а?
И сух и сыт.

— Что тебя беспокоит? Мой маленький, ааа, — кроха даже и не думает признаваться, а лишь усиленно начинает реветь, добавляя омерзительно чувство беспокойства в душу.
Северус! Где Северус? А если что-то случилось?

— Тихо, родненький, — покачивание на руках тоже никакого эффекта не дало.

— Ну, пожалуйста, прекрати так реветь, — умоляю я и сама, не сумев сдержать чувств, начинаю плакать.

— Ну, что н