Образование должно готовить к будущей жизни и работе. Можно ли сказать, что оно справляется с этой ролью?

Михаил Поваляев: Роль образования в элитогенезе (формировании элиты. — И. Л.) изменилась. К элите (властителям не столько дум, сколько внимания) относятся люди часто не слишком образованные (артисты, певцы, спортсмены).

Анна Елашкина: У современных детей нет образа будущего. В советское время вся информационная индустрия работала на то, чтобы транслировать молодежи, как и с кого жизнь строить. Мы смотрели фильмы и читали про сталеваров, про физиков и врачей, про геологов и учителей. Нам понятно было, какова карта профессий в стране. Сейчас студенты демонстрируют полную дезориентацию. Они понятия не имеют, что происходит во взрос­лом мире. Даже если рядом есть успешные инновационные фирмы (а у нас в Новосибирске это так, во многом за счет Академгородка), студенты про это ничего не знают, не понимают, как эта жизнь устроена, а рассказом не передать…

Не все готовы быть супербойцами. Хорошие люди часто вовсе не вояки, не жаждут заработать много денег, они хотят просто заниматься чем-то осмысленным и дающим возможность выжить. На таких людях держится страна, и именно такой молодежи сейчас очень тяжело.

Дмитрий Шноль: Нынешняя школа — феномен новый, необычный в истории человечества: современный ребенок не видит, как работают взрослые, по сути, школа — это его место встречи с тем, как работает взрослый мир. Отсюда тяжелые профориентационные проблемы: ребенок не представляет, кем он может быть. Он не пробовал себя в разном деле, как раньше деревенский ребенок или городской подмастерье. И от того, видел ли он взрослых, которые работают с удовольствием, будет зависеть, вырастет ли он потребителем, убежденным, что работа — это мука, а хорошо только отдыхать. И школа вряд ли решит эту проблему в ближайшем будущем.