В. В. МАЯКОВСКИЙ
ЛИРИКА
А ВЫ МОГЛИ БЫ
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
(1913)
ПОСЛУШАЙТЕ!
Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плево́чки жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к Богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит —
чтоб обязательно была звезда! —
клянется —
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
(1914)
СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО
Скрипка издергалась, упрашивая,
и вдруг разревелась
так по-детски,
что барабан не выдержал:
"Хорошо, Хорошо, Хорошо!"
А сам устал,
не дослушал скрипкиной речи,
шмыгнул на горящий Кузнецкий
и ушел.
Оркестр чужо смотрел, как
выплакивалась скрипка
без слов,
без такта,
и только где-то
глупая тарелка
вылязгивала:
"Что это?"
"Как это?"
А когда геликон -
меднорожий,
потный,
крикнул:
"Дура,
плакса,
вытри!" -
я встал,
шатаясь полез через ноты,
сгибающиеся под ужасом пюпитры,
зачем-то крикнул:
"Боже!",
Бросился на деревянную шею:
"Знаете что, скрипка?
Мы ужасно похожи:
я вот тоже
ору -
а доказать ничего не умею!"
Музыканты смеются:
"Влип как!
Пришел к деревянной невесте!
Голова!"
А мне - наплевать!
Я - хороший.
"Знаете что, скрипка?
Давайте -
будем жить вместе!
А?"
(1914)
ЛИЛИЧКА!
Вместо письма
Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни —
за этим окном
впервые
руки твои, исступлённый, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День ещё —
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссеча́сь.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно
любовь моя —
тяжкая гиря ведь —
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят —
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон —
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени. И в пролёт не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и су́етных дней взметённый карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
(26 мая 1916, Петроград)
Юбилейное
| Александр Сергеевич, | ||
| разрешите представиться. | ||
| Маяковский. |
| Дайте руку | |||
| Вот грудная клетка. | |||
| Слушайте, | |||
| уже не стук, а стон; |
| тревожусь я о нем, | |
| в щенка смиренном львенке. |
| Я никогда не знал, | ||
| что столько | ||
| тысяч тонн |
| в моей | |
| позорно легкомыслой головенке. |
| Я тащу вас. | |
| Удивляетесь, конечно? |
| Стиснул? | ||
| Больно? | ||
| Извините, дорогой. |
| У меня, | ||
| да и у вас, | ||
| в запасе вечность. |
| Что нам | ||
| потерять | ||
| часок-другой?! |
| Будто бы вода — | ||
| давайте | ||
| мчать, болтая, |
| будто бы весна — | ||
| свободно | ||
| и раскованно! |
| В небе вон | ||
| луна | ||
| такая молодая, |
| что ее | ||
| без спутников | ||
| и выпускать рискованно. |
| Я | ||||
| теперь | ||||
| свободен | ||||
| от любви | ||||
| и от плакатов. |
| Шкурой | ||
| ревности медведь | ||
| лежит когтист. |
| Можно | ||
| убедиться, | ||
| что земля поката,— |
| сядь | ||
| на собственные ягодицы | ||
| и катись! |
| Нет, | |
| не навяжусь в меланхолишке черной, |
| да и разговаривать не хочется | |
| ни с кем. |
| Только | ||
| жабры рифм | ||
| топырит учащенно |
| у таких, как мы, | |
| на поэтическом песке. |
| Вред — мечта, | |
| и бесполезно грезить, |
| надо | ||
| весть | ||
| служебную нуду. |
| Но бывает — | ||
| жизнь | ||
| встает в другом разрезе, |
| и большое | ||
| понимаешь | ||
| через ерунду. |
| Нами | |||
| лирика | |||
| в штыки | |||
| неоднократно атакована, |
| ищем речи | ||
| точной | ||
| и нагой. |
| Но поэзия — | |
| пресволочнейшая штуковина: |
| существует — | |
| и ни в зуб ногой. |
| Например, | ||
| вот это — | ||
| говорится или блеется? |
| Синемордое, | |
| в оранжевых усах, |
| Навуходоносором | |
| библейцем — |
| «Коопсах». |
| Дайте нам стаканы! | ||
| знаю | ||
| способ старый |
| в горе | |||
| дуть винище, | |||
| но смотрите — | |||
| из |
| выплывают | |
| Red и WhiteStar’ы |
| с ворохом | |
| разнообразных виз. |
| Мне приятно с вами,— | ||
| рад, | ||
| что вы у столика. |
| Муза это | ||
| ловко | ||
| за язык вас тянет. |
| Как это | ||
| у вас | ||
| говаривала Ольга?.. |
| Да не Ольга! | ||
| из письма | ||
| Онегина к Татьяне. |
| — Дескать, | |||
| муж у вас | |||
| дурак | |||
| и старый мерин, |
| я люблю вас, | |
| будьте обязательно моя, |
| я сейчас же | |
| утром должен быть уверен, |
| что с вами днем увижусь я.— |
| Было всякое: | |
| и под окном стояние, |
| письма, | |
| тряски нервное желе. |
| Вот | ||
| когда | ||
| и горевать не в состоянии — |
| это, | ||
| Александр Сергеич, | ||
| много тяжелей. |
| Айда, Маяковский! | |
| Маячь на юг! |
| Сердце | |
| рифмами вымучь — |
| вот | |
| и любви пришел каюк, |
| дорогой ВладимВладимыч. |
| Нет, | |
| не старость этому имя! |
| Тушу | |
| вперед стремя, |
| я | ||
| с удовольствием | ||
| справлюсь с двоими, |
| а разозлить — | |
| и с тремя. |
| Говорят — | |
| я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н! |
| Entrenous… | |
| чтоб цензор не нацыкал. |
| Передам вам — | ||
| говорят — | ||
| видали |
| даже | ||
| двух | ||
| влюбленных членов ВЦИКа. |
| Вот — | ||
| пустили сплетню, | ||
| тешат душу ею. |
| Александр Сергеич, | |
| да не слушайте ж вы их! |
| Может, | |||
| я | |||
| один | |||
| действительно жалею, |
| что сегодня | |
| нету вас в живых. |
| Мне | |||
| при жизни | |||
| с вами | |||
| сговориться б надо. |
| Скоро вот | |||
| и я | |||
| умру | |||
| и буду нем. |
| После смерти | ||
| нам | ||
| стоять почти что рядом: |
| вы на Пе, | ||
| а я | ||
| на эМ. |
| Кто меж нами? | |
| с кем велите знаться?! |
| Чересчур | ||
| страна моя | ||
| поэтами нища. |
| Между нами | ||
| — вот беда — | ||
| позатесался Надсон |
| Мы попросим, | |||
| чтоб его | |||
| куда-нибудь | |||
| на Ща! |
| А Некрасов | ||
| Коля, | ||
| сын покойного Алеши,— |
| он и в карты, | |||
| он и в стих, | |||
| и так | |||
| неплох на вид. |
| Знаете его? | ||
| вот он | ||
| мужик хороший. |
| Этот | ||
| нам компания — | ||
| пускай стоит. |
| Что ж о современниках?! |
| Не просчитались бы, | ||
| за вас | ||
| полсотни отдав. |
| От зевоты | ||
| скулы | ||
| разворачивает аж! |
| Дорогойченко, | |||
| Герасимов, | |||
| Кириллов, | |||
| Родов — |
| какой | |
| однаробразный пейзаж! |
| Ну Есенин, | |
| мужиковствующих свора. |
| Смех! | ||
| Коровою | ||
| в перчатках лаечных. |
| Раз послушаешь… | |
| но это ведь из хора! |
| Балалаечник! |
| Надо, | ||
| чтоб поэт | ||
| и в жизни был мастак. |
| Мы крепки, | |
| как спирт в полтавском штофе. |
| Ну, а что вот Безыменский?! | |
| Так… |
| ничего… | |
| морковный кофе. |
| Правда, | ||||
| есть | ||||
| у нас | ||||
| Асеев | ||||
| Колька. |
| Этот может. | ||
| Хватка у него | ||
| моя. |
| Но ведь надо | |
| заработать сколько! |
| Маленькая, | |
| но семья. |
| Были б живы — | ||
| стали бы | ||
| по Лефу соредактор. |
| Я бы | ||
| и агитки | ||
| вам доверить мог. |
| Раз бы показал: | ||
| — вот так-то мол, | ||
| и так-то… |
| Вы б смогли — | ||
| у вас | ||
| хороший слог. |
| Я дал бы вам | ||
| жиркость | ||
| и сукна, |
| в рекламу б | ||
| выдал | ||
| гумских дам. |
| (Я даже | |
| ямбом подсюсюкнул, |
| чтоб только | ||
| быть | ||
| приятней вам.) |
| Вам теперь | ||
| пришлось бы | ||
| бросить ямб картавый. |
| Нынче | |||
| наши перья — | |||
| штык | |||
| да зубья вил,— |
| битвы революций | |
| посерьезнее «Полтавы», |
| и любовь | ||
| пограндиознее | ||
| онегинской любви. |
| Бойтесь пушкинистов. | |
| Старомозгий Плюшкин, |
| перышко держа, | ||
| полезет | ||
| с перержавленным. |
| — Тоже, мол, | |||
| у лефов | |||
| появился | |||
| Пушкин. |
| Вот арап! | ||
| а состязается — | ||
| с Державиным… |
| Я люблю вас, | ||
| но живого, | ||
| а не мумию. |
| Навели | |
| хрестоматийный глянец. |
| Вы | |||
| по-моему | |||
| при жизни | |||
| — думаю — |
| тоже бушевали. | |
| Африканец! |
| Сукин сын Дантес! | |
| Великосветский шкода. |
| Мы б его спросили: | |
| — А ваши кто родители? |
| Чем вы занимались | |
| до 17-го года? — |
| Только этого Дантеса бы и видели. |
| Впрочем, | ||
| что ж болтанье! | ||
| Спиритизма вроде. |
| Так сказать, | ||
| невольник чести… | ||
| пулею сражен… |
| Их | ||
| и по сегодня | ||
| много ходит — |
| всяческих | ||
| охотников | ||
| до наших жен. |
| Хорошо у нас | |
| в Стране Советов. |
| Можно жить, | |
| работать можно дружно. |
| Только вот | ||
| поэтов, | ||
| к сожаленью, нету — |
| впрочем, может, | |
| это и не нужно. |
| Ну, пора: | ||
| рассвет | ||
| лучища выкалил. |
| Как бы | ||
| милиционер | ||
| разыскивать не стал. |
| На Тверском бульваре | |
| очень к вам привыкли. |
| Ну, давайте, | ||
| подсажу | ||
| на пьедестал. |
| Мне бы | ||
| памятник при жизни | ||
| полагается по чину. |
| Заложил бы | |||
| динамиту | |||
| — ну-ка, | |||
| дрызнь! |
| Ненавижу | |
| всяческую мертвечину! |
| Обожаю | |
| всяческую жизнь! |
ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ
Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
отобрав с полсотни —
самые важные! —
служащие расходятся на заседания.
Заявишься:
«Не могут ли аудиенцию дать?
Хожу со времени о́на». —
«Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —
объединение Тео и Гукона».
Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
Опять:
«Через час велели придти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом».
Через час:
ни секретаря,
ни секретарши нет —
го́ло!
Все до 22-х лет
на заседании комсомола.
Снова взбираюсь, глядя на́ ночь,
на верхний этаж семиэтажного дома.
«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —
«На заседании
А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».
Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья доро́гой изрыгая.
И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
«Зарезали!
Убили!»
Мечусь, оря́.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
«Они на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там».
С волнения не уснешь.
Утро раннее.
Мечтой встречаю рассвет ранний:
«О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!»
[1922]
Нате!
Через час отсюда в чистый переулоквытечет по человеку ваш обрюзгший жир,а я вам открыл столько стихов шкатулок,я — бесценных слов мот и транжир. Вот вы, мужчина, у вас в усах капустагде-то недокушанных, недоеденных щей;вот вы, женщина, на вас белила густо,вы смотрите устрицей из раковин вещей. Все вы на бабочку поэтиного сердцавзгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.Толпа озвереет, будет тереться,ощетинит ножки стоглавая вошь. А если сегодня мне, грубому гунну,кривляться перед вами не захочется — и вотя захохочу и радостно плюну,плюну в лицо вамя — бесценных слов транжир и мот. 1913ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта. Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —
Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала! —
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течет по-своему...
Подошел и вижу —
за каплищейкаплища
по морде катится,
прячется в ше́рсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,
только
лошадь
рванулась,
встала на́ ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И все ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
[1918]
Письмо Татьяне Яковлевой
|






