Морально-правовые суждения

Сравнение готовности к компромиссу среди американцев, выросших в США, эмигрантов из бывшего СССР и россиян — граждан бывшего Советского Союза показало крайнюю нетерпимость последних, не идущих ни на какие компромиссы (см. Темнова, 1991). Исследование среди жителей Москвы выявило также их готовность давать ложные показания в суде (63%), если это оправдывается причинами нравственного порядка (Знаков, 1993). Сравнительный анализ данных изучения морально-правовых установок американских (Тарр, 1987) и российских граждан, проведенный О.П.Николаевой (1995), показал, что в сознании россиян существует изначальное разделение понятий закон и мораль. Результатом этого является смешение понятия о справедливости с областью нравственности, вследствие чего законы не воспринимаются как рациональные и справедливые. Также у российских граждан отмечается повышенная, по сравнению с западными студентами, ориентация на авторитетное лицо (40% vs 3%), под которым понимаются государственные институты. Выявленная противоречивость приводит автора исследования к выводу о том, что ориентация на моральные нормы становится компенсаторным механизмом законопослушности при недостаточно эффективной работе правового аппарата (там же, с.88).

Отношение к работе

Вынесенный в название подраздела вопрос является одним из наиболее важных по сравнению с другими сферами жизнедеятельности. Проведенный в рамках Всемирного исследования трудовых ценностей, охватившего более тридцати стран, сравнительный анализ выявил ряд особенностей российского общественного самосознания (Магун, 1996). Как и во многих других странах, у россиян первое место по значимости занимает семья, а работа рассматривается в качестве второй по важности сферы жизни. Однако разрыв между субъективной значимостью работы и семьи в мировоззрении российских граждан наиболее заметен и является одним из самых больших в мире. Объясняется этот разрыв, по мнению автора указанной выше работы, низкими оценками значимости своего труда, характерными для российского населения.

Второе важное отличие России от средних ранговых оценок в других тридцати двух странах заключается в приоритете ценности высокого заработка, что отражает реальное противоречие социалистическому канону предыдущих семи десятилетий, выражающемуся в лозунге приоритета духовных ценностей над материальными. Анализ ранговых значений ценностей на основе индекса усиления ценностей бескорыстной самоотдачи и ослабления материальных ценностей выявил низкие значения этого индекса у россиян, предпочитающих ценности максимизации надежного заработка и сокращения трудовых затрат при безразличии к активной самоотдаче, направленной на социально значимые ситуации (там же, с.56). Приведенные результаты вполне соответствуют содержательной интерпретации двухмерной системы координат (Магун, 1996), долгое время формировавшей установки на отношение к работе в рамках универсальных противопоставлений:

• * общественная польза vs личный интерес
• * духовные ценности vs материальные блага.

Декларативный упор на левые полюса указанных дихотомий вызвал известное противоречие в структуре мотивов, что, в конечном счете, вызвало негативную окраску понятия общественная польза и привело к дискредитации тех духовных ценностей, которые связаны с удовлетворением потребностей человека в самореализации, новизне, достижениях и в признании его как творческой личности (там же, с.47).

Такое своеобразное положение россиян на общей шкале измеряемых ценностей свидетельствует, скорее всего, о власти ситуации (Ross, Nisbett, 1991), усиливающейся в эпоху перемен. Хотя нельзя сбрасывать со счетов и выработанные в течение многих десятилетий общественные установки, нередко определяющие базовые компоненты как массового, так и индивидуального этнического сознания.

Мечты о будущем

Социокультурное влияние затрагивает самые интимные стороны человеческой души. Обследование 400 студентов Нью-Йоркского городского университета (Singer, 1966) позволило проранжировать культурно-этнические группы по частоте и содержанию посещаемых студентов в течение дня грез о своем возможном будущем. Группы распределились в следующем порядке (от большей частоты — к меньшей) — итальянцы, негры, евреи, ирландцы, англо-саксы и немцы. При этом показатели первых трех групп значительно превышали показатели последних трех. Данные подтвердили также гипотезу о связи личностного статуса с социальной мобильностью — последние три группы уже имели устойчивый иммиграционный статус, в то время как первые три — пока нет. Отличия в содержании грез также имели место. Представители первых трех групп меньше идентифицировали себя со своими отцами, предпочитая ориентироваться на самостоятельно созданные образцы поведения. Однако осталось неясным, является ли содержание грез англо-саксов и немцев проявлением тенденции к большей конформности и стилю самоограничения (как отражение черт национального характера) или же отражением общей тревожности как следствия глубокой ассимиляции в американскую культуру.