2017-12-14
300
Возрождение российской государственности после длительных и тягостных времен Смуты завершилось в 1649 году принятием знаменитого Соборного Уложения - нового кодекса феодального права России. Уложение закрепляло принцип монополий государственной власти над всей территорией.
Уже тогда с новой силой проявилось стремление государства поставить под свой контроль и монастырские владения. Монастыри стали систематически подключаться к финансовому и материальному обеспечению различных государственных программ (содержание первых отрядов регулярной армии, укрепление южных и западных границ государства и т. п.). Правительство запретило (хотя это по обычаю повсеместно нарушалось) все способы и пути дальнейшего расширения монастырского землевладения и некоторые формы торговой и предпринимательской деятельности. На правах верховного собственника светская власть стала проводить описи имуществ.
Петр I еще более усилил эту линию. В самом начале Северной войны (1700 г.) он одним росчерком пера взял под полный контроль управление монастырскими и архиерейскими вотчинами. Монашеские корпорации уподобились "арендаторам" своих же владений. И хотя такое положение для большинства монастырей оказалось временным, и скоро началась обратная отдача имений старым владельцам, указанные меры, по меткому определению А. В. Карташева, были началом перевоспитания церковных владельцев: "они стали сознавать земельные имущества не как свою исключительную собственность, а как владение, по праву подлежащее контролю и эксплуатации государства". Условность владения ослабила внимание к хозяйственной деятельности - в монастырских вотчинах стали намечаться признаки запустения. Почувствовав непрочность положения своих владельцев, начали волноваться монастырские крестьяне - писать челобития об освобождении, саботировать распоряжения монастырских властей, рубить монастырские леса, ловить рыбу в монастырских прудах и пр. В 1757 году Елизавета Петровна ввела офицерское управление монастырскими вотчинами.
Однако на судьбы монашеских корпораций не менее сильное воздействие оказала вторая сторона церковной реформы Петра I - насильственная перестройка всего внутрицерковного управления, в том числе и государственно-юридическое вмешательство в жизнь православного монастыря.
Отныне государство регулировало кoго и как постригать в монашество. Были установлены ограничения: а) возрастные - принимать в монахи не моложе 30 лет; б) сословные - не постригать воинов, крестьян и приказных людей без отпускных писем; в) гражданские - "не принимать мужа, жену живую имеющего.., не постригать должника и от суда бегущаго". А вскоре утвердился следующий принцип: "...В монашество никого не постригать, кроме вдовых священнослужителей и отставных солдат; последних постригать с разрешения Синода и архиереев". Так перекрывались традиционные каналы пополнения монашеских корпораций. Для северных монастырей, традиционно пополнявших свои ряды ищущими монашества крестьянами, эти меры стали особенно разрушительными.
Многие монастыри и пустыни приходили в запустение. По данным начала 1740-х годов, в Вологодской епархии насчитывалось 44 монастыря и пустыни, в Устюжской-29, в Архангельской-24, в Новгородской (той части, которую мы относим к региону европейского Севера) - 14. Таким образом, число монастырей сократилось до сотни.
Во многих когда-то людных обителях количество братии стало минимальным: Спасо-Каменный-9 человек, Ферапонтов-16, Павло-Обнорский-18, Соловецкий-55, Михайло-Архангельский в Устюге-24, Троице-Гледенский-11, Усть-Вымская пустынь-4 и т. д. Накануне секуляризации, в 1762 году, в среднем на 1 монастырь приходилось в Вологодской епархии- 5 монашествующих, в Архангельской-4, в Устюжской -4. В большинстве монастырей значилось от 3-х до 10 монахов. Это означало, что средняя населенность монастырей северно-русских епархий стала в 2-2,5 раза ниже, чем по монастырям Русской православной церкви в целом.
Не получая притока свежих сил, братия катастрофически старела-так, в 1732 году в Павло-Обнорском монастыре половина монахов перешагнула 60-летний возраст, в Николаевско-Озерском из 12 рядовых монахов шестеро были старше 80 лет.
Перед епископами Севера со всей остротой встала проблема заполнения пустующих монашеских рядов.
Несмотря на строгие запреты, отдельные епископы фактически санкционировали два полулегальных пути: позволяли монастырским властям постригать пожилых крестьян собственной вотчины, а также санкционировали пострижение государственных и помещичьих крестьян по паспортам и отпускным письмам. Последний путь мог грозить епархиальному начальству крупными неприятностями. Так, в Холмогорской епархии за 1723-1735 гг. было пострижено "по подложным паспортам" 92 человека, в т. ч. в Соловецкий монастырь -34, в Сийский-13, Николо-Корельский-9, Севтренский-5 и т. д. Проведенная проверка установила, что лишь 12 человек имели "законные основания" вступить в монашество. Остальные были "расстрижены" и "высланы на прежние жилища".
На фоне резко убывающей братии вырос удельный вес священномонахов, которые, как правило, происходили теперь из овдовевшего белого духовенства. А это означало, что все больше атмосферу монастырей определяли люди, прожившие большую часть жизни в миру, не готовившие себя к монашескому служению.
Убывающая братия передавала отдельные участки монастырской жизни бельцам - они стали занимать влиятельные должности. Возникала несвойственная целям и задачам монастыря ситуация: с одной стороны - стареющее и немногочисленное монашество, часто меняющиеся настоятели, с другой - работоспособные и энергичные бельцы, фактически ведущие его хозяйство.
В заключение укажем, что в управление монастырями все более проникали бюрократические начала. Настоятели переводились из монастыря в монастырь с небывалой прежде частотой. Нередко на эту должность назначались вдовые священники сразу же после пострижения в монахи. Широкое распространение получила практика перемещения монахов из монастыря в монастырь. Терялись и обесценивались веками фомировавшиеся традиции, исчезала индивидуальность и неповторимость отдельных монашеских братств. Не удивительно, что на глазах одного-двух поколений происходило ослабление былого духовного воздействия монастырей Севера на окружающее общество.
После секуляризации
Новую страницу в истории северных монастырей открыла секуляризация церковных имуществ, осуществленная Екатериной II. Манифестом 1764 года земли и крестьяне, числящиеся за монастырями, были у них изъяты и полностью переданы государству. Все монастыри переводились на государственное содержание и разделялись на три класса. В полном соответствии со сложившейся в абсолютистском государстве традицией регламентировать все и вся отныне в зависимости от классности монастырям отпускались фиксированные средства и определялось количество штатных монашеских "порций": от 806 до 2317 руб. в год и от 12 до 33 вакантных мест. В то же время разрешалось сохранить и те монастыри, которые могли содержать себя сами, не прибегая к государственному финансированию. Они получали название заштатных.
После введения штатов настоятелями монастырей 1 класса были архимандриты, 2 и 3 класса-игумены. Бывало, что, уважая древность и заслуги монастыря 2 и 3 класса, Синод вводил в нем архимандрию, одна ко денежное содержание продолжало соответствовать игуменскому.
В ходе секуляризации перегруппировали и немногочисленное к тому времени монашество. В Вологодской епархии, например, в 27 закрываемых монастырях и пустынях на момент секуляризации проживало 83 монаха-игумены, строители, иеромонахи и рядовые иноки. Всех их расписали поименно по оставшимся монастырям, при этом братию одного монастыря рассылали в разные места, настоятелей отдельно от их прежней братии. Делалось это для того, чтобы переселенные монахи не создавали "оппозицию" на новом месте.
На первых порах после секуляризации оставшиеся монашеские корпорации благодаря этому "подселению" вновь стали многолюдными, общее количество монастырских насельников даже превышало штатное число. Но это было временное явление. Молодой смены престарелому монашеству по-прежнему приходило крайне мало. И, несмотря на продолжающуюся практику "не указного пострижения", через 30 лет в монастырях Севера проживало монахов в 3 раза меньше, чем дозволяло штатное расписание.
Вместе с тем именно в этот период, как и по всей Церкви, в отдельных монастырях время от времени возгорался удивительный феномен старчества.
Старец Лев (иеросхимонах). До принятия схимы -иеромонах Леонид. Один из основателей старчества, как особого института духовного наставничества. В 1820-е годы проходил монашеский путь в различных северных монастырях. С 1829 года - в Оптиной пустыни. Умер в 1841 году. Был духовным наставником Игнатия Брянчанинова - вологжанина, епископа, духовного писателя, канонизированого в 1988 году.
Постепенно монастыри адаптировались к послесекуляризационным условиям. Некоторые из них сумели достичь своего расцвета именно в XIX столетии.
Игумен Дамаскин (в миру Демьян Кононов) -из крестьян Тверской губернии - сыграл в истории Валаамского монастыря роль, подобную Филиппу Колычеву в истории Соловков. Многое отличает этих людей - эпохи, в которые им довелось жить, социальная среда, их взрастившая, по-разному они завершили свой жизненный путь. Но есть, несомненно, и то, что ставит Дамаскина и Филиппа в один ряд - горячая вера, твердость воли и поразительный талант организатора. Валаам и Соловки, находящиеся в экстремальных климатических и природно-географических условиях, превращались под их твердой рукой в цветущие острова-оазисы, где образцово поставленная хозяйственная деятельность была в органическом единении с природой и православной духовностью.
Демьян Кононов впервые появился на Валааме в 1817 году. В то время он, 22-летний крестьянский сын, уже не первый год совершал паломничества по российским святыням - от Киева до Соловков. В 1819 году он возвращается на Валаам и остается там навсегда.
Как и положено, в течение первых лет усердно исполняет различные послушания: портного, конюха, мукосея. Затем поставлен
в рабочие нарядчики. В декабре 1825 года пострижен в монашество с именем Дамаскин, после чего в течение 14 лет жил в скитах и пустынях Валаама, заслужив репутацию инока ревностного, доводившего себя строгим постом до изнеможения. Подвижничество Дамаскина заметно контрастировало с общим ослаблением порядка и дисциплины валаамской братии того времени. Обитель переживала расстройство и упадок, свойственные многим монастырям послесекуляризационной эпохи. И когда в церковном руководстве начались поиски достойной кандидатуры на игуменское место, могущей бы навести порядок и восстановить авторитет Валаама, то выбор пал на Дамаскина. Его кандидатура была подсказана архимандритом Игнатием (Брянчаниновым), продолжавшим зорко следить за состоянием жизни в северных обителях.
В ноябре 1838 года в Петербурге он рукополагается сначала в иеродиакона, через три дня - в иеромонаха, а 30 января 1839 года - в игумена. С этого времени он более 40 лет возглавлял Валаамский монастырь.
Веками проверенными средствами возвращает Дамаскин братию к дисциплине и строгому следованию монашеским обетам. Вводит суровые дисциплинарные взыскания, немедленно изгоняет вон нерадивых и неблагонадежных послушников, сам становится духовником всей братии. Новый игумен четко определяет послушание каждого: садовник, кузнец, гостинщик, хлебопашец, каменщик, звонарь, клиросный и др. Жесткой была власть игумена Дамаскина.
Но главное даже не в этом. Дамаскин верил, что важнейшее средство сплочения братии-труд. Под его началом развернулось грандиозное переустройство Валаама. Древний монастырь как бы просыпался после векового сна. Одна за другой создавались мастерские: слесарная, столярная, литейная, кожевенная, иконописная, действовали свечной, лесопильный и кирпичный заводы. Их продукция пошла на рынок. Особым спросом пользовался отшлифованный валаамский камень различных оттенков, шедший на строительство дворцов Петербурга, а также охотно покупаемый для возведения памятников. С целью его изготовления при Дамаскине возводится камнерубный завод. Многие предприятия механизировались, для чего были созданы мощная водоподъемная и паросиловая установки: промышленный переворот, таким образом, затронул Валаам раньше, чем многие другие регионы России.
Большие доходы стал получать монастырь от торговли лесом. В связи с этим было образцово поставлено монастырское лесное хозяйство: производилась выборочная рубка, лес регулярно очищался от валежника, осуществлялись лесопосадки.
На островах были основаны первоклассный конезавод и образцовая молочная ферма. Делом героического труда была разбивка фруктового сада на каменистой почве Валаама. Землю для него возили с материка и особым образом укладывали. Саженцы яблонь и вишен любовно выхаживали и оберегали от морозов, укутывая на зиму в соломенные шубы. Десятки сортов яблок из валаамских садов раздавали монахам, богомольцам, большими партиями продавали на материке.
На получаемые доходы Дамаскин развернул на островах большое строительство. В разных местах острова возводились новые храмы, двух-трехэтажные корпуса для братии и богомольцев, гостиница, приют, дома для рабочих. По всему острову разместилось 18 часовен, посвященных Богоматери и угодникам Божиим, поставлено 10 каменных и деревянных крестов. Все это органически вписывалось в природу острова, отличалось большим вкусом. На Валааме формировалась уникальная, только ему присущая духовно-религиозная топография.
Дамаскин заботился и о просвещении монахов. Монастырская библиотека постоянно пополнялась книгами, учебниками, научно-популярными изданиями. На высоком уровне поддерживалось хоровое пение. Сам игумен вел обширную переписку с учеными, писателями, общественными деятелями. Ни одно серьезное начинание не производилось без консультаций с архитекторами, инженерами, биологами, садоводами. К финансированию проектов привлекались купцы, банкиры, промышленники. Переписка привлекала внимание к Валааму со стороны просвещенной России, се предпринимательских кругов, увеличивала популярность монастыря. Сюда ежегодно устремлялись тысячи людей. По некоторым сведениям, количество гостей и богомольцев достигало порой 20 тыс. в год. Они здесь молились и работали, а обитель всем предоставляла кров и пищу.
В 1881 году Дамаскин скончался в возрасте 86 лет, но Валаам продолжал процветать еще несколько десятилетий.
На рубеже веков
В конце XIX-начале XX веков в жизни северных монастырей наблюдался некоторый духовный и хозяйственный подъем.
Общее состояние сети монастырей и пустынь (вместе с приписными) в начале XX века было следующим: Архангельская епархия-14, в том числе: в Архангельском уезде-3, в Холмогорском-2, Шенкурском-1, Пинежском-3, Мезенском-1, Онежском-2, Кемском - 1, Александровском-1; Вологодская епархия-30, в т. ч.: в Вологодском уезде-10, Грязовецком-3, Кадниковском-5, Тотемском-2, в Устюге и уезде-6, Соль-Вычегодском-2, Яренском - 1, Усть-Сысольском-1; Олонецкая епархия- 15, (в т. ч.: в Олонецком уезде -2, Каргопольском-4, Петрозаводском-5, Повенецком-2, Пудожском-1, Лодейнопольском - 1; в северо-восточных уездах Новгородской епархии-7, в т. ч.: в Кирилловском-4, Череповецком-1, Белозерском - 1, Устюженском-1. Всего на Европейском Севере России в начале XX века существовало, таким образом, 66 монастырей и пустынь.
Правда, лишь немногие из них объединяли многочисленную братию: Соловецкий, Сийский, Александро-Свирский, Кирилло-Белозерский, Спасо-Суморин, Троицкий Стефано-Ульяновский и некоторые женские обители. Преобладала же такая картина: 6-8 монашествующих, из коих 4-6 носят священный сан и заняты ежедневными богослужениями, 5-10 указных послушников, т. е. зачисленных в монастырский штат и готовящихся к пострижению, а также 10-15 послушников на испытании, судьба которых еще не определена и которые находятся на различных монастырских послушаниях. Могло проживать и некоторое число временно работающих, а также 2-3 присланных церковной властью на исправление провинившихся священно- и церковнослужителей.
Особенностью тех лет было увеличение количества женских монастырей, что в предшествующие века было не характерно для Севера: Их стало 14. В женские монастыри были преобразованы и некоторые из старинных обителей, веками существовавших как мужские -Ферапонтов, Арсениево-Комельский, Троице-Гледенский. Женские монастыри были более населенными. Так, например, в монастырях Вологодской епархии в 1870-е годы значился 341 монах и 48 монахинь, а через 40 лет (1912 г.)-196 монахов и 81 монахиня. Численность же монастырских насельников вместе с послушниками была таковой: в 16 мужских монастырях-617 человек, в 6 женских-969.
С конца XIX века возобновилось учреждение новых монастырей, также, в основном, женских. В 1893 году решением Синода был создан женский Крестовоздвиженский монастырь в Кылтове (Яренский у.), для учреждения которого большие средства и земельные угодья передал известный судовладелец и хозяин Сереговского завода купец 1-й гильдии Афанасий Булычев. Очень скоро монастырь стал одним из самых благоустроенных и населенных.
В 1900 г. на средства о. Иоанна Сергиева (Кронштадтского) был построен и благоустроен Иоанн-Богословский монастырь в Суре Пинежского уезда, а чуть позднее-учрежден Ущельский женский монастырь на Мезени.
В эти годы сила воздействия монастырей на окружающий людской мир определялась прежде всего духовно-религиозным авторитетом прошлых веков. Иные стороны монашеского служения как бы отошли на второй план. В веками "намоленной" обители православный человек с новой силой воспринимал каждое слово молитвы, каждое известное ему с детства песнопение, каждое слово проповедника. Сильное воздействие оказывала и сама монастырская обстановка: здесь столетиями сосредотачивались различные святыни, чудотворные или чтимые иконы, выставлялись напоказ исторические реликвии, выносились старинные книги и сосуды, собирались предметы народного прикладного искусства. Во всем этом жила память веков: для паломника монастырь был своего рода музеем под открытым небом-музеем веры и благочестия.
Важно и то, что история многих монастырей связывалась с именем общероссийских или местночтимых святых, мощи которых почивали здесь же. Они были окружены почитанием и создавали эффект непосредственного присутствия святого. Отправляясь на богомолье, паломники говорили: "идем поклониться преподобному Антонию", "взяли святой воды у Павла", "дали обет Зосиме и Савватию", "помолились Кириллу". Посещение известного монастыря запоминалось надолго, порой на всю жизнь, так же, как и услышанные там легенды, притчи, рассказы нравоучительного, религиозного и исторического характера.
Однако вполне благополучным течение монастырской жизни в первые годы XX века назвать нельзя. Так сложилось, что для полнокровной хозяйственной деятельности у большинства монастырей уже не было нужных условий, да и опыт ее после секуляризации 1764 г. заметно растерялся. Другой же путь воздействия на мир-горячая вера и духовное подвижничество - не мог быть рассчитан на такое обилие монастырей. Отчеты благочинных пестрят сетованиями типа: "во всех монастырях замечены ничтожные расходы на пополнение книгохранилищ", "принятые на послушание молодые послушники не поручаются руководству старших членов братии", "многие иноки уклоняются от иноческих обетов и правил.., не поддаются благоразумным внушениям своих наставников", "существенной проблемой остается отсутствие ищущих иночества", "здания и хозяйственные строения находятся в ветхом состоянии". В этих фразах-перечень основных проблем северных монастырей рубежа веков.
И все же люди с надеждой и благоговением шли в монастырские храмы. В дни праздников они были переполнены молящимися, многие стояли на монастырском дворе, молились на папертях и галереях соборных храмов. Почитание монастыря как бы не зависело от его нынешнего состояния. Было ощущение особой значимости православной обители как самоценного феномена духовности.
История монастырей оборвалась на Севере, как известно, насильственно. Она осталась недосказанной и недописанной; незаживающей раной обернулось разрушение монастырей в душах верующих и в судьбах духовной культуры края.
ЕПАРХИИ
Но в добрую землю упавшее семя,
Как жатва настанет в урочное время,
Готовя стократно умноженный плод,
Высоко, и быстро, и сильно растет,
И блещет красою, и жизнию дышит:
Имеющий уши, чтоб слышать, да слышит!
На темы Евангелия.
Православные христиане веруют в единство Церкви. Одна, единая Церковь создана Христом и утверждена апостолами-вот принцип, лежащий в основе такой уверенности. На этот счет есть многочисленная богословская литература, но вряд ли возможно даже кратко перечислить содержащиеся в ней доказательства и толкования единства Церкви. Отметим лишь, что важнейшими являются: единство догматов веры, единое учение о нравственности, общие молитвы и тайнодействия. Нам же в данном случае важно обратить внимание еще и на то, что единство Церкви выражается в общих правилах церковного устройства и управления. Для православия характерна особая пространственная организация по принципу: "церковь возведена на епископах". Это означает, что на определенной территории может существовать только одна Церковь (организация, сообщество приходов), возглавляемая одним епископом. Ни один приходской храм, как бы далеко он не был расположен, ни одна монашеская пустынь или скит не могут существовать сами по себе, отдельно от церковного организма. Они немыслимы вне епархий, вне юрисдикции какого-либо епископа. Наличие епископа для территории-епархии означает, что устроение церковной жизни завершено здесь во всей ее полноте.
