Мои остроты и изречения

 

Если я побил, положим, живущего со мной в одном квартале г. Крокодилова в то время, когда он брал с моего домохозяина взятку, то не значит ли это, что я побил его при исполнении им его служебных обязанностей?

 

* * *

 

У мужика Петра было 5 гусей, 6 уток и 10 кур. На свои именины он зарезал одного гуся и двух кур. Спрашивается, что у него осталось, если известно, что во время обеда заходила к нему одна личность, и что это за личность? Ответ: остались одни только перья.

 

* * *

 

Принц Гамлет сказал: "Если обращаться с каждым по заслугам, кто же избавится от пощечины?" Неужели это может относиться и к театральным рецензентам?

 

* * *

 

В России больше охотнорядских мясников, чем мяса.

 

* * *

 

Превышение власти и административный произвол дантиста, заключаются в вырывании здорового зуба рядом с больным. Это сказал один околоточный, читая "Логику" Милля.

 

* * *

 

Очковая змея -- и либералка и в то же время консерваторка. Либерализм ее заключается в ношении очков. Все же остальные ее качества следует отнести к консерватизму.

 

 

СПИСОК ЭКСПОНЕНТОВ,
УДОСТОЕННЫХ ЧУГУННЫХ МЕДАЛЕЙ
ПО РУССКОМУ ОТДЕЛУ НА ВЫСТАВКЕ В АМСТЕРДАМЕ

 

1) Нижегородская ярмарочная комиссия и томская публика -- за анонимные письма. 2) Полковник Грачев в Симферополе -- за бесподобное направление и сочинительство. 3) Город Москва -- за купца Кукина. 4) Уездный помпадур Шлитер в Оренбурге -- за приготовление и учет фальшивых векселей. Коллежские регистраторы в Петербурге -- за эластические спинные хребты. 6) Консисторские чиновники -- за цыганскую совесть. 7) Администрация театра в Ростове-на-Дону -- за отменное тупоумие, выразившееся особенно рельефно в постановке живых картин в день тургеневских похорон. 8) Управа в Могилеве-на-Днестре -- за подложные свидетельства. 9) Русский целковый -- за сжимаемость при всех температурах. 10) Русские просители -- за замазку. 11) Кондуктора К.-Х.-А. и Донецкой каменноугольной ж. д. -- за зайцев. 12) Педагоги в Твери -- за отменную нетенденциозность в оценке таких плохих писателей, как какой-нибудь Тургенев. 13) Г-н Пчельников и его фактотум жидок Гершельман в Московской дирекции театров -- за распорядительность, тактичность вообще и за циркуляр к балеринам в особенности. 14) Я -- за то, что я

Человек без селезенки.

 

 

ДОЧЬ КОММЕРЦИИ СОВЕТНИКА
(Роман)

 

Коммерции советник Механизмов имеет трех дочерей: Зину, Машу и Сашу. За каждой из них положено в банк по сто тысяч приданого. Впрочем, не в этом дело.

Саша и Маша особенного из себя ничего не представляют. Они отлично пляшут, вышивают, вспыхивают, мечтают, любят поручиков -- и больше, кажется, ничего; но зато старшая, Зина, принадлежит к числу редких, недюжинных натур. Легче встретиться на жизненном пути с непьющим репортером, чем с этакой натурой.

Были именины Саши. Мы, соседи-помещики, нарядились в лучшие одежды, запрягли лучших коней и поехали с поздравлениями в имение Механизмова. Лет 20 тому назад на месте этого имения стоял кабак. Кабак рос, рос и вырос в прекраснейшую ферму с садами, прудами, фонтанами и бульдогообразными лакеями. Приехав и поздравив, мы тотчас же сели обедать. Подали суп жульен. Перед жульен мы выпили по две рюмки и закусили.

-- Не выпить ли нам по третьей? -- предложил Механизмов. -- Бог троицу любит и тово... трое хвациунт консылиум {Tres facium consilium (лат.) -- трое составляют совет.}... Латынь, братцы! Яшка, подай-ка, свиная твоя морда, с того стола селедочку! Господа дворяне, ну-кася! Без церемониев! Митрий Петрыч, же ву при але машер! {я вас прошу, начинайте, дорогуша! (искаж. франц. -- je vous prie allez, ma chere).}

-- Ах, папа! -- заметила Маша. -- Зачем же ты пристаешь? Ты точно купец Водянкин... с угощениями.

-- Знаю, что говорю! Твое дело -- зась! Это я только при гостях позволяю им на себя тыкать! -- зашептал мне через стол Механизмов. -- Для цивилизации! А без гостей -- ни-ни!

-- Из хама не выйдет пана! -- вздохнул сидевший рядом со мной генерал с лентой. -- Свиньей был, свинья и есть...

Механизмов мало-помалу напился, вспомнил свою кабацкую старину и задурил. Он икал, брался говорить по-французски, сквернословил...

-- Перестань! -- заметил ему его друг генерал. -- Всякому безобразию есть свое приличие! Какой же ты... братец!

-- Безображу не за твои деньги, а за свои! Сам "Льва и Солнца" имею! Господа, а сколько вы с меня взяли, чтоб меня в почетные мировые произвести?

На одном конце стола отчаянно заворочался и треснул чей-то стул. Мы поглядели по направлению треска и увидели два больших черных глаза, метавших молнии и искры на Механизмова. Эти два глаза принадлежали Зине, высокой, стройной брюнетке, затянутой во всё черное. По ее бледному лицу бегали розовые пятна, а в каждом пятне сидела злоба.

-- Прошу тебя, отец, перестать! -- сказала Зина. -- Я не люблю шутов!

Механизмов робко взглянул на ее глаза, завертелся, выпил залпом стакан коньяку и умолк.

"Эге! -- подумали мы. -- Эта не Саша и не Маша... С этой нельзя шутить... Натура не дюжинная... Тово-с..."

И я залюбовался разгневанным лицом. Признаюсь, я и ранее был неравнодушен к Зине. Она прекрасна, глядит, как Диана, и вечно молчит. А вечно молчащая дева, сами знаете, носит в себе столько тайн! Это бутыль с неизвестного рода жидкостью -- выпил бы, да боишься: а вдруг яд?

После обеда я подошел к Зине и, чтобы показать ей, что есть люди, которые понимают ее, заговорил о среде заедающей, о правде, труде, женской свободе. С женской свободы под влиянием "шофе" переехал я на паспортную систему, денежный курс, женские курсы... Я говорил с жаром, с дрожью, раз десять порывался схватить ее за руку... Говорил, впрочем, искренно, и складно, точно передовую статью вслух читал. А она слушала и глядела на меня. Глаза ее становились всё шире и круглее... Щеки заметно побледнели под влиянием моей речи... Наконец в глазах ее почему-то мелькнул испуг.

-- Неужели вы говорите всё это искренно? -- спросила она, почему-то млея от ужаса.

-- Я... не искренно?!. Вам? Мне... Да клянусь вам, что...

Она схватила меня за руку, нагнулась к моему лицу и, задыхаясь, прошептала:

-- Будьте сегодня в десять часов вечера в мраморной беседке... Умоляю вас! Я вам всё скажу! Всё!

Прошептала и скрылась за дверью. Я замер...

"Полюбила! -- подумал я, заглядывая на себя в зеркало. -- Не устояла!"

Я -- к чему скромничать? -- обаятельный мужчина. Рослый, статный, с черной, как смоль, бородой... В голубых глазах и на смуглом лице выражение пережитого страдания. В каждом жесте сквозит разочарованность. И, кроме всего этого, я богат. (Состояние нажил я литературой.)

В десятом часу я уже сидел в беседке и умирал от ожидания. В моей голове и в груди шумела буря. В сладкой, мучительной истоме закрывал я глаза и во мраке своих орбит видел Зину... Рядом с ней во мраке торчала почему-то и одна ехидная картинка, виденная мной в каком-то журнале: высокая рожь, дамская шляпка, зонт, палка, цилиндр... Да не осудит читатель меня за эту картинку! Не у одного только меня такая клубничная душа. Я знаю одного поэта-лирика, который облизывается и причмокивает губами всякий раз, когда к нему, вдохновенному, является муза... Ежели поэт позволяет себе такие вольности, то нам, прозаикам, и подавно простительно.

Ровно в десять у дверей беседки показалась освещенная луной Зина. Я подскочил к ней и схватил ее за руку.

-- Дорогая моя... -- забормотал я. -- Я люблю вас... Люблю бешено, страстно!

-- Позвольте! -- сказала она, садясь и медленно поворачивая ко мне свое бледное лицо. -- Отстраните (sic!) вашу руку!

Это было сказано так торжественно, что быстро один за другим повыскакивали из моей головы и цилиндр, и палка, и женская шляпка, и рожь...

-- Вы говорите, что вы меня любите... Вы тоже мне нравитесь. Я могу выйти за вас замуж, но прежде всего я должна спасти вас, несчастный. Вы на краю погибели. Ваши убеждения губят вас! Неужели, несчастный, вы этого не видите? И неужели вы смеете думать, что я соединю свою судьбу с человеком, у которого такие убеждения? Нет! Вы мне нравитесь, но я сумею пересилить свое чувство. Спасайтесь же, пока не поздно! На первый раз хоть вот... вот это прочтите! Прочтите и вы увидите, как вы заблуждаетесь!

И она сунула в мою руку какую-то бумагу. Я зажег спичку и в своей бедной руке увидел прошлогодний нумер "Гражданина". Минуту я сидел молча, неподвижно, потом вскочил и схватил себя за голову.

-- Батюшки! -- воскликнул я. -- Одна во всем Лохмотьевском уезде недюжинная натура, да и та... и та дура! Боже мой!

Через десять минут я уже сидел в бричке и катил к себе домой.

 

 

ОПЕКУН

 

Я поборол свою робость и вошел в кабинет генерала Шмыгалова. Генерал сидел у стола и раскладывал пасьянс "каприз де дам".

-- Что вам, милый мой? -- спросил он меня ласково, кивнув на кресло.

-- Я к вам, ваше-ство, по делу, -- сказал я, садясь и неизвестно для чего застегивая свой сюртук. -- Я к вам по делу, имеющему частный характер, не служебный. Я пришел просить у вас руки вашей племянницы Варвары Максимовны.

Генерал медленно повернул ко мне свое лицо, со вниманием поглядел на меня и уронил на пол карты. Он долго шевелил губами и выговорил:

-- Вы... тово?.. Вы рехнулись, что ли? Вы рехнулись, я вас спрашиваю? Вы... осмеливаетесь? -- прошипел он, багровея. -- Вы осмеливаетесь, мальчишка, молокосос?! Осмеливаетесь шутить... милостисдарь...

И, топнув ногою, Шмыгалов крикнул так громко, что даже дрогнули стекла.

-- Встать!! Вы забываете, с кем вы говорите! Извольте-с убираться и не показываться мне на глаза! Извольте выйти! Вон-с!

-- Но я хочу жениться, ваше превосходительство!

-- Можете жениться в другом месте, но не у меня! Вы еще не доросли до моей племянницы, милостисдарь! Вы ей не пара! Ни ваше состояние, ни ваше общественное положение не дают вам права предлагать мне такое... предложение! С вашей стороны это дерзость! Прощаю вам, мальчишка, и прошу вас больше меня не беспокоить!

-- Гм... Вы уже пятерых женихов спровадили таким образом... Ну, шестого вам не удастся спровадить. Я знаю причину этих отказов. Вот что, ваше превосходительство... Даю вам честное и благородное слово, что, женившись на Варе, я не потребую от вас ни копейки из тех денег, которые вы растратили, будучи Вариным опекуном. Даю честное слово!

-- Повторите, что вы сказали! -- проговорил генерал каким-то неестественно-трескучим голосом, нагнувшись и подбежав ко мне рысцой, как раздразненный гусак. -- Повтори! Повтори, негодяй!

Я повторил. Генерал побагровел и забегал.

-- Этого еще недоставало! -- задребезжал он, бегая и поднимая вверх руки. -- Недоставало еще, чтобы мои подчиненные наносили мне страшные, несмываемые оскорбления в моем же доме! Боже мой, до чего я дожил! Мне... дурно!

-- Но уверяю вас, ваше превосходительство! Не только не потребую, но даже ни единым словом не намекну вам на то, что вы по слабости характера растратили Варины деньги! И Варе прикажу молчать! Честное слово! Чего же вы кипятитесь, комод ломаете? Не отдам под суд!

-- Какой-нибудь мальчишка, молокосос... нищий... осмеливается говорить прямо в лицо такие мерзости! Извольте выйти, молодой человек, и помните, что я этого никогда не забуду! Вы меня страшно оскорбили! Впрочем... прощаю вам! Вы сказали эту дерзость по легкомыслию своему, по глупости... Ах, не извольте трогать у меня на столе своими пальцами, чёрт вас возьми! Не трогайте карт! Уходите, я занят!

-- Я ничего не трогаю! Что вы выдумываете? Я даю честное слово, генерал! Даю слово, что даже не намекну! И Варе запрещу требовать с вас! Что же вам еще нужно? Чудак вы, ей-богу... Растратили вы десять тысяч, оставленные ее отцом... Ну что ж? Десять тысяч не велики деньги... Можно простить...

-- Я ничего не растрачивал... да-с! Я вам сейчас докажу! Сейчас вот... Я докажу!

Генерал дрожащими руками выдвинул из стола ящик, вынул оттуда кипу каких-то бумаг и, красный как рак, начал перелистывать. Перелистывал он долго, медленно и без цели. Бедняга был страшно взволнован и сконфужен. К его счастью, в кабинет вошел лакей и доложил о поданном обеде.

-- Хорошо... После обеда я вам докажу! -- забормотал генерал, пряча бумаги. -- Раз навсегда... во избежание сплетни... Дайте только пообедать... увидите! Какой-нибудь, прости господи... молокосос, шаромыжка... молоко на губах не обсохло... Идите обедать! Я после обеда... вам...

Мы пошли обедать. Во время первого и второго блюда генерал был сердит и нахмурен. Он с остервенением солил себе суп, рычал, как отдаленный гром, и громко двигался на стуле.

-- Чего ты сегодня такой злой? -- заметила ему Варя. -- Не нравишься ты мне, когда ты такой... право...

-- Как ты смеешь говорить, что я тебе не нравлюсь! -- окрысился на нее генерал.

Во время третьего и последнего блюда Шмыгалов глубоко вздохнул и замигал глазами. По лицу его разлилось выражение пришибленности, забитости... Он стал казаться таким несчастным, обиженным! На лбу и на носу его выступил крупный пот. После обеда генерал пригласил меня к себе в кабинет.

-- Голубчик мой! -- начал он, не глядя на меня и теребя в руках мою фалду. -- Берите Варю, я согласен... Вы хороший, добрый человек... Согласен... Благословляю вас... ее и тебя, мои ангелы... Ты меня извини, что до обеда я бранил тебя здесь... сердился... Это ведь я любя... отечески... Но только тово... я истратил не десять тысяч, а тово... шестнадцать... Я и те, что тетка Наталья ей оставила, ухнул... проиграл... Давай на радостях... шампанского стебанем... Простил?

И генерал уставил на меня свои серые, готовые заплакать и в то же время ликующие глаза. Я простил ему еще шесть тысяч и женился на Варе.

Хорошие рассказы всегда оканчиваются свадьбой!

 

 

ЗНАМЕНИЕ ВРЕМЕНИ

 

В гостиной со светло-голубыми обоями объяснялись в любви.

Молодой человек приятной наружности стоял, преклонив одно колено, перед молодой девушкой и клялся.

-- Жить я без вас не могу, моя дорогая! Клянусь вам! -- задыхался он. -- С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой! Дорогая моя, скажите мне... скажите... Да или нет?

Девушка открыла ротик, чтобы ответить, но в это время в дверях показалась голова ее брата.

-- Лили, на минутку! -- сказал брат.

-- Чего тебе? -- спросила Лили, выйдя к брату.

-- Извини, моя дорогая, что я помешал вам, но... я брат, и моя священная обязанность предостеречь тебя... Будь поосторожнее с этим господином. Держи язык за зубами... Поберегись сказать что-нибудь лишнее.

-- Но он делает мне предложение!

-- Это твое дело... Объясняйся с ним, выходи за него замуж, но ради бога будь осторожна... Я знаю этого субъекта... Большой руки подлец! Сейчас же донесет, ежели что...

-- Merci, Макс... А я и не знала!

Девушка воротилась в гостиную. Она ответила молодому человеку "да", целовалась с ним, обнималась, клялась, но была осторожна: говорила только о любви.

 

 

В ПОЧТОВОМ ОТДЕЛЕНИИ

 

Хоронили мы как-то на днях молоденькую жену нашего старого почтмейстера Сладкоперцева. Закопавши красавицу, мы, по обычаю дедов и отцов, отправились в почтовое отделение "помянуть".

Когда были поданы блины, старик-вдовец горько заплакал и сказал:

-- Блины такие же румяненькие, как и покойница. Такие же красавцы! Точь-в-точь!

-- Да, -- согласились поминавшие, -- она у вас действительно была красавица... Женщина первый сорт!

-- Да-с... Все удивлялись, на нее глядючи... Но, господа, любил я ее не за красоту и не за добрый нрав. Эти два качества присущественны всей женской природе и встречаются довольно часто в подлунном мире. Я ее любил за иное качество души. А именно-с: любил я ее, покойницу, дай бог ей царство небесное, за то, что она, при бойкости и игривости своего характера, мужу своему была верна. Она была верна мне, несмотря на то, что ей было только двадцать, а мне скоро уж шестьдесят стукнет! Она была верна мне, старику!

Дьякон, трапезовавший с нами, красноречивым мычанием и кашлем выразил свое сомнение.

-- Вы не верите, стало быть? -- обратился к нему вдовец.

-- Не то что не верю, -- смутился дьякон, -- а так... Молодые жены нынче уж слишком тово... рандеву, соус провансаль...

-- Вы сомневаетесь, а я вам докажу-с! Я в ней поддерживал ее верность разными способами, так сказать, стратегического свойства, вроде как бы фортификации. При моем поведении и хитром характере жена моя не могла изменить мне ни в каком случае. Я хитрость употреблял для охранения своего супружеского ложа. Слова такие знаю, вроде как бы пароль. Скажу эти самые слова и -- баста, могу спать в спокойствии насчет верности...

-- Какие же это слова?

-- Самые простые. Я распространял по городу нехороший слух. Вам этот слух доподлинно известен. Я говорил всякому: "Жена моя Алена находится в сожительстве с нашим полицеймейстером Иваном Алексеичем Залихватским". Этих слов было достаточно. Ни один человек не осмеливался ухаживать за Аленой, ибо боялся полицеймейстерского гнева. Как, бывало, увидят ее, так и бегут прочь, чтоб Залихватский чего не подумал. Хе-хе-хе. Ведь с этим усастым идолом свяжись, так потом не рад будешь, пять протоколов составит насчет санитарного состояния. К примеру, увидит твою кошку на улице и составит протокол, как будто это бродячий скот.

-- Так жена ваша, значит, не жила с Иваном Алексеичем? -- удивились мы протяжно.

-- Нет-с, это моя хитрость... Хе-хе... Что, ловко надувал я вас, молодежь? То-то вот оно и есть.

Прошло минуты три в молчании. Мы сидели и молчали, и нам было обидно и совестно, что нас так хитро провел этот толстый красноносый старик.

-- Ну, бог даст, в другой раз женишься! -- проворчал дьякон.

 

 

ЮРИСТКА

 

Дочь одного европейского министра юстиции, часто помогавшая своему папа в составлении всевозможных законопроектов, говорила своему отцу, будучи

18 лет: Запрети, папа, в своих законах этим негодным женихам приставать к девушкам! Когда они понадобятся, им скажут! Запрети также, кстати, молодым людям жениться ранее 35 лет. Ранние браки отнимают у нас лучших кавалеров!

20 лет: Можно, пожалуй, папа, позволить жениться и ранее 30 лет. Сделай уж им уступку! Так и быть...

22 лет: Ах да, кстати... Если увидишь министра внутренних дел, то попроси его, чтобы он предписал губернаторам брать с каждого холостяка штраф в размере 30 -- 40 франков в год.

25 лет: Удивляюсь тебе, папа! Куда девался твой административный гений? Ты словно не замечаешь, что вокруг тебя делается! Как можно скорей проектируй штраф с холостяков в размере 1500 франков с каждого ежегодно! Надо же, наконец, принять меры!

28 лет: Ты, папа, просто глуп... Ну, можно ли вести так дело? В уложении о наказаниях у тебя нет ни одной статьи против этих негодных холостяков! Назначь ежегодно поголовный штраф по крайней мере в 10000 франков! К этому штрафу прибавь месяца 2 тюремного заключения с лишением некоторых особенных прав и преимуществ, и ты скоро не увидишь в нашем государстве ни одной засидевшейся девушки!

30 лет: Сто тысяч франков! Наконец двести тысяч! Скорее! Год тюремного заключения... 30 горячих! А если вам не будут повиноваться, никто не помешает вам потребовать роту солдат! Скоррее... вварвар!!

35 лет: Смертная казнь через расстреляние! Умоляю, отец! Неужели ты не видишь, что я... готова повыцарапать всем глаза? Смертная казнь... Нет... пожизненное одиночное тюремное заключение! Это посильней будет! Да пиши же поскорей...

40 лет: Папочка... милый... ангел... Сходи к министру финансов и попроси его ассигновать сумму для выдачи ежегодных премий холостякам, намеревающимся жениться... Сходи, милый! Будь так добр! И запрети кстати молодым людям жениться на девушках, не достигших 35 -- 40-летнего возраста... Папочка, голубчик!