2017-10-31
282
Гауптштурфюрер СС цур зее (?) Конрад Нойман утверждает, что он командир п U-2413
Кавалер Рыцарского креста железного креста с мечами и бриллиантами, кавалер японского ордена «Восходящего Солнца» 4-й степени, показал, что выполняет важное поручение командования, на вопросы о сути которого он отвечать отказался. Конечный пункт маршрута назвать также отказался.
Если Левински был просто парень недалекого ума, то Коммандер был настоящим чудовищем. Первое, что он сделал, – впаял Левински 5 суток ареста за неуставной внешний вид. И только потом отправил группу захвата. Наверное, он был бы хорош где-нибудь, где надо нагонять страх. Ну, надсмотрщиком в тюрьме, например. Он умел придавать своему голосу такие интонации, яркие, богатые, что впечатлительный человек мог уже сломаться от одной беседы.
– Ну, скажи, с-сука, скажи, сколько евреев ты лично убил?
Ройтер с Карлевитцем переглянулись. Они еще не знали, что на СС уже успели повесить всех собак.
– Ну, вообще-то, в мои обязанности как командира лодки не входило уничтожение евреев… Если бы входило, то, наверное, правильнее было бы начать с него. – Ройтер указал в сторону командира БЧ.
|
|
|
– Издеваешься? Что, твоя работа состояла не в этом?
– Моя работа состояла в том, чтобы топить корабли и суда противника, наверняка какая-то часть команды или пассажиров, или, может быть, сопровождающих груз была евреями, особенно в случае с США… Но точное число я не могу указать, по понятным причинам…
* * *
Лодка не могла выйти из порта без командира, но она не могла выйти из порта и по чисто техническим причинам. На стоянке ее запер американский крейсер. Оставалось действовать по инструкции. А инструкция предписывала в подобной ситуации самоуничтожение.
Зубофф, фактически приняв на себя командование, действовал как обычно. То есть четко, быстро, эффективно. Русские, как заметил Ройтер, достаточно хорошо приспособлены к критическим ситуациям. И приказ о самоуничтожении корабля старпом принял так же бесстрастно, как информацию компаса. Далее его мысли были сосредоточены на том, как это организовать наилучшим образом. Ясно было, что на таком расстоянии торпеды бесполезны Но эту операцию отрабатывали много раз еще на Балтике. 4 свиньи выгрузили из аппаратов, прикрепили к ним заряды и загрузили обратно. Одновременный выход + дистанционный подрыв обеспечивал практически 100 %-ное уничтожение обоих – и крейсера, и лодки.
Американцы не унимались. Через час они стали пытаться распилить входную дверь рубки дисковой пилой. Несколько человек с автоматами отправились в центральный пост встречать непрошеных гостей, остальные встали по тревоге и приготовились к моменту истины. И тут случилось нечто необычное. Русские, не сговариваясь, запели «Варяга». Команда, конечно же, скорее всего не знала стихотворения Рудольфа Грейнса из мюнхенской газеты «Jugend» 1904 года, но то чувство, с которым это пели русские, быстро передалось остальным. Бросалось в глаза то, что им совершенно неважно было, слушают ли их, разделяют ли их боевой пафос. Адресат здесь был не окружающие, а некто вне этой лодки. И не Ройтер вовсе. Это было как молитва богу войны, как боевой клич. Не было во всей команде двух людей, которые с такой пламенной силой ненавидели друг друга, чем эти двое русских, но то, что они, находясь в разных отсеках субмарины, вдруг почти одновременно запели одно и то же, впечатлило всех. Через куплет на повторах к ним начали присоединяться нестройные голоса, пытавшиеся повторить как можно точнее звуки чужого языка. Не пел только радист Функ. Он согласно инструкции до последнего вздоха выстукивал на волне 800 метров:
|
|
|
Альфа-Каппа-Нибелунг захвачен американцами альфа каппа нибелунг…
И вдруг – возможно, снова случилось чудо – через трескотню эфирных помех на этой мертвой волне вдруг донеслось:
Альфа-Каппа-Нибелунг – принято – сообщите ваши координаты…
Дальше пошел активнейший радиообмен. Если бы эти недоумки с углошлифовальной машинкой были чуть прозорливее, то как можно скорее срезали бы антенну. Но они были уверены – помощи лодке ждать неоткуда, а значит, и антенна – лишняя запчасть.
Аргентинские рыбаки, находившиеся в точке с координатами примерно 34°59′S 56°09′ юго-восточнее Исла Дель Флорес, в то утро видели странное явление. Над морем – залитым солнцем морем – сгустился зеленоватый туман, и это туманное облако величиной с огромный пароход двинулось по прямому курсу. Через минуту вокруг него замелькали хлысты бело-голубых молний с таким треском, как будто рвалась сухая парусина. Внутри облака возникло черное пятно, которое быстро росло и через мгновение уже вышло за его пределы и оказалось невероятных размеров военным кораблем. Он как бы плюхнулся в море, с высоты нескольких метров подняв волну, накрывшую и опрокинувшую баркасы. Из ниоткуда, из воздуха, вдруг возник линкор. И этот линкор на 32 узлах шел на Монтевидео. Рыбаки вообще попали под раздачу ни за что. Просто «Бисмарк», а это был именно он, совершил прыжок в этой точке координат. Несколько утлых суденышек опрокинулись и затонули в считаные секунды, оставив на воде с два десятка несчастных. Про порванные сети и уничтоженные суда уже никто не вспоминал. Главное теперь было остаться в живых.
Завывание пилы прекратилось. По корпусу забарабанили ботинки. Зубофф понял, что у американцев что-то пошло не так. Он бы, ни секунды не сомневаясь, подорвал заряды, но именно потому что не сомневался, он и не торопился. Когда в центральном сухо затрещат автоматы, когда отсеки наполнятся пороховым дымом, очень редким запахом внутри лодки, когда корпус сотрясется от разрыва гранаты, он, несомненно, повернет ручку «адской машинки». Главное, это сделать не суетясь, чинно, степенно, встретить то великое, что ему суждено. Он погибает на чужом корабле, и не под Андреевским флагом, но он погибает за Россию, ибо уничтожает военных союзников ее врагов-большевиков.
На американском крейсере наступило замешательство, когда из динамика открытым текстом раздалось:
– Это вице-адмирал Эрнст Линдеманн! Я хочу говорить со старшим военно-морским начальником. Требую немедленно освободить экипаж U-2413 и обеспечить беспрепятственное прохождение лодки в нейтральные воды.
В каюте Коммандера нависла гробовая тишина. Только Ройтер щелкнул пальцами. Карлевитц был прав, когда шептал ему, собиравшемуся уже пустить в ход кю-гунто. «Командир! Подчинитесь! Они еще совершат ошибку, и не одну…»
|
|
|
– Повторяю. Я не мираж, я – капитан линкора «Бисмарк». Действую по приказу контр-адмирала Лютьенса. У меня под прицелом нефтеналивные терминалы. Достаточно одного залпа, чтобы у вас тут в бухте вода закипела. 35 минут на то, чтобы лодка со всем экипажем вышла за пределы порта. По истечении 35 минут открываю огонь. Время пошло.
Да, это был «Бисмарк». Тот самый. Тот, да не совсем. Надстройки изменились. И изменился его… цвет. Вместо серо-черных камуфляжных линий на бортах башнях и надстройках играло отражение моря и неба. Он был зеркальным, отполированным как бляха флотского ремня. Его башни сверкали на солнце так, что больно было смотреть. Линкор входил в бухту и разворачивался, блокируя фарватер. Даже с такого расстояния было видно, насколько он массивнее и мощнее американского крейсера, да и что вообще можно было бы сравнить с ним в этом порту? Разве танкеры? Крейсер ожил. Из-под кормы забурлила вода, но Коммандер продолжал демонстрировать твердость…
– Адмирал! – неуверенно начал он. – Вам известен приказ президента Дёница о безоговорочной капитуляции всех флотов? Если вы немедленно не сложите оружие – вы будете атакованы всей мощью флота союзников и уничтожены!
– На мертвецов приказы не распространяются! – отрезал Линдеманн. – Да мне уже приходилось сражаться со всем британским флотом однажды… Линейный крейсер «Худ», помните? К тому моменту, когда сюда подойдет весь союзный флот, что вряд ли, порт уже перестанет существовать. И вы вместе с ним… Я не шучу. Может быть, я единственный в мире капитан, которому приходилось отдавать команду «Отставить «Открыть кингстоны!» Я не сдался в 41-м и тем более не намерен этого делать сейчас… Кстати, у вас уже 34 минуты…
– Оружие верните, – напомнил Ройтер, когда американцы взялись его выводить на палубу. – Очень уж дорого оно мне как память…
Американский офицер, очевидно 1-й помощник на «Талсе», некоторое время поколебался, но кю-гунто и пистолет вынужден был вернуть. Угроза была вовсе не шуточная. Крейсер как раз стоял под горой, и горящая нефть потекла бы именно на этот пирс.
|
|
|
– Командир на мостике! – крикнул Ройтер, как только у него в руках оказались леера ограждения. – Малый вперед! Следуем на сближение с «Бисмарком»! Ремонтную бригаду в рубку! Пусть приведут в порядок дверь. Надеюсь, нам не придется срочно погружаться. У нас очень сильный эскорт!
* * *
Автоматчики капитана Лячина во время зачистки квартала г. Шверина задержали странного субъекта. Это был морской офицер, судя по шевронам фрегаттен-капитан, который на вполне сносном русском языке сообщил, что его имя Зигмунд Штумпф, и у него есть важное сообщение для старшего офицера 1-го отдела. В 1-м отделе он потребовал связать его с английской военной миссией, назвал фамилию Харт. Генри Харт действительно был офицером контрразведки и находился в своем штабе на противоположном берегу Эльбы.
Англичане в тот же день прислали за ним. А пока Штумпф находился под юрисдикцией русских – он охотно отвечал на вопросы, сообщил, что он антифашист, активный участник Сопротивления и в течение едва ли не всей войны снабжал союзников ценными сведениями о немецком флоте. Отношения с союзниками в те дни были вполне дружескими, несмотря на некоторые инциденты. [23] А посему во избежание международных конфликтов резидента англичанам передали быстро и без проволочек.
Оказавшись на той стороне, Штумпф потребовал беседы тет-а-тет с Хартом. Беседа сулила быть очень интересной, потому что немец начал ее словами «Я агент «Фрайбол». Присутствующие не догадывались, что под нехитрой фамилией Штумпф скрывается не кто иной, как группенфюрер СС Ганс Рёстлер.
Глава 12
ЛЕДОВАЯ ВАНДЕЯ
Они создают пустыню и называют это миром.
Тацит
В то время как в Европе окончательно утвердилось лето, здесь в полных правах находилась Зима. Это царство льда, пингвинов и китов. Вотчина Нифльгейм. [24]
Полярная ночь, шторм, пронизывающий ветер. Так встретила своих новых граждан Новая Швабия. В капитанской каюте флагмана сидели двое. Один из них был небольшого роста, суховат, со смешно оттопыренными ушами. Чем-то напоминал короля троллей – Эрнст Линдеманн – капитан «Бисмарка». Другой – его гость командир U-2413 Конрад Нойман.
– Так чем закончилась ваша эпопея с эвакуацией семьи? – заинтересованно спросил Линдеманн, жадно отхлебывая кофе из большой алюминиевой матросской кружки.
– Увы, ничем… – вздохнул Нойман. – Я прорывался в Потсдам напрасно. А уж как я выбирался обратно…
– Но вы же, говорите, нашли дом, и он даже не был поврежден.
– Да, но в доме никого не было. Ни души. Их, вероятно, успели эвакуировать.
– Получается вы – счастливчик… Вовремя убраться из того ада, который накрыл эти благословенные места спустя 48 часов, и вы убедились в том, что ваших близких там точно не оказалось…
– Да не совсем… Я ведь не имею понятия, где они.
Адмирал вскинул голову, обнажая рваный шрам от ожога – напоминания о том дне 27 мая 41 года, когда их судьбы, его, Линдеманна и Ройтера, так причудливо пересеклись, и ободряюще похлопал его по плечу.
– Вальтер Демански – очень могущественный человек. Если он не смог спасти дочь и внука из погибающего Берлина, то кто вообще тогда что-то мог в Германии?
– Только этим и утешаюсь… – вся надежда на моего несостоявшегося тестя.
– А почему же несостоявшегося? – удивился Линдеманн.
– Ну брак-то у нас так и не был зарегистрирован… Анна прекрасная мать, но ее характер… Ой, это такая глупая история, лучше не вспоминать… Извините, это уже личные переживания…
– Ну да… как много мы совершаем глупостей… – задумчиво произнес адмирал. – Все хотим исправить… И кажется, завтра-завтра все исправим, но не придаем этому особого значения. А тут вдруг война. И оказывается, что эти-то самые глупости и составляли нашу жизнь и самое в ней дорогое…
Нойман вспомнил те ужасные дни мая 41-го, когда в Атлантике решалась судьба флагмана, когда решалась судьба их всех. Тогда под впечатлением смерти друга он все воспринимал как цепочку не имеющих значения бессмысленных эпизодов, смысл которым придавала лишь ненависть к врагу. Сколько же раз Ройтер ставил свою судьбу на кон и выигрывал? Ему везло? Сам командир не любил это слово. Что значит «везет»? Нет! Это его люди, которых он обучал, отрывая драгоценные минуты от сна, быстрее загоняют «хрюшек» в трубы, это его прежний старпом – выдающийся навигатор – ходячая лоция и уникальный артиллерист, какой капитану Блооду не снился. Это его сумасшедший медик изучал методики хилеров на Яве и способен, если потребуется, создать философский камень. Кто ему это приказал? Да никто не мог приказать такого. Сам. Все сам. Ради науки и Рейха. Сейчас он заслужил почетное арийство. А тогда? В 39-м? Если бы не Ройтер, парня, скорее всего, выперли с флота. И, кстати, флот бы много потерял. По крайней мере, сам Ройтер ни разу не пожалел, что этот еврей волею судеб оказался вместе с ним в зловонной трубе, несущей смерть.
Сейчас Линдеманн улыбается и потягивает кофе, а тогда, на операционном столе при свете карманных фонариков, его бледное обожженное лицо в грязных бинтах казалось маской с какого-то дьявольского карнавала. Рваный шрам с тех пор – напоминание о грозном дне 27 мая. Каким чудом обер-фенрих, тогда всего лишь обер-фенрих Карлевиц, вырвал его из лап смерти? Сколько же времени прошло? 4 года! И все эти 4 года флагман, выходит, провел в этих жутких льдах. Зачем? «Бисмарк» мог бы переломить ход сражения за Атлантику… А вот мог бы? Ведь всего через год с небольшим «Шарнхорст», «Гнейзенау» и «Принц» – более чем внушительная эскадра – фактически эвакуировались из Бреста. Получается, правы были ребята из СС, и Рёстлер, лично приложивший немалые усилия к тому, чтобы события развивались именно таким образом, и заварил кашу со всеми этими «перемещениями». Удивительно, как Редер согласился передать корабль под юрисдикцию СС. Это Редер-то с его любовью к надводным гигантам и плохо скрываемой нелюбовью к ведомству Гиммлера. Но сейчас получается – то было единственно правильное решение. «Шарнхорст» покоится на дне в 70 милях от Нордкапа, «Гнейзенау» принял свою судьбу на фарватере в Готенхафене, «Принц»? – Да что «Принц»? – Если и не потоплен, то, скорее всего, достался союзникам. А «Бисмарк» этот давно похороненный корабль, и экипаж – представьте себе – целы и невредимы, и несут службу…
– Гросс-адмирал любит вспоминать о том, как вы с вашими людьми «чинили» перо руля тогда в 41-м. Он до сих пор считает всю эту историю выдающейся авантюрой – отстрелить рули и уходить на машинах.
– Ну да, – задумчиво процедил Нойман. – Тогда было все по-другому. Мне кажется, то, что мы проделали тогда, – было такой невинной шалостью по сравнению с тем, что было потом. Одно то, что мы здесь, в этих льдах, что мы остались живы после всего этого ада кажется полной фантастикой…
– Не торопитесь радоваться, – усмехнулся Линдеманн, – может быть, судьба нам вынесла приговор. Может быть, самый страшный приговор – жить после всего, что случилось. Иногда, друг мой, жить много страшнее, чем погибнуть, уж поверьте мне.
Он снова отхлебнул кофе и посмотрел куда-то вдаль, сквозь Ноймана. Что он видел там? Развалины Киля? Горящий Берлин? Он не познал ничего этого. Он нес бессрочную вахту в далеком относительно благополучном уголке Германии. В Берлине, Гамбурге и Дрездене безраздельно властвовал огонь – здесь же было царство льда и воды.
– Вы не знаете, что сейчас в Альтеркирхене? – вдруг спросил он.
Альтеркирхенов в Германии, наверное, больше десятка. Но Нойман знал, какой Альтеркирхен Линдеманн имеет в виду. Адмирал из Рейнланда, земляк Вероники. Там сейчас американцы. Город, скорее всего, сожжен бомбами, как Юлих или Вюрцбург или Хильдесхайм.
Нойман вздохнул и промолчал. Они все откладывали на «после войны». И вот война уже два месяца как окончена. И что же осталось? Опустевшие кварталы Берлина и Любека, по которым ветер метет пепел сожженных заживо людей. Мир и вправду оказался ужаснее войны.
– Герр адмирал! U-1026 запрашивает! – высунулся в дверной проем дежурный.
– Извините, герр Ройтер, – адмирал собрался покинуть его. – Проходим охраняемый периметр – необходимо соблюсти формальности. – То, что он его назвал его прежней фамилией, заставило Ноймана улыбнуться. Здесь-то, действительно, какая секретность! Что скрывать друг от друга? И они оба, и фюрер ледовой Вандеи Гюнтер Лютьенс погибли для всего мира. А по ту сторону Стикса – никакой секретности нет. Только Истина. Горькая нагая истина. Слишком мало их – избранных – тех, кто вырвался из грохочущего ада, тех, кто смог пересечь полмира. То, о чем Ройтер лишь мог строить смутные догадки в Бресте и в Сурабайе, сейчас мерно гудело, подрагивало хрусталем бокалов в адмиральской каюте, шло пятнадцатиузловым ходом курсом на залив Ширмахера. «Бисмарк» мог бы развить все 26, но в кильватере шла лодка Ноймана-Ройтера, и отрываться было нельзя. Там, у кромки льдов, они разделятся. Лодка погрузится, а «Бисмарк» будет еще какое-то время патрулировать окрестности. Вдруг он понадобится не только Ройтеру? В базу зимой он, конечно же, попадет, транспортная система «Ипсилон» позволяет перемещаться хоть во льдах, хоть в пустыне – ей все равно. Но не все так просто. Надо, чтобы бухту подготовили для прыжка. Это сотни килограммов аммонита, чтобы взрывать лед. Ясное дело, что такие операции не проделываются ради развлечения. «Ипсилон» пока не может перемещать предметы точно. Плюс-минус пара километров… Так что полынья должна быть не маленькая… И лучше бы «Бисмарк» пробыл в походе до сентября хотя бы, тогда лед начнет утоньшаться, и его можно будет пробить корпусом.
«Что-то я, пожалуй, слишком уж злоупотребляю гостеприимством адмирала, – подумал Ройтер, – пора возвращаться к себе на корабль». Он не сомневался, что его новый старпом справится, но порядок есть порядок. Вот-вот начнется зона сложного маневрирования, и он должен находиться на мостике. Линдеманн дал карты и лоцию, но насколько они точны?
– Герр Ройтер, – услышал он голос адмирала. – Командующий на проводе, хочет с вами поговорить!
Глава 13
ТРУП № 13
Все изменяется, ничто не исчезает.
Публий Овидий Назон
Основным блюдом, поданным на этот завтрак, были сандвичи. Подполковник Генри Харт был просто счастлив, что впервые увидеть в лицо великого агента «Фрайбола» довелось именно ему. Более таинственного персонажа не было, пожалуй, за всю историю войн, которые вела Британия. Информация, которую поставлял этот агент, была исключительно ценна. Он еще ни разу не ошибся. Все, о чем он сообщал, не нуждалось в перепроверке, его аналитические замечания сбывались с завидной точностью. Просто невероятно, что простой фрегаттен-капитан мог так глубоко влезать в святая святых Рейха.
Ганс Рёстлер с удовольствием затягивался «робустой», давая понять, что истинным ценителям сигар в его прежней жизни приходилось нелегко.
– Представляете, русские меня угощали своим табаком… У них очень крепкий табак…
– Я едва не поседел, когда мне доложили, что вы у русских.
– Ну это как раз вполне логично. Где же мне еще быть, если Берлин оказался в их руках?
– Да, но вы сумели добраться до Шверина! Это фантастика просто! Удивительно, что их особисты так просто вас отдали.
– Видимо для них я не представляю никакой ценности. Ведь это вы знаете, что я – «Фрайбол», а для них я просто «немец Михель». [25] Ну фрегаттен-капитан, ну – антифашист, ну что еще? Да, собственно, ничего.
– Вы были в Бункере?
– Да, был. – Рёстлер отправил в потолок мясистое колечко дыма. Оно поплыло вверх, по дороге приобретая прозрачность, пока не слилось с сизым туманом под потолком.
– Вы можете достоверно подтвердить, что Адольф Гитлер мертв?
– Более чем достоверно, мистер Харт. Я слышал выстрел и видел тело. Перед смертью фюрер имел беседу со мной и с Рейхсминистром.
– И о чем была беседа? – нетерпеливо допытывался Харт.
– Вы играете в гольф? – как бы невзначай перебил «Душка-Ганс», давая понять, что торговля еще не окончена и что пока еще ему не назвали цену, за которую он готов продать эту информацию. «Искренне интересуйтесь собеседником» – советовал один модный американский психолог. Ну вот Рёстлер как раз этим и занимался.
– В гольф??? – Харт чуть было не поперхнулся кофе. – Вы умеете играть в гольф?
– Ну, сказать, что в два счета сделаю Бобби Джонса,[26] наверное, было бы слишком. – Рёстлер выпустил в потолок еще одно безупречное сизое кольцо дыма, какое-то время оба собеседника наблюдали за тем, как оно медленно поднимается к потолку. – Но… Мой лучший результат – 62 на 18 лунках…
– Фрайбол, вы меня поражаете… Вы ничем не отличаетесь от британца!
– All are not hunters that blow the horn. [27]
Да, англичане – снобы. Лучший способ найти ключ к сердцу сноба – это убедить его в том, что ты сам точно такой же сноб. Рёстлеру это удалось. Довольно скоро он услышал от Харта именно то, что хотел услышать:
– Фрайбол! Нам нужны такие как вы!
– Это предложение? – хитро прищурился Рёстлер – Что ж, я полагаю служить Его Величеству весьма почетно, тем более для бывшего немца…
– Как вы точно сказали… «бывшего». Да скоро само понятие «Германия» уйдет в прошлое… Этот народ – главный источник бед всей Европы. То, что не удалось сделать в 18-м году, придется завершить сейчас.
Рёстлер не выказал никаких эмоций по поводу услышанного.
– Вообще-то я родом из Судет. А позвольте вас спросить, каким образом вы собираетесь уничтожить 80 миллионов немцев?
– Таким же, каким вы… – Харт слегка запнулся – вроде бы к Рёстлеру это и не должно было относиться, – каким нацисты уничтожали своих политических противников. «Раса господ» станет расой рабов, и это будет уже на века…
– Я знаком с планом Моргентау, – спокойно заметил Рёстлер. – Могу сказать, он всем хорош, если бы не один ма-а-аленький нюансик…
– Что вы имеете в виду?
– Предположим, вы уничтожите в лагерях всех немцев и на территории от Одера до Рейна обустроите пастбища… Вы представляете, как лихо по этим пастбищам заклацают траки русских «Сталиных»? [28]
– Да что вы! Им не дадут!
Рёстлер лишь укоризненно посмотрел на Харта.
– Сколько «Ланкастер» летит до Москвы? А я вам скажу – он просто не долетит. Даже в одну сторону. А русские стоят на Эльбе. Вы не знаете, что такое залп «катюши» – как ее русские называют, а я знаю. Вы не знаете, как русские взламывают самую глубоко эшелонированную оборону… Они не считаются с потерями, у них ресурсов полно.
– Э-э-э, – махнул рукой Харт, – друг мой, вы преувеличиваете. Русские никогда бы не добились успеха, если бы не наша военная помощь…
– В 42-м – да, пожалуй, я бы с вами согласился, а сейчас? У русских мощный технический потенциал – их танки не хуже «Тигров» и «Шерманов», нефти у них – залейся, хлеба – завались… Марганец, молибден, медь… Я уже не говорю о том, что русским вообще наплевать на бытовые проблемы. Они могут жить в чистом поле, питаться древесной корой, и разрушение инфраструктуры для них ку-у-да меньшее зло, чем для нас с вами. Это у нас – бомба попала в водонапорную башню, вышел из строя водопровод – нам с вами завтра жена такое устроит – что в пору стреляться, а у них он и так никогда не работал по-человечески… Вы думаете, что с русскими можно воевать так же, как с немцами?
Рёстлер чувствовал, как его собеседник теряет оптимизм. Ладно, замнем это дело. С британцами так нельзя. Нельзя их брать нахрапом. Лицемерам – оружие лицемеров. Яд, обман и клевета. Немцы разозлили русского медведя. Он вырвался из берлоги и крушит, все, что попадет под лапу… Готовы ли англо-американцы продолжать войну еще шесть лет? Сколько у них под ружьем в Европе? Миллиона три? Это всего лишь вдвое больше, чем у русских принимало участие в одной Берлинской операции. Сколько они еще смогут отмобилизовать? Ведь не стоит сбрасывать многочисленные пробольшевистские движения. Де Голль, как Вы полагаете, надежный союзник? Он пойдет против СССР?
Между тем:
В Ленинабадской области имеется 20 умерших от истощения и 500 опухших от недоедания. В Сталинабадской области 70 умерших от истощения. В Читинской области имеет место употребление павших животных, деревьев, коры и даже людоедство.
Из секретного письма Л. Берии И. Сталину 21–22 мая 1945 г.
* * *
Этим летом все люди, находившиеся на огромном пространстве от Одера до Рейна, независимо от национальной принадлежности, вероисповедания и политических взглядов, были заняты одним делом – они искали. Каждый искал свое. Разоруженный солдат Вермахта, не получивший статус военнопленного по странной прихоти Эйзенхауэра, на пространстве, обнесенном забором с колючей проволокой, искал траву, которую еще не вытоптали и которую можно бы было употребить в пищу, родители искали потерянных детей, дети – родителей, жены – мужей. Союзники искали, чем поживиться. Кто чином помельче – искал прохожего, чтобы отнять у него часы, кто повыше – искали станки, художественные ценности, секретные чертежи. Русские очень быстро оценили возможности, предоставляемые им моментом, в Москву уже отправился поезд с оксидами урана из института Кайзера Вильгельма, группа советских специалистов шарила по побережью в поисках «Фау». Искали все и всё. Отдельных слов стоит то, как искали фюрера. Или хотя бы труп фюрера. Ничего такого, что можно было бы без сомнений назвать трупом фюрера, союзникам не попадалось. Это было очень плохо. Получается, Адольф Гитлер всех обманул. Даже смертью своей он умудрился нагадить и Черчиллю и Сталину. Оба были недовольны. Сталин был недоволен больше. И заставлял своих людей стараться. Их старания были вознаграждены. Старания всегда вознаграждаются. Специальные подразделения НКВД обнаружили не один, и даже не два, а целых 13 трупов Адольфа Гитлера. Ну на то он, как говорится, и фюрер, а люди с задачами попроще могли и просто исчезать бесследно. Так произошло с Рёстлером. Он исчез. Но не просто исчез. За сутки до этого труп его покровителя Генри Харта обнаружили в лесу с эсэсовским кинжалом в спине. Почерк «Вервольфа». Вероятно, «Фрайбола» ждала куда более страшная смерть – обычно с предателями не церемонятся. А может, это был вовсе и не «Фрайбол»?
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Окончательный (вариант) 22 мая 1945 г.
Военный кабинет
Доклад Штаба объединенного планирования
1. Нами проанализирована (возможность проведения) операции «Немыслимое».
2. Общеполитическая цель (операции) – навязать русским волю Соединенных Штатов и Британской империи. Хотя «воля» двух стран и может рассматриваться как дело, напрямую касающееся лишь Польши, из этого вовсе не следует, что степень нашего вовлечения (в конфликт) непременно будет ограниченной. Быстрый (военный) успех может побудить русских хотя бы временно подчиниться нашей воле, но может и не побудить. Если они хотят тотальной войны, то они ее получат.
3. Единственный для нас способ добиться цели в определенном и долгосрочном плане – это победа в тотальной войне, но с учетом сказанного выше, в пункте 2, относительно возможности скорого (военного) успеха, нам представляется правильным подойти к проблеме с двумя посылками:
а) тотальная война неизбежна, и нами рассмотрены шансы на успех с учетом этой установки;
б) политическая установка такова, что быстрый (военный) успех позволит нам достигнуть наших политических целей, а последующее участие (в конфликте) нас не должно волновать.
4. Поскольку возможность революции в СССР и политического краха нынешнего режима нами не рассматривается и мы не компетентны давать суждения по этому вопросу, вывести русских из игры можно только в результате:
а) оккупации столь (обширной) территории собственно России, чтобы свести военный потенциал страны до уровня, при котором дальнейшее сопротивление (русских) становится невозможным;
б) нанесения русским войскам на поле сражения такого поражения, которое сделало бы невозможным продолжение Советским Союзом войны.
8. Для нанесения решительного поражения России в тотальной войне потребуется, в частности, мобилизация людских ресурсов (союзников) с тем, чтобы противостоять нынешним колоссальным людским ресурсам (русских). Этот исключительно продолжительный по срокам проект включает в себя:
а) широкомасштабную дислокацию в Европе колоссальных американских ресурсов (живой силы);
б) переоснащение и реорганизацию людских ресурсов Германии и всех западноевропейских союзников.
11. Перед принятием решения о начале военных действий следует учесть следующее:
а) Если оценка ошибочна и достижение любой поставленной нами ограниченной цели не заставит Россию подчиниться нашим условиям, мы фактически окажемся втянутыми в тотальную войну.
б) Ограничить военные действия каким-то одним регионом невозможно, а стало быть, по мере их развертывания нам придется считаться с реальностью глобальной схватки.
в) Даже если все пойдет по плану, мы не достигнем окончательного с военной точки зрения результата. Военная мощь России останется несломленной, и русские всегда смогут возобновить конфликт в любой подходящий для себя момент.
Выводы
31. Согласно нашему заключению:
а) начиная войну с русскими, мы должны быть готовы к тотальной войне, длительной и дорогостоящей в одно и то же время;
б) численный перевес русских на суше делает крайне сомнительным возможность достижения ограниченного и быстрого успеха, даже если, сообразно политическим взглядам, это будет соответствовать достижению наших политических целей.
Дж. Грэнтхем, Дж. С. Томпсон, У. А. Аоусон
* * *
Шведское гидрографическое судно «Гиславед» вышло из порта 3 мая. Курс – море Уэддела, Южные Фарренские острова. Нечего сказать – лучшего времени шведы для своих научных занятий не нашли. Фарватеры еще не протралены, да и наверняка не все немецкие подлодки выполнили приказ о капитуляции. Дёниц клянется, что все, но «бухгалтерия не сходится». Где-то «гуляют» еще как минимум с два десятка боевых кораблей с экипажами. Им, не подчинившимся приказу о безоговорочной капитуляции, терять уже точно нечего. Пиратство для них – самый простой и очевидный выход. А научное судно – самая доступная цель.
Честно говоря, «ученые» с «Гиславеда» выглядели странно, все больше с военной выправкой, но кое-кто вез семьи, так что судно на первый взгляд выглядело вполне гражданским. Для Вероники Лутц, которая из своего Эссена выезжала только на поезде или автобусе, это испытание казалось совершенно фантастическим. Она ведь толком даже не умела плавать. В море она обычно заходила по колено, затем брызгала на себя водой и только потом погружалась целиком, обязательно при этом держась за берег. Собственно, это и называлось у нее «морским купанием». А тут – путешествие через полземли! Шторма, мины, живые акулы, американские самолеты, которые однажды так лихо зашли на «Гиславед», что можно было подумать – они раскусили уловку, но нет, обошлось. Оказалось – шутка. Американцы шутили. А что? Они – победители. Они утерли нос старушке Европе, так что можно было себе позволить не церемониться. Тем более эти европейцы – а не один ли черт – немцы, шведы ли – слишком о себе большого мнения…
По результатам всех этих событий невзрачный обершрайбер, Вероника Лутц, затерявшаяся на пароходе, идущем к спасительной Ultima Tule среди группенфюреров СС, крупных партийцев и инженерной элиты, находилась в совершенном смятении. Такое с ней было лишь однажды, в тот день, когда покончил с собой ее муж Дитрих. Но те, хотя и тяжелые, переживания постепенно были вытеснены ее отношениями с Ройтером. Да, очень неправильными отношениями. Она же видела во всем, что происходило с ней, не что иное, как промысел небес. Кто, как не Господь, послал ей, тогда гарнизонному библиотекарю, волшебную встречу с Ройтером? Ведь то было искушение. И она ему, увы, поддалась… Но Господь милостив. Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не будешь прощен, не будешь прощен – не спасешься. Хотя сейчас с уверенностью сказать, было ли это самоубийство, а не акция маки – трудно. Как-то скомканно все тогда расследовалось. Военная полиция отнеслась к делу формально, слишком очевиден был мотив! Ничтожный майоришко интендантской службы против аса из асов, кавалера рыцарского креста, портреты которого висят по всей Германии в каждом втором отделении гитлерюгенда! Если бы не Рёстлер, они вообще бы ограничились написанием протокола и не попытались бы ударить палец о палец. Да, оно, собственно, и так закончилось ничем, и она – у разбитого корыта – дважды вдова здесь и претендентка на 2-й круг ада там … Ройтер – что там за семья у него – это дело темное… И эта рыжая стерва свою участь, безусловно, заслужила. Так что Ройтер виноват куда меньше. Это было ее, лично ее падение, и смерть мужа на ней… Но Господь безмерно добр. Ибо сказано: «…кто из вас без греха…», ну и так далее…. Милость Господа безмерна.
Он простил ей все, он явил очередное чудо. Разве не чудо, что она спасена из погибающего Берлина? Ей дан счастливый билет в один конец, за который в тот момент отдавали все состояние. А почему бы и нет? Виллу? Банк? Завод? – Все равно все достанется русским. Ничего уже не имело такой ценности, как билет на паром до Мальмё в те страшные дни. Однако все было много проще, а может, и наоборот – сложнее. Билет в один конец ей обеспечил вовсе не Господь, а ее непосредственный руководитель группенфюрер СС Ганс Рёстлер.
Глава 14
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ [29]
– Вы тоже оставили дома невесту, юнкер?
– А вы? – отвечает вопросом фон Лангенау.
– У ней волосы светлые, как у вас.
И снова оба молчат, и немец кричит наконец:
– Так какого же черта трястись в седле по этой мерзкой земле навстречу турецким псам?
И маркиз улыбается:
– Чтоб воротиться.
Райнер Марш Рильке
База 211, или «Новая Швабия», представляла собой несколько подледных поселений, каждое из которых размером со средний порт Бискайского побережья, объединенных надежной транспортной сетью. Прав был в свое время Дёниц, сказав, что его подводники осваивают настоящую Шангри-Лу. Здесь было все. Теплые реки создали подо льдом громадные промоины, внутри которых температура не опускалась ниже 18 градусов. Некоторые очень походили на бункеры в Бресте. Разница была лишь в размерах. На шельфе была нефть, в горах молибден, золото, но главное – уран. Система гидросооружений позволяла получать термальное тепло и электричество в достаточных количествах для питания заводов и судоремонтных мастерских. Это же тепло использовалось для подогрева посадочных полос аэродрома. Посадка на такие полосы – ювелирная работа – то же самое, что на авианосец. Коротенький отрезок бетонки, дальше герметичные ворота, которые открываются на несколько секунд по запросу, и дальше длинное подземелье. Вернее, «подледье» – лед толщиной в километры. Модифицированные Me 262 не были основной авиационной боевой единицей базы. То, что составляло настоящую ударную силу, прятали в бункерах. «Ханебу» – летающие диски. Аппараты, похожие на английские пехотные каски. Иногда они совершали тренировочные полеты, но их не было видно, а только слышно. С-с-с-шшшшш! И нет их уже.
Население новой Германии было чуть больше 120 тысяч. Военные, моряки, ученые, квалифицированные рабочие. Женщин было очень мало. Только самые заслуженные эсэсовцы и специалисты могли перевезти сюда семьи. Но это бич любого флотского коллектива. Проект с завозом проституток из Аргентины, который поначалу бодро стали реализовывать, оказался на грани провала. Трудно было найти девиц, желающих ехать на край света в полную неопределенность. Официальная версия – добывающая компания на удаленной точке нуждается и так далее… Но зачем, когда заработать можно без труда особого в том же Буэнос-Айресе. Всех-то карт вербовщики по понятным причинам раскрыть не могли. А если могли бы, это не облегчило бы задачи. Короче, шлюхи, они и в Аргентине шлюхи.
Ближайший населенный берег – 3000 километров. Там можно было проводить отпуска, но только раз в году. Слишком дорого обходилась доставка сюда каждого грамма груза. Транспортный канал – секретное оружие Рейха, носивший название «Ипсилон», работал, но пока лишь в экспериментально-тестовом режиме. Силовая установка модернизированного «Бисмарка» могла взаимодействовать с ним. Но кто еще обеспечил бы такую энерговооруженность? А флагман – далеко не лучшее средство для грузоперевозок. Совсем не нужно было, чтобы аргентинские рыбаки заговорили о регулярных появлениях «летучего немца» в их водах. Да и перемещаться в таком канале может только хорошо подготовленный человек. Простой бюргер сойдет с ума в ситуации, когда отсутствует привычное течение времени. Некоторых ценных специалистов, не обладающих отменным здоровьем, приходилось накачивать наркотиками, чтобы они нормально переносили перемещение. Но и это тоже – не для всех.
На материк и обратно курсировали малые транспортные суда. Туда – руды ценных металлов, оттуда – готовую продукцию, продукты питания, товары быта, почту. Но это лишь четыре месяца короткой антарктической навигации. Подлодки шли круглый год, но и это лишь «капиллярное» снабжение осажденной крепости. В Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае работали десятки предприятий, обеспечивавших жизнеспособность 211-й базы. Их создавали люди Вальтера Демански еще до вступления в войну США. 56 юридических лиц, оформленных только на него, а были ведь и другие доверенные персоны. В экономики стран Латинской Америки таким образом были вкачены миллионы рейхсмарок, и сейчас они поддерживали военную мощь антарктического форпоста. Рейсы из Мар-дель-Плата в Новый Берлин шли под экзотическими флагами: Норвегии, Мексики, Боливии, того же Уругвая. Надо все-таки помнить, что Аргентина в состоянии войны с Германией и любое неосторожное движение – это же практически пиратство, и вот, у нас на рейде союзническая эскадра…
Человек способен привыкнуть ко многому. Способен он жить и вдали от дома, и вдали от всего мира, и в ледяном панцире, и под прицелом врага. Жизнь на этом жалком клочке земли была тяжелой, но и в ней были свои минуты счастья. Истинная радость посещала эти неприветливые места, когда на внешнем охраняемом периметре базы засекали последних беглецов из метрополии. Это были те немногие, кто уцелел в аду, кто прорвался через полмира в эти широты, потому что не было у них другого выхода. Они бежали сюда, чтобы продолжить борьбу. U-2413, груженная ценнейшей технической документацией, активами Рейхсбанка, частью архивов «Анненербе», благодаря «Бисмарку» ушла от лап американцев и прорвалась к своим. Когда-то Ройтер-Нойман спас флагмана от уничтожения превосходящим британским флотом. Теперь «Бисмарк» отдал долг.
U-2413 встречал сам Лютьенс. В Швабенленде Ройтер и его экипаж – настоящие герои.
Конечно, это был праздник. Почти как в Бресте. С цветами, с оркестром, с командующим на пирсе. При этом был в базе человек, который ждал эту лодку больше, чем все остальные вместе взятые. Это была несчастная пассажирка Гидрографического судна «Гиславед» – Вероника Лутц.
* * *
– Герр гросс-адмирал! – бубнил в трубке сбивающийся голос. – У меня есть то, что вам надо.
Это звонил начальник госпиталя Мюрвика. Кроме него в суть операции были посвящены еще лишь четверо. Дёниц, Иоахим Лют, брат Вольфганга, естественно сам Вольфганг Лют и его адъютант. Больше не знал никто. Даже Люде-Нойрат, чья преданность делу и лично Рейхспрезиденту не вызывала ни у кого сомнений.
Дёниц молчал. Это был знак согласия. Он еще раз просчитывал все, что может случиться… Скоро труп боцмана перенесут в подвал шпортхалле. Там сейчас пусто. Нет лишних глаз. Там Ральф все сделает. Винтовочная пуля с такого расстояния снесет полчерепа, так что опознание будет очень затруднено.
– Кто сегодня вечером в карауле?
– Матиас Готтлоб. Хуже стрелка я пока еще не встречал. Не удивлюсь, если он когда-нибудь пристрелит сам себя, – усмехнулся Иоахим.
– И слава богу. Слава богу… – медленно проговорил гросс-адмирал. – Иоахим, вам лично не кажется эта история шитой гнилыми нитками? Начальник школы, человек, в чьи обязанности входит проверка постов, и вдруг забыл пароль? Англичане нам не повесят очередное самоубийство?
– Насколько я могу судить, нас этот вариант вполне устраивает, лишь бы не докопались до истинной причины, лишь бы не попалась им в руки лодка Вольфганга после всех событий. А самоубийство – ну что ж, в теперешней ситуации это вполне понятно.
Гросс-адмирал тяжело молчал. Он еще и еще раз прикидывал варианты. Очень рискованная игра. Очень! Но другого пути нет.
– Не стоит подготовить Готтлоба? – спросил он.
– Нет, не надо… Англичане обязательно начнут копаться, не дай бог он запутается… А так – да, ему придется пережить определенные страдания, но по крайней мере на допросах он будет искренен. Я больше беспокоюсь за Ильзе…
Дёниц кивнул. Ильзе придется пережить чудовищный удар. Но сегодня вся Германия держит удар, каждый немец, ребенок, старик, домохозяйка, и им, простым людям, в сотни раз тяжелее. Плененный адмирал – все-таки адмирал. А плененный рядовой матрос? Ничто, пыль. Мы-то по крайней мере правительство. И Лют это все устраивает не ради собственного развлечения, а для того, чтобы усилить единственный не сдавшийся гарнизон – базу-211. Когда-нибудь ей все объяснят. После войны. Обязательно…
* * *
Наверное, нет такой женщины, которой не шли бы меха. Когда наши предки были близки к природе, они это хорошо усвоили. Аргентинская лиса здесь в свете прожекторов искрилась, играла и придавала Веронике какой-то неуловимый оттенок изысканности. Она не могла себе позволить этого там, так пусть хотя бы будут здесь, хоть здесь это и вынужденная мера. Одежда из меха здесь почти униформа.
Перед подледным погружением на борт U-2413 послали лоцмана. Он помог провести лодку под ледяным панцирем, и сейчас она входила в створ бухты Нового Берлина так же спокойно и торжественно, как это было в Бресте или в Вильгельмсхафене. Вероника никогда не встречала Ройтера вместе с толпой. Все-таки ей это было не совсем прилично. Уже потом, вечером, дома, она ждала его. Она готовила ужин, зная, что сегодня она будет есть его не одна.
Брест. 42-й год. Год надежд и испытаний…
Она видела его. Он ее не видел. Хотя все должно бы было быть наоборот. Это Ройтер стал Нойманом – человеком-невидимкой. У него другое лицо, другая фамилия. Все другое. У нее – все, как и было. Нелепая близорукость, короткая французская стрижка, которой, впрочем, все равно не видно под меховой шапкой. Он, погруженный в свои мысли, проходит мимо. Он не ищет взглядом ее, потому что ему в голову никогда бы не пришло искать ее здесь. Он уже похоронил ее, она осталась лишь в памяти и никогда больше не воскреснет для настоящего. Для Ноймана, пора уже забыть про какого-то Ройтера, ледовая Вандея – всего лишь очередное место службы. Поведали ему уже ребята с «Бисмарка» про аргентинских проституток…
– Хельмут! – окликнула его Вероника. Ройтер вздрогнул. Это был знакомый голос. Очень хорошо знакомый. Он уже не Хельмут, и его узнать нельзя.
Она бросилась к нему, путаясь в полах шубы, чуть не упала, но Ройтер ее поймал.
– Как? Как ты могла оказаться здесь? Откуда ты знаешь, что я Ройтер?
– Мне ли не знать, – глотая слезы ответила она. – Через кого, ты думаешь, проходила вся документация по «Ипсилону»?
– Но я…
– Молчи, молчи, молчи… Я знаю, ты иначе не мог, я тогда не знала, что ты уже участвуешь в проекте. Я знала, что ты меня любишь, всегда знала. Это все война… Если бы не война…
Да… Если бы не война… У англичан есть выражение: «оказаться в неправильное время в неправильном месте». Это именно про них. Если бы не война, мы бы с ней так и не встретились никогда. Вот ведь что забавно. Сколько от Эссена до Дармштадта? – километров 200, ну 250… Не так уж и много. Сколько от Фленсбурга до Бреста? А до залива Шермахера, где они сейчас находятся? Вот вам неправильное время и неправильное место. И это неправильное место – наша многострадальная родина. Не первый раз уже Германия проходит через это. А ведь все еще она есть. И будет… И наверное любекский пастор, пророчивший в день гибели фюрера великое будущее его страны, вовсе не такой уж и сумасшедший, каким казался с первого взгляда. Сколько же времени у меня не было женщины? Даже страшно вспомнить…
* * *
– Известно что-нибудь о его родственниках? – спросил Иоахим у адъютанта брата, глядя в бледное лицо мертвого боцмана. Какие-то черты, конечно, были схожи, но в целом… нет, это не Вольфганг, и ежу понятно. И Ильзе догадается… Боже, боже, что же нам приходится делать…
Ральф покачал головой.
– Кто его знает… Он из Бреслау… Там русские…
– Что ж, прости, парень, – обратился Иоахим к трупу. – Это нужно для Германии, по крайней мере, пышные похороны я тебе обещаю. Давай, – это уже Ральфу.
Ральф какое-то время боролся с неудобным 98-м маузером, приставляя его так, чтобы все выглядело по возможности натурально.
Выстрел отдался в стенах пустого зала гулким эхом. Иоахим инстинктивно отстранился от кусочков мозга и брызг крови. Крови было немного. Изуродованное лицо боцмана не было похоже на Вольфганга Люта. Оно вообще уже было ни на что не похоже. Сам Вольфганг Лют в этот момент, прикрывая лицо от дождевой крупы и посторонних взглядов воротом кожаного плаща, спешил к пирсу, где его ждал мотобот. Через час на рейде Фленсбурга всплыла океанская «девятка» – последнее, что еще оставалось в распоряжении Дёница. Лязгнул люк, по корпусу прошла нервная дрожь запущенной машины. В последний раз Лют взглянул на береговые огни и отдал приказ на погружение.
* * *
Выстрел часового прозвучал в четверть первого.
– Что там за шум, черт возьми? – Помощник застал Рейхспрезидента одетым по форме у окна, хотя ему по всему следовало бы спать. Заседание правительства закончилось в полночь. Не в правилах Дёница было терять время. Сон – строго по расписанию. Завтра рано вставать, дела государственные требуют ясной головы ничуть не меньше, чем дела морские.
– Похоже, весьма неприятный инцидент, господин Рейхспрезидент! Часовой стрелял по ошибке в нашего… – Люде-Нойрат запнулся.
– Что случилось? – раздраженно рявкнул Папаша Карл. Недаром его прозвали львом.
– Сейчас часовой стрелял в Капитана цур зее Люта, – четко и ровно ответил адъютант главы государства. За эту четкость, собственно, его и ценил Дёниц.
– Ранен? – Рейхспрезидент попытался анализировать. Не переигрывает ли он? Все должно быть естественно. Максимально естественно. Завтра сюда насыплются союзники, и не дай бог кто из них что-то заподозрит, ведь расследование проведут самое тщательное.
– Может, даже убит. Сейчас выясняют… Вальтер, похоже, ничего подозрительного в поведении шефа не заметил, слишком уж он был подавлен. А кто не будет подавлен? Это же не укладывалось в голове… Пройти всю войну без единой царапины и получить пулю через 5 дней после ее окончания… Да от своего же…
– Как такое могло случиться?
– Лют сам ориентировал часовых стрелять после первого предупреждения, не переспрашивая.
Тело Капитана цур зее перенесли обратно в шпортхалле. Доктор констатировал смерть. Оставалось самое трудное – опознание тела женой Ильзе… Лют – человек великого духа, но Ильзе и семья – его ахиллесова пята. Ильзе повела себя как истинная арийка… Она молча стояла несколько минут над тем, что считалось телом ее мужа, медленно дотронулась до его руки. «Я хочу уйти» – вот все, что она сказала. Может быть, она что-то заподозрила? Больше не было никого, кто мог бы помешать подмене.
Лют был слишком заметной фигурой, чтобы просто так исчезнуть в никуда. Не позаботились в свое время о том, чтобы у него, как у Ройтера, возникла запасная жизнь, в виде какого-нибудь Щульца или Бауэра. Дёниц не знал, достиг ли базы 211 Ройтер, но то, что Топп ее не достиг и никогда уже не достигнет, не вызывало сомнений. Хорошо, если Эрих успел уничтожить секретную документацию и компоненты системы «Ипсилон». Нужен был еще шанс. Нужен был человек в базе 211. Его, Дёница человек. Таким мог быть только Лют. Им пришлось разыграть весь этот жестокий спектакль. Для Ильзе и детей он найдет слова. Обязательно. Потом. А пока самое главное сделано – в ночь с 14 на 15 мая лодка Люта взяла курс на базу 211. Другой Лют был похоронен еще спустя сутки со всеми воинскими почестями и ритуалами, принятыми в III Империи. Расследование, проведенное союзниками, остановилось на версии «несчастный случай».
Глава 15
АМЕРИКАНСКИЙ ПАССАЖИР
Встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным.
К. Г. Юнг
…Очаг мировой агрессии на западе был ликвидирован четыре месяца назад, в результате чего Германия оказалась вынужденной капитулировать. Через четыре месяца после этого был ликвидирован очаг мировой агрессии на востоке, в результате чего Япония, главная союзница Германии, также оказалась вынужденной подписать акт капитуляции. Японские захватчики нанесли ущерб не только нашим союзникам – Китаю, Соединенным Штатам Америки, Великобритании. Они нанесли серьезнейший ущерб также и нашей стране. Поэтому у нас есть еще свой особый счет к Японии. Свою агрессию против нашей страны Япония начала еще в 1904 году во время русско-японской войны. Как известно, в феврале 1904 года, когда переговоры между Японией и Россией еще продолжались. Япония, воспользовавшись слабостью царского правительства, неожиданно и вероломно, без объявления войны, напала на нашу страну и атаковала русскую эскадру в районе Порт-Артура. Характерно, что через 37 лет после этого Япония в точности повторила этот вероломный прием в отношении Соединенных Штатов Америки, когда она в 1941 году напала на военно-морскую базу Соединенных Штатов Америки в Пирл-Харборе и вывела из строя ряд линейных кораблей этого государства. Поражение русских войск в 1904 году в период Русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня!
Наш советский народ не жалел сил и труда во имя победы. Мы пережили тяжелые годы. Но теперь каждый из нас может сказать: мы победили. Отныне мы можем считать нашу отчизну избавленной от угрозы немецкого нашествия на западе и японского нашествия на востоке.
Наступил долгожданный мир для народов всего мира.
Из обращения И. Сталина к народу 3 сентября 1945 г.
Плотный человек в модном кремовом костюме сразу привлек внимание Сезара Родригеса – боцмана китобойной шхуны Afortunado («Удачливая»), Он не был похож на обычного туриста, которых в это время года в Мар-дель-Плата пруд пруди. Было в нем что-то особенное. Возможно, взгляд – тяжелый, изучающий, взгляд дотошного капризного покупателя. Испанский, на котором он общался с грузчиками на пирсе, оставлял желать лучшего. Акцент, очень похожий на техасский, выдавал в нем гринго. Но даже для гринго он вел себя как-то чересчур по-хозяйски. После того, как к городу подтянули трассу № 2, соединившую его с Буэнос-Айресом, эти богатеи тут как будто прописались. В порт-то они не особо захаживали, а вот центр города, где их привлекал комплекс казино, недавно построенный по проекту модного столичного архитектора, и фешенебельные отели, был их настоящей вотчиной. Этот что-то искал в порту. Родригес был хваткий малый. Он спинным мозгом почуял сделку. Он еще не понимал какую. Было бы неплохо, если бы этот гринго арендовал их шхуну на выходные для какого-нибудь банкета. Вряд ли он китопромышленник, так что серьезного контракта от него не получишь, но кто же откажется от пары лишних сотен песо в качестве небольшой премии?
– Эй, на «Удачливом!» – отрывисто выкрикнул гринго.
– Что угодно сеньору? – лениво отозвался Родригес.
– Сеньору угодно зафрахтовать ваше судно сроком на две недели. Даю полторы стандартные цены. Оплата – наличные доллары. Кстати, вы говорите по-английски?
– Я – почти нет, но вот капитан вполне прилично трещит по-вашему. Его сейчас нет. Будет к вечеру.
– С удовольствием познакомлюсь с вашим капитаном.
* * *
На открытой веранде дома бывшего атташе по культуре посольства Германии «американец» вел беседу следующего содержания:
– Значит, вы теперь Густав, – гражданин Аргентины? – прищурился человек, который называл себя Зигмундом Штумпфом, потягивая маленькими глотками матэ через трубочку искусно декорированной бомбильи.
– Увы, мой друг, – развел руками бывший дипломат. – Меня вызывали в Германию, но я не нашел ничего лучше, как стать невозвращенцем. Что меня там ждет? Я же член Партии…
– Да, Германия сейчас переживает не лучшие дни… – вздохнул гость. – Но сделано великое дело…
– Только не уподобляйтесь моему новому знакомому Мигелю Кармен-Фернандесу. Он считает фюрера не более не менее как бодхисатвой.
– Что за Мигель?
– Да есть тут один молодой человек. Журналист. Очень, кстати, хочет попасть в Антарктиду. По-моему, он немного с приветом… Помешан на всякой мистике. Не желаете себе попутчика?
– На мистике, говорите? Ну-ну… Может быть, он не так уж и не прав?
Бывший атташе по культуре лишь закатил глаза к небу, давая понять, что все эти разговоры, об оккультных корнях национал-социализма ему порядком надоели.
– Помните, что говорил фюрер? «Те, кто видит в национал-социализме только политическое движение, слишком мало знают о нем…»
– Да уж сейчас появится видимо-невидимо вырванных из контекста цитат фюрера. И вы туда же… Он имел в виду, возможно, что национал-социалисты не просто политика, а духовное движение, воины духа, фигурально, так сказать… – Бывший атташе по культуре устремил взгляд куда-то за горизонт, как будто что-то разглядел в небольшом кучевом облачке, одиноко проплывавшем над заливом. – Война проиграна. Германия в руинах. Второй раз на памяти одного поколения… Извините, Зигмунд, но после известия об аресте правительства я уже полностью потерял веру… Во все. Арест правительства… Вы подумайте только! С кем они собираются строить мир? Да, на любых условиях, но мир-то заключать надо… получается капитуляция не легитимна… Я в шоке.
– Что ж, это понятно для человека вашего склада, Густав. Были бы вы способны немного помечтать, я бы вам многое мог рассказать. Вот, – Штумпф достал из нагрудного кармана золотой партийный значок. – Это мне передала Магда Геббельс. Это значок фюрера. Понимаете, что это значит?
– Что это может значить? Наше движение разгромлено, Германия представляет собой пепелище. Вот, все, что осталось от великой идеи, – это, вот забава для фалериста через пару десятков лет. Возможно, вы его выгодно продадите. Нужно только доказать, что он действительно принадлежал фюреру. – Бывший атташе по культуре горько усмехнулся. Штумпф просто перевернул в пальцах значок и протянул его собеседнику. На реверсе была выбита цифра «1».
– Эта война продлится еще не один год. И Германия в ней еще скажет свое слово. Вот-вот начнется схватка между бывшими союзниками. Последний общий враг, враг, который заставлял их держаться вместе, ликвидирован. По всем законам должна начаться драка за дележ пирога. Вы же опытный дипломат…
– Я уже не дипломат, а скромный управляющий фермой. Кстати, сам господин Демански не собирается в наши края?
– Боюсь, он уже никуда не собирается. Он на пиру у Вотана, а там, знаете ли, не принято брать увольнительные.
– Боже мой, боже мой… Все это просто ужасно.
– Он погиб как герой, с автоматом в руках в здании министерства финансов.
– Ужасно… – еще раз повторил бывший атташе по культуре.
– Но его дочь и внук здесь.
– Вот как?
– Ну я не знаю, когда они соберутся в Мар-Дель-Плата, но в Буэнос-Айресе они точно были, и были совсем недавно. Так что в скором времени, я надеюсь, вы познакомитесь с наследницей. Достойная смена старому Вальтеру, уверяю вас.
– Таких, как Вальтер, – один на сто тысяч…
– Да, соглашусь. Он и так сделал все, что мог, и даже больше. Даже его смерть – это сам по себе, безусловно, героический акт, но и большая военная хитрость! Сотни миллионов рейхсмарок ушли от союзников. Где их сейчас искать, если неизвестно, чьи они? Был бы он жив, его можно было бы арестовать, шантажировать, а так – нет его. И денег нет.
– Ну как, как могло так все получиться? Дёниц сдался, ведь была же атомная бомба, «Фау-5», летающие диски… Почему все это не применили?
– Да потому что это бы ни на что не повлияло. Ну, свалите вы бомбу на Москву, ну даже убьете Сталина, что, война бы от этого закончилась? Да даже близко – нет! Нет Сталина, войска-то есть, думаю, в таком случае немедленно власть захватил бы Жуков. Это было бы лучше? Сталин, увы, тоже себя серьезным политиком не показал, но этот – психопат и германофоб. Более того, его известная германофобия имеет одно вполне понятное объяснение.
– Да? Какое это?
– Вы помните, как в 41-м наши спецслужбы работали по России? Сколько тогда было завербовано в Генштабе, в аппарате Минобороны. Да и просто полевых командиров? Ну вы, может, об этом и не помните. А между тем работа велась. И Жуков был среди них. Потом все пошло не по плану и он отрекся. Сталин – поверил. Теперь он, разумеется, боится раскрытия и лютует. Дважды предатель получается. А применять бомбу по собственной территории…
Наступила тягостная пауза. Только где-то внизу недовольно ворчал прибой. Атлантика вечно недовольна. Даже в этих местах, похожих на рай. Здесь не приходится нервно прислушиваться к гулу волн, здесь тишину нарушают только пассажирские самолеты.
– Сломался я, герр Штумпф, – вздохнул дипломат. – Может, это временное уныние, а может, уже и возраст… Стоят у меня перед глазами фотографии руин Берлина, русские танки на Кудам, голодные дети… мне не хочется жить… Не скрою, единственное, что удержало меня от того, чтобы пустить себе пулю в лоб, – дочь. Хайди – единственное, что у меня осталось. Какое будет ее будущее?
– Да, дочь у вас красавица. Сколько ей?
– Шестнадцать…
– Хайди… Хайди… Это же означает «борющаяся». Послушайте, Густав, это же символично. Единственное, что заставляет вас жить, носит имя Хайди. А вы в уныние вздумали впадать… Борьба еще впереди!
– Это да, – усмехнулся атташе, – ей только дай побороться. Вон сейчас вздумала заняться фехтованием…
– Что ж, спорт – прекрасное занятие для юных.
Бывший атташе по культуре пропустил замечание гостя мимо ушей. Его раздражали все эти агитки в духе фон Шираха. Он уже пятый месяц пребывал в состоянии полной апатии. После добровольной отставки отношения с женой стали портиться. Спасал ром, чего-чего, а этого добра тут – залейся, хотя пару раз он уже прикладывался и к коке. Сбережений пока хватало. Что-то обещала дать ферма, овчина и шерсть – всегда в цене, но все это было как насмешка. Он – опытный резидент, с широкой агентурой, которая вдруг в одночасье оказалась не просто никому не нужна, но даже опасна. Опасна для него самого, в первую очередь. И вот – всего лишь управляющий фермой. Как «Генрих-птицевод». [30] Только тот был юнцом желторотым, а он – убеленный сединами муж и отец.
* * *
– Моторная лодка с металлическим корпусом, бензин – 15 двадцатипятилитровых канистр, теплые вещи – полушубок из ламы, бараний тулуп, ботинки альпинистские утепленные, палатка утепленная, бекон – 4 упаковки…. Он что, с ума сошел, этот гринго… – бормотал Родригес, проверяя, все ли погружено согласно списку американского пассажира.
Китобой шел в общем-то в обычные для него места. Море Уэддела – как раз самое место китового промысла. Вот только западнее залива Атка шхуна никогда не заходила, а этот чертов гринго хочет именно туда. И в картах разбирается… Кладоискатель какой, что ли? Но что может быть спрятано в этих льдах? Какое судно и с каким грузом доходило до этих широт?
– Наше дело маленькое. Он хорошо платит, – отрезал капитан. Что ж, слово капитана – закон. Закон нужно исполнять. Вот только как этот гринго собирается идти в этих широтах на моторной лодке?
Американец вел себя так, как будто был уверен в том, что ему среди пингвинов приготовлен отель как минимум 4 звезды. Когда лодка была спущена на воду и налажен мотор, он на корявом испанском поблагодарил команду, которая на протяжении последних двух недель только и жила тем, что делала ставки – действительно ли американец отправится в путешествие по Антарктиде на моторной лодке, или «сдуется», как только узнает, что вода мокрая, а лед, который в ней плавает, – холодный.
Американец – не сдулся.
Как ни в чем не бывало он завел свою моторку, будто бы находился в протоке Миссисипи. Взмахнув рукой наподобие нацистского салюта, он дал газу и 35-узловым ходом по большой дуге ушел в сторону группы изумрудно-зеленых айсбергов. Солнце с низкого угла просвечивало толщу льда, и он играл тусклыми разноцветными бликами, подобно не ограненному алмазу. На флагштоке гринго вывесил довольно неожиданный символ. Это был… немецкий военно-морской флаг, причем линкорного размера. Так продолжалось несколько дней. Утром гринго уходил в плавание, а вечером возвращался. Но однажды он не вернулся. Не вернулся он ни на следующий день, ни через сутки. А что потом? Да ничего. Американец сказал: «Если меня не будет более трех суток – уходите» – значит, знает, что делает.
Гарантийное письмо
25.09.1945
Руководству компании «RDF Судоверфи» Бразилия. Рио-де-Жанейро
Акционерное общество «Демански и Шмитт», являющееся заказчиком по «Контракту № 132/16 от 18.04.1944 г. на постройку 6 морских паромов для перевозки сельскохозяйственной техники» просит внести ряд дополнений в перечень работ, проводимых уважаемой Компанией по Контракту. Список позиций, подлежащих изменениям, прилагается.
Оплату гарантируем. Наш счет в Banco do Brasil SА. (отделение Сан-Паулу) xxxxxxxxxxxxxxxxxxxxx
Гюнтер Шмитт, управляющий партнер.
В этих местах не принято нарушать тишину звуком подвесного мотора. Его в течение нескольких минут засек 1-й пост наблюдения и передал по инстанции. U-2413, патрулировавшая квадрат, вышла на перехват цели. В перископ на спокойной воде был отлично виден боевой флаг Kriegsmarine. Через 15 минут морская поверхность огласилась радостными счастливыми криками. Встретились однополчане! Экс-легенда первой флотилии Ройтер-Нойман и экс-представитель от Партии в 1-й флотилии U-boot – Ганс Рёстлер. А до этого в начале июля на внешнем периметре засекли лодку Вольфганга Люта. И очень кстати. «Девятка» была настолько в плачевном состоянии, что ее едва удалось довести до базы. Хотели даже было затопить, но ценный груз в сильный шторм так и нельзя было перегрузить на эскорт.
До середины октября в базу пришло еще несколько кораблей. Израненные, истрепанные штормами, но живые. Из того, что рассказывали спасшиеся, можно было собрать материал для десятка приключенческих романов. Это были, пожалуй, самые хорошие нов
