Истоки политики военного коммунизма

Вопреки распространенному мнению термин «военный коммунизм» вводит не В.И. Ленин, который впервые употребил этот термин в брошюре «О продовольственном налоге (значение новой политики и ее условия)», обосновывая необходимость перехода к нэпу, а А.А. Богданов. Более того, он первым поставил знак равенства между военным коммунизмом и государственным капитализмом военного образца.

В своей книге «Вопросы социализма», вышедшей в начале 1918 г., Богданов опирался на анализ процессов, развивавшихся в воюющих капиталистических странах в период первой мировой войны. Эти процессы привели к тому, что значительная часть населения, призванная в армию, стала жить на содержании у государства, не будучи участником производства. Влияние армии на весь общественный процесс сильно возросло. Сам же характер этого влияния определялся двумя отличительными чертами военного аппарата: авторитарное строение, потребительский коммунизм. И то, и другое оказывало глубокое влияние на жизнь страны: черты своеобразного «потребительского коммунизма» с армии распространялись на остальное общество. Разрушительный для общественного хозяйства ход войны привел к карточному регулированию потребления, регулированию цен, всего сбыта (принудительное объединение отраслей в синдикаты), а затем и самого производства (принудительное трестирование, государственная трудовая повинность). Так, по Богданову, возникает современный государственный капитализм», организация общества, подобная организации, создаваемой в осажденных городах. Ненормальность этой системы заключалась в том, что преобразование форм общественной жизни определялось не производством, не ростом производительных сил, а, наоборот, шло из области потребления, переходя через сбыт в сферу производства. По мнению Богданова, после войны в капиталистических странах произойдет постепенное отсечение регрессивных, реакционных, исторически преходящих потребительских форм «военного коммунизма», а формы позитивного содержания, такие как синдицирование, трестирование, будут сохраняться и развиваться, поскольку соответствуют общей линии развития капитализма. Равным образом и авторитарные тенденции будут действовать лишь в переходный период от войны к миру, а затем демократический строй, оттесненный развитием авторитарности, установится вновь.

Дискуссионным остается и вопрос о хронологии военного коммунизма. Некоторые историки ведут отсчет с начала 1920 г., когда по выражению большевика М.Н. Покровского, экономика «должна была плясать под дудку политики». Другие склонны связывать хронологию военного коммунизма с введением в январе 1919 г. продразверстки. Третьи называют 28 июня 1918 г. - принятие декрета СНК о национализации крупной промышленности. Наиболее распространенная дата у советских историков - май 1918 г., время провозглашения продовольственной диктатуры. Есть и другие точки зрения, однако все они укладываются в известную схему военного коммунизма как следствия начавшейся интервенции и гражданской войны. Сторонники противоположной позиции связывают начало политики военного коммунизма с приходом большевиков к власти. Однако, несмотря на принципиальные различия, спор этот можно отнести к прошлому, так как обе точки зрения исходят из признания Октябрьской революции и Советской власти качественно новым явлением в истории России.

В настоящее время идеологические страсти уступают место более взвешенным оценкам, в соответствии с которыми революционные события принимают более частный характер и целиком укладываются в русло российской исторической традиции, в очередной раз подчеркивая ее импульсивность и катастрофичность развития. В основе своей режим государственного абсолютизма советского типа мало чем отличался от режима абсолютной монархии в России. Уже само время поставило памятник над общей могилой «белых» и «красных», позволив исторической науке в значительной степени освободиться от политических пристрастий.

В вопросе о начале политики военного коммунизма выделяется мнение историка-меньшевика Н.Н. Суханова, который считал, что военный коммунизм был провозглашен сразу после Февральской революции с введением государственной хлебной монополии. Это указывает на существование глубинного однородного процесса как до, так и после Октябрьской революции и подтверждает мысль Ф. Энгельса о том, что «hard and fast lines (абсолютно резкие разграничительные линии) несовместимы с теорией развития».

Самодержавие рухнуло в феврале 1917 г. потому, что ни до первой мировой войны, ни тем более во время войны не смогло консолидировать и направить социально-экономический потенциал общества на преодоление внутренних противоречий и отражение натиска внешнего врага.

Вступая в мировую войну, царское правительство рассчитывало, что перебоев с хлебом не будет. Страна лидировала среди мировых экспортеров зерна, и прекращение экспорта хлеба должно было обеспечить изобилие продовольствия. Однако уже в конце 1914 г. заготовки продовольствия для армии столкнулись с большими затруднениями. Поэтому 17 февраля 1915 г. вышел указ, предоставляющий право командующим военными округами запрещать вывоз продовольствия из производящих местностей, утверждать обязательные цены на эти продукты и применять реквизиции в отношении тех, кто упорствовал в их сдаче на нужды армии. Но эти меры привели лишь к росту спекуляции и дороговизны, поэтому в течение 1915-1916 гг. последовал еще ряд частных мероприятий по ограничению рынка, организации планового снабжения и ужесточения контроля над ценообразованием сельскохозяйственной продукции. Последним, наиболее решительным, шагом царского правительства стало назначение осенью 1916 г. на пост министра земледелия ставленника промышленных кругов А.А. Риттиха, который вводит обязательную поставку хлеба в казну согласно погубернской, поуездной и волостной разверстке.

Однако нарастание кризисных явлений и революционных событий с начала 1917 г. стало опережать введение разверстки. Временное правительство ознаменовало начало своей деятельности по борьбе с продовольственным кризисом введением 25 марта 1917 г. государственной торговой монополии на хлеб. Закон о хлебной монополии обязывал владельцев предоставлять все имеющееся количество хлеба в распоряжение государства, за вычетом запаса, необходимого для собственных и хозяйственных нужд.

16 мая 1917 г. исполком Петросовета проголосовал за резолюцию, которая содержала программу «регулирующего участия государства» почти для всех отраслей промышленности в распределении сырья, готовой продукции, фиксации цен и т.п. Однако эта программа не была принята Временным правительством вследствие нажима промышленных кругов, которые стремились сохранить свои прибыли в неприкосновенности. Поэтому для проведения очередного этапа объективно назревших мероприятий история приготовляла новую политическую силу.

Таким образом, захват политической власти большевиками в октябре 1917 г. явился результатом потребности общества в радикальных государственных мероприятиях по разрешению вопросов о войне, снабжении населения продовольствием и урегулировании социально-экономических отношений. Первые мероприятия, первые декреты советской власти по ограничению прав на частную собственность и огосударствлению важнейших отраслей хозяйства стали непосредственным и естественным продолжением политики, наметившейся еще при царизме и проводившейся Временным правительством.

Сами большевики внимательно наблюдали за изменениями, происходившими в социально-экономической организации воюющих держав. Наиболее последовательно и жестко проводилась политика государственной централизации и регулирования экономики в период войны и некоторое время после нее в Германии. Еще 25 января 1915 г. немцы приняли закон о хлебной монополии. В течение войны в стране контролировался обмен, устанавливались твердые цены, нормировалось распределение не только промышленного сырья, но и непосредственного потребления людей путем карточек и пайков. Были введены трудовая повинность и учет товаров, отменена свободная торговля на большинство изделий. Таким образом, германское государство глубоко вторглось в сферу капиталистических интересов, ограничило частную собственность и заменило рынок централизованным обменом между отраслями экономики. Это дало повод некоторым немецким социал-демократам назвать такую систему «военным социализмом». Ленин охарактеризовал ее в 1917 г. как «военно-государственный монополистический капитализм или, говоря проще и яснее, военная каторга для рабочих». Вместе с тем, он утверждал, что государственно-монополистический капитализм полностью обеспечивает материальную подготовку социализма и между государственно-монополисти-ческим капитализмом и социализмом «никаких промежуточных ступеней нет» и надо только помещичье-капиталистическое государство заменить государством революционно-демократическим.

Первым на это обратил внимание давний философский соперник Ленина А.А. Богданов, который почти сразу после Октябрьского переворота предупреждал, что Ленин, «став во главе правительства, провозглашает «социалистическую» революцию и пытается на деле провести военно-коммунистическую». Действительно, весной 1918 г. Ленин призывал: «Учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».

Так оно впоследствии и случилось. В России добиться хлебной монополии в рамках контроля за предпринимателями, как в Германии, не удалось. Система монополии, напоминавшая германскую, была достигнута только в условиях полного огосударствления промышленности и продовольственной диктатуры, сопровождавшейся ожесточенной классовой борьбой с идеологической подоплекой. Это еще раз подтвердило специфику российской истории развиваться путем крайнего обострения противоречий, отразило одно из самых существенных обстоятельств, характерных для всего исторического опыта России, - большая инерция отживших форм общественного развития, затягивание разрешения назревших противоречий и в силу этого их развязка самыми радикальными силами и способами, при которых отрицание предыдущего исторического этапа достигает апогея.

Исходя из вышеизложенного военный коммунизм можно рассматривать как российскую модель немецкого государственного капитализма.

Сходство государственного капитализма в Германии и военного коммунизма в России подтверждается и событиями 1921 г.: 15 марта Х съезд РКП(б) принял решение о замене продразверстки продналогом, а 14 апреля германский министр земледелия внес в рейхстаг законопроект о регулировании сделок с зерном, который предусматривал переход от политики государственной монополии на торговлю хлебом к продовольственному налогу. Разница состояла лишь в том, что большевики осуществляли эту политику железом и кровью, плотно окутав пеленой коммунистической идеологии. Они осознанно относились к военному коммунизму уже не как к вынужденной войной мере, но как к общественному принципу, фундаменту грядущего социалистического уклада.

Таким образом, представляется возможным выделить два основных истока политики военного коммунизма:

- объективная необходимость военного времени;

- коммунистическая идеология.

Исходя из этого не будет ошибкой считать символическим началом политики военного коммунизма момент прихода большевиков к власти, когда начала довлеть идеология господствующей партии, а ее реальным началом - майские декреты 1918 г., предоставившие чрезвычайные полномочия Наркомпроду.