Особенности урегулирования конфликтов в регионе

 

1. Характерные черты конфликтов на территории бывшего СССР.

Распад СССР фактически сокрушил все сложившиеся основные структуры общества: государственное пространство, политическую систему безопасности, культуру, инфраструктуру. Сегодня они формируются заново, уже в рамках 15 самостоятельных государств. Столь радикальная трансформация общественных структур становится источником национальных конфликтов. Для России, как и для других новых государств, образовавшихся на геополитическом пространстве бывшего Союза, настоятельно необходима выработка национальной политики, которая способствовала бы снижению напряженности, урегулированию и предотвращению национальных конфликтов. Это предполагает анализ влияния структурных изменений на межнациональные отношения.

Беловежское соглашение, решившее судьбу СССР, резко обострило этнонациональные процессы, изменив условия жизни всех многочисленных наций, этнических групп, проживающих на территории бывшего Советского Союза. Такую связь развития этноконфликтов с распадом СССР подчеркнул, в частности, политолог Д. Саймс в газете "Ньюс Дэй": "Действительно, сверхдержавы под названием Советский Союз более не существует. Однако на смену "империи зла", где основой власти были сила и принуждение, пришли несколько зол: проявление межнациональной ненависти, столкновение амбиций различных политических элит. Миллионы людей внезапно лишились общности. В подобной обстановке процветают нетерпимость и экстремизм. Кровавые войны, сопровождающиеся многими тысячами жертв, бушуют в различных частях бывшего Советского Союза".

Для прогноза дальнейшего развития событий важно правильно ответить на вопрос о закономерности распада державы. Тем более, что мнения на этот счет разделились. Приведем образчики крайних позиций. Так, Серж Лейрак ("Юманите") считает: "Исчезновение Советского Союза в том виде, как он существовал, не может вызывать чувство ностальгии. И все же это не было предначертано судьбой. Можно сожалеть о том, что не проявились в достаточной мере силы, способные осуществить радикальное обновление, чтобы обеспечить установление гуманного и демократического социализма, что являлось конечной целью перестройки".

В свою очередь, Иржи Пеликан, директор Римского института Восток-Запад, утверждает: "Противоречие, заключающееся в том, что в западной части континента происходит объединение, в восточной - разъединение, является неизбежным и исторически предопределенным. В Восточной Европе идет процесс создания национальных государств. Этот процесс исторический, который на Западе имел место 200 лет назад. Создание новых национальных государств сопровождается определенными напряженностями и конфликтами, что вызывает сожаление, однако сам процесс не следует считать катастрофическим".

Положение осложняется и тем, что Беловежское соглашение противоречит мартовскому референдуму 1991 г., когда большинство населения СССР высказывалось за Союз. Уже сама форма принятия решения о распаде Союза порождает сомнения в соответствии Беловежского соглашения Конституции СССР. Кроме того, есть немало вопросов о его соответствии международным соглашениям. Все это вместе становится аргументами в борьбе политических сил, проецируется и на национальные отношения.

Распад СССР произошел на фоне усиления тяги к самоопределению наций, в первую очередь тех, права которых были ущемлены историей. Советская национальная политика не всегда способствовала развитию культуры, языка, традиций. Нарушалась территориальная и национальная целостность народов. Во имя общего порой ущемлялось частное. Негативную роль сыграло и преждевременное провозглашение новой исторической общности - "советского народа".

Имеют свои исторические причины нынешние национальные конфликты на Кавказе, где, с одной стороны, были созданы искусственные бинациональные образования, такие, как Чечено-Ингушетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, а с другой - единые народы были разделены по автономиям разных союзных республик. Так, осетины оказались и в России, и в Грузии, карабахские армяне - в Азербайджане. При распаде единого геополитического и экономического пространства резко обострились все накопившиеся ранее противоречия.

На Кавказе, а также в Средней Азии отчетливо проявляются конфликты горизонтального типа, которые носят кровавый характер. Достаточно вспомнить "ферганскую трагедию" - погром турок-месхетинцев в Узбекистане, не менее драматические события в киргизском городе Оше, где жертвой стали узбеки или вооруженные осетино-ингушские столкновения в Назрани. Конфликт в Нагорном Карабахе перерос в настоящую войну между Азербайджаном и Арменией, как и вооруженный конфликт между Абхазией и Грузией.

Решая сегодня вопросы государственности и национальной политики в 15 новых государствах, нельзя не учитывать исторический фактор. "Мины", заложенные в национальные отношения десятилетия назад, неизбежно "взрываются" в будущем. В многочисленных конфликтных ситуациях на Кавказе, в Крыму, в Поволжье слышится эхо сталинских депортаций. Тем, кто разрабатывает законы о гражданстве, столь дискриминационные по отношению к нетитульным нациям, как, например, принятые в Эстонии или предложенные в Латвии, надо отчетливо понимать: рано или поздно это откликнется вспышкой новых национальных конфликтов.

Свои исторические корни и у конфликтов, происходящих на религиозной почве. Особенно опасно обострение противоречий между мусульманами и христианами. Неосторожная политика в этом отношении в России и ближнем зарубежье, а также вмешательство третьих сил могут привести к трагическим последствиям, причем не только для России, но и для всего мирного сообщества.

Вспомним слова бывшего министра обороны Азербайджана Лейлы Юносовой: "После распада Советского Союза у Запада появился новый образ врага - исламский фундаментализм. Он используется для того, чтобы изображать эти события (конфликт в Нагорном Карабахе) как войну между бедными христианами и варварами-мусульманами". Конечно, можно оспаривать справедливость такого утверждения. Однако в регионе тюрко-исламского влияния налицо активизация исламского фундаментализма, в частности в Таджикистане.

Исламский фактор может осложнить отношения России с рядом государств. Он несомненно будет оказывать влияние на ее внешнюю политику, в особенности по отношению к мусульманским странам ближнего зарубежья. При формировании российской национальной политики необходимо учитывать и фактор существования исламских регионов внутри Российской Федерации.

2.Дискуссии о причинах развития конфликтов на постсоветском пространстве.

Военно-политическое вмешательство России в конфликты, возникающие на ее окраинах, и, что еще более важно, методы подобного вмешательства стали одними из наиболее болезненных вопросов во взаимоотношениях страны с Западом. Еще до начала чеченской войны в декабре 1994 г. западные эксперты заговорили о том, что акции, предпринимаемые российским руководством, разительно отличаются от традиционно принимаемых ООН мер по поддержанию мира в "горячих точках", особенно в том, что касается беспристрастности, согласия всех сторон и правил применения силы. В самом деле, действия Турции на Кипре в 1974 г. или Индии в Шри-Ланке в 1987 г., называемые сторонами, осуществлявшими вмешательство, "миротворческими", больше пригодны здесь для сравнения, чем операции ООН. Несмотря на более ранние интернационалистские заявления Москвы, одностороннее силовое вмешательство в течение длительного времени российских вооруженных сил, замаскированное под "миротворческие акции", расценивалось как инструмент реставрации империи или по крайней мере как открытое отстаивание российских национальных интересов. Хотя чеченская кампания Москвы относилась к другой категории операций, она во многом дезавуировала усилия России по поддержанию мира или принуждению к миру на всей территории бывшего Советского Союза. Фактически на Западе возобладало мнение, что России в проводимых ею операциях на территории новых независимых государств (ННГ) свободу действий давать не следует. Более того, российские посягательства на еще не оперившуюся независимость новых государств должны быть подвергнуты суровому осуждению, и это надо недвусмысленно дать понять Москве.

Российское правительство, разумеется, с такой оценкой действий в корне не согласно. Его официальные представители постоянно заявляют, что российские миротворцы строго соблюдают Хартию ООН, Заключительный акт CБСЕ и другие международные соглашения, участником которых является Россия. Хотя Москва по сей день отдает предпочтение мандату ООН/OБСЕ на проведение миротворческих операций на территории СНГ, с точки зрения как министерства иностранных дел, так и министерства обороны РФ, никаких других официальных подтверждений легитимности акций России в принципе не требуется, коль скоро они предпринимаются под эгидой СНГ как регионального соглашения. За несколько лет до начала войны в Чечне и заключения Дейтонских мирных соглашений Москва даже позволяла себе утверждать, что проводимые ею операции более эффективны, чем операции ООН. Действительно, после прибытия российских миротворцев в Южную Осетию и Приднестровье в середине 1992 г. боевые действия в этих регионах прекратились, а введение чуть позже в том же году российских вооруженных сил (ВС) в Таджикистан привело если не к окончанию гражданской войны, то к существенному снижению разгула насилия в этой бывшей советской республике. Все эти факты свидетельствовали в пользу России, особенно если сопоставить их с результатами миротворческих усилий ООН в 1992-1995 гг. в Сомали или Боснии. Основа миротворчества, как бы заявляла Москва, в том, чтобы заставить замолчать ружья оппонентов: остановка кровопролития необходима для стабильности, и нет иной силы, кроме России, равно как и нет такой международной организации, которая смогла бы достичь этого.

В конкретных вопросах российские дипломаты подчеркивали тот факт, что их страна, располагая более глубокими, уникальными знаниями конфликтов в бывших советских республиках, творчески отвечает на все вызовы эпохи, последовавшей за окончанием "холодной войны". Они также указывали, что основная задача "традиционного" миротворчества, заключавшася в попытке найти выход из тупика "холодной войны", в течение десятилетий парализовывала ООН. Что же касается проблемы более широкого применения силы со стороны миротворцев, то пересмотр классических принципов ООН в этой области идет уже давно, а в свете проведенных НАТО в 1995 г. операций по принуждению к миру в бывшей Югославии российский подход, заключавшийся в "использовании средств войны для поддержания мира" (1), нисколько не был уникальным. Относительно аргумента о беспристрастности россияне не замедлили отметить, что вооруженные силы (ВС) западного альянса в Боснии гораздо охотнее применяли силу с целью остановить наступательные действия сербов, чем в случае аналогичных акций со стороны хорватов или мусульман. Россияне также гордились тем, что "особые отношения", сложившиеся у них с жителями постсоветских республик, позволяли время от времени превращать сами враждующие стороны в "миротворцев", действующих в компании с российскими ВС, что, безусловно, следовало признать еще одним потрясающим новшеством в миротворческой практике.

Со своей стороны представители российской политической элиты уверены в том, что реальный спор между ними и Западом (под которым в данной статье понимаются США и страны Европейского союза; Турция, в силу особенностей географического положения страны, ее интересов и роли, должна рассматриваться отдельно) идет не столько о соблюдении ряда согласованных принципов или существовании международного мандата (здесь они жалуются на "двойные стандарты" (2)), сколько о борьбе за влияние в возникающих геополитических регионах новой Восточной Европы, Кавказа и Центральной Азии (3). По их мнению, Запад всячески противится какой бы то ни было новой интеграции между ННГ и Россией, интеграции, которая, с точки зрения большинства россиян, естественна и исторически неизбежна. Политика ведущих западных стран, как они полагают, направлена на сдерживание усилий России занять свое законное место в качестве великой державы. Традиционные геополитические воззрения вновь воцарились в России, формируя посткоммунистический менталитет ее элиты.

С момента распада СССР россияне стали называть бывшие республики, ставшие независимыми государствами, "ближним зарубежьем". Это показное желание примириться с новой и неожиданной реальностью вызвало глубокие подозрения Запада в связи, как он полагает, с неоимпериалистическим подтекстом, присутствующим в смысловом значении избранного термина. На самом деле Москва первоначально не обращала никакого внимания на своих ближайших соседей. Медленно и с трудом она наконец осознала, что 25 млн. этнических русских (составляющих около 1/6 населения самой РФ), ставших в одночасье национальными меньшинствами в новообразованных государствах, будут давить тяжелым грузом на любую проводимую Москвой внешнюю политику. Ни одно российское правительство не сможет оставаться безучастным к судьбе русской диаспоры.

"Агрессивный национализм" в бывшем СССР, заявляют российские лидеры своим западным коллегам, является угрозой национальной безопасности как России, так и западных стран. В целом это справедливо, однако непосредственная опасность для двух сторон разнится весьма значительно. Перед Северной Америкой и Западной Европой стоят проблемы не менее серьезные, причем территориально конфликтные зоны расположены намного ближе к метрополии, чем Абхазия или Таджикистан к Москве. Гораздо больше Запад заботит сама Россия и направленность происходящих в ней изменений. Иными словами, "агрессивный национализм" в отдаленных районах бывшего СССР, возможно, неприятен, но российский неоимпериализм значительно неприятнее.

Было бы несправедливо, однако, предположить, что господствующие в западной политике воззрения начисто игнорируют российские интересы в бывших союзных республиках. Скорее, можно сказать, что Запад предпочитает ограничить роль России, чтобы предотвратить любое воссоздание "империи". Так, Россия может по праву стремиться быть "первой среди равных", но всякая попытка Москвы "выкроить сферу влияния", не допуская туда остальных, будет встречена в штыки.

 

Это весьма интересный поворот в развитии событий, поскольку ранее, до распада СССР, что стало совершеннейшей неожиданностью едва ли не для всех на Западе, западные страны не проявляли никакого видимого интереса к делам союзных республик, которые в последние несколько десятилетий считались находящимися вне пределов досягаемости для внешнего мира. Конфликты, сопутствовавшие распаду СССР, ослабление контроля над бывшими республиками со стороны Москвы неизбежно вели к большему вовлечению как России, так и внешних сил и институтов в дела ННГ под флагом борьбы за упрочение стабильности.

Всеохватывающая концепция укрепления стабильности, одним из инструментов которой является собственно миротворчество, включает в себя предотвращение конфликтов, управление ими и их урегулирование. В дальнейшем мы проанализируем интересы Запада и России, лежащие в основе их попыток предотвратить многочисленные конфликты, возникающие в постсоветском пространстве, взять в свои руки управление ими и их урегулирование.

С точки зрения стран Запада, особенно США, наибольшее беспокойство вызывают конфликты, связанные с ослаблением контроля над ядерным арсеналом бывшего СССР. До конца 1991 г. это было достаточным основанием для желательности сохранения единства Советского Союза. Опасность представлял тот факт, что в случае распада страны контроль над советским ядерным оружием как стратегического, так и тактического назначения, рассредоточенным по республикам бывшего СССР, перейдет в руки их руководителей, что разрушит систему его нераспространения. Другая, еще более пугающая, опасность была связана с тем, что эти государства-преемники СССР могли в свою очередь раздробиться на еще более мелкие образования, погрузившись в хаос.

Для России было не менее важно не допустить распространения ядерного оружия на постсоветской территории и сохранить свой контроль над ним. РФ, провозгласившая себя единственным наследником ядерной мощи СССР, приняла ряд мер по изъятию ядерного оружия и материалов из всех районов действительных и потенциальных конфликтов; она сумела сохранить единство управления стратегическими ядерными силами.

К середине 1992 г. стало очевидно, что ни одно государство или группа государств не желает серьезно и беспристрастно заниматься урегулированием кризисов в бывшем советском пространстве даже согласно мандату. Все, кроме России, которая, отнюдь не будучи беспристрастной, всегда готова принять в этом участие. В начале 1993 г. Россия неоднократно официально обращалась с просьбой признать ее в качестве главного миротворца на территории СНГ, в частности, она добивалась получения мандата ООН/СБСЕ на свои миссии при соответствующем материальном обеспечении.

Обычно отмечается, что заинтересованность России в управлении конфликтами в бывшем Советском Союзе проистекает из необходимости сдерживать волны насилия в соседних государствах. Часто упоминается об отсутствии границ между бывшими советскими республиками, что облегчает просачивание боевиков, о необходимости защиты русскоязычного населения в зонах конфликтов и желании избежать огромного притока беженцев и т.д.

Действительно, границы между раздираемыми конфликтами странами СНГ более прозрачны, чем того требуют интересы национальной безопасности. Превращение былых административных границ в укрепленные государственные границы со всей соответствующей инфраструктурой необычайно дорого для бюджета: согласно официальным российским данным, стоимость 1 км государственной границы составляет порядка 500 тыс. долл. Кроме того, демаркация границ может привести к новым конфликтам там, где этнические общины, проживающие в приграничных районах, окажутся физически разделенными (к примеру, лезгины на границе России и Азербайджана, русские в Южной Сибири и Северном Казахстане и т.п.). Вместе с тем Россия не видит альтернативы укреплению границ с государствами Прибалтики и Кавказа.

Запад, более озабоченный конфликтным потенциалом в новой Восточной Европе, в общем удовлетворен тем, что Россия, по-видимому, надолго занята на пространстве к югу от своих границ. Критика методов Москвы не ослабляет готовности позволить России делать то, что она хочет, вновь разыгрывая игры XIX в., - на этот раз главным образом против региональных незападных партнеров. Хотя Россия, пожалуй, может позволить себе игнорировать эту критику, она не может ожидать помощи или содействия от Запада. Интересы часто параллельны, но нет общего дела. Единственной базой взаимодействия теперь является не общность идей, а совпадение интересов. Так, интернационализация миротворчества становится предпочтительней, хотя и является более трудным вариантом. Несмотря на то что первоначальные ожидания не оправдались, ее можно и нужно продолжать. Одобрение Советом Безопасности ООН операции СНГ в Абхазии (1994) и присутствие наблюдателей ООН в Таджикистане вводят определенные стандарты и помогают крепить доверие. Примером же трудностей может служить тот факт, что, в то время как российское правительство допустило миссию ОБСЕ в Чечню в 1995 г., оно отказало в приезде группе представителей Совета Европы, который приостановил вступление России в эту организацию.

Лекция № 5. Типы современных конфликтов и процесс их развития.

 

1. Классификации современных конфликтов;

2. Стадии и фазы развития конфликта: его расширение и эскалация;

3. Значение лучшей альтернативы переговорам и переговорного пространства для начала мирного урегулирования конфликта. Восприятие в условиях конфликта и кризиса: его значение для переговорного процесса;