Оноре де Бальзак: первый писатель

Это первый профессиональный писатель вообще. Благодаря ему появились понятия об авторском праве и о постраничной плате. До Бальзака писателей скорее щедро или скупо одаривали. Начиная с Бальзака писателям стали платить. Издатель Бальзака стал рассчитывать, какое количество книг своего писателя он может продать. Рассчитывали и цену издания. Соответственно и гонорар автора. На этом настаивал сам Бальзак. Короче, это Бальзак придал отношениям автора и издателя их современный вид. «Человеческая комедия» осталась незаконченной, а и вряд ли было возможно ее закончить. Слишком велик был замысел — изобразить французский мир во всем его разнообразии, всю цивилизацию, нажитую Францией со времени феодального вождя Карла Великого до короля булочников Луи-Филиппа. Больше всего удавались Бальзаку авантюристы. Он создал блистательного Растиньяка в романах «Отец Горио», «Эжени Гранде», «Блеск и нищета куртизанок», воспел контрреволюцию в «Шуанах» — короче, завалил Францию романами. Он впервые давал названия современным феноменам. Гобсек — это синоним ростовщика и скряги. Растиньяк — синоним авантюриста, Вотрен — каторжника, ибо Бальзак вывел их на бумаге навсегда. Такими. Как Бог создал мир, так Бальзак создал Францию XIX века.

Толстый господин с усиками, остриженный под низкий горшок. Батистовая рубашка с завязками под шеей, смешные штаны XIX века, толстый живот и ляжки. Пожрать любил и, как Геринг, любил безвкусные вещи: табакерки, украшенные фальшивыми камнями, экзотические палки, накидки. К концу жизни нашел себе полячку, ездил в Польшу, был французом в снегах, строил для нее дом в Париже, вошел в долги, умер неожиданно.

Романтик Виктор Гюго тоже писал об униженных и оскорбленных, роман «Отверженные», в котором есть и каторжник Жан Вальжан, и бедная Козетта, вроде бы есть те же элементы, что и в романах Бальзака. Те же, да не так сложены. Виктор Гюго все же остается романтиком, он легок и эмоционально преувеличивает, мелодраматизирует свой сюжет.

Бальзак уже пишет по науке реализма, он подробно описывает каждый буфет, его размеры и каждую его полку, дерево, из которого он сделан. Помню, что на уроках французского в средней школе №8 г.Харькова нас — учеников — истязали, заставляя читать адаптированные отрывки из романов Бальзака,— именно описание буфетов, комнат, стульев, столов и картин. Считалось, по-видимому, что такой метод поможет нам освоить нужную нам бытовую терминологию. Когда нежданно-негаданно, 37 лет от роду я оказался в Париже, мне все пришлось учить заново.

Бальзак интересен не буфетами. Современный читатель глотает описательные страницы, не читая. Он гениален типами. Союз молодого Растиньяка и Вотрена у постели папаши Горио, вызов Растиньяка Парижу: «Et maintenant, a nous deux!» A сейчас, между нами двоими!— великолепные страницы молодого реализма. Чуть позже на той же почве, как Бальзак в Париже, в новом завлекательном городском мире мегаполиса XIX века, обнаружил своих героев в Санкт-Петербурге Достоевский. В известном смысле это параллельные писатели. Растиньяк — хладнокровный и удачливый Раскольников.

Первый город мира, вавилонское столпотворение улочек и двориков, Париж вызвал к жизни новую эстетику: городскую. В поэзии раньше всех и ярче всех заявил ее Бодлер, в прозе — Бальзак. Это из Бодлера, из «Цветов зла» вышли Лотреамон и Рембо, а из Бальзака преспокойно вышел черный Селин и, развивая тему каторжников, стал большим и оригинальным писателем Жан Жене.

Толстый господин обжора и обпивоха, любитель кофе (существует даже обывательское мнение, что от кофе он и умер), всяких побрякушек, вертлявый мсье француз был Великим Писателем. И наблюдателем. Он раздвинул границы наших знаний о человеке и обществе.

Когда в 1980 году в мае я приехал в Париж, это был еще бедный город. Старые дома, кое-как приспособленные к жизни, еще имели общие туалеты на лестничных площадках: два чугунных башмака «сабо» над дырой. Вверху — ржавый бачок. Сантехника таких домов была на уровне если не XIX, то начала XX века. Моя первая квартирная хозяйка — мадмуазель Но, вполне бальзаковская старушка, прекрасно вписывалась в галерею типов XIX века, была бережливой, аккуратной и капризной. Ее сестра — мадам Юпп, тоже могла бы украсить страницы романов Бальзака. (Обе, впрочем, находили, что я — faire garçon, справедливый мальчик, и относились ко мне неплохо.) Весь драный, латаный, серые крыши, заплесневелые трубы — старый Париж, особенно его 3-й аррондисман, квартал Марэ, вряд ли претерпел большие изменения со времен Бальзака. По воскресеньям порядочные буржуа семьями посещали кафе, и папаша — краснолицый субъект с брюшком, долго водил пальцем по счету, прежде чем расплатиться, иногда прибегал к помощи калькулятора. (Вот и вся современность.) Церемонию выхода в кафе могли себе позволить далеко не все семьи. От обедающих буржуа так и несло Бальзаком, старым добрым тщеславным толстяком, его фальшивыми камнями на перстнях. Запуганные дети пинали друг друга ногами под столом.

Великий писатель работает как Бог Саваоф. Он видит вещи и явления впервые и называет их. Таким образом, Бальзак создал Францию XIX века. А так как современность никогда не бывает однородной, то, живя во Франции, я, помню, отчетливо видел куски различных эпох. Тогда как крупные фирмы и государственные чиновники жили в полноценном конце XX века, огромная часть городского населения, особенно в провинции, жила еще в бедном селиновском мире 30-х годов XX века, а некоторые продолжали проживать в бальзаковском мире. Возможно, проживают и сейчас.

Франция индустриализировалась очень поздно, в 50-е годы только, до этого она была сельскохозяйственной страной. Это тоже нужно помнить, раздумывая о Франции и ее литературе.