Киевские и Белорусские манёвры 1935–1936 годов

ТОРЖЕСТВО ПОКАЗУХИ

Андрей Смирнов,

кандидат исторических наук

 

 

Слаженный механизм, способный воплотить в жизнь самую передовую военную теорию, — такой, согласно распространённым представлениям, была Красная армия накануне репрессий 1937–1938 годов. В доказательство обычно ссылаются на знаменитые манёвры середины тридцатых — Киевские 1935 года и Белорусские 1936-го. Ведь на них войска РККА как по нотам разыграли операции грядущей "войны моторов" — так называемые глубокие операции, в которых оборона противника, благодаря применению тесно взаимодействовавших друг с другом танков, авиации и воздушных десантов, одним ударом поражалась на всю её глубину — от переднею края до оперативных резервов...

 

Действительно, уже Киевские манёвры произвели неизгладимое впечатление на наблюдателей — в том числе французских и чехословацких... 12–17 сентября 1935 года на обширных пространствах к юго-западу от Киева сошлись в борьбе две армейские группы — "синие" во главе с И.Н.Дубовым и "красные", которыми командовал С.А.Туровский. Первые наступали на Киев (примерно по тем же местам, где в августе 1919-го гнали красных петлюровцы — галичане генерала А.Вольфа), а вторые развернули на их пути сначала 8-й стрелковый корпус М.А.Антонюка — 100-ю стрелковую дивизию В.А.Юшкевича и 46-ю стрелковую Головкина (два из пяти их стрелковых полков заменены полками 99-й и 2-й Туркестанской стрелковых дивизий).

На них-то и обрушился 13 сентября 1935 года удар, возвестивший о начале глубокой наступательной операции "синих". После артподготовки с участием 152-мм пушек и 203-мм гаубиц артиллерии резерва Главного командования (РГК), двигаясь за огневым валом, укреплённую оборонительную полосу "красных" атаковал 17-й стрелковый корпус В.Э.Гермониуса — 24-я стрелковая Самаро-Ульяновская Краснознамённая "Железная" дивизия Д.К.Королёва и 44-я стрелковая Киевская Краснознамённая дивизия Д.Т.Козлова (два из шести их стрелковых полков были заменены полками 96-й стрелковой Винницкой им. Яна Фабрициуса дивизии и 2-й Кавказской стрелковой Краснознамённой дивизии имени тов. Стёпина). Атакующую пехоту поддерживали лёгкие танки Т-26 танковых батальонов стрелковых дивизий, танкетки Т-27 танкетных рот и батальонов стрелковых полков и "8-й танковый батальон РГК" (временное формирование из Т-26, выделенных 8-й механизированной бригадой); с воздуха оборонявшихся бомбили и обстреливали из пулемётов многоцелевые одномоторные бипланы Р-5 из 19-й, 20-й и 21-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 206-й лёгкобомбардировочной авиабригады. Крыши башен танков — спускаясь вертикальными полосами и на борта — перечёркивал прямой белый крест; на самолётах "синих" фюзеляж окольцовывала белая полоса, а рядом с ней вместо красной сверкала белая звезда...

 

После того, как оборона "красных" была сломлена, в прорыв ринулась танковая группа дальнего действия, составленная из двух импровизированных "танковых батальонов РГК" — «4-го» (средние танки Т-28 из 4-го танкового полка) и «14-го» (лёгкие быстроходные БТ-5 и БТ-2 из 134-й механизированной бригады). За ней устремился ведомый известным котовцем Н.Н.Криворучко 2-й кавалерийский им. Совета Народных Комиссаров УССР корпус — 3-я кавалерийская Бессарабская Краснознамённая дивизия имени тов. Котовского и 5-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени тов. Блинова (два из восьми их кавалерийских полков были заменены полками 14-й кавалерийской Краснознамённой дивизии имени тов. Пархоменко). Конницу тут же атаковали с бреющего полёта Р-5 из 13-й, 14-й и 24-й штурмовых авиаэскадрилий 256-й штурмовой авиабригады...

14 сентября явило ещё более потрясающее для 1935 года зрелище — высадку "синими" воздушного десанта в тылу "противника". Пока одна из эскадрилий 206-й лёгкобомбардировочной авиабригады отвлекала на себя истребители "красных", атакуя Киев, две другие появились над расположенным на другом берегу Днепра аэродромом Бровары и проштурмовали его, чтобы нейтрализовать аэродромную ПВО. Вслед за Р-5, в сопровождении 22 тяжёлых двухмоторных истребителей («крейсеров») Р-6 из 35-й крейсерской авиаэскадрильи 18-й тяжёлобомбардировочной бригады, к Броварам подошли 60 тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 из 15-й и 18-й тяжёлобомбардировочных авиабригад и 3-й авиабригады особого назначения им. С.М.Кирова. Под прикрытием истребителей И-5 из 34-й и 35-й истребительных авиаэскадрилий 451-й истребительной авиабригады эти четырёхмоторные корабли выбросили парашютный десант (личный состав моторизованного полка 3-й авиабригады и сводный парашютный полк А.О.Индзера). Рота парашютистов захватила аэродром, и из приземлившихся ТБ-3 был высажен посадочный десант — 43-й стрелковый полк 15-й стрелковой Сивашской Краснознамённой дивизии и 90-й полк 30-й стрелковой дивизии, — а также техника вышеупомянутого моторизованного полка. С воздуха высадку прикрывали «крейсера» Р-6, сменившие одномоторные бипланы И-5 с их небольшой продолжительностью полёта. Действия высадившихся были объединены управлением авиадесантной дивизии, однако резервы "красных", в конце концов, нейтрализовали успех десанта.

 

Кризисным днём операции стало 15 сентября, когда "синие", форсировав реку Ирпень, уже вели бои за Киевский укреплённый район. "Красные" направили в обход их группировки 45-й механизированный корпус А.Н.Борисенко - 133-ю механизированную бригаду Я.К.Евдокимова, 134-ю механизированную бригаду С.И.Богданова (в 1943–1945 гг. он командовал 2-й гвардейской танковой Армией) и 135-ю стрелково-пулемётную бригаду Г.С.Карева. Одна только 133-я бригада располагала 152 танками (в основном Т-26, а также БТ-5 и малыми разведывательными Т-37); ещё несколько десятков машин с белой полосой по верхнему краю бортов башни и по краям её крыши (БТ-5, БТ-2 и Т-37) насчитывалось в 134-й... Однако фланг мехкорпуса, в свою очередь, оказался охвачен 2-м кавкорпусом "синих", усиленным танками.

 

Выручая Борисенко, во фланг конникам Криворучко ударила 9-я Крымская кавалерийская им. СНК УССР дивизия К.П.Ушакова, а затем "красные" бросили сюда свой танковый резерв БТ-5, БТ-2, Т-37 и бронеавтомобили 2-го механизированного полка 2-й Черниговской им. Коммунистической партии Германии кавалерийской дивизии червонного казачества. Червонных казаков поддержали штурмовики Р-5 — и кавалерия "синих" оказалась разгромленной...

 

Борьба шла и в воздухе — И-5 из 5-й и 109-й истребительных авиаэскадрилий "красных" и 34-й и 35-й "синих" атаковали лёгкие бомбардировщики и штурмовики «противника» (обстреливая иногда и наземные цели). Всего в Киевских манёврах участвовало 440 самолётов (242 Р-5, 89 И-5, 60 ТБ-3, 22 Р-6 и 27 связных У-2), 1040 танков и бронеавтомобилей и до 60 тысяч военнослужащих.

 

Внешняя сторона современной, по меркам тех лет, войны была воссоздана прекрасно. Но в том-то и дело, что только внешняя! По существу же Киевские манёвры 1935 года имели очень мало общего с настоящей войной.

 

Во-первых, весь ход событий на них был определён заранее. Было заранее определено, кто, где, когда и с какими силами «противника» столкнётся, кто и к какому сроку одержит (независимо от своего или «противника» умения!) верх в том или ином бою, выйдет на тот или иной рубеж и т.д. В указаниях посредникам так и значилось: там-то и тогда-то перед наступающими полками им, посредникам, надо будет (как бы ни вели себя обороняющиеся!) " показать сильный артиллерийский, пулемётный и ружейный огонь "; на таком-то рубеже механизированный полк " будет задержан артиллерийским огнём " — и т.д. Посредники должны были не приостанавливать или ускорять продвижение частей в зависимости от грамотности их действий, а добиваться неуклонного соблюдения этими частями «сценария» манёвров. " Посредник 1 подучастка, — значилось, например, в «Плане розыгрыша операции в районе м[естечка] Бровары 14 сентября 1935 г.», — не даёт Синим возможности продвигаться в районе Авиарощи и кустарника [...] занимаемых ротой местн [ой] организации Осоавиахима, стремясь сохранить за Красными достаточный район для развёртывания "; " посредники 1 и 5 подучастков в период времени с 9.00 до 10.00 не должны дать возможности Синим продвинуться более чем на ¹/₂ км западнее м. Бровары ". Несмотря на " преимущество Красных в моторах ", указывалось без тени смущения далее, необходимо " не дать возможности Красным обратить Синих в поголовное бегство, что могло бы привести к врыванию на плечах отходящих разведчастей Синих в пункты, прочно занятые этими последними ", то есть к нарушению сценария манёвров...

 

Сценарий этот был доведён и до участников манёвров! Ещё 18–22 августа командиры всех выводимых на манёвры частей и соединений (а в соединениях — и штабы) смогли ознакомиться и с районом, в котором им предстоит «воевать», и с «планом розыгрыша операции». От командиров на Киевских манёврах не требовалось поэтому того, что требуется прежде всего от командира на войне — быстрой и правильной реакции на внезапные изменения обстановки (все изменения, повторяем, были известны дранее).

Командиры частей и соединений не практиковались там даже в принятии решений в боевой обстановке, а их штабы — в отработке в этой обстановке боевых документов. Принять все решения, составить все документы их обязали опять-таки заранее, за одну-две недели до начала манёвров! Подготовленную документацию поверяли в штабе Киевского военного округа (КВО) и, если находили погрешности, оставляли переделывать... Так, ещё 2 сентября замначштаба КВО В.П.Бутырский приказывал начальнику штаба 44-й стрелковой дивизии представить к 18.00 4 сентября последний вариант приказа дивизии на прорыв укреплённой полосы. (На манёврах этот приказ пришлось бы готовить не за несколько дней, а за несколько часов, ведь по «плану розыгрыша» дивизия выходила к полосе 12 сентября, а прорыв начинался рано утром 13-го...) К тому же сроку — вечер 4-го — были затребованы "окончательное решение по манёврам" комкора-8 Антонюка и "решение по манёврам" (с приложением приказа на оборону и схемы обороны) комдива-100 Юшкевича. В ходе манёвров всю боевую документацию штабистам, по существу, надо было лишь списать с готового текста...

 

Вообще, если называть вещи своими именами, на Киевских манёврах от командиров и штабов по-настоящему требовалось лишь не растерять свои войска на марше и во время розыгрыша боёв и провести их строго через пункты, указанные в сценарии манёвров, — словно через контрольные пункты на состязаниях по спортивному ориентированию. Да и эту «сложнейшую» задачу — не растерять людей и технику — им постарались максимально облегчить. Поэтому в тепличные условия, которых никогда не бывает на войне, на Киевских манёврах были поставлены не только командиры и штабы, но и войска. По плану, намеченному начальником Штаба РККА А.И.Егоровым и утверждённому наркомом обороны К.Е.Ворошиловым, передвижение по району манёвров было заранее значительно облегчено — приведены " в проезжее состояние " старые и построено 150 километров новых дорог, проложено 14 километров лесных просек, сооружён 21 новый мост. А местное руководство обеспечило маневрирующих и вовсе сказочным «сервисом». Прямо-таки пародийно звучат, например, строки из доклада начальника политотдела 133-й механизированной бригады о результатах рекогносцировки маршрута к району сосредоточения: " Состояние дорог хорошее, везде проведены новые профилированные дороги и сейчас уже укатаны... Все колодцы очищены. Имеют надписи о пригодности воды для питья. На основных направлениях дорог имеются указатели, скамейки под грибками, где в период маневров будут дежурные колхозники для указания дорог частям, особенно ночью ".

 

Пародией на настоящую войну были и бытовые условия, созданные для маневрирующих войск. В районе манёвров развернули целую сеть стационарных и подвижных врачебно-питательных пунктов Красного Креста, где бойцы и командиры могли не только получить медицинскую помощь, но и вымыться в бане, воспользоваться услугами парикмахера, выпить горячего чая с галетами; где им не только стирали бельё, но и подшивали к гимнастёркам свежие подворотнички! Только в пункте Гайсинского комитета Красного Креста за время манёвров побрили до 2000 военнослужащих и до 9000 напоили чаем с галетами. В период напряжённых и динамичных " боевых действий " красноармейцы имели возможность совершать покупки в ларьках ЗВК — закрытых военных кооперативов [ по воспоминаниям участников Великой Отечественной, приезд в расположение фронтовой части магазина Военторга был невероятно редким, практически невозможным явлением ].

 

Известно далее, что едва ли не наибольший эффект на Киевских манёврах произвели танки. По полю боя — преодолевая и пересечённую, и болотистую местность — слаженно передвигались огромные массы боевых машин, юркие БТ-2 и БТ-5 поражали лихими прыжками с разгона через рвы; уровень аварийности оказался крайне низок... В нашей литературе любят приводить отзыв французского наблюдателя генерала Луазо: " В отношении танков я полагал бы правильным считать Армию Советского Союза на первом месте "; о том же писал и английский капитан, известный военный теоретик Б. Лиддел Гарт: " Незначительное количество поломок является показателем исправности их механизмов и стандартного (так в тексте перевода, следует: образцового. — А.С.) обучения экипажей ".

 

Однако француз и англичанин не знали, что большую часть танков на манёврах вели отнюдь не те, кто повёл бы их в бою, — не штатные механики-водители, которые были обучены настолько не " образцово ", что их побоялись выпускать на манёвры, — а командиры машин. "[...] Буквально во всех танковых частях, — говорил 16 января 1936 года на Первом окружном совещании стахановцев КВО командир одного из танковых батальонов 133-й механизированной бригады Абрампольский, — когда нужно вести машину на парад или на манёвры, мы садим (так в документе, — А.С.) за рычаги управления командира машины, потому что он имеет 300–400 часов вождения, а механик имеет всего 50 часов ". В 45-мехкорпусе задействовали также всех опытных " мехводителей, имеющих наезда по несколько сот моточасов ", — а число механиков-водителей молодых, имеющих " мало опыта по вождению машин ", на манёврах было «незначительно»...

 

Отнюдь не свидетельствовали о высоком уровне подготовки танковых частей и разрекламированные прыжки БТ-2 и БТ-5. " [...] Если мы будем действовать, предположим, в бат [альо] не, — подчёркивал тот же Абрампольский на армейском совещании стахановцев-танкистов 21 января 1936 года, — на первом же противотанк [овом] рву смогут прыгнуть только Дудко, Полуянов и др [угие], а остальные 40 машин бат [альо] на останутся по ту сторону рва [...] это ничего не даёт ".

 

О том, насколько " образцово " была подготовлена основная масса механиков-водителей, участвовавших в Киевских манёврах частей, насколько грамотно эксплуатировала она технику, говорит и ещё один факт, о котором не знали Луазо и Лиддел Гарт: ещё за несколько дней до манёвров значительная часть действовавшей на них танковой армады была попросту небоеспособна! Так, в 45-м мехкорпусе — выводившем на манёвры 260 танков из штатных 303 — в последние пять-шесть дней пришлось заменить моторы на 39 БТ-2 и БТ-5 и перебрать их (почти как при заводском ремонте!) на 66 Т-26. Иными словами, начнись учения на неделю раньше — и краса и гордость Киевских манёвров не смог бы стронуть с места или потерял бы в первые же часы из-за неисправности двигателей 34.7% штатного количества и 40.4% выводимых на манёвры танков! А если учитывать только боевые танки (исключив из подсчёта разведывательные Т-37), то эти цифры возрастут соответственно до 44.1% и 53.8%! В 133-й мехбригаде ещё на 3 сентября 1935 года из 152 выводимых на манёвры танков 71, т.е. 46.7% требовали " лечения " в ремонтно-восстановительном батальоне бригады или даже в гарнизонных и окружных мастерских.

 

Луазо и Лиддел Гарт не знали и о том, что танкисты на Киевских маневрах действовали в ещё более тепличных условиях, чем все остальные. Им не только заранее проложили или усовершенствовали все необходимые для марша танковых частей дороги, но и выровняли участки, по которым танки потом шли в атаку! А танкисты — опять-таки заранее, до манёвров! — ещё и тщательно осмотрели поля будущих "боёв"... " Раньше мы эту местность осматривали, и говорилось, что сапёрные части зароют, — вспоминал 18 января 1936 рода, на совещании стахановцев 1-го батальона 134-й мехбригады участник манёвров Пономаренко. — Зная, что канава зарыта, командир части все равно приказал мне вести на максимальной скорости ".

 

Жаль, что Луазо и Леддел Гарт не присутствовали на прошедших спустя неделю, 18–22 сентября 1935 года, учениях Ленинградского военного округа, которые войска так тщательно, как Киевские манёвры, не репетировали и где местность заранее не облагораживали. Они увидели бы, как " много танков " 7-го мехкорпуса " вышло из боя и из строя по техническим причинам и трудности пути ", а " колёсные машины и цистерны " " завязли в грязных неразведанных дорогах " — так что 33-я стрелково-пулемётная бригада " вынуждена была бросить свои автомобили и маршировать на поле боя пешим строем "...

 

В общем, истинную сущность Киевских манёвров 1935 года прекрасно определил ещё за день до их начала красноармеец 8-го корпусного артиллерийского полка Орлов: " Манёвры — это очковтирательство, мы стараемся втереть очки представителям иностранной армии ".

 

Собственно, в 1935-м никто и не отрицал того факта, что Киевские манёвры весьма отдалённо напоминают реальную войну. В приказе наркома обороны №0182 от 22 сентября 1935 года прямо признавалось, что эти учения " носят учебно-опытовый характер " — почему " ответственные " их эпизоды и были предварительно проработаны с начсоставом маневрирующих войск и " основательно проиграны с посредниками "... Но тогда получается, что на Киевских манёврах проверялись более чем элементарные для регулярной армии вещи: 1) способность командиров и штабов организовать передвижение войск на местности по заранее разработанному плану и розыгрыш ими ряда заранее же спланированных боёв и 2) способность войск выполнять приказы командования и передвигаться на местности.

 

С точки зрения представлений о высоком профессионализме Красной армии середины 1930-х годов, такой вывод выглядит анекдотичным, но он подтверждается и докладом немецкого генерал-майора Гальма о пребывании его в июне 1930-го в 24-й стрелковой дивизии РККА. На её учениях — точно так же, как и на Киевских манёврах, — не встречалось " ни одной задачи, в которой развитие боя вытекало бы из самих манёвров ", " не проводились задачи, которые от командира требовали бы самостоятельного решения ". Комдив 24-й объяснил недоумевавшему по этому поводу немцу, что Красная армия " считает нужным сперва воспитать своих командиров в точном исполнении данных приказов и боевых заданий; остальное потом уже приложится ". " Возможно, — резонно предположил в своём докладе от 22 июня 1930 года Гальм, — что поводом к такого рода пониманию послужили известные явления Гражданской войны " (недисциплинированность командиров и войск РККА, унаследованная от полурегулярных, полупартизанских отрядов, из которых вначале состояла Красная армия. Вспомним хотя бы Василия Ивановича Чапаева с его ненавистью к штабам...).

 

О том же свидетельствует и К.А.Мерецков, который в том же 1930-м, будучи работником штаба Московского военного округа, ездил в Германию для ознакомления с работой штабов и учёбой войск рейхсвера: " Преклонение перед документом, перед бумагой, уверенность в том, что записанное в приказе и доведённое до сведения подчинённых станет после этого автоматически реальностью, вызывали у нас порой улыбку. Может быть, в условиях немецкой армии, где исполнительность была доведена чуть ли не до автоматизма, для такого отношения к делу и имелись некоторые основания. Но в Красной армии подобный автоматизм, тем более в гиперболической форме, был явно неприменим ".

 

Явно ничего не изменилось здесь и к 1935-му. Характерно выступление командира 17-го стрелкового корпуса В.Э.Гермониуса на партсобрании в управлении корпуса 13 августа 1935 года, за месяц до выхода соединения на Киевские манёвры. Заявив, что штаб корпуса " не будет в состоянии провести работу, которая возложена на него на этих манёврах ", без ликвидации " целого ряда недостатков ", Гермониус " в особенности подчеркнул на (так в документе. — А.С.) контроль за выполнением отдельного приказания, на чёткость и аккуратность "...

 

Но если в 1935 году для Красной армии было проблемой обеспечить элементарное выполнение приказов начальников, то о каком её высоком качественном уровне может идти речь?

 

То, что Киевские манёвры 1935 года отнюдь не были показателем высокой подготовленности РККА, прямо признал и сам Ворошилов. Одобрив в своём выступлении на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года показушную методику подготовки манёвров — при которой сначала тщательно подготовили местность, " а потом начальники хорошо разыграли на ней манёвр ", — «первый маршал» открытым текстом заявил: на учениях " так и надо поступать " — " пока войска и командиры должным образом не подготовлены "...

 

Глубокая операция, разыгранная 8–11 сентября 1936 года восточнее Минска в ходе Белорусских манёвров, была ещё масштабнее, чем «битва за Киев». В составе "2-й армии красных" комкора И.Р.Апанасенко (к весне 1936-го комсоставу РККА присвоили персональные звания), "1-й армии синих" комкора Е.И.Ковтюха и сил, подчинявшихся непосредственно руководству учений, насчитывалось 91 737 военнослужащих, 1309 танков (468 Т-37, Т-38 и танкеток Т-27, 416 Т-26, 370 БТ-7, БТ-5 и БТ-2, 35 химических (огнемётных) БХМ-3 (XТ-26) и 20 Т-28) и 632 самолёта (ТБ-3, СБ, Р-6, Р-5, ССС, И-16, И-5 и У-2)!

После встречных столкновений наступавшие с востока "синие" приступили к прорыву оборонительной полосы "красных". На 37-ю Новочеркасскую стрелковую дивизию им. А.И.Егорова, которой командовал будущий маршал, а тогда комдив И.С.Конев, навалился весь 16-й стрелковый корпус комдива А.П.Мелик-Шахназарова — 2-я стрелковая Белорусская Краснознамённая дивизия им. М.В.Фрунзе (комбриг М.Л.Полунов), 5-я стрелковая Витебская Краснознамённая дивизия им. Чехословацкого пролетариата (полковник Д.Н.Гусев) и 81-я стрелковая Калужская дивизия (комбриг Н.И.Андросюк). Атаку 2-й стрелковой — наряду с лёгкими Т-26 её танкового батальона — поддерживали трёхбашенные стальные крепости Т-28 из 1-й тяжёлой танковой бригады РГК полковника В.В.Фавицкого, а в пробитую в обороне брешь хлынули 100 быстроходных БТ-5 — 5-я механизированная бригада полковника Л.А.Менджерицкого. Кроме танков с белыми крестами на крышах башен, успех "синих" стали развивать 6-я Кубанско-Терская казачья Краснознамённая Чонгарская дивизия имени тов. Будённого (комбриг Д.А.Вайнерх) и 11-я кавалерийская Оренбургская ордена Ленина и Краснознамённая им. тов.Морозова дивизия (комбриг И.К.Гроссберг), а с воздуха их поддерживали Р-5 из 46-й, 47-й и 48-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 52-й лёгкобомбардировочной авиабригады с белыми звёздами вместо красных и белыми полосами вокруг фюзеляжей. Такие же опознавательные знаки несли машины 142-й истребительной авиабригады "синих" — И-16 из 30-й и 33-й истребительных авиаэскадрилий и И-5 из 6-й...

В тылу "красных", над районом Самохваловичей, небо покрылось десятками четырёхмоторных гигантов ТБ-3 из 4-й, 5-й и 9-й тяжёлобомбардировочных и 47-й авиадесантной бригады. "Красные" располагали 83-й истребительной авиабригадой, в составе 40-й, 107-й и 106-й истребительных авиаэскадрилий. Тем не менее, тяжёлым кораблям удалось выбросить 1500 парашютистов, а затем и высадить посадочный десант — остальную часть личного состава 47-й авиадесантной бригады и 97-й стрелковый полк 33-й стрелковой Белорусской дивизии...

Однако на десантников сразу же набросились штурмовики ССС (модификация Р-5) из 114-й штурмовой авиабригады. Кроме неё, у "красных" имелся ещё 5-й стрелковый корпус комдива Е.С.Казанского — 4-я стрелковая Краснознамённая дивизия им. Германского пролетариата (комбриг В.М.Воронков) и 8-я стрелковая Минская Краснознамённая дивизия им. тов.Дзержинского (комбриг В.В.Косякин). А главное, у них было много подвижных войск: 3-й кавалерийский корпус комдива Д.Ф.Сердича — 4-я Донская казачья Краснознамённая дивизия имени тов. Ворошилова (комбриг Г.К.Жуков — будущий маршал) и 7-я кавалерийская Самарская Краснознамённая дивизия им. Английского пролетариата (комдив Г.М.Штерн) — и аж четыре механизированные бригады — 3-я (комбриг В.В.Новиков) и 4-я (комбриг Д.Г.Павлов, в июне 41-го командовавший разгромленным в Белоруссии Западным фронтом) на Т-26 и 10-я (полковник Н.Н.Андрушкевич-Шепель) и 21-я (полковник С.Д.Бобков) на БТ-7. Быстроходные танки 21-й мехбригады и конница — поддержанные Р-5 из 4-й, 5-й и 42-й лёгкобомбардировочных авиаэскадрилий 40-й лёгкобомбардировочной авиабригады — и стали основой ударной группы "красных", которая нанесла контрудар по прорвавшейся группировке «противника» и окружила её...

 

Но и на этих манёврах и свои, и «противника» действия командирам и штабам опять-таки были известны заранее! Опять-таки заранее отработали они и необходимые боевые документы! Чтобы не ударить лицом в грязь перед наркомом и английскими, французскими и чехословацкими наблюдателями, от маневрировавших снова требовали действовать только по заранее разработанному сценарию! " Стойкость, находчивость, инициатива, — отмечал начальник Управления боевой подготовки РККА командарм 2-го ранга А.И.Седякин, — на моих глазах не замечались, не поощрялась ". Ведь «чересчур стойкий» или проявивший непредвиденную инициативу мог поломать весь сценарий учений, заранее определявший, кто и когда окажется победителем. Поэтому, например, 37-ю стрелковую дивизию посредники буквально заставили отступить — хотя она ещё какое-то время могла сдерживать натиск 16-го корпуса...

Именно стремлением соблюсти сценарий учений следует объяснить и тот факт, что многократно создававшиеся на Белорусских манёврах " достаточно нелепые тактические положения " оставались " не расшитыми " посредниками. Ведь "расшивка" требовала времени, могла и вообще принести победу не той стороне, для которой она была запланирована, — одним словом, график манёвров опять-таки был бы нарушен... Так, при попустительстве посредников командир той же 37-й дивизии Конев не использовал неожиданно доставшийся ему в руки козырь, о котором на войне можно только мечтать, — осведомлённость (благодаря захваченному приказу) о направлении удара «противника». Перехват такого приказа настоящим врагом, подчёркивал Седякин, наверняка привёл бы к неудаче наступления 16-го корпуса — " особенно против современной германской дивизии ". Немецкие командиры всегда отличались инициативностью! Но Конев никакой инициативы не проявил — не стал ни концентрировать на угрожаемом участке противотанковую артиллерию, ни проводить контрартподготовку... Зачем? Ведь исход боя определён заранее!

 

Свои действия вновь репетировали и войска. " Нас, прежде чем пустить в атаку, водили по речкам, по бродам, ставили вехи, и мы по вехам ходили в атаку ", вспоминал в октябре 1937 года на активе Белорусского военного округа (БВО) старший лейтенант Булыгин, на манёврах 1936-го командовавший танковым взводом. Та же 37-я дивизия — зная, что на манёврах она будет обороняться, — весь август 1936-го тренировалась в отрывке различных видов окопов, сооружении командных и наблюдательных пунктов и устройстве заграждений... Не случайно летом 1937-го следователи добивались от арестованных военных — например, от бывшего комдива-4 Воронкова — показаний об участии " всех командиров дивизии " в " организованном обмане наркома на манёврах 1936 года ". Такое обвинение выглядело бы весьма правдоподобно...

Командование танковых частей снова практиковало очковтирательство в квадрате. Оно не только репетировало будущие «бои» — заранее зная, где именно и при какой обстановке они произойдут, — но и сажало в выводимые на манёвры танки не тех, кому пришлось бы драться на этих машинах на войне, а тех, кто был лучше подготовлен, собрав их с бору да с сосенки... " Личный состав, идущий на манёвры, — докладывали, например, 25 августа 1936 года из 5-й механизированной бригады, — подобран лично командиром и военкомом каждой части ". О том, что было бы, веди и обслуживай танки их штатные "мехводители", можно судить по признанию, которое сделал 13 марта 1937 года па активе наркомата обороны майор П.М.Арман, капитаном командовавший в 1936-м батальоном в 4-й мехбригаде: " У меня материальная часть почти на 100% была не на ходу перед манёврами за 2 месяца в Белоруссии ".

Маневрировавшие войска снова действовали в тепличных условиях, каких никогда не будет на войне. Инженерные части БВО, Управление шоссейно-дорожного строительства НКВД БССР, Минский и Руденский райисполкомы заранее построили в районе манёвров 157 км улучшенных грунтовых, 13.3 км гравийных и отремонтировали 220 км дорог, — вырубив и выкорчевав при этом лес на площади 295 900 м², настлали 2181 погонный метр жердевых гатей, соорудили способные выдержать 60-тонный вес мосты общей длиной 245 м и 42 погонных метра 12-тонных мостов, усилили мосты общей длиной 72 м и проложили 1133 м дренажных труб, а связисты БВО и Белорусское управление связи заранее построили в районе манёвров 180 км новых линий связи и подвесили 1000 км проводов.

 

И после всего этого тот же Седякин писал о достижениях — о том, что обеспечение " поучительного, богатого " " тактического содержания " манёвров свидетельствует " о несомненном росте тактического искусства и тактической подготовки командиров и штабов "... Получается, что для Красной армии 1936 года достижением были уже составление неплохого, жизненною сценария учений и передвижение войск в точном соответствии с этим сценарием! Фактически это признание того, что тогда командиры и штабы РККА стояли ещё на очень низкой ступени развития и в реальной боевой обстановке управлять войсками не умели. И лишнее доказательство того, что представления о замечательной выучке Красной армии накануне репрессий 1937 года — не более чем миф.

 

Статья опубликована: А.Смирнов. Торжество показухи. Киевские и Белорусские маневры 1935-1936 годов // Родина. 2006, №12. С.88-96