Как пользоваться краном?

Декабрь

Ты ушёл, и теперь я не могу спать.

Я ложусь на твою постель, смотрю на фото в рамке цвета остывшего угля. Изи принесла её во вторник, чтобы я мог хоть как-то тебя удержать. Удержать за тёплые руки или, может, даже за ногу, пока ты тянулся бы после тренировки, чтобы назавтра не так сильно болели мышцы из-за молочной кислоты.

В рамочке ты сидишь, скрестив ноги в позе лотоса, с какой-то хренью на голове: синяя повязка в горох, или ободок, - или как называют это девочки, с которыми ты столько нянчился в танц-классе? У тебя белые перья, а не волосы, потная майка под складками жёлтой рубашки, счастливое лицо. Но немного красное, потому что до того, как я сфотографировал это, ты танцевал новую связку. Помнишь свою премьеру? Не помнишь? Ну и ладно. Ладно.

Раз, два, правую ногу вперёд, рукой закрываешься от дождя, назад, выгнулся, и волна со сползанием зрителю под ноги, низверганием в самый пол, чтобы затем сделать несколько движений из брейка. Не особенно они у тебя получались. Ну и ничего. Ничего.

Интересно, как выглядит молочная кислота, которую ты "рассасывал" вечерними растяжками? Она правда молочная - из молока, или просто белая, или что? Её вообще видно? Если я разрежу себе лезвием ногу, будет ли видно какую-нибудь кислоту? Или один только белый жир? Во мне так много кислоты, думаю. Она капает со слюной на подушку, течёт себе куда-то в подкроватное пространство из моего тела, а я даже не замечаю.

Не могу заснуть. Совсем.

Утром мама приходит, чтобы заставить меня идти на занятия, потому что сам я уже никуда не встаю.

- Я не пойду, - на автомате говорю я. Брат сидит со мной всю ночь, на рамочно-чёрной геометрии. Мама не смотрит на него никогда, она и раньше пыталась не замечать. Ни его, ни меня. Только теперь почему-то я ей очень важен. Разве не ясно, что я просто хочу полежать еще немного?

- Адриан, вставай.

- Нет.

- Адриан, милый, пожалуйста. Если ты перестанешь ходить на учёбу, тебе выпишут антидепрессанты.

- Я не буду пить никакие сраные антидепрессанты, - рычу я, отворачиваясь от неё на другой бок. Сандр прижимается к моей груди.

- Так сказал доктор Сид и этот ваш...

- Вонючий командующий?

- Не ругайся! - мама почему-то всхлипывает, и голос у неё переходит в другую тональность. Она немножко поседела, моя мама. Или просто голову не мыла давно. Я ещё пару недель назад заметил, что мама не часто моет голову.

- Я не ругаюсь. От него всё время воняет потом и сигаретами.

- Это не причина обзывать его, - она успокаивается. Сандр нагрелся в моих руках. Я откладываю рамку на подушку, опустив его лицом в зелёную ткань. Может быть, это был его любимый цвет. Я даже этого не знаю.

- Ладно, я пойду, - встаю я, игнорирую мамину руку, которую она хочет положить мне на плечо, и иду в душ. Мне не больно, мама, хватит смотреть на меня так. Вообще плевать. Всё это никак на мне не сказалось.

Я мог бы остаться в постели, но от мамы хочется куда-то деться. Приходится идти на поводу у надуманной необходимости: мыться, бриться. В душе я несколько раз с остервенением бью себя по лицу кулаком. Кулак шлёпает по мокрой челюсти, как мочалка с жёсткими пружинами. Я забыл включить горячую воду. Так не всегда бывает. Только сегодня. А ещё я намочил дедреды, но они особо не мокнут, - не страшно.

На улице они всё-таки немного обмерзают. Чёрные прядки свисают мне на лицо, в них путаются друг с другом иней и снег. Может быть, я...

- Сбрею всё, - говорю Изи, когда мы стоим на полигоне с ружьём в руках.

- Не трогай их, - она прицеливается, даже не смотрит на меня. Сейчас я замеряю время с помощью секундомера. Нажимаю на сенсорный экран смартфона, цифры в судорожной метаморфозе проносятся одна за другой и добегают до 6.4, когда я произношу "стоп". Изи ни разу не промахнулась. Командующий смотрит на неё, как педофил, каждый раз, когда мы строимся в начале и в конце занятия. Меня он ненавидит.

- Понимаешь, - говорю я, глядя мимо её глаз, в середину лба, на плоскостной пирсинг между густых бровей. Как умственно отсталый смотрю, короче. - Они сегодня намокли в душе и потом обмёрзли на улице.

- Свяжи им шапочки.

- Очень смешно, - кривлюсь я и беру в руки ружьё. С хрустом заламываю ствол, сую патрон в заряд, щёлкает, захлопываю, прижимаю прикладом к плечу плотно, снимаю с предохранителя.

- Почему же смешно? Я серьёзно. Это такая разновидность ме-тафо... ры... - Она вдруг прикрикивает на меня: - Я хотела сказать: отогрей свою башку, кретин, и держи треугольник*, не то отлетишь! - Удар по спине, и я случайно давлю на спусковой крючок. Меня отталкивает назад, Изи испуганно отскакивает, в плече перемыкает, - это боль борется с онемением, чтобы мне совсем хреново стало. Пуля влетает в мёрзлую землю. Однокурсники пялятся на меня, как на идиота. Эрик пихает в бок Марка, смотрит мне в глаза нагловато и ржёт в перчатку. Командующий Вонючка смеряет меня ледяным взглядом:

- РАна, у тебя за ночь руки проросли из задницы, и ты решил, что ими пользоваться удобнее, чем теми, что из плеч?

- Нет... командир, - я вытряхиваю из ствола пустую гильзу в снег, злобно прижимаю её, горячую, сапогом, и кидаю ружьё в руки Изи. Иду по свежему снегу к корпусу. В спину мне упираются, как дуло пистолета, смех ребят и голос вонючки:

- РАна, ты далеко собрался?

- Я РанА! - ору я, оборачиваясь, и меня перекашивает от ярости. Вдруг Изи подбегает ко мне, хватает меня за руку и многозначительно заглядывает в глаза.

- Дыши, - шепчет она только мне. - Он повредил плечо, товарищ Кирч! -кричит она Вонючке. - Это всё по моей вине! Я отведу его в медпункт и вернусь!

- Хорошо, Роуд. Провожай этого оболтуса и возвращайся: покажешь лопухам, как нормальные люди стреляют из ружья.

- Так точно, сэр.

Мы идём в корпус. Тёмная зелень ёлок бросается в глаза, контрастная белоснежному полю. Я опускаю глаза в землю, перемалываю ногами сугробики на дорожке, пока она не кончается. Я - снегоуборочная машина. Никакой я не солдат.

- Адриан...

Мы садимся в раздевалке для мальчиков на лавки, Изи стягивает с моих рук перчатки, я молча подчиняюсь.

- Адриан, ты полный придурок, - беззлобно произносит она и сжимает мои ладони своими, в замшевых коричневых перчатках. Очень приятное ощущение от этой ткани. - Прости, что хлопнула тебя по спине.

- Ну да, можно было и поаккуратнее.

- Извини. Ведёшь себя, как капризный ребёнок, кстати.

- Какая в жопу разница? - я вздыхаю и расстёгиваю куртку. - Ладно, прости, наверное, это потому, что я не спал полночи.

"Всю", - додумываю про себя.

- Нет, это потому, что ты - эгоистичный дебил.

- Спасибо, Изи, - я ухмыляюсь.

Изи Роуд, моя однокурсница. Мы подружились не так давно, месяца два назад. Когда я перешёл к ним, она уже всех здесь покорила своими умениями, а я даже не умел без нервозности держать в руках оружие. Да что там... Я даже не мог бегать дистанцию на десять километров, которая была разминкой по понедельникам и средам: в эти дни мы занимались борьбой и фехтованием в спортзале.

- Да не за что, - отмахивается она и сильнее стискивает своей рукой мои пальцы. - Почему ты опять не мог заснуть?

- Да так... Долго играл, у нас была ночная катка.

- Кому ты гонишь? Ты играешь, как удав, - она обнажает зубы в усмешке. Губы у неё полные, тёмные, глаза большие и как будто даже немножко выпученные. Прохладно-голубоватые. Тускло блестящие кварцем. Но я в них и смотрел-то всего пару раз.

- Предпочитаешь общаться со мной через мой третий глаз?

- А ты предпочитаешь всё время обзывать меня вместо нормального разговора?

- Пф!

Мы смеёмся. Оба немножко натянуто. Изи собирает свои тёмные волосы в высокий хвост. Они у неё до плеч. Знаю, что она не любит их собирать, но тогда почему делает это сейчас? Ведь здесь нет её отца.

- Изи, ты чем-то обеспокоена?

- Я? Да нет-нет, всё нормально, да, понимаешь, просто... Давай я научу тебя стрелять?

- Э? - я поднимаю бровь. - Что, мисс завышенное ЧСВ*, уже готова брать учеников? - я хохочу, откидываюсь назад, как бы случайно забирая у неё свои руки.

- Ой, да к чёрту тебя, почему ты такой идиот! - она измученно стонет и закатывает глаза. Скрещивает руки на груди. Смотрит на наши сапоги, под которыми расплылись грязные лужи растаявшего снега. - Я серьёзно. Я научу тебя стрелять. И драться. Мне не трудно, а тебя перестанут доставать.

- Какая щедрость!

Мне не нужны ничьи уроки. Я сам могу позаботиться о себе. И опека мне никакая не нужна.

- Адриан!

- Бе-бе, Адриан! Сука, как же меня всё достало! Не нужна мне ваша забота, ясно?! Сандр умер, но это не значит, что я превратился в инвалида! - я ору на неё, впиваюсь наконец в её глаза злобно, а она смотрит на меня своим дурацким безэмоциональным взглядом и не отвечает. Я стискиваю зубы, к горлу подползает ком: - Спасибо за предложение. Извини.

Схватив перчатки со скамьи, я иду вон из корпуса. Пролезаю в дыру в заборе, которую мы около месяца назад обнаружили в кустах сбоку здания. Туда не выходят окна учебной части и можно спокойно свалить с уроков. Я нагибаюсь, пролезаю между скрученных крест-накрест железных прутиков ограждения, один из них цепляется за мой дред и дёргает его. Больно. Всё ещё ноет плечо. Я выпутываю волосы и валюсь в снег. Тёплый мороз ложится на глаза и щёки, с неба валятся тени обглоданных декабрём елей, сосен, забора. Глубоко дышу, как будто всё в порядке. Вдох, выдох, вдох. Медленно. Представляю, что кислород осязаем и что его можно пить. Неторопливо, чтобы не захлебнуться. Раз, два, три...

Почему ты переехал в рамочку для фотографий?

Тебе было плохо со мной?

Тебе не нравилась Изи. Почему?

Сандр.

Дышать становится легко и больно, словно я случайно лёг на острый штык и теперь, наконец, умираю.

Брат, почему же я сдаюсь?

Я достаю из кармана смартфон, ввожу затвердевшим пальцем графический пароль, почти целУю сухими губами горячий динамик и нажимаю на значок микрофона:

- Окей, гугл, - телефон отвечает смазливым писком. - Как выглядит молочная кислота?

* Треугольник при стрельбе - плечи и оружие

* ЧСВ - чувство собственной важности

<два>

Конец октября

- П-пожалуйста, впусти меня погреться!

Эста смотрит в дверной глазок. Юноша в свободной кофте, впитавшей всю воду с улицы, и в рваных джинсах стоит на пороге её дома. Он стоит ветхий, худой, с натянутыми на покрасневшие руки рукавами.

- П-пожалуйста.

Парень обнимает свои плечи. Эста поворачивает ключ в замочной скважине как можно тише - не торопится впускать незнакомца, проверяет на всякий случай. Дверь, оказывается, открыта. В голове сразу же всё валится в кучу. Она что, забыла закрыть её вчера вечером? Да, похоже, что так. Был концерт, шумно, она была пьяная, да и ещё этот град размером с черешню. Её кто-то подвёз, уложил в постель, утром ушёл и... не закрыл дверь. Да. Эста старается верить своим перекошенным воспоминаниям.

Парень глядит на дом с подозрительным упорством. Здесь пятнадцать дач на целую улицу, иди просись к кому-нибудь ещё, ну! Эста морщится: глаза у блондина заплаканные. А может быть, они просто мокрые, и это от дождя, который не перестаёт со вчера. Да и холодно ему. Слишком резко упала температура, в конце концов, - даже для середины осени.

- Пожалуйста, впусти меня, Эста!

Девушка хмурится. Откуда он её знает?

Может быть, это тот, знакомый из детсада... Он ещё всем всегда запоминался волосами. Ах, да! Она сама говорила ему в детстве - снежные. Однако сейчас причёска короче, да и чёлка падает на глаза. Глаза, да. Это точно его глаза. Да-да, она припоминает, - у Адриана ведь тот же оттенок был! Как луна, которую несколько раз хорошенько прокипятили, чтобы цвет истёрся. Такие бледно-голубые, почти бархатные.

- Сандр? - говорит робко, словно губы приклеились друг к другу. И правда - пересохли, слиплись ранками.

- Да! Да, это я! Эста, мне очень холодно, я не причиню тебе зла! Впусти меня!

Эста распахивает дверь, втаскивает парня в дом, его запястье холодит ей пальцы.

- Сандр, я тебя не узнала, прости.

- Всё нормально. Сам себя не узнаю, - смеётся парень. Он на полторы головы выше неё. В шесть лет такой разницы, конечно же, не было.

- Что ты тут делаешь? Ты поссорился с родителями?

- Я, эм, нет. Я поссорился с Адрианом. Родители в городе, а он выгнал меня.

- Адриан выгнал тебя? Из дома?! - Эста сажает Сандра на диван в маленькой тёплой гостиной и даёт ему плед. - Лучше укройся.

- Спасибо. Да, он самый.

- Но не ночью ведь? И не в такую холодину?

- Увы, - ухмыляется парень, прячет ноги под последний лоскуток пледа и сидит, толстая гусеница в коконе, прижимается подбородком к коленкам.

Сандр без обуви. Эста потирает плечо, пытаясь смести с него мурашки и странное ощущение чего-то чужеродного.

- Они... Хм, Сандр? Твои ноги.

Ноги у него, видно, успели распухнуть от холода. Эсте противно. Большие ступни, как два налившихся кровью куска мяса, только что вытащенных из морозильника, сидят у неё в гостиной. Что они тут делают? Зачем она их впустила?

- А? Что с ними не так? - Сандр хмурится. Ей, наверное, должно быть стыдно. Нетактичный вопрос.

- Ты шёл босиком?

- Да, и что?

- А не холодно тебе было?

- Холодно, но кто ж виноват.

- Э, хорошо, - согласие комкается и падает на пол, как мусор. Сандр немножко её пугает. Она, конечно, очень давно не видела Сандра с братом, но уверена, что Адриан никогда бы не выгнал его из дома. По крайней мере, не без обуви.

- Хорошо? Я тебе в напряг, да? - его глаза впиваются в неё холодом. Лицо маячит белым куском на темно-коричневом фоне пледа, в который он так усердно закутался.

- Нет-нет, ты мне не в напряг, я не против помочь, просто...

"Что - просто?" Она теряет слова, смотрит на Сандра. Как провинившаяся собака. Кажется, он её помнит гораздо лучше, чем она его.

- Сандр, мы не общались с тобой семь лет, несмотря на то, что вы бываете тут довольно часто, - набралась-таки смелости, тараторит, злится. - Я не могу знать, почему Адриан выгнал тебя, но я знаю, что вы всегда были супер дружными и даже не хотели принимать меня в свою компанию в садике, и я...

Сандр вскакивает с места. Эста отшатывается от ледяного тела. У него же ноги такие... некрасивые... зачем... Руки берут её лицо, властно надавливают на скулы. "Скажи "ам", - АМ!" У неё во рту горячо и влажно. Губы обнимают язык, хочется надкусить его, стиснуть челюсти. Всё ещё пьяная после вчерашнего концерта, ну конечно! Да! Малолетняя проститутка! Страшно. Ей должно быть так страшно? Что он творит! Надо вырываться. М-м. М-м-м. Не надо? Сандр целует в шею, Эста на мгновение теряет нить мысли. Пальцами держит его за волосы, телом - дрожит. Он грубый. Грубый, - мысль. Но что - мысль? Ничто. Мысли - ничто, рабы у действия. Люди и сами, как мысли.

Когда она думает, что в семь лет он был самым красивым мальчиком в её жизни после отца, действие уже неотвратимо. Сандр кусает её за нижнюю губу и встречается взглядом с пьяным удивлением карих глаз.

И тогда Эста кричит, чувствуя, как в живот её вонзаются острые ножницы.

Сандр сидит на диване. Раздвинув ноги, свесил руки между ними. Весь вечер работал на огороде родителей, ха-ха-ха! Ха-хазяйничал. Он здесь хозяин.

С пальцев уже не капает. Всю кровь впитали белый мягкий коврик под кофейным столиком и их одежда. Эста была для Сандра каким-то очень далёким воспоминанием. Он сам никогда бы о ней не вспомнил, если бы Некро не пришёл к этой двери с чёрной кожаной обивкой и не прочитал все его мысли, как бесплатную брошюрку в общественном туалете. Сандр смотрел, как Некро целует её, и догадывался, что за этим последует. Когда ножницы вошли в толстую дерму, пробили мякоть живота, она начала орать, как животное. Этого Некро не предусмотрел. Поэтому пришлось несколько раз ударить её ножницами в челюсть с испугу и ещё несколько раз - в грудь, уже осмысленно, потому что понял-таки. Бил, пока она не заткнулась и не издохла. Сандр окружил себя болью, куполом из боли. Ножницы были острые: он сам купил их на прошлой неделе, чтобы заниматься шитьём вместе с маленькой Милой из их танцевальной студии. Да, ножницы были острые. Боль вокруг Сандра - тупая.

- Ты можешь не думать, а? - проскрежетал Некро.

"Я не умею не думать."

- Тогда хотя бы не мешай думать мне, ракообразное.

Сандр сидит в воде. Что-то вроде лужи, - озером это не назовёшь, - где максимальная отметка воды достигает щиколоток. Со дна, прямо из ила и песка, торчат две белые руки и держат его ноги прижатыми ко дну.

"Это похоже на одну игру, в которую мы играли с Адрианом... там надо было убивать зомби и..."

- Ты закроешь рот?

В пустой комнате слова отпрыгивают от стен. У Некро появляются привычки. Во-первых, не церемониться с идиотами. Во-вторых, всегда проверять информацию на надёжность - по разным источникам. Он, например, не знал, что Эста будет вопить. Так же он не знал, что удар в сердце надёжнее удара в живот или челюсть. Теперь знает.

Некро трёт лоб. Пот стирается легко, словно мел с доски. Эста лежит на полу: длинные-длинные двуцветные волосы, тушь комочками на ресницах, какао-глаза. На остальное теперь лучше не обращаться внимания, - он её изуродовал. Но зачем?

- Если я убил её, почему так мало силы?

"Потому что она мертва", - Сандр находит в себе силы ухмыльнуться. теперь он помнит, как когда-то катался с Эстой на пони в лесу, а её мама шла рядышком, потому что это она заплатила за катание.

- Я запросил! Сила даётся, когда кому-то плохо. Смерть - максимально плохое состояние человеческого организма. Почему так мало силы, я спрашиваю?!

"Кого, меня?"

- Ты кретин?

"Я не буду отвечать", - Сандр садится, кладёт голову на колени. Физически он ничего не чувствует. Ни удовольствия, ни боли. С ним остались только мысли и эмоции. Но искажённые. Он видит глазами Некро вспоротый живот, и ему совсем не плохо. Будь он сейчас в своём теле по-настоящему, его бы измучила рвота.

Но разве это всё не по-настоящему? Разве ему снится сон?

Они пёрлись сюда несколько суток. Нарезали круги по пригороду, долбили просроченные полы какого-то недостроя в лесу. Некро не ел и не спал. Сандр хотел заморить его голодом. Лучше покончить с собой, чем стать погремушкой во рту у психопата.

Неделю назад произошло вполне естественное: Некро сел на какой-то камень в парке и заснул. Холодало адски и очень-очень быстро. Его растормошили бомжи. Жаль. Хотя этот дегенерат всё равно ничего не понял. "Например то, что сил у него нет вовсе не потому, что Эсте было не так уж и плохо, пока он рвал её ножницами, а потому что жрать надо хоть что-то и спать хотя бы раз в сутки."

- Спасибо, теперь всё ясно, - ухмыляется Некро.

Сандр стонет и закрывает глаза руками, чтобы ничего не видеть, уйти в темноту: "Всё просрал, блять!"

- Суицид - не выход. Ты должен жить дальше! И, следовательно, я должен, - Некро говорит это автоматически, вытряхнув слова изо рта, как камешек из кроссовка. Сандр издаёт нервный смешок. Ещё. И ещё. Сандр смеётся. Он падает назад, погружается в воду так, что ему заливается в уши, и смеётся, смеётся, пока из глаз не начинают течь слёзы и смех не рвётся, как тряпка, на гнилые куски рыданий.

Купол лопается, и тупая боль становится острой. Некро это не нравится. Он встаёт, пошатываясь. Под ногами хлюпает кровавый коврик. Морщится и идёт в ванную, чтобы отмыться от крови. Судя по всему, родителей Эсты здесь нет, и она живёт одна. У неё в холодильнике наверняка с выходных ещё осталась еда! Он примет душ, поест, поспит, найдёт тёплую одежду и отправится дальше. Если труп положить в морозилку по частям, он не начнёт разлагаться. Возможно, Некро оставит слишком много следов. Но с этим он и потом разберётся.