Часть первая. Беспокойное соседство

Автор: РыжаяЭлен, hao-grey, КП, philipp_a

Бета: ludmila21

Канон: ГП

Размер: макси, около 34000 слов

Пейринг/Персонажи: Северус Снейп/Гермиона Грейнджер

Категория: гет

Жанр: драма, романс, экшен

Рейтинг: PG-13

Краткое содержание: Гермиона Грейнджер живёт одна в маленькой съёмной квартирке и работает в аврорате экспертом-манускриптологом. У неё есть друзья, увлечения, странные соседи. Она вполне довольна своей жизнью. Но однажды кое-кто глупо пошутил и заказал для неё книгу, которую ей и получать-то неловко, а тут ещё посылка задерживается.

Примечание/Предупреждения: постканон, смерть второстепенных персонажей, насилие, авторская магия, если вам почудилась пасхалка, вам, скорее всего, не почудилось.

Для голосования: #. fandom Non-Private Detectives 2017 - "Старая, старая сказка"

Часть первая. Беспокойное соседство

— Эта книга должна была прийти неделю назад, — девушка в темном дорожном плаще нервно комкала в руках перчатки.

Владелец службы доставки поднял глаза. Самая обыкновенная девушка, в самом обыкновенном плаще. Мистер Фью пожал плечами и продолжил насыпать совиные крекеры в кормушку. Мало ли что должна. Поставщик крекеров тоже вот обязан доставлять их вовремя. И как часто это случается? Люди каждую неделю приходят жаловаться на работу службы доставки.

Ничего нового в этом нет.

— Мисс, ничем не могу помочь. Сова могла пострадать в пути. Попробуйте обратиться с жалобой в почтовое отделение, выславшее посылку. Они оплатят неустойку. А может, это вообще проблема отправителя, — мистер Фью потрепал по голове большую сипуху. Та негромко угукнула и закатила глаза. — Как давно вы сделали заказ?

Девушка поправила капюшон, стараясь натянуть его посильнее.

— Уже почти три месяца назад. Пересылку дважды откладывали.

— А почему так долго? В какой компании сделали заказ? «Флориш и Блоттс»?

— Нет, — быстро ответила девушка. — Маггловская литература почтой. «Голуби и совы».

— Это маггловская книга? — мистер Фью удивленно поднял брови.

— Э-э… — девушка смутилась. — Не совсем маггловская… То есть, она, конечно, маггловская, но написана волшебником… наверное. Простите, мне заказали ее по каталогу… Я даже не знаю, как она выглядит. Обычно я таких книг не заказываю. Я их чаще покупаю самым обыкновенным образом.

Мистер Фью скептически ухмыльнулся.

— По каталогу. Мисс, боюсь, вам придется самой выяснять судьбу своего заказа. Заказанные по каталогу книги нередко приходят не по адресу.

Лицо девушки было наполовину скрыто плотной тканью капюшона, но мистер Фью заметил, что щеки посетительницы покрылись густым свекольным румянцем. Она нервно заправила выбившиеся кудряшки за ухо и стала постукивать каблуком туфли по деревянному полу.

— Что же мне теперь делать? — в голосе девушки послышалось отчаяние.

— Понятия не имею, мисс. Это очень ценная книга? Если на ней есть ваша фамилия, то рано или поздно книга найдет вас. Если только на бланке заказа — может и не найти. Она могла попасть к другому адресату — тогда ее просто вам перешлют… Если захотят.

Девушка покраснела еще сильнее.

— А кто сделал заказ? Если заказ был не на ваше имя, то его могли ошибочно переправить первоначальному заказчику.

— Мой… знакомый, — ответила девушка. — Если бы эту книгу отправили ему, я бы уже узнала. Наверное. Он заказал ее с таким расчетом, чтобы она пришла к моему дню рождения.

— Я думаю, мисс, что все образуется, и что этот подарок безусловно подоспеет к торжеству, — мистер Фью попытался благожелательно улыбнуться, но в голосе девушки вдруг послышались нотки, пропитанные легированной сталью:

— Теперь не успеет. Разве что когда дементоры запоют. Мой день рождения был в сентябре.

— Мисс, но от меня-то вы чего хотите? — мистер Фью вздохнул, выдвинул ящик с бланками заказов, взял верхний и махнул рукой небольшому сычику — заказ на лекарственное зелье весом в три унции. Донесет.

Пока мистер Фью прикреплял к птичьей лапе бланк и мешочек для оплаты, сычик радостно клевал палец хозяина.

— Боюсь, я вам помочь не могу. Я книг сам не пишу. У меня всего лишь совиная служба доставки, а не отдел по расследованию загадочных происшествий. Да и я не аврор.

При упоминании авроров лицо девушки скривилась так сильно, словно ее неделю мучила зубная боль. Или даже еще сильнее. Собственно, что делать при зубной боли, девушке было известно. Но что делать в ситуации, когда весьма своеобразная книга улетела неизвестно кому, а на бланке заказа стоит твое имя, — Гермиона Грейнджер понятия не имела, хотя и работала в аврорате внештатным экспертом уже больше трех лет. Но одно дело — рыться в рукописях, пахнущих пылью и ароматами пропитывающих старинные пергаменты средств, и совсем другое — разбираться с неуступчивым хозяином совятни.

Рон еще поплатится за эту шуточку. Если, конечно, это все-таки его работа. Чувство юмора у него всегда было своеобразное. Но больше некому. Хотя могли и близнецы додуматься посоветовать братцу прислать ей пособие в картинках — с подробностями!!! Тогда, на вечеринке у Фреда и Джорджа, она сказала — в шутку, разумеется, — что, в отличие от проблем магического законодательства, это слишком однообразно. Ничего нового. Рон тогда прыснул, слегка покраснел и сказал, что судьба наверняка предоставит ей шанс понять, что она ошибалась. Ей бы тогда еще догадаться, что старый друг решил взять роль судьбы на себя!

Гермиона содрогнулась от мысли, что книга может случайно оказаться у кого-то, кто ее знает, — это будет просто ужасно. Что про нее могут подумать! Как минимум — что Героиня Последней Битвы как-то слишком сильно изменилась. Не в лучшую сторону.

Едва не оторвав от перчатки черную блестящую пуговичку, Гермиона собралась задать еще один вопрос, но в этот момент дверь в совиную контору, скрипнув, отворилась. Смутно знакомый голос, тихий, как предштормовое море, спокойный, как лев перед прыжком, и хриплый, как старая водопроводная труба в незабвенном туалете на третьем этаже Хогвартса, требовательно произнес:

— Мне нужен владелец совиной службы доставки. Немедленно.

Тембр голоса был таков, что при его звуках руки сами собой привычно вытягивались по швам, ноги — по стойке «смирно», а челюсти крепко сжимались, дабы не дать своему владельцу сморозить глупость.

«Этого не может быть», — подумала Гермиона, чувствуя невероятную пустоту в голове — ведь этого действительно не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Но обернуться не решилась. А вдруг это слуховая галлюцинация?

Мистер Фью машинально сунул сычика на насест и поднялся. Сглотнул слюну, дернув кадыком. Он никогда не учился у профессора Северуса Снейпа, но, видимо, голос последнего был настолько специфичен, что автоматически цеплял ниточки нервов, сохранившиеся в окружающих со студенческих лет.

— Я владелец, — сказал мистер Фью, неловко оправляя жилет на круглом животе.

— Не далее как три дня назад ваша болотная сова, она же Asio flammeus, — посетитель кивнул в сторону желтоглазой носатой птицы, — бросила в окно моего кабинета вот этот пакет.

Посетитель протянул руку, затянутую в черное сукно сюртука, над прилавком. Двумя пальцами он держал за уголок большой бумажный пакет — так, как держат дохлую крысу, пролежавшую пару-тройку деньков в теплом влажном месте.

Пакет шлепнулся на прилавок. Из аккуратного разреза на полированную столешницу вывалилась скрученная в моток бечевка.

На светло-коричневой бумаге было крупно и очень неразборчиво выведено несколько строк, из которых достоверно можно было разобрать только то, что заглавные буквы имени и фамилии одинаковые. Идентифицировать, какие именно, смог бы разве что дешифровщик времен Второй мировой войны или маггловский аптекарь. Поскольку ни того, ни другого под рукой не было, мистер Фью аккуратно придвинул пакет к себе и вгляделся в надпись.

— А где книга? На ней, видимо, нет адреса, — начал было он. — Если бы адрес был на самой книге…

— Разумеется, без вашего ценнейшего сообщения мне не удалось бы выяснить это самому, — если бы слова можно было перевести в жидкую форму, то пары предложений, сказанных профессором, вполне хватило бы на галлон противоревматической мази. Тем более, что змеиный яд для ее приготовления дороговато обходится.

— Я этого отвратительного издания не заказывал, — ладонь профессора опустилась на оберточную бумагу.

Гермиона Грейнджер осмелилась скосить глаза и похолодела — странные закорючки с большими петельками были очень похожи на букву «Н», как ее писал Джордж. На букву «S» при известном воображении — тоже. Да и слова про отвратительное издание… Почти наверняка... Каким образом она оказалась у профессора? Если это она… Мерлиновы подштанники, неужели профессор Снейп ее открывал?!

Тогда лучшее, что она может сейчас сделать, это вернуться в свою квартирку в мансарде дома номер девятнадцать по Косому переулку и повеситься на оконной раме.

Мистер Фью выскользнул из-за своего прилавка, опрокидывая стулья для посетителей, и с грацией бармаглота в магазине волшебных палочек ринулся к насесту.

— Умо, милый, — мистер Фью коснулся пальцем клюва совы. Тот недобро зыркнул ярко-желтым глазом. — По какому адресу ты отнес посылку?

Ладонь мистера Фью скользнула на затылок птицы. Сова с видом Великого Героя, получившего после Спасения Мира счет за разбитые окна, презрительно прикрыла глаза.

— Так я и думал, — мистер Фью выпрямился и улыбнулся. — Произошла досадная накладка, господа. Наверное, опять внеплановая перемена мест магнитных полюсов Земли. Или отладка магических полей. Вообще такое часто случается. Птица перепутала окна квартир и принесла заказ не по адресу, это сущая мелочь, право, случайность…

— Вы. Полагаете. Это. Просто. Мелкой. Случайностью? — вкрадчиво, еле слышно осведомился изливавшийся хриплым елеем голос. Спать на пороховой бочке с подожженным фитилем было намного безопаснее, чем находиться сейчас в совиной доставке.

Гермиона попыталась вспомнить аппарационное заклинание, но быстро поняла, что внутри конторы действуют защитные чары — видимо, чтобы птицы не пугались.

— Разумеется, сэр, э-э-э… Простите, я, кажется, понял, в чем дело! — мистер Фью всплеснул руками, и лицо его просветлилось озарением. — Еще год назад в мансардном этаже дома номер девятнадцать была одна квартира в три комнаты с двумя выходами, а в этом хозяин превратил одну квартиру в две… Совершенно безо всякой магии, можете себе представить, сэр, путем простой установки перегородок! Раз — и пополам!

Гермиона услышала, как над ее левым ухом кто-то шумно втянул носом воздух, и попыталась попятиться назад, дабы как можно незаметнее выскользнуть из пропахшего сонными совами, птичьими крекерами и свежим пометом помещения, но уперлась лопаткой в каменный локоть, отрезавший ей путь к отступлению.

— То есть ваша фирма пишет золотом на рекламном щите «Точная доставка в срок», а совы при этом летают не в те окна и не вовремя? Впрочем, я нисколько не удивлен, ибо подавляющее большинство людей понятия не имеют о том, что такое Настоящая Точность и Предельная Аккуратность. Именно такие, как вы, взрывают по пять котлов в неделю. Я бы посоветовал вашим птицам зелье для улучшения концентрации, а вам — яд для лечения самоуверенности. Остановитесь, мисс Грейнджер. С вами у меня будет отдельный разговор.

Мистер Фью всплеснул руками:

— О, это ведь и есть ваш заказ, мисс, не так ли? — он ловко выдернул из-под пакета карточку, которая болталась на тонкой бечевке. — Косой переулок, дом девятнадцать, мансардное окно.

— Мой, — осипшим голосом ответила Гермиона, не решаясь протянуть руку и полагая, что еще минута, и она умрет на месте от стыда.

— Ну, вот и замечательно, — владелец совиной службы сиял ярче свежеотдраенного котла. — Вот все и выяснилось… Надеюсь, что сэр отдаст вам вашу книгу, не так ли, сэр? Она ведь у вас с собой?

— Разумеется, все выяснилось, — на этот раз голос профессора был всего лишь чуть более холодным, чем температура абсолютного нуля. — Отчет о вашей великолепной работе по доставке уже отправлен. Судьба оказалась расторопнее вас — и настоящий адресат не преминул найтись. Книги у меня при себе нет — я не надеялся, что увижу того, кто ее заказал, так быстро. Ступайте за мной, мисс Грейнджер.

Гермиона быстро обернулась, но успела только увидеть спину профессора в дверном проеме. Пакет профессор прихватил с собой, по-прежнему удерживая за уголок двумя пальцами.

— Я очень рад, мисс, что книга нашлась без лишних усилий, — кисло воскликнул мистер Фью. — Вам очень повезло!

«Мне просто невероятно повезло, — подумала Гермиона. — Примерно как человеку, попробовавшему кексы Хагрида и ненароком оставшемуся в живых. Мерлин великий, ну почему это не оказался профессор Флитвик? Или призрак профессора Бинса. Ему-то наверняка было бы все равно…».

Она попыталась представить себе картину — профессор Снейп просматривает дорогое маггловское издание с картинками, тонкие пальцы твердым рассчитанным движением переворачивают гладкие глянцевые страницы, лицо остается бесстрастным и спокойным, только правая бровь поднялась на немыслимую для себя высоту — одну восьмую дюйма… По бледным щекам прыгают размытые тени, губы… Губы плотно сжаты. Тень крючковатого носа падает на обнаженную бумажную плоть.

И эта презрительная усмешка… Уголок губ вздрагивает.

И еще одна страница… И еще…

«Пятьдесят баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер!» — воображение схлопнулось, будучи не в силах представить себе подобную картину — ибо отказывалось в нее верить. Этого просто не могло быть. Гермиона тряхнула головой, пытаясь выгнать из нее совсем уж невероятные образы.

— Пятьде… Мисс Грейнджер! У вас подметки смазаны Прилипающим Зельем? Ибо я не могу вообразить себе какую-либо иную причину, по которой вы можете позволить себе заставить меня дожидаться вас!

Гермиона вздрогнула и дернулась в сторону двери.

Мистер Фью сел на стул — вернее, начал падать, потому что колени его безвольно согнулись, а стул просто попался по дороге.

— Храни нас Мерлин от таких заказчиков, — произнес он, достал из жилетного кармана черно-желтый клетчатый платок и вытер пот, выступивший на лбу крупными каплями. — Один другого стоит…

***

Холодный ноябрьский ветер раскачивал вывески в Косом переулке, бросал в витрины последние багровые и тускло-золотые засохшие листья, хлопал ставнями, задирал полы мантий почтенным дамам и молоденьким девушкам и вообще вел себя по-хулигански.

Профессор Северус Снейп собственной персоной, закутанный в мантию по самый подбородок, ждал на улице. Его волосы растрепались, и казалось, что на плечи ему села большая взъерошенная ворона.

— Мне абсолютно все равно, какие книги вы читаете, мисс Грейнджер, — начал он, опустив вступительное слово о погоде и природе, и Гермиона впервые в жизни искренне возненавидела домовых эльфов — она столько для них сделала, а они ее даже незаметно исчезать не научили! — Меня нисколько не интересуете ни вы, ни кто-либо другой. Но раз такие мерзкие, отвратительные издания по ошибке попадают на мой письменный стол, я, пожалуй, потрачу несколько минут своего времени и дам себе труд сказать вам пару слов.

«Почему нет заклинания "Чтоб мне провалиться"?» — тоскливо подумала Гермиона.

Профессор Снейп живет за стенкой. В соседней квартире. Уже несколько месяцев. Поднимается и спускается по задней лестнице, которая ведет, видимо, только в его половину мансарды. Ходит за тонкой дощатой перегородкой. Двигает стулья. Каждый день. Подбрасывает дрова в камин. Звенит кофейником. Готовит кофе, и каждый вечер в квартиру просачивается его одуряющий запах. Почему он пьет кофе вечером? Ни с кем не разговаривает, только скрипит перьями, шуршит пергаментом и иногда ругается вслух. Вот этим самым хриплым голосом. Это просто невероятно. О Мерлин, какая же ты идиотка, Гермиона Грейнджер. За эти месяцы они не столкнулись ни разу, и она не особенно интересовалась, кто такой этот сосед. Привыкла. К тому, что ничего нового не происходит, что все как всегда, и каждый новый день — калька с предыдущего… Разве что иногда уныние слегка разбавляется очередным старинным, почти нечитаемым манускриптом, содержимое которого позарез понадобилось аврорату и невыразимцам. Но это случается слишком редко: старинные манускрипты не валяются на дороге, и владельцы обычно не стремятся с ними расставаться даже для блага Магической Британии.

Иногда Гермиона думала о том, кто живет там, за стенкой. Но ей и в голову не приходило, что это — профессор Снейп, о котором уже больше пяти лет толком никто ничего не знал, кроме того, что профессор остался жив — правда, по слухам, его состояние было таково, что впору было завидовать мертвым. Уточнить никто не мог — потому что никто не знал, куда профессор Снейп исчез.

— Профессор, — решилась она наконец, — все-таки это вы! Вы живы и здо… Я так…

— Вы полагаете необходимым констатировать очевидное? Я был когда-то лучшего мнения о вас, мисс Грейнджер, хоть и необоснованно. Вам не кажется, что вы потратили чересчур мало времени для настоящего исследователя, чтобы доказать самой себе факт того, что я — это я? Вы видите тело, лицо, слышите голос и, тем не менее, продолжаете задавать вопросы?

— Но профессор, мы ведь не нашли вас тогда, пять лет назад… — Гермиона хотела было возразить, расспросить, рассказать — но что-то (возможно, подсознание) говорило ей, что куда разумнее согласиться и не умничать.

— Разумеется, искать человека скучно, неинтересно, более сложно и менее почетно, чем позировать под колдографом и давать интервью госпоже Скитер. В любом случае, это не имеет ровным счетом никакого отношения к теме беседы. Поговорим о более существенном. Мисс Грейнджер, вы не хуже любого другого знаете, как отвратительна эта книга. В ней собраны тысячи самых идиотских рекомендаций, которые мне приходилось видеть…

«Мерлин. Мерлин-Мерлин-Мерлин-Мерлин. Это безумие. Я стою в Косом переулке под дождем со снегом и слушаю рассказ профессора Снейпа о том, как он читал Камасутру. Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда».

— На странице сорок четыре приведен способ совершенно дикий и противоестественный. Его польза и эффективность недостаточны чуть более, чем полностью, уверяю вас. На странице пятьдесят восьмой говорится о фазах луны, правильном положении рук и ног во время процесса — этот бред настолько очевиден, что я даже не стану говорить об этом…

«Мерлинова палочка, он еще все это и читал, — Гермиона почувствовала, что ее щеки вновь обожгло пламенем, и кажется, даже волосы от стыда сделались оттенка причесок семейства Уизли. — Подробно. Детально. С разбором. Мерлинов котел, лучше бы я умерла от стыда десять минут назад».

— Профессор, вы не так поняли, мне заказали эту книгу исключительно в научных целях! — попыталась возмутиться Гермиона. — Я не…

— Разумеется. Я страшусь предположить, какие еще могут быть цели для того, чтобы рискнуть заказать маггловскую литературу вообще и эту конкретную — в частности. Никаких иных целей, разумеется, у вас быть не может, — категорично отрезал профессор Снейп, сощурив глаза и просверливая ими собеседницу насквозь.

— Профессор, книгу заказывала не я! Я всего лишь…

— Вы оправдываетесь? Мисс Грейнджер, я не думаю, что вы могли бы доверить кому-либо заказать подобное специфическое издание. Имейте смелость нести ответственность за то, что вы делаете. Вы всегда были первой ученицей курса, мисс Грейнджер, хотя я никогда не понимал, почему. Вы слишком безапелляционны, чересчур самоуверенны и не обладаете гибкостью мышления, которая могла бы позволить вам выйти за рамки банальности.

— Профессор, — вскинулась Гермиона и невольно покраснела, — за то, что делаю я, я всегда несу ответственность! Но в данном случае…

— В данном случае вы перекладываете ее на чужую голову. Вы имели великолепную возможность обратиться по данным вопросам к лучшим специалистам. Вам, несомненно, должно быть известно, что магглы в этой области отнюдь не истина в последней инстанции. Но вместо того, чтобы обратиться к вашим преподавателям, к профессуре Хогвартса, вы предпочли заказать низкопробное издание у магглов!

«Мерлин, да он с ума сошел, — Гермионе страстно захотелось, чтобы снег пошел вдвое сильнее — тогда можно было бы скатать пару снежков и прижать к пылающим щекам. — Это совершенно немыслимо!»

Снег медленно падал, заглушая их разговор и шаги немногочисленных прохожих, покрывая плечи и головы легкой белой паутиной, и Гермиона невольно удивилась, что он не тает, — тема разговора была такова, что по булыжной мостовой Косого переулка должны были уже нестись бурлящие потоки кипятка.

— Профессор, я бы не осмелилась…

— Вы? Вы не осмелились? Осмелились же вы на втором курсе залезть в шкаф с зельями в моем кабинете? И поджечь мою мантию на первом?

Профессор возмущенно вскинул подбородок, и снег на его волосах заблестел в свете фонарей.

Гермиона чувствовала себя сейчас куда хуже, чем на любом из уроков зельеварения когда-то, — на уроке она всегда знала, что отвечать, и всегда была уверена в своих словах. Сейчас же она понятия не имела, что говорить, и больше всего на свете хотела очутиться примерно за двенадцать часовых поясов отсюда — даже если эта точка придется на жерло вулкана. Все равно там прохладнее, чем здесь.

Гермиона с тоской подумала, что за все время беседы ей ни разу не удалось закончить свою мысль. Отпираться от кражи шкурки бумсланга и подпаленной мантии было бессмысленно. Но это, в общем-то, дела давно минувших дней. И как-то есть разница между разговорами о трансфигурации, чарах и бумсланговых шкурках и беседами о.... Об этом. Кто, кому и что именно рассказывает? С одной стороны, ей, конечно, абсолютно все равно, что думает о ней профессор Снейп… Ну, почти все равно… По крайней мере, не настолько важно… Нет, черт возьми, неужели он думает теперь, что она легкомысленное, восторженное, одержимое мыслями о сексе создание, подобное некой Лав-лав?

— Профессор, вы ошибаетесь. Я не собиралась ничему учиться у магглов. Эту книгу заказали…

— Я? — профессор Снейп скривился, что, очевидно, должно было означать усмешку. — Я ошибаюсь? Вы в своем уме, мисс Грейнджер? Вы полагаете, что у вас есть право делать подобные заявления? Вы упустили возможность обратиться за консультацией к специалисту высочайшего класса в этой сфере, и у вас еще хватает наглости указывать мне на ошибки? Никто не разбирается в этих вопросах лучше меня, но вы полагаете, что магглы знают лучше! Впрочем, чему удивляться — ведь сами вы разбираетесь в этих вопросах чуть слабее каменных гаргулий на крыше Хогвартса.

Гермиона закусила губы и закрыла глаза — не иначе, как все происходящее ей снится. Потому что не может профессор Снейп в здравом уме и твердой памяти рекламировать себя заучке и всезнайке мисс Грейнджер в качестве специалиста… в этом деле.

Гермионе казалось, что у нее дымятся уши, будто после приема тройной порции бодроперцового зелья.

Где-то определенно запели дементоры. Это все происходит не наяву.

Последняя мысль о том, что профессор явно полагает ее синим чулком, неожиданно неприятно царапнула сознание. Прочие профессорские колкости были вполне обыкновенными.

Много он понимает, как же.

— … Общение с семейством Уизли, несомненно, не идет вам на пользу, мисс Грейнджер! — раздалось над ухом. — Вы не слушаете меня! Мне следовало бы сейчас удалиться и послать данное издание профессору Макгонагал, дабы она полюбовалась, что изучают на сон грядущий ее первые ученицы!

— Нет, — вырвалось у Гермионы, содрогнувшейся от возникшей в ее воображении картины,— профессор, прошу вас. Верните мне эту книгу. Я… отошлю ее тому человеку, который заказал ее для меня.

— Следуйте за мной, мисс Грейнджер, — сухо приказал профессор, очевидно, ни минуты не сомневаясь, что девушка беспрекословно послушается.

— З-зачем? — растерянно спросила Гермиона.

— Вы же хотите получить обратно этот мерзкий образчик переплетного искусства?

— Д-да, — неуверенно пробормотала Гермиона в ответ.

— В таком случае, мне непонятны ваши сомнения. Я надеюсь, вы не предполагаете, что я способен на что-либо, недостойное профессора Снейпа?

— Н-нет, — ответила Гермиона еще более неуверенно.

Профессор Снейп развернулся, задев ее краем плотной тяжелой мантии, и быстрым шагом двинулся вдоль по улице.

Гермионе ничего не оставалось, кроме как поспешить за ним.

***

Снег валил все сильнее. Быстро темнело, улицу перечеркнули длинные сизо-фиолетовые тени и бледные неровные пятна света из окон, мгновенно вспыхивающих в сумерках одно за другим. У Гермионы страшно замерзли ноги в легких осенних туфлях, но она, упрямо сжав губы, не отставала от профессора Снейпа, то и дело по щиколотку проваливаясь в рыхлый свежевыпавший снег, но все равно не могла догнать его.

Происходящее было слишком невероятно. А Гермионе Грейнджер было тяжело существовать, если она чего-то не понимала. Она словно теряла ориентир и двигалась вслепую, наощупь, словно новорожденный котенок, растеряв обычную убежденность в собственной правоте.

Все должно быть четко, обыкновенно, размеренно и по правилам. Да, именно что по правилам. Ведь правила пишутся для того, чтобы следовать им, не так ли? По привычной колее. Дом-Министерство-книжный-лавочки-почитать-приготовить ужин-спать. Написать родителям. Встретиться с друзьями. И снова по кругу. И снова. И еще раз. И еще год…

Но сегодня все полетело кувырком.

Снейп свалился из ниоткуда, точно пресловутый снег на голову или лавина, сошедшая с гор и ударившая непосредственно в лоб.

…За минувшие пять лет о профессоре не было ни слуху ни духу. В Визжащей хижине на рассвете Последней Битвы нашли только огромное пятно засохшей крови, горький полынный запах какого-то зелья и слабый магический след использованного портала, ведущего в никуда. В суете разбирательств, шумихе победы, неразберихе разрухи и раздачи орденов, наказания невиновных и награждения непричастных всего несколько человек ломали голову, куда он исчез и собирается ли вернуться. Профессор Макгонагалл, в сердцах помянувшая незлым тихим словом «этих невозможных конспираторов», Хагрид, который, как оказалось, кое о чем знал — правда, в основном благодаря воле случая и собственной догадливости, в которой его было непросто заподозрить, Гарри Поттер, желавший восстановления справедливости, и Кингсли Шеклболт, мечтавший о том же. Проблема заключалась в разнице представлений о справедливости у Поттера и Шеклболта. Возможно, профессор Снейп догадывался, что разница в восприятии этого поистине философского вопроса только добавит ему головной боли. Во всяком случае, он явно не хотел ни справедливости, ни Азкабана, ни ордена Мерлина, а мечтал только о том, чтобы его оставили наконец в покое.

Гермиона Грейнджер тоже задумывалась, куда исчез профессор, — и потому, что кое о чем догадалась, и потому, что привыкла к мысли, что справедливость обычно торжествует. Во всяком случае, должна.

Других причин ломать себе голову о местонахождении профессора Снейпа у Гермионы не было.

Однако профессор Снейп не объявлялся, а забот у волшебного мира хватало — восстановление Хогвартса, работа Министерства и очередной виток борьбы за мягкие кресла, сытные обеды и лучшие места на квиддичных матчах. Ну и черные маги, которым не давала спокойно спать слава Темного Лорда. Недаром аврорат привлекал к работе каждого, до кого мог дотянуться, даже мечтающую о простой и однообразной архивной работе Гермиону!

Жизнь шла своим чередом, и повседневные волшебные проблемы, собственные судьбы и судьбы магического мира в целом и Британии в частности волновали людей сильнее, чем участь двойного шпиона, пусть даже и укушенного змеей Волдеморта. То, что профессор Снейп предпочел исчезнуть в небытии, оказалось удобным для всех.

Первый год его вспоминали частенько. Второй — пореже. На третий — только на годовщину битвы да на первое сентября. А потом и вовсе перестали вспоминать, словно он был тем самым неудобным родственником, о котором все знают, но говорить не хочется: поносить неудобно, превозносить — язык не поворачивается.

И теперь Гермиона тонула в вечернем ноябрьском снегу и старалась не потерять из виду черную спину профессора Снейпа, маячившую в десятке ярдов впереди. Ветер швырял девушке в лицо колкие холодные хлопья, срывал капюшон и нагло касался шеи и коленей, забираясь под развевающуюся мантию. Гермиона кусала губы и ускоряла шаги, пытаясь прогнать из головы невольно засевшую там обиду, в которую превратились изумление и растерянность.

«Вы ничего в этом не смыслите».

Да уж, профессор, зато вы в этом деле — гений. Непризнанный. Кто вообще ему дал право судить, интересно — если человек в принципе не видит дальше котла и собственного носа, хоть размеры носа и впечатляют.

Сейчас Гермиона иррационально ненавидела всех подряд — Уизли, своей плоской шуткой поставившего ее в глупое положение, промозглый ноябрь, первый снегопад в этом году, совятника с его совами, домовладельца с перегородками, профессора Снейпа, втоптавшего ее самолюбие ниже последнего яруса Гринготтс-хранилищ, и себя — за то, что так и не сообразила, как лучше ему ответить. Это она-то, Гермиона Грейнджер, которая всегда знала, что отвечать!

Ну и книгу эту дурацкую ненавидела в том числе.

Однако Гермиона понимала, что оставлять эти возмутительные страницы профессору нельзя.

Потому что их следует отправить обратно.

Дом номер девятнадцать находился в одном из тихих закоулков магической части Лондона. Это был странный дом — впрочем, странность в Косом переулке была делом обыкновенным.

Трехэтажный старинный особняк светло-серого камня, с мансардой, игравшей роль четвертого этажа, с двумя узкими деревянными лестницами, дальняя из которых еще недавно была заколоченной, являл собой типичный образчик странностей.

Ступеньки лестницы прогибались под ногами, и некоторые выскрипывали разные мелодии — например, седьмая ступенька выводила «у Пегги жил веселый гусь», а тринадцатая — «Джингл Беллз». На каждом этаже было по маленькой квартирке с низкими потолками и странными окнами. В некоторые из них почему-то было видно не только Косой переулок.

На первом этаже жила необычная супружеская пара неопределенного возраста. Ростом жильцы едва доходили Гермионе до плеча. Из круглого окна их квартиры виднелись холмы, покрытые сочной зеленой травой, быстрые мелкие речушки, через которые переброшены узкие мостики, старые вязы, тропинки и низкие каменные ограды. В некоторых холмиках — круглые, словно большие зонтики, двери и окна — такие же, как в этой самой квартире.

Однажды Гермиона постучалась к хозяйке, чтобы попросить в долг каминного порошка, а ушла только через пару часов, не сумев отвертеться от великолепного пудинга, восхитительного бифштекса и изумительного травяного чая с яблочным пирогом и добавленной в чай яблочной настойкой. Каминного порошка ей тоже дали. И даже разрешили подержать в руках и полистать толстую книгу в алом переплете.

На втором этаже жила хмурая личность таинственной наружности, появлявшаяся на лестнице поздно вечером и только тогда, когда на ней никого не было. Из-за двери этой квартиры порой тянуло запахом горячего воска и душным сладковатым ароматом каких-то цветов, изредка глухо слышалось пение и мелкие дробные шаги. Однажды, когда жильцы с первого этажа вздумали готовить чесночную колбасу, жилец исчез почти на неделю, а потом строчил жалобы домовладельцу. Домовладелец упросил хозяйку нижней квартиры не увлекаться чесноком, и мир в доме был восстановлен. Именно в те дни домовладелец ненароком бросил, что из окон квартиры на втором этаже видно высохший пустырь и решетки старого кладбища. Иногда за окном второго этажа презрительно ухали совы, да черные галки кричали что-то унылое и страшное. Не было ничего удивительного в том, что жилец этой квартиры не любил чеснок.

На третьем этаже обитала личность еще более странная, чем предыдущие. Высокий худой мужчина средних лет, бледный, с тонкими черными усами над верхней губой, появлялся в своей квартире пару раз в месяц, а то и реже, закрывал за собой дверь и, судя по всему, отсыпался там несколько дней подряд. Потом выходил на улицу и медленно шел вдоль лавок и магазинчиков, возвращался всегда с неизменным бумажным пакетом, из которого остро тянуло свежим черным хлебом, и бутылью воды. Больше он почти никогда ничего не покупал. Разве что еще книги и свечи — толстые белые свечи, которые горели ровным светлым огнем. На следующий день постоялец исчезал, и никто не видел, как он выходит из дома.

Этот жилец почти ни с кем не разговаривал. Из людей, то есть из постояльцев, по крайней мере. Зато умел говорить с крысами.

Что было видно из его окон, Гермиона не знала, но почему-то казалось ей, что из них можно увидеть огромный город: переплетение улиц и улочек, переулков и тупичков, мощеные булыжником мостовые, высокую башню на горизонте и унылую широкую реку, медленно пробирающуюся через город почти ползком, — реку, в которой невозможно утонуть.

Домовладелец жил в пристройке — крошечном флигеле на заднем дворе. Он был странный, всегда носил широкополую соломенную шляпу, натянутую на самые уши. Из шляпы торчали соломинки, прутья и какие-то булавки. Его сюртук был стареньким и потрепанным, но очень чистым, а руки всегда были в перчатках. Хозяйка с первого этажа иногда шепотом рассказывала, что домовладелец родом из страшил подкроватных, что очень близки к привидениям, и что в подвале дома тайно снимает жилье семейка призраков, а в водостоке живет водный дух, поэтому во время дождей вода течет по наружной стене и вечно подтапливает все квартиры с мансарды до подвала. Именно поэтому плату за съем домовладелец берет небольшую — мало кто захочет жить в доме с такими неприветливыми привидениями.

Да, дом был странным. Он вздыхал по ночам, поскрипывал ступеньками и камнями, чихал каминами, но жилье в нем стоило дешево, а жильцы были хоть и странными — под стать дому, но вполне мирными.

И до банка Гринготтс, каминная сеть которого была напрямую связана с Министерством, где Гермиона сейчас работала внештатным экспертом департамента правопорядка, было очень недалеко.

Квартира была крошечной — всего только комната, тесная кухня да ватерклозет, в котором через день пропадала вода, а в трубах раздавалось хрюканье и бульканье. Из окон открывался чудесный вид на какой-то старый лес, а стоило наклонить голову — слышался запах свежести и морской воды. В кухне было два узких окна — одно выходило на Косой Переулок, а в другом виднелись пригород Лондона и белый каменный дом с бронзовой табличкой на дверях.

На бронзе было четко выгравировано: «Мистер и миссис Грейнджер».

А соседнюю квартиру за тонкой дощатой перегородкой заняли всего лишь несколько месяцев назад…

Профессор Снейп исчез за углом. Гермиона остановилась у крыльца, переминаясь с ноги на ногу и думая, то ли плюнуть на все, подняться по общей лестнице в свою мансарду и смириться с загубленной репутацией, то ли забрать этот ужас у профессора, чтобы была возможность оторвать голову Рону Уизли — даже в том случае, если книгу послали его братья.

В том, что в ней все сильнее закипало возмущение фразой профессора «Вы ничего в этом не соображаете», Гермиона не созналась бы даже самой себе в темноте под одеялом в состоянии глубокого сна.

Кто бы говорил, в конце концов. Чья бы мантикора мурчала.

Она что, боится его?

Вот еще! Гермиона возмущенно тряхнула головой и вздернула подбородок.

— Мисс Грейнджер! — хриплый голос профессора выдернул ее из оцепенения. — Если вы собираетесь торчать под снегом до утра, так и скажите. Я поднимусь наверх и займусь более важными делами. Или, может быть, вы все-таки соблаговолите избавить меня от этого мерзкого издания, вместо того чтобы изображать соляной столп.

Гермиона решительно шагнула за угол, в сторону черной лестницы. В конце концов, это всего лишь профессор Снейп. Ничего нового он ей не скажет. После шести лет занятий по зельеварению чего ей бояться? Не говоря уже о Волдеморте, полете на драконе и Последней Битве.

На черную лестницу вела узкая деревянная дверь с металлической ручкой в виде согнутой метлы. Гермиона потянула ее на себя, слегка опасаясь, что метла обернется таинственным чудовищем и укусит ее за пальцы.

Высокие ступеньки немелодично скрипели и проваливались под ногами, а некоторые еще и жаловались на судьбу — не только по-английски и не только цензурно. Пятнадцатая отчетливо возмущалась, что никто не желает защищать права нечетных лестничных ступенек.

Двери в другие квартиры оказались забитыми со стороны лестницы — досками крест-накрест. Светло-серый камень стен потемнел и местами покрылся мхом, кое-где из трещин пробивались зеленые ростки — это в конце ноября! Поднимаясь, Гермиона касалась ладонью стены, чтобы не потерять равновесие, и ей казалось, что стены пульсируют под ее пальцами, будто живые.

Перед входом в мансарду была крошечная площадка с окошком размером с чайное блюдце, в которое было видно кусочек Косого переулка, раскачивающуюся под порывами ветра вывеску пергаментной мастерской и хлопья снега, засыпающие булыжную мостовую.

Гермиона увидела, что низкая дверь — профессору наверняка приходится нагибаться, когда он заходит домой, — приоткрыта.

Гермиона остановилась на пороге. По ее спине пробежали мокрые холодные мурашки: тающий снег, стекая с туфель и мантии, собрался на полу мутноватой лужицей. Влажные от воды пряди волос прилипли к вискам, щекам и лбу, и горловина тонкого свитера намокла, противно касаясь кожи. Гермиона невольно подумала, что сумма промокших ног и свитера, снега за пазухой и стояния на холодной лестнице будет равняться простуде, если не ангине. И придется снова пускать дым ушами.

— Не придется, — ответили ей сухо из-за двери. — Особого приглашения дожидаетесь, мисс Грейнджер?

Гермиона принялась усиленно считать в уме овечек, чтобы не сбиться на мысли о книге — это ужасно, иметь дело с легиллиментом.

Из дверного проема неожиданно повеяло теплом, и Гермиона Грейнджер переступила порог, чиркнув макушкой по притолоке.

Профессор Снейп не слишком изменил себе, когда сменил каменные подземелья Хогвартса на крошечную мансарду старого дома в дебрях Косого переулка. Ему досталось две комнаты, и, как теперь догадалась Гермиона, бывшая кладовая, которую домовладелец, не колеблясь ни секунды, превратил в кухню. А профессор Снейп в свою очередь — в лабораторию. Теперь из этой крошечной клетушки тянуло слабым горьковатым запахом полыни и слышались знакомые по кабинету зельеварения булькающие звуки.

В комнатах было сумеречно и как-то пусто, свет давали только несколько свечей в подсвечнике на письменном столе. Высокий стеллаж у стены был до отказа забит книгами — интересно, откуда у него их столько, подумала Гермиона. Ведь его комнаты в слизеринских подземельях и кабинет так и стояли запертыми.

Камин между двух узких окон не горел, темные портьеры были наполовину задернуты. За стеклами вздыхал под снегом Запретный лес — так, как будто на него смотрели с Астрономической башни. В другом окне виднелся унылый урбанистический пейзаж с пепельно-серыми заводскими трубами, тусклыми домами и мутными слепыми окнами в них. Белесо-тоскливое небо давило на плечи и сжимало виски стылыми пальцами, грязно-коричневый снег размазался на дорогах в склизкую кашу.

Профессор Снейп сидел за столом, откинув голову на спинку кресла. Его лицо было трудно различить в сумраке, но Гермиона заметила, что его глаза горят лихорадочным блеском.

Книга — толстое издание в темном, кажется, кожаном переплете — лежала перед ним. Гермиона глубоко вздохнула — придется до конца терпеть колкости и делать вид, что тебе глубоко наплевать.

— Заберите это, мисс Грейнджер, — насмешливо бросил ей Снейп. — И не советую кому-либо показывать — о вас могут подумать странное.

— Да какая разница, что обо мне подумают, — горько бросила Гермиона, вовремя проглотив слово «вам».

— Тогда побеспокойтесь о репутации вашего учебного заведения. Помнится, честь факультета обычно представляла для вас ценность. Хогвартсу незачем такое пятно. Забирайте.

Гермиона сделала несколько шагов, оставляя на старом паркете лужицы растаявшего снега, стекшие с мантии. Протянула руку и с трудом подняла толстый том. Ей очень хотелось закрыть глаза и аппарировать за стену, но надо было разворачиваться, уходить, спускаться по лестнице, выходить в промозглую ноябрьскую ночь, потом снова подниматься… Аппарировать непосредственно из квартиры не принято.

А правила надо соблюдать.

Гермиона зябко передернула плечами и вдруг оглушительно чихнула. Так громко и с таким чувством, что две свечи из пяти погасли, несколько тугих свитков со стола упали на пол, а от обложки книги поднялось облако пыли.

Гермиона невольно закашлялась.

— Великолепно, — буркнул профессор Снейп и почти бесшумно поднялся. — Когда иллюзии побеждают здравый смысл, это тяжелый случай. Вы промочили ноги и теперь будете своим кашлем за стенкой мешать мне.

— Я не буду, — сипло ответила Гермиона и уже хотела идти, когда профессор прошел в лабораторный закуток. Чуть громыхнули, чуть звякнули склянки, и через мгновение профессор Снейп появился вновь, держа в руке колбу с буроватым содержимым, по запаху напоминавшим не то бодроперцовое зелье, не то перестоявший сидр.

— Выпейте. Навряд ли вы держите под рукой «Набор юного зельевара», а вскрыть мой шкаф повторно вам не удастся. Не смею вас более задерживать, мисс Грейнджер. Я не думал, что мне есть еще куда разочаровываться в вас.

Профессор Снейп на мгновение замялся, словно боролся с желанием отпустить какое-то ехидное замечание, но в итоге промолчал, явно давая понять, что аудиенция закончена. Гермиона с удовольствием выплеснула бы зелье в ближайший фикус, но фикусов поблизости не было, а профессор Снейп привычно сверлил ее презрительным взглядом.

Гермиона в один глоток опустошила колбу и почувствовала, как от жгучего зелья на глазах выступили слезы.

— Большое спасибо, профессор Снейп, — с чувством ответила Гермиона, закусив губу и прижимая к боку ненавистную книгу, в которую она не решилась даже заглянуть. — Премного благодарна.

— Очевидно, у вас жар. Впервые слышу, чтобы ученики вообще и гриффиндорцы в частности высказывали благодарность. Всего хорошего.

Гермиона шагнула назад, чувствительно приложившись головой о низкую притолоку.

— До свидания, профессор.

— Мисс Грейнджер, вы не собираетесь в дальнейшем сменить место жительства? Я предпочитаю работать в тишине и покое, которых рядом с бывшими гриффиндорцами не бывает. Особенно потому, что не бывает бывших гриффиндорцев.

— Не собираюсь, — мстительно ответила Гермиона и почти бегом спустилась по лестнице, едва не сломав каблук между третьим и вторым этажом.

***

Дверь за ней медленно закрылась, камин вздохнул, и пламя в нем заплясало. Снейп устало стянул мантию, машинально повесил ее на крючок у двери и заглянул в бывшую кладовую. Серебряный котелок, под которым горел волшебный огонь, начал петь — едва слышно. Значит, осталось немного. Еще несколько дней, и можно будет снова исчезнуть туда, где нет ни странных соседей, ни неприятных домовладельцев, ни глупых сов с идиотскими книгами, ни вчерашних гриффиндорских выскочек с вороньим гнездом на голове и темными отчаянными глазами.

И снова все будет как всегда. Можно будет год-два жить в тишине и покое, созерцая поднимающийся из труб маггловской душегубки черно-коричневый дым.

***

Гермиона быстро поднялась в свою квартиру и прислушалась.

Кажется, придвинул кресло к столу. Сел. Сдвинул в сторону чернильницу. Какое-то невнятное бормотание, почти неуловимый хлопок — и становится слышно, как в камине потрескивают дрова. Опять пахнет полынью — горьковатый, странный запах.

Гермионе казалось, что она слышит теперь абсолютно все звуки, которые возникают за тонкой перегородкой, словно ее слух обострился в десятки раз.

Мерлин, что он о ней теперь думает… Впрочем, не все ли равно? Какая разница? Прошли те времена, когда мысль о том, что ее считают выскочкой, заучкой и не хотят дружить, заставляла ее рыдать в туалете.

Гермиона сердито сдернула мокрую мантию, сбросила туфли и швырнула книгу на письменный стол, не заботясь о тишине.

Чья бы изначально это ни была шутка, она вышла очень несмешная.

Даже со скидкой на дружбу.

Друзья… Луна много лет назад писала это слово на потолке белой краской. Теперь Гермионе порой хотелось влезть на стремянку и расписать этим словом осыпающуюся штукатурку на потолке. Вручную, без магии. Чтобы почувствовать каждую букву каждого имени, выпачкав пальцы в краске.

Иногда ей казалось туманным и зыбким то, что стало таким привычным.

Дружеские встречи, на которых собирались многие, кто учился с ними вместе или просто хорошо их знал, рассказы сокурсников о том, кто на ком женился и как назвали детей, долгие прогулки по Косому переулку, переписка, учеба... Работа.

Рон работал в магазинчике близнецов и ходил на квиддич, Гермиона — в хранилища Министерства магии и Университетскую библиотеку. Гарри целыми днями пропадал в аврорской школе, а потом поступил в Аврорат.

Текли дни, так разительно отличавшиеся друг от друга тем, что сегодня в Британии играли матч Испания и Франция, а завтра — Австрия и Ирландия, сегодня слушалось дело о незаконной ловле единорогов, а завтра — о незаконной торговле драконьими яйцами, сегодня ловили темных магов, торгующих из-под полы концентратом запрещенных зелий, завтра — ловцов запрещенных к отлову животных, близнецы проворачивали очередную удачную сделку, Гермиона удачно сдавала очередной экзамен, а впоследствии — отчет об очередном манускрипте, Гарри успешно завершал очередное дело… Дни сливались в долгую светлую череду — спокойную и размеренную.

…Они собирались в одном и том же месте — в лавочке Фортескью в Косом переулке. Ели мороженое, потом шли гулять — сначала к витрине спортивного магазина, потом книжного, потом проходили мимо лавки Олливандера, затем шли покупать сливочное пиво и долго гуляли по улочкам в молчаливой тишине. Изредка они меняли маршрут, но на параллельных улочках ничего особенно занимательного не было. Не ходить же каждый раз смотреть нового дракона в Гринготтс-хранилище.

Но схожие, будто капли воды, дни приносили умиротворение и не тяготили.

Или им так казалось.

Каждый день был похож на прежний.

Иногда они подолгу жили то у Гарри в доме на Гриммо, 12, то у Рона в Лисьих Норах. В дом родителей Гермионы, которых ей с таким трудом удалось вернуть в их прежнюю жизнь и память, они так ни разу и не приехали… Словно боялись, что стоит им перестать быть неразлучными — и что-то обрушится.

Рон и Гермиона по-прежнему были друзьями.

Молли Уизли явно огорчилась, обнаружив, что их стремительный роман, завязавшийся в дни войны, к осени тихо растаял, опав сухими желтыми листьями и оставив теплую память и милые пустяки, которые хорошо смотрятся на каминной полке. По крайней мере, первые несколько лет. Однажды их убираешь в тайное отделение шкатулки своего сердца и вспоминаешь с каждым годом все реже и реже. Но когда вспоминаешь — чувствуешь давнее и надежное тепло.

Год назад Гермиона переехала от родителей в Косой переулок и сняла квартиру.

Когда Рон сообщил наконец, что «та самая» давно обещанная удивительная книга заказана, она даже не знала, радоваться этому или огорчаться. А уж когда он не выдержал и наконец проболтался, что за книга… «Шалость» зашла слишком далеко, и Гермиона не на шутку обиделась. От высокоскоростных желтых пташек, клювы у которых теперь получались значительно острее, его спасло только то, что они в тот момент шли по людной маггловской улице.

Гермиона невольно вспомнила о Лаванде Браун, работающей в салоне предсказаний неподалеку от магазинчика близнецов, и испытала неожиданный укол ревности, хоть и понимала, что это глупо. Когда до Рона наконец дошло, что Гермиона рассержена всерьез, он по-настоящему огорчился и клялся всеми правдами и неправдами, что ничего «такого» в виду не имел. Глядя на его убитую физиономию, Гермиона прыснула от смеха и пообещала, что как только сова притащит посылку, она лично перевяжет ее подарочной лентой и отправит Рону обратно в качестве подарка к свадьбе.

Но сова вовремя не прилетела.

Гермиона в одних чулках прошлепала на кухню, открыла шкафчик и достала коробку со специями. Глинтвейн — очень хорошая вещь, особенно тогда, когда ноябрьский вечер превращает тебя в мокрую сосульку.

Метель усилилась, и ветер играл соло на трубах, завывая и подхихикивая. Вот, должно быть, подвальные жильцы радуются… Гермиона засыпала специи в вино, потом подумала и добавила несколько капель настойки, подаренной хозяйкой с первого этажа. Она утверждала, что это замечательное средство от простуды.

Вот и проверим.

Краску на табуретке, по крайней мере, эта настойка растворяет превосходно, да и жестяной поднос теперь украшен парой случайных сквозных дырок.

Примостившись нахохлившимся воробьем на высоком табурете возле буфета, правая дверца которого держалась только благодаря заклинаниям, Гермиона вздохнула. Голова немного кружилась — наверное, все-таки нечего было переживать. Дело явно того не стоило. Бомбардировать Рона желтыми канарейками — это как-то совсем по-глупому. Да и незачем.

Гермиона рассеянно ковырнула пальцем бледно-зеленые хлопья отставшей краски. Буфет был такой старый и так часто подвергался воздействию Reparo, что казался состоящим из отдельных щепочек, выкрашенных в зеленый цвет. Прочая мебель в квартире — старинный книжный шкаф с муаровым стеклом и скрипучими дверцами, узкая кровать с высокими столбиками для балдахина — без балдахина, бюро у окна — маленькое, не очень эргономичное, но красивое, круглый обеденный стол, кресло с высокой спинкой, обтянутое зеленой гобеленовой тканью, — тоже была старой и разномастной. Но Гермионе нравилось. Нравилось все: и бледно-лиловые обои в мелкий цветочек, выцветшие и не очень ровно наклеенные, и светлый паркет на полу, и удивительные окна, и воздух Косого переулка, который по утрам пах свежевыпеченными хрустящими булками, днем — горячим шоколадом, а вечером грибной сыростью. Поначалу Гермиона сняла здесь квартиру потому, что это было чуть ли не единственное жилье, оказавшееся ей по карману в магической части Лондона. И здешним постояльцам, и домовладельцу было все равно, кто, кого и когда победил. Причем их отношение не менялось только потому, что они прочли в газете очередную статью. Они вообще газет не читали — никаких, полагая, что это вредит пищеварению.

А потом Гермионе просто понравилось жить в мансарде, которая представилась ей крышей мира.

Здесь были тишина и книги. И ветер, гулявший между черепичных крыш и кирпичных труб. И не было поблизости Прыткого Пера — по слухам, Скитер не слишком любила появляться в домах, где жили вампиры. Гермиона Грейнджер была убеждена, что это потому, что вампиры легко видят людей-анимагов. Что незарегистрированной и по сей день Скитер могло выйти боком.

Гермионе нравились исследования по магическому праву и экспертизы различных образчиков магических манускриптов, которыми она занималась в Министерстве магии. Нравилась переплетная мастерская, где она иногда подрабатывала реставрацией старинных волшебных книг — это приносило деньги, которые совсем не были лишними, и опять — книги, книги, книги… Которые можно было читать. На некоторые (особенно те, что порой попадали ей на экспертизу) было даже страшно смотреть, а об отдельных экземплярах лучше обычному волшебнику просто не думать — они могли свести с ума по-настоящему, затянуть, поглотить, высосать, оставив одну только пустую оболочку без разума и души. И при этом тоже нуждались в реставрации — причем не только в подклейке корешка и замене медных клепок, но и в починке утечки магии.

Гермионе нравилось жить своей собственной жизнью, а не только жизнью «мальчика-который-выжил-и-его-замечательных-друзей». Они действительно замечательные. И Гарри. И Рон. Но жизнь — не Хогвартс-экспресс, у нее нет остановок, ее не поставишь на прикол и не направишь по старой колее.

Первые годы после Последней Битвы с ними носились, как с писаной торбой. И Министерство, и пресса, и школа, и волшебники Британии. Всем было дело до Золотого Трио, и поначалу, что скрывать, Трио с готовностью принимало это внимание.

Но продолжалось это недолго. Потому что очень быстро «Золотое Трио» превратилось в некий символ, за которым исчезли живые люди.

А им не хотелось быть символами, хотелось быть самими собой.

Первым махнул рукой Гарри. Гермиона некоторое время повторяла: «Но мы же должны, в нас верят!» — но вскоре поняла, что это мало кому интересно. Рон продержался чуть дольше, но и ему быстро надоело жить под прицелом Прыткого Пера.

«Победители Волдеморта» красовались на обертках шоколадных лягушек. Но о самих победителях мало кто вспоминал.

Все это чувствовали, и всем от этого было не по себе.

С глинтвейном Гермиона забралась на кровать и уселась по-турецки, стянув промокшие чулки. Книга тут же попала в ее поле зрения. Она лежала на столе почти вызывающе — толстая, в темном кожаном переплете, потертом по краям. Огонь камина отражался в медных уголках оранжевыми бликами. Между страниц торчала закладка — длинная, алая, с раздвоенным кончиком, словно высунутый в ехидной дразнилке чей-то язык.

Гермиона прикрыла глаза и откинулась на подушку, стараясь не смотреть туда.

Но это было хуже, чем не думать о белой обезьяне. Дурацкая книга, казалось, виднелась даже сквозь сомкнутые веки.

«Выкину в камин, — обреченно подумала Гермиона. — Открывать не стану. Ни за что. Из принципа».

В других обстоятельствах Гермиона как минимум из присущего ей книжного любопытства непременно заглянула бы туда, как заглядывала в любой предмет, имевший страницы, обложку и форзац. Но когда девушке присылают подобную вещь…

Рон ведь всегда был прямой и непосредственный. Как табуретка. Не самое плохое качество. Но не тогда, когда речь идет о шутках.

Гермиона закусила губу и снова уставилась на книгу. Алая закладка сбилась набок, и казалось, что ухмылка стала еще саркастичнее.

Это ли не ехидство? Прислать такую книгу. Это что, предложение изучить руководство? Пусть сам изучает. Руковводство. И вводит их себе, куда захочет и кому захочет. В глубине души Гермиона догадывалась, что ничего подобного Рон в виду не имел, но внутри у нее словно поселился кто-то обидчивый и сердитый, кто растравлял и раздувал теперь эту обиду.

Гермиона догадывалась, что слова, которые она сейчас думает, по мнению директора Макгонагалл, приличные гриффиндорки вообще-то не должны произносить вслух. И думать наверняка тоже.

Но гриффиндорки бывают приличные, а бывают настоящие.

Гермиона Грейнджер была настоящей гриффиндоркой — способной смести все на своем пути с уверенностью, что делает так, как должно и по справедливости.

Профессор Макгонагалл и сама была настоящей гриффиндоркой.

Вот только Гермиона сейчас не чувствовала ни уверенности, ни правоты. Да и мысли текли уже в каком-то странном направлении, не имевшем ничего общего с книгой.

Привалившись к подушке, она бездумно смотрела перед собой. Ты хотела собственную жизнь? Получите, распишитесь, мисс Грейнджер. С доставкой на дом. С вас пять кнатов. Ответа не будет?

Хотела. Но почему-то радости никакой.

Гарри нужен Аврорат. Рону — магазинчик близнецов. А ей, Гермионе, что нужно? И она вообще нужна кому-то?

Глинтвейн на пустой желудок, наверное, был не самым умным решением. Но вставать и что-то делать не хотелось. Было тускло и тошно, в памяти всплыл первый год в Хогвартсе, шепотки по углам, презрительные ухмылки, «заучка» и «грязнокровка», злые обидные слезы в туалете и повергнутый на каменные плиты тролль.

Тогда они все стали друзьями. И сейчас, двенадцать лет спустя, все было хорошо. Уже целых пять лет все было хорошо, если смотреть глобально, конечно. И не принимать в расчет заговоры нескольких старых чистокровных семей, попытку отравить директора Макгонагалл, штурм Азкабана, нападение дементоров на Хогсмид, полторы дюжины черных магов, вычисленных авроратом не без помощи некоего скромного эксперта-манускриптолога, и еще сотню мелких событий. Это все можно не считать. Ведь самое главное уже случилось — Гарри Поттер победил Темного Лорда, всем спасибо, все свободны. Миссия выполнена. Все могут разойтись.

Мерлинова борода. До чего же по-дурацки все получилось.

В приоткрытую фрамугу ворвался порыв ледяного ветра, и Гермиона громко чихнула.

И еще раз.

Неужели все-таки простыла?

За стенкой послышался звук — резко отодвинули стул со своего места. Так, что ножки, проехав по паркету, издали невыносимо противный скрежет. Потом послышалось неразборчивое раздраженное бормотание.

Гермиона стиснула зубы, но не удержалась и снова чихнула. Перегородка, размещенная на месте бывшего дверного проема и отделявшая квартиру Снейпа от ее квартиры, ощутимо вздрогнула. Хотя, возможно, ей и показалось.

Гермиона поставила пустой бокал на столик. Уткнулась носом в подушку и натянула на плечи покрывало. В конце концов, самый лучший способ решить хотя бы часть проблем — это уснуть. Один утренний час стоит двух вечерних.

Но заснуть не получалось — то ли из-за легкого озноба, то ли из-за испорченного настроения, то ли из-за того, что за стенкой Снейп ворошил угли в камине, позвякивал кофейником, скрипел креслом и шуршал страницами. Еще вчера, когда Гермиона знать не знала, что за жилец каждый вечер придвигает к камину кресло и шелестит пергаментом, эти звуки были для нее просто звуками. Она привыкла к ним так же, как привыкают к уличному шуму за окном, тиканью часов или пению сверчка — и замечают только тогда, когда звук исчезает.

А теперь стоило ей закрыть глаза, как она видела полупустую комнату, рассохшийся письменный стол, груду исписанного пергамента и Снейпа («профессора Снейпа», — неожиданно для самой себя поправилась Гермиона), оставляющего на очередном листке тесные ряды алхимических символов.

И ей виделось, что Снейп улыбается.

«Бред», — подумала Гермиона и попыталась представить себе что-нибудь, совсем не связанное бывшим школьным профессором: летние дни в родительском доме, каникулы во Франции, письма Виктора — смешные и даже немного наивные, словно ему было четырнадцать лет, а не восемнадцать. Мерлин, как же все это было давно… Драконы, кубок, слегка смущенный болгарский ловец приглашает ее на Бал… Теплые ладони Виктора на ее талии… Бал в Хогвартсе, яркий и светлый, словно кусок янтаря в оправе червонного золота… И Снейп в углу, завязший черной мухой в этом янтаре.

Гермиона бросила взгляд на шкатулку, стоявшую на каминной полке, и мысленно улыбнулась. Все-таки друзья — это лучшее, что у нее есть, и от этой мысли в груди становилось тепло — гораздо теплее, чем от глинтвейна.

Дремота накатывала мягкими волнами…

***

Снейп прислушался. За стенкой было тихо.

Впрочем, как обычно. Видимо, гриффиндорское трио тут ни разу не собиралось — иначе он намного раньше это обнаружил бы. Хотя какая разница — жить ему все равно приходится именно здесь, кого бы Создатели ни послали в соседи.

Когда выбора нет — жаловаться не приходится. Впрочем, не все ли равно?

В крошечной импровизированной лаборатории ему удалось наладить вытяжку, и большая часть сомнительных ароматов отправлялась в Косой переулок. Но горький аромат полыни оставался и стал за эти годы привычным спутником.

Снейп презрительно дернул плечом — магглы ничего не понимают в полыни. Портить совершенно уникальное колдовское растение восьмидесятипроцентным спиртом ради сомнительных галлюцинаций — большей глупости и придумать нельзя.

Однако следует осведомиться у любезного мистера Доу, готово ли то, за что ему платят. Снейп бросил взгляд на часы, висевшие над камином. Тонкие черные стрелки, нервно подергиваясь, отсчитывали секунды и минуты, словно разрывая время на кусочки. Осталось немногим больше суток до того, как нужно будет добавить в зелье… То, что нужно добавить. В прошлый раз мистер Доу немного опоздал — и в результате зелье вышло малоэффективное, новую порцию пришлось варить раньше. И кто знает, когда оно снова понадобится в следующий раз.

Снейп расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и коснулся грубых шрамов на шее. Пока не горят. И на том спасибо.

Проведя вокруг серебряного котелка палочкой, Снейп уменьшил колдовское пламя до едва заметного — так, чтобы содержимое чуть бурлило, но ни в коем случае не закипало. Потом взмахом руки приглушил огонь в камине и вышел на лестницу.

На крошечной площадке второго этажа предсказуемо пахло сыростью и тленом. Снейп негромко постучал в забитую досками дверь. Собственно, этот жилец не нуждался, чтобы к нему стучались, — он всегда знал, кто и когда к нему стучит. И даже зачем.

***

Профессор Снейп улыбается.

Это странно и невозможно само по себе. Улыбка у него какая-то неестественная, словно он долго тренировался перед зеркалом, а теперь впервые попробовал сделать это без помощи крытого амальгамой куска металла. Он стоит совсем рядом, Гермиона может коснуться его плеча. Но рука, словно одеревеневшая и не своя, висит плетью и не подчиняется воле хозяйки. В руке зажат странного вида потрепанный конверт. Гермиона пытается позвать профессора, но не может — горло словно перехватило удавкой. Она кашляет, чувствуя, как внутри разгорается адов огонь, как нестерпимо жжет горло, и видит, что воздух впереди словно подергивается рябью. И вот уже это не воздух, а мутная поверхность старого зеркала, и Гермиона видит, как тает в нем лицо Северуса Снейпа, прикрывающего руками страшные черные шрамы на шее, и выплывает другое лицо — темное, бесформенное, с черными провалами вместо глаз и рта, и продавливает зеркало. Гермиона пытается прохрипеть хоть что-нибудь, но струпья на шее давят и не дают сделать ни одного вдоха.

***

Просыпаться в холодном липком поту не слишком приятно. Но куда неприятнее помнить свой кошмар до последнего мгновения.

Гермиона Грейнджер машинально потрогала шею — никаких шрамов, разумеется, там не было.

Сумерки почти полностью съели комнату, краски выстыли и потускнели, углы утонули в серой полутьме, прогорели дрова в камине, и угли, остывая, трещали, словно ломаемые ураганом деревья.

Это все только глупый сон, и ничего больше, надо просто стиснуть челюсти, чтобы зубы перестали выстукивать морзянку. Где-то на кухне в аптечном ящике должны быть остатки зелья «Сон без сновидений» — остались с прошлой весны, когда вдруг ночами стала сниться мадам Лестрейндж с перекошенным яростью лицом и ломающая боль во всем теле.

Проще всего забыть — но сказать легко, а сделать куда труднее. Был бы думосброс, можно было бы избавиться от ненужных мыслей. Но думосброса нет.

Запоздалая мысль о том, что раз Снейп все-таки нашелся, то нужно немедленно сообщить об этом хотя бы профессору Макгонагалл и Гарри, нахально заявилась в сознание и отодвинула подальше все прочие размышления. По-хорошему, нужно было встать, вызвать сову и написать письмо. И, пожалуй, случись все это в другой день, или если бы не эта дурацкая книга, у Гермионы оставалось бы куда меньше сомнений.

Но мысль о том, что придется объяснять им все с самого начала, показалась ужасной.

Гермиона прислушалась — за стенкой было тихо. Что он делает? Читает? Варит зелье? Интересно, кстати, что за зелье… Лег спать? Или, может быть, ушел куда-нибудь? Ни шелеста страниц, ни скрипа кресла, и пергамент не шуршит.

Ей почему-то стало страшно — а вдруг что-то случилось? Подумалось, что у Северуса… У профессора какой-то не слишком здоровый вид. Хотя он, конечно, всегда был несколько менее румяный, чем снежные девы, которых студенты Хогвартса лепили на зимних каникулах во дворе.

Нужно наконец раздеться, лечь нормально в постель, уснуть и выбросить из головы и книгу, и профессора, и вообще всех, кто мешает ровному течению жизни. Но сначала надо вымыть бокал. И раз делать этого совершенно не х