Часть третья. В доме с чудовищем

Все-таки Снейп был прав, аппарация после сотрясения мозга — это то, чем заниматься не следует.

Гермиона долго стояла, мучительно борясь с тошнотой и попытками тротуара встать перед ней на дыбы. В тупике Прядильщиков было малолюдно и тихо. Где-то невдалеке проезжали автомобили, низко гудели на грани слышимости какие-то агрегаты на расположенной неподалеку фабрике. На соседней улице хрипло лаяла собака.

Редкие прохожие торопились домой, кутаясь в шарфы и оскальзываясь на мерзлой земле, и никому не было дела до привалившейся к каменной стене девушки в легких осенних туфлях и странном плаще.

Аппарировать пришлось несколько раз — ведь она никогда раньше здесь не была, и дом Снейпа видела только однажды — когда утром они уходили отсюда. С первой попытки найти дом не удалось. А время уходило, и от деревьев и стен уже протянулись длинные холодные синие тени, напомнившие ей о… Нет. Лучше не вспоминать.

Только на третий раз она увидела перед собой нужный дом. Снаружи он казался точно таким же, как и остальные дома в этом переулке: серый ноздреватый камень, два этажа, простые окна, за которыми ничего не смог бы разглядеть ни один человек с улицы, рыжие от ржавчины водосточные трубы, серый забор и хилые деревья в палисаднике, поднимающие к вечернему небу черные изломанные ветви.

Странный, незаметный, потерянный дом.

Пустой, тихий и заброшенный.

На самом деле дом Снейпа даже снаружи выглядел иначе, не говоря уже о том, что было внутри. Но никто здесь об этом не знал — да и не интересовался.

Глубоко вздохнув, Гермиона добралась до калитки и толкнула ее. Если бы это попробовал сделать маггл — например, из любопытства, — то ему тут же пришла бы в голову мысль о неотложных делах, забытых и недоделанных, и рука сама собой соскользнула бы с круглой медной ручки. Люди, живущие здесь, считали дом заброшенным и пустым и давно перестали удивляться тому, что его не продают.

— Профессор, — негромко произнесла Гермиона, закрывая за собой калитку, — вы здесь?

Дом был темен и тих.

Гермиона толкнула входную дверь. Та скрипнула и медленно, тяжело отворилась, словно раздумывая, стоит ли пускать таких гостей.

Часы на стене тикали так звонко, что у Гермионы застучало в висках. Холл и коридор затопили сумерки, и на мгновение Гермионе показалось, что здесь уже наступила ночь, и она опоздала — настолько холодным и мертвым показался ей дом.

Две секунды. Два шага до дверей гостиной.

— Северус, вы…

…Он сидел в кресле напротив погасшего камина, вытянув ноги и откинув голову назад. Огнец едва теплился в той самой стеклянной банке, стоявшей на каминной полке. При первых звуках голоса Гермионы Огнец вспыхнул с силой дюжины люмосов.

— Уж не чаяли дождаться! — Огнец высунулся из банки наполовину. — Где ж тебя носит, тут холод такой и вообще, надо же совесть иметь, вот и профессор тоже…

— Умолкни, — негромко сказал Снейп, не поворачивая головы.

— Почему вы ушли? — спросила Гермиона, чувствуя, как к горлу подступил комок. — Зачем? Я же… Я же сказала, что сейчас вернусь.

— Я не обязан… — начал было Снейп раздраженным голосом, но вдруг умолк, его голос пресекся. Какое-то время он молчал, а потом спокойно и холодно добавил: — Я как раз рассчитывал, что не вернешься, — отозвался Снейп. — Потому что нет смысла…

Он замолчал, не договорив, оборвав сам себя на полуслове, и Гермиона прошептала:

— Простите…

А потом в напряженной, неловкой тишине Снейп добавил:

— Но я рад, что ты вернулась.

Гермиона перевела дыхание и прислонилась к косяку, на мгновение закрыв глаза.

— Я могу тешить себя иллюзией призрачного шанса еще несколько часов. Разумнее было бы выставить тебя за дверь. Какой смысл в потере двух жизней, если можно ограничиться одной? Нет воды — нет зелья, — продолжал Снейп, не оборачиваясь.

— Какой смысл, — с трудом произнесла Гермиона, уткнувшись лбом в странно холодное дерево, — повторять одно и то же в очередной раз? Сегодня этого не случится, вы сам говорили об этом. А завтра… Оно будет завтра. Завтра будет еще целый день, и мы что-нибудь придумаем. Я…

Она замолчала, мучительно сглатывая и облизывая сухие губы.

Косяк определенно вело, а дом шатался, словно принял пару бочек огневиски.

— Я… кое-что узнала, — Гермиона старалась говорить негромко, чтобы не раскалывались виски. — Насчет воронов. Там вообще какая-то мутная история, и с этим владельцем со… вятни, и с кни… книгами. Я… я сейчас… расс… ска… жу…

Она вцепилась в косяк, чтобы удержаться на ногах. Еще не хватало мелодраматично потерять сознание и свалиться на пол к его ногам. Вот уж нет.

Но комната кружилась перед глазами, а пальцы слабели с каждой секундой.

— Зайди уже в конце концов сюда и сядь, — Снейп потер шею и глубоко вздохнул. — Ты слышишь меня?

Он обернулся вовремя.

Хорошо, что кресло, в котором он сидел, стояло не слишком далеко от двери.

— Самоуверенность гриффиндорцев невыносима, — услышала Гермиона его голос над самым ухом. — Убежден, что именно она является тем пресловутым критерием, по которым вас отбирает Шляпа. Сколько раз ты аппарировала? Не вздумай врать.

— Три, — Гермиона закрыла глаза и ухватилась за его руку, вцепившись в рукав. — Простите меня, мне… мне нужно…

— Я понял.

Только потому, что сквозняк из неплотно закрытой входной двери прошелся по ее голеням и пояснице, Гермиона поняла, что до ванной Снейп дотащил ее на руках. Надежда, что он останется за дверью, мелькнула и пропала. Он вытирал ее лоб мокрым полотенцем до тех пор, пока ее не перестало трясти, а потом долго копался в склянках, которые извлек из настенного шкафчика, отсчитывал капли и смешивал их в серебряном бокале.

— Пей. Тебя перестанет тошнить. Нам обоим место в святом Мунго — в отделении для волшебников, утративших остатки здравого смысла. Тебе полагается лежать три дня и еще три месяца не помышлять об аппарации, а ты вместо этого носишься по Британии с палочкой наперевес, — Снейп сунул бокал ей в руки. — Пей. До конца.

— Еще пятьдесят баллов снимите, — Гермиона невольно зажмурилась — зелье оказалось невыносимо горьким.

— Было бы неплохо. Но это никогда тебя не останавливало, — Снейп забрал бокал. — Лучше?

Гермиона молча кивнула и попыталась подняться, ухватившись за край ванной. Колени у нее дрожали, и Снейп, заметив это, молча протянул ей руку.

Гермиона снова вцепилась в черный суконный рукав Снейпа и, выпрямившись, оказалась с ним почти лицом к лицу.

— Сколько еще осталось… времени? — спросила она, отведя взгляд.

— Мало. Черт возьми, я эгоист и несмотря ни на что мне хочется жить, иначе ты просто не смогла бы вернуться. Хотя цена, конечно, для меня граничит с неприемлемостью.

— Вы о моей жизни? — усмехнулась Гермиона. Пол под ее ногами качался, словно они шли по корабельной палубе, а за бортом штормило на семь баллов.

— Скорее о том, что я буду обязан этим подруге Гарри Поттера, магглорожденной гриффиндорке Грейнджер. Выскочке и всезнайке. Спасибо, что не самому Поттеру.

— Если вы рассчитывали уязвить меня, у вас получилось, — Гермиона закусила губу. — Но не рассчитывайте, что обижусь, хлопну дверью и уйду. То, что вы этого не хотите, очевидно. Иначе я бы действительно просто не смогла сюда войти.

Они остановились на пороге комнаты.

Огнец тревожно подпрыгивал в банке и показывал пылающей лапкой на часы.

— Вы что там, приросли, что ли? — тонкий голосок звучал почти испуганно.

— А что… — Гермиона остановилась, недоуменно глядя на Огнеца. — Что происходит?

Снейп закатил глаза, но Гермиона видела: профессор злится не всерьез, скорее, по привычке. А привычки, как известно, не меняются лишь потому, что их обладатель когда-то умер и воскрес.

Возможно, умирать и оживать тоже вошло у него в привычку?

— Не только вы, мисс Грейнджер, помешаны на спасении чужих жизней, — наконец соизволил ответить Снейп. — Точнее, вы-то как раз помешаны, но я начинаю подозревать, что это заразно. Вот он тоже решил помочь по мере сил.

— Выиграть время никогда не бывает лишним, — строго сообщил Огнец и тут же снова заметался по банке. — Ну же, берите меня уже, что ли! Ни одной секунды не стоит терять!

— Он прав, мисс Грейнджер, — кисло улыбнулся Снейп. — Но я хочу договориться с вами: давайте без лишнего геройства… хотя бы сейчас. Когда вы поймете, что не справляетесь с этим… существом, которым я стану, просто оттолкните его. Огнец поможет.

Гермиона лишь покачала головой. Взгляд Снейпа потяжелел.

— Мисс Грейнджер…

— Профессор, прекратите.

Невероятно, но Снейп подчинился. Молча подошел к банке, взял Огнеца (тот затрепетал, словно светлячок над ночным болотом), огляделся и устало спросил:

— Где тебе будет удобней?

— Возле камина, — Огнец тут же деловито устроился на плече у Снейпа. — Но не вплотную. Все равно они полезут… отовсюду. И из стен тоже.

— Значит, будем держать круговую оборону, — Снейп сухо усмехнулся, подошел к камину, пинком отправил к стене грубо сколоченную табуретку; та загрохотала, отскочив и завалившись набок. Гермиона вздрогнула. Снейп не отреагировал. Лишь кивнул приглашающе:

— Присаживайтесь, мисс Грейнджер. Предпочитаете глядеть на камин или на выход?

— На выход, — поколебавшись, ответила Гермиона.

— Логично, хотя и глупо. Впрочем, без разницы. Сегодня стены… скажем так, иногда безопасные стены оказываются куда дальше, чем мы все хотели бы.

Снейп демонстративно уселся прямо на пол и не оборачиваясь махнул рукой:

— Прошу, мисс Грейнджер, присоединяйтесь. Нас с вами ждет долгая ночь, и мы постараемся сделать ее еще более долгой. Поверьте, нам будет не до светских бесед, да я в них, признаться, и не силен, но кое-чем помочь нашему другу, пожалуй, смогу.

Гермиона проглядела момент, когда волшебная палочка оказалась в руках Снейпа. Тот взмахнул ею, и на стенах проступила сложная руническая вязь. Огнец восхищенно трепыхнулся на плече, обтянутом черной мантией:

— Ты мне не рассказывал, что можешь работать с Первыми рунами Одина!

— Потому что с первыми я и не умею, — равнодушно отозвался Снейп; было видно, что он целиком поглощен работой. — Это поздние наработки исландских волшебников. Первые делаются только на крови, тебе ли не знать?

Огнец промолчал, но в этом молчании Гермиона уловила некую нотку ехидства.

— Если вы, мисс Грейнджер, знаете какие-либо способы удержать тьму подальше, самое время ими воспользоваться, — не отрываясь от рунописи, сообщил Снейп. Гермиона даже не сразу поняла, что он обращается именно к ней, а не бормочет положенные слова заклятий: ранее язвительный низкий голос напрочь утратил какие-либо оттенки, став похожим на шелест пересушенной наволочки. — Вы, конечно, эксперт по книгам, а не полноценный сотрудник аврората, но я помню, кто всегда знал больше заклятий, чем весь курс вместе взятый.

— Да, сэр, — Гермиона тоже достала волшебную палочку. На миг задумалась. Что может защитить от ужаса, вязкой тьмой приходящего из горла человека? Какая защита убережет от Печати Мертвого? Особенно учитывая, что на непосредственный объект — то есть, на профессора Снейпа — заклятья накладывать… наверное, можно, но лучше не следует. Никто не поручится, что не станет только хуже.

Огнец, однако, уверен, что может какое-то время защищать их двоих. Так что Гермиона просто и незамысловато послала голубоватому шарику пламени заклятье подпитки. Снейп не обернулся, но буркнул что-то невразумительное. За неимением лучших идей, Гермиона решила счесть это одобрением ее действий.

Через некоторое время она почувствовала, как ей в руку тычется сухая и теплая деревянная палочка.

— Возьмите это, мисс Грейнджер, — тихо сказал Снейп. — Тому чудовищу, в которое я, скорее всего, превращусь, она не пригодится. Я сделал все, что мог, дальше… ваша очередь.

— Да, сэр, — повторила Гермиона. — Я справлюсь.

— Гриффиндор, — в голосе Снейпа слышалась легкая, почти необидная насмешка. Сарказм, которому недоставало яда. — Сначала ввязаться в драку, затем подумать о последствиях.

— Гриффиндорцам обычно везет, — Гермиона изо всех сил старалась говорить уверенно. Получалось не слишком, но Снейп вновь смолчал. Так сильно боится?

А почему бы и нет, тут же укорила себя за непочтительные мысли Гермиона. Вообще-то, на кону стоит его жизнь, он имеет полное право бояться, тем более, что отлично знает, куда вляпался. И вообще, жизнь потрепала его слишком сильно, тут начнешь с осторожностью относиться не только к гриффиндорской отваге, но и к собственной тени.

Тем более что как раз к собственной тени Снейп имеет полное право относиться с тем еще подозрением.

Словно бы в ответ на эти мысли огонь в камине стал черным. Огнец тихонько ахнул, явно напрягая все свои силы, а черное пламя вылетело из мигом закоптившегося очага и начало лизать стены. Странно, но дыма не было — лишь потрескивание съеживающихся старых обоев да шуршание извивающихся огненных языков по доскам.

— Иллюзия, — Снейп, казалось, не говорил, а каркал, но Гермиона понимала каждое слово. — Ты видишь пламя, я — клубок змей. Сейчас ты их тоже увидишь, ты довольно внушаема.

Ответом ему послужил лишь судорожный вздох: Гермиона действительно увидала во тьме склизкие чешуйчатые тела, скользящие посреди мрака. Сгустки тьмы во тьме, даже клыки — и те черные. Омерзительно.

— Полагаю, мистер Рональд Уизли увидал бы огромных пауков. А мистер Невилл Лонгботтом — огромного меня в бабушкиной шубе и шляпе. Или нескольких меня.

Несмотря на серьезность момента, в первый миг Гермиона не смогла поверить собственным ушам. Снейп что, шутит? Пытается таким странным образом ее поддержать?

— Они пугают, — пискнул Огнец. — Пугают, высасывают силы. А ты не бойся… не бойся, слышишь?

Гермиона слышала, но ей все равно было чертовски страшно. Оскаленные пасти то вываливались из тьмы, кусая серебристую ограду, хватая крючковатыми зубами свет или пытаясь его всосать, то с едва слышным шипением откатывались обратно в мглу. Стены комнаты действительно раздвинулись — иллюзия, вполне возможно, но чересчур реальная для того, чтобы оказаться ненастоящей.

— Это реальность, — Гермиона не понимала, что сказала это вслух, до тех пор, пока не услышала испуганный писк Огнеца:

— Ничего подобного! Никакая это не реальность, это вообще происходит не здесь и не сейчас! Не притягивай беду, дурная девчонка!

— Вы слишком умны, мисс Грейнджер, — в голосе Снейпа вновь зазвучали привычные саркастические нотки, — жаль только, что крепки вы задним умом. Но думаю, что даже вам известна разница между реальностью и действительностью. Нет, этих тварей нет в реальности… пока. Они только пытаются грызть границу. Они не существуют для нашего мира и пытаются стать реальными, пройдя через взломанную Печать Мертвеца. То есть, через меня.

Еще одна тварь выплыла из тьмы — огромная, куда более величественная и омерзительная, чем предыдущие. В ее темных выпуклых глазах танцевал черный огонь, а из оскаленной пасти то и дело высовывался раздвоенный язык — жадный и трепещущий. Гермиона внезапно почувствовала себя мышью, загипнотизированной приближающимся удавом. Тварь удовлетворенно зашипела.

— Не позволяй ей… — голос Снейпа внезапно прервался, он закашлялся, но сквозь хрипы и надсадный кашель упрямо продолжал: — Не позволяй себя контролировать!

— Ее здесь вообще нет! — тут же подхватил Огнец. — Это… кривое зеркало, если хочешь. Отражение. Ничего особенного, плюнь на нее, если хочешь, только из круга для этого не высовывайся! И плюй не слишком далеко, еще не хватало давать несуществующему частичку себя!

Гермиона до боли закусила губу. Нет уж, она не позволит чему-то потустороннему настолько на себя влиять! Не сейчас, только не сейчас, когда от нее зависит сразу несколько жизней.

Тварь разочарованно мотнула зубастой пастью и расплылась кляксой в мутном, наполненном вязкой темнотой воздухе.

— Хорошо, — выдохнул Снейп, — очень хорошо. Ты молодец. Пять баллов Гриффиндору. Хотя нет, все-таки три. Минус два балла за то, что позволила ухватить себя за разум.

Интересно, когда они успели перейти на ты? Впрочем, спорить Гермиона не собиралась. Тьма сгущалась, секунды текли, как капли, и иногда Гермионе казалось, что она слышит их стук о поверхность странного чернильного озера, разлившегося там, где еще совсем недавно была не слишком уютная комната маггловского дома. Островок мерцающего света, где сидели она и Снейп, представлялся ей единственным клочком твердой поверхности, одинокой скалой посреди волнующегося темного прибоя.

— Сколько пафоса, — пробурчал Снейп. Ну конечно, разве кто-то помешает профессиональному шпиону и потомственному слизеринцу влезть в чужие мысли? Да никогда!

— Между прочим, очень полезное умение. Сильно сокращает время, необходимое для передачи сообщений.

Показалось, или там, в глубине квартиры, лязгнули челюсти неведомой твари? Нет, прислушиваться нельзя, совершенно нельзя. Закономерность Гермиона уже уловила: стоит дать волю воображению, и чудовища тут же этим воспользуются.

Огнец то ли вскрикнул, то ли всхлипнул, его мерцание стало ярче и одновременно прерывистей.

— Круг становится меньше, — напряженно произнесла Гермиона. Голубоватое кольцо подобралось к самым ее ногам и, дрожа и вспыхивая, продолжало сжиматься.

— Я вижу, — ответил Снейп. Гермиона почувствовала спиной, что он выпрямился и, кажется, обернулся. — Самое позднее через полчаса у нас все равно не будет другого выхода.

— Какого? Сдаться? — Гермиона с трудом различала очертания комнаты за чернильной тьмой, вязким потоком скользившей вдоль кольца.

— Есть еще вариант, если, конечно, его можно счесть более приемлемым, — в голосе Снейпа Гермионе послышалась горькая усмешка. — Ты можешь сесть ко мне на колени. Мы будем занимать меньше места и, возможно, сможем продержаться до рассвета.

— Не слишком богатый выбор, — пробормотала Гермиона, чувствуя, как краска заливает ее скулы.

— Другого нет.

Гермиона почувствовала, что Снейп осторожно встал на ноги и снова опустился на пол, развернувшись к ней лицом.

Голубоватый круг на мгновение побелел от напряжения и сдвинулся еще на полдюйма, почти коснувшись носка туфли Гермионы. Просто отодвигаться было некуда.

Гермиона глубоко вздохнула и передвинулась.

— Ничего страшного в этом нет, правда? — услышала она голос над ухом и подумала, что у Снейпа ужасно неудобные колени. — Если ты немного подвинешься…

Секунду подумав, Гермиона прижалась к Снейпу как можно теснее. Сквозь плотную ткань его мантии она чувствовала тепло, а колени продолжали оставаться неудобными, но это странным образом перестало иметь значение. Если они останутся живы, мрачно пообещала себе Гермиона, надо будет что-нибудь сделать с этим. Раскормить Снейпа до состояния Даддерса Дурсля, или купить подушку, или…

Короткий сухой смешок, раздавшийся над самым ухом, заставил смутиться, но не слишком. В конце концов, когда пытаешься выжить, хороши все средства и помогают любые мысли и действия. Гермиона помнила долгие разговоры с Гарри в палатке посреди глухого леса, помнила, как они изо всех сил вспоминали, какие блюда подавали в Хогвартсе и в какие маггловские и магические места развлечений обязательно следует сходить. Что ж, со Снейпом оказалось уютно просто молчать. Впрочем, учитывая, какие именно слова и фразочки вылетали изо рта профессора, если тому взбредало в голову его открыть, оно и неудивительно.

Огнец перескочил на макушку Снейпа и сейчас изо всех сил полыхал, так что от одного взгляда на него начинали слезиться глаза. Но смотреть на него было куда легче, чем на тварей, плывущих сквозь тьму.

А еще можно зажмуриться и уткнуться в мантию Снейпа. Ну или не совсем зажмуриться, так, притвориться слегка.

От Снейпа исходил запах трав, словно он был гербологом, а не зельеваром. Гермиона различила аромат швейцарского доброглаза трехцветного, кислинку вечерней глаз-отводилки… Но почти все забивал острый горький дух обычной полыни. Интересно, почему, ведь вроде ни в одном из зелий, сваренных Снейпом в последнее время, она не используется!

— Полынь — трава проклятых, Грейнджер. Я отмечен Печатью Мертвых, ты не забыла?

Она ничего не забыла. Просто многое здесь и сейчас перестало иметь значение. Именно здесь, именно сейчас, в круге, который, скорее всего, не продержится до рассвета.

Гермиона впилась взглядом в пульсирующий черный шрам на горле Снейпа. Показалось — или тот расширился, полукольцом охватывая тощую, жилистую шею? Словно второй рот, рот тех, кто не должен, не смеет говорить в нашем мире, чей голос никогда не должен быть услышан. Уродство, которого этот человек не заслуживает, которого он не просил, но бремя свое несет достойно, хотя многие бы на его месте уже давным-давно сдались. Молча. Дав слово тем, кому ни за какие земные блага не следовало бы его давать.

— Любуешься, Грейнджер?

От горькой насмешки и спокойного понимания в голосе Снейпа у Гермионы на миг перехватило дыхание. Обида пришла и ушла, как легкий порыв ветра. Снейп больше не мог ее уязвить.

Гермиона подняла голову и взглянула ему в глаза. Протянула руку и коснулась ладонью щеки.

— А если… Если не сработает? — прошептала она. — А если этого недостаточно?

— Что ты имеешь в виду? — голос Снейпа был сухим и тревожным.

Гермиона закусила губу:

— То проклятие… Я ведь прочитала до конца.

— Это бессмысленно, — пожал плечами Снейп. — Это или есть, или нет. Какой смысл думать о том, чего нет? Я не прекрасный принц, ты не… его возлюбленная. Ты просто оказалась не в то время не в том месте и с решимостью настоящего гриффиндорца ринулась на помощь.

— Ну, вы, конечно, не принц, — Гермиона невольно улыбнулась, — но я…

— Что ты? — Снейп краем глаза заметил, как круг снова сжался. Черные и темно-фиолетовые твари за его границей крутились все быстрее и быстрей.

— Вы можете мне не верить, — быстро произнесла Гермиона, — но это правда. Вы правда мне не безразличны, — она протянула руки, обнимая его за шею, и тогда Снейп сдался.

***

Утро Гермиона встретила, лежа на холодном полу. Рядом лежал Снейп, и его хриплое дыхание было едва слышным. Но все-таки слышным, все-таки он был здесь и продолжал оставаться человеком.

Ночной кошмар теперь вспоминался как наваждение, вот только сильно болели истерзанные когтями руки. Гермиона вспомнила торжествующее шипение из темноты, когда шрам на горле Снейпа все-таки раздвинулся, как сквозь него начала сочиться вязкая темная жидкость, похожая на слюну, а потом высунулся раздвоенный язык и ощупал лицо Гермионы. Нежно, словно толком еще не понимал, что будет с этим всем делать. Глаза Снейпа закатились, а когда он вновь поглядел на девушку, то вертикальные зрачки на желтой радужке, затопившей все пространство, сузились, как будто жуткое существо, в которое он превратился, пыталось вспомнить, кто же перед ним. Гермиона не знала, вспомнило оно или нет, но держала его крепко — держала даже тогда, когда когти цвета и крепости обсидиана начали раздирать ей руки.

Куда девался Огнец, она не помнила, и была сейчас рада, увидав его в камине. Огнец пожирал остатки дров с такой жадностью, словно не ел со дня воплощения здесь. Впрочем, учитывая, в какой передряге он оказался прошлой ночью, это было неудивительно. Сама Гермиона тоже не отказалась бы чего-нибудь перекусить, надо пошарить… а, да. Они уже съели все то, что было в этом доме. Или нет? Какие-то консервы, помнится, оставались…

Гермиона заставила себя встать на колени, и это простое движение вызвало у нее головокружение и тошноту. Переждав, пока приступ закончится, она поднялась на ноги.

Огнец, заметив шевеление, радостно завопил:

— Жива, жива, ты жива! Клянусь Анором, ну и заставили же вы оба меня поволноваться! Такой парочки мир не видывал со времен Локи!

— Я тоже кое в чем могу поклясться, — раздался за спиной Гермионы знакомый скрипучий голос. — Клянусь Мерлином и Морганой, настолько болтливый огонь еще надо поискать! Грейнджер, я был бы тебе крайне признателен, если бы ты принесла со двора какое-нибудь полено. Болтливое чудовище нужно накормить. Затем, будь любезна, зайди в ванну, твои раны следует обработать.

— А ваши, профессор? — тихо спросила Гермиона и ни капли не удивилась, услыхав в ответ раздраженное:

— Мои подождут. Если бы я каждый раз обращал внимание на дурацкие царапины, мы бы не встретились, Грейнджер… и возможно, это было бы к лучшему.

— Вы опять хотите меня уязвить, профессор. И вам опять удалось. Но это все равно бессмысленно, — Гермиона усмехнулась, услыхав нечленораздельное бурчание, и отправилась во двор.

Память, улучив минутку, услужливо подсовывала все новые и новые картинки прошедшей ночи. Вот тварь, некогда бывшая профессором, скалит огромный — от уха до уха — рот, обнажая острые треугольные зубы, но не кусает, почему-то не кусает, и Гермиона старается не думать, почему, отчаянно веря в то, что там, где-то глубоко внутри чудовища, все еще жив и старается бороться профессор Снейп. Вот все ее тело жадно облизывают мокрые, сочащиеся слизью языки, почему-то вырвавшиеся из рук Снейпа. Вот из темноты выныривает уродливая изломанная тень, и то, что когда-то было Снейпом, поворачивает к ней голову и хрипло воет; от этого воя тень раздирает на мелкие клочки, а чудовище в руках Грейнджер издает довольный клокочущий смех… Гермиона резко выдохнула, отгоняя непрошенные видения, и с удовольствием вдохнула свежий утренний воздух. С ума сойти, как же хорош обычный солнечный свет!

С поленницы сорвалась огромная черная тень. Хриплое карканье разорвало утреннюю дремоту маленького городка. Где-то заполошно затявкала собака, ей отозвалось еще несколько; через дом кто-то хрипло выругался, а с соседнего дерева снялась и улетела прочь стайка воробьев. Гермиона остановилась. В голове прояснилось, словно кто-то невидимый схватил ее и хорошенько потряс за плечи. Несколько кусков головоломки в ее сознании с щелчком встали на свои места.

От волнения Гермиона едва не забыла захватить полено для Огнеца. Пришлось вернуться и подойти к поленнице еще раз. Хорошее дело тут же было вознаграждено: возле аккуратно, методично сложенных дров валялось большое черное маховое перо. Гермиона подобрала его и заторопилась домой.

Она ворвалась в ванну под недовольные вопли Огнеца:

— Эй, что случилось? Чего ты швыряешься в меня едой? Куда ты, у тебя кто-то умер?

— Интересный вопрос, к слову говоря, Грейнджер, — Снейп, разумеется, не мог не съязвить. — Я еще жив, как ни странно, вы, насколько я понимаю, тоже…

Гермиона молча протянула перо. Наготы Снейпа она перестала стесняться еще вчера, а он сам, похоже, и никогда ее не стеснялся — или же успешно это скрывал.

Снейп воззрился на перо сначала с раздражением, затем — с интересом.

— Corvus fuscicapillus, он же ворон гигантский, он же ворон вещий, обитает в субтропиках и тропиках, в дикой природе Британии не встречается, — наконец изрек он. — У тебя талант следопыта, Грейнджер. Откуда ты это взяла?

— Он следил за нами, — убежденно заявила Гермиона. — И он же принес мне посылку с той книгой. Я узнала… узнала по тени.

Пару мгновений Снейп молчал. Затем мрачно выругался. Признаться, таких выражений Гермиона от него не ожидала.

— Что ж, — закончив браниться, заключил Снейп, — теперь все встало на свои места. Не думаю, Грейнджер, что нам следует обращаться к Скабиору за помощью.

— Простите? — честно говоря, Гермиона была озадачена. Снейп раздраженно дернул голым плечом:

— Та записка. Ты помнишь, как она заканчивалась?

Гермиона не спросила, какая именно записка, — все было ясно и так.

— «Ск и компания», — процитировала она, затем растерянно поглядела на Снейпа. — Вы полагаете, что… Но ведь это слишком опасно, он фактически выдал сам себя!

— Разумеется, — Снейп скривился так, будто хватанул перечной настойки прямо из кипящего котла. — Именно так! И единственная причина, по которой я не догадался раньше, — это то, что мой проклятый слизеринский мозг проглядел эту безумную и бездумную простоту, которая, поверь, намного хуже воровства! Хотя воровством Скабиор, если память мне не изменяет, тоже не брезговал. Но видишь ли, Грейнджер, этот парень и в Хогвартсе, помнится, не претендовал на звание умника столетия. Тупость никогда не мешала ему, равно как и его компании, быть пронырливыми ублюдками. Я бы предположил, что некто пытается подставить Скабиора, но Мерлин свидетель, маленький паршивец прекрасно подставляет себя сам! Он же уверен, что никто и никогда его не разоблачит.

— Ну, он пережил Сами-Знаете… Волдеморта, — рассудительно отозвалась Гермиона. — Так что у него есть основания считать себя везучим. И что же нам с этим делать, профессор?

— Лично я собираюсь обработать твои руки… и все остальное, если там тоже имеются раны, — заявил Снейп. — А больше я не собираюсь делать ничего. У нас не так много времени, Грейнджер, и тратить его, гоняясь за Скабиором, глупо. Впрочем, как бы мы его ни тратили, у нас все равно ничего не выйдет…

Гермиона лишь закатила в ответ глаза. Профессор явно взялся за старое, и спорить с ним действительно было бы глупой тратой драгоценного времени. Так что она молча позволила ему заняться ее руками. В голове она прокручивала события прошедших дней и все больше убеждалась: Гарри должен узнать обо всем, что случилось.

По крайней мере, так будет правильно. Может, Печать Мертвого аврорату и не по зубам, но уж Скабиора-то Гарри Поттер совершенно точно способен остановить.

***

Возле этого дома царила вечная золотая осень. Его хозяин с детства мечтал, чтобы круглый год за окном медленно падали листья, кружась в пафосном танце, чтобы ласкало глаз разноцветье осенних красок. Глупое желание; родители долго пытались ему втолковать, почему от этого будет один лишь вред, зачем деревьям лето, зима и весна... Он понимал. Просто это ничего не меняло.

Родители всегда говорили ему, что прежде всего надо оценивать, как твои поступки изменят мир вокруг. Ребенком он верил. Но потом они заболели в одночасье и вскоре умерли от драконьей оспы, глупо и бессмысленно, оставив его одного в этом доме, и он понял, как же они ошибались. Ты можешь сколько угодно думать о том, как повлияешь на мир завтра, сегодня, сейчас, но у мира всегда будет по этому поводу другое мнение. Не надо на оглядываться. Ни на кого не надо оглядываться, просто живи так, чтобы получать удовольствие, и все.

Когда он познакомился с Аланом, осенняя мечта вспомнилась сразу же. Он спросил, возможно ли это. Алан пожал плечами и сказал: «Почему нет?». И теперь вокруг его дома деревья качали ветвями, покрытыми желтой, оранжевой и красной листвой, и на дорожках в саду, и на все еще зеленой траве на газонах лежали листья всех оттенков желтого. Иногда ими играл ветер: шуршал, кружил, разбрасывал бестолково. Это было красиво.

Деревья, наверное, скоро придется менять, ну и ладно. Он что, новые деревья не сможет посадить?

Скабиор ухмыльнулся. Еще полгода такой же успешной торговли — и он сможет скупить полграфства. Повезло ему, что и говорить.

Он поднялся со скамейки, которую поставил в саду еще его отец. И правда удобное место: сидишь, любуешься окрестностями, ветер шуршит листвой, красота! Но пора было идти домой и заниматься делами. Да, именно так: заниматься делами. Отец всегда так говорил, уходя в кабинет, только ждали его там не пресловутые дела, а пара свежих выпусков комиксов.

Скабиор не любил своих родителей. Они слишком много врали ему — о жизни, о правилах, о том, как правильно добиваться своего. Потом они умерли, а он остался один, последний Скабиор, его даже по имени называть перестали: а зачем, разве есть другие? Впрочем, его это устраивало. Фамилия звучала как кличка, а клички ему всегда нравились. Они говорили о человеке многое, в отличие от имени. Что такое имя? Ну, назвали тебя когда-то родители Джеремией, и что это кому-то скажет о тебе? Фамилия расскажет о твоих предках, может, объяснит собеседнику, отчего у тебя такой крючковатый нос или ранние проплешины. Но тебя самого разве видно за этими бессмысленными буквами? Имя ничего не рассказывает о человеке, наоборот, оно прячет человека, маскирует, подставляет вместо него его родню или сотни других, совершенно посторонних ему людей, которых звали так же.

Скабиор с детства не любил прятаться. С того самого дня, когда пришлось просидеть в мусорном баке полдня, чтобы убрались те маггловские мальчишки, которым взбрело в голову его дразнить и кидаться камнями. Их было много, он бы не справился. Намного больше он любил выйти вперед и, следя, чтобы его лицо хорошо освещалось, сказать: «Ну, здравствуй. Это я, Скабиор». И смотреть, как бледнеет наглец, посмевший бросить ему вызов.

Это было истинное наслаждение. Он был готов многое за это отдать — да, собственно, и отдавал.

Скабиор зашел в дом, пересек просторную гостиную, где почти не было мебели, да и вообще почти ничего не было, потому что ею практически не пользовались, и поднялся по узкой лестнице на второй этаж. Он пользовался отцовским кабинетом — достаточно маленьким и удобным. Никогда не любил комнаты, где противоположную стену нельзя разглядеть не прищуриваясь.

Стол был завален бумагами. Письма, распечатанные и нет, книги стопками, ведомости, списки сов... Скабиор улыбнулся. Он любил свою работу.

Заказов становилось все больше. Бизнес ширился и, кажется, не собирался останавливаться. Совы «путали» заказы, принося книгу вместо заказчика человеку Скабиора, а заказчик получал совсем другую посылку, начиненную товаром, в свободный оборот не допускавшимся. Книга, попавшая «не туда», не выкидывалась, конечно, а тоже шла в дело. Зачем же тратить лишние деньги? Проще взять книгу, отодрать обложку, вложить под корешок товар, приделать обложку обратно и отправить следующему клиенту посылку от тетушки.

Сев за стол, Скабиор стал перебирать бумаги. Самыми важными были письма, лежавшие на серебряном подносе, выставленном на подоконник. Их сбрасывал Гордон, а он хорошо разбирался, что именно его хозяину следует прочитать прежде всего.

Письмо от Алана: отчет о разработке нового, более сильного вещества. Отлично! Доза теперь может быть меньше без снижения эффективности, а производство по новой формуле дороже не станет. Пространный доклад от Мартина. Мутный тип этот Мартин. Нельзя доверять тем, кого шантажируешь, эту простую истину Скабиор выучил уже довольно давно. Он и не доверял. Все, что делал Мартин, контролировали другие, просто Эдвард не прислал письма с докладом. Скорее всего, явится сам.

Мартин писал о том, что обошел все совятни и в подробностях расспросил их хозяев. Нудные подробности прилагались, как и запутанные рассуждения, из коих явствовало, что ни черта он не понял, почему уже их посылки путаются и попадают не по назначению. Скабиор поморщился. Уже в общей сложности пять раз заказчики не получили товар вовремя, это портило его доселе безупречную репутацию. А если сова принесет книгу с секретом в аврорат, например?

Наверняка шалит кто-то из тех, кого он или его ребята держат за яйца. Шантаж, конечно, неприятен, с этим не поспоришь. Но неужели кому-то из тех, кто работает на него, не дорога жизнь?

За окном мелькнула знакомая тень. Скабиор поднял голову от писем, демонстративно подставил руку. Ворон влетел в приоткрытое окно и спланировал прямо на хозяина. Покосил черным глазом, переступил лапами.

— Ты нашел его, дорогой? — спросил Скабиор, гладя птицу.

Ворон глянул сердито и хрипло каркнул.

— Вот как, — сказал Скабиор негромко. Ноздри его раздулись. — Прячется там с девицей? С какой еще... Ах, с этой!

Гордон, не размениваясь на мелочи, передал ему полноцветное изображение: Грейнджер, растрепанная, с горящими глазами, стоит рядом со Снейпом и глядит на него не то гневно, не то восторженно.

Эта девчонка для него кое-что значила, теперь уже можно было признаться себе в этом. Она была... неправильной. Бесила его. Отравляла ему существование. Он ненавидел таких, как она, потому что они заставляли других верить во всякую небывальщину. Жестокую небывальщину. В мир, где правильные, чистенькие мальчики и девочки вырастали в правильных, чистеньких взрослых, никогда не совершали ошибок и всегда поступали только так, как велит мораль. Там, в этом воображаемом мире, не предают, не обманывают и всегда любят до гроба. И, что хуже всего, вранье про существование этого мира такие люди щедро рассыпают вокруг себя, отравляют им остальных. И бывает, что те, кто помладше или поглупее, верят. И когда получают по морде от реальности, им становится очень больно. Слишком больно. Незаслуженно.

Существует только один способ заставить их прекратить: макнуть в грязь их самих, показать всю неприглядность реального мира, принудить открыть наконец глаза и посмотреть правде в лицо. И тогда они перестанут смотреть на всех, кто не соответствует их высокому нравственному стандарту, с презрением и негодованием.

Скабиор очень не любил, когда на него смотрели с презрением и негодованием. И готов был на многое ради того, чтобы больше никто и никогда не посмел этого делать.

Что ж, наверное, даже к лучшему, что Грейнджер оказалась вместе с этим... несговорчивым профессором. Скабиор погладил Гордона и мечтательно улыбнулся. К лучшему, однозначно. Может, даже удастся совместить приятное с полезным и заполучить возможность пошантажировать кого-нибудь из них. Или даже обоих.

***

Гермиона вышла совсем ненадолго: нужно было отправить письмо и зайти в магазин за продуктами. Да и вообще проветрить голову не мешало. Мрачно ехидничающий Снейп доводил до белого каления, хотя она его, конечно, понимала. Он столько времени безуспешно пытался снять проклятие, что поверил в бессмысленность попыток. Сдался, смирился, признал свое бессилие, а если бессилен великий он, разве какая-то девчонка, гриффиндорка к тому же, способна на большее, даже если она невыносимая всезнайка?

Странно было признаваться в таком, но Гермиона начала испытывать к Снейпу нечто похожее на теплоту. Раньше ей казалось, что жизнь рядом с ним была бы совершенно невыносима, что он изводил бы партнера бесконечными придирками и больно колол насмешками, мелочно самоутверждаясь за чужой счет. Но пообщавшись с ним какое-то время, Гермиона поняла, что ошибалась. Снейп кололся и шипел, когда ему было плохо. Она не могла не видеть, что он пытается выгнать ее вовсе не потому, что она ему неприятна. Кто бы мог подумать, Снейп переживает за ее жизнь больше, чем за свою.

Интересно, какой он, когда у него все в порядке? Гермиона вдруг поняла, что ей хотелось бы посмотреть на это. Если вдуматься, он довольно заботлив и внимателен, Огнец, опять же, считает его другом... А подружиться с таким взбалмошным созданием непросто.

Все утро Гермиона сочиняла письмо. Испортила несколько листов, прежде чем наконец сформулировала все так, как хотела: в голову постоянно лезли мысли и чувства, которые в письмо пускать было нельзя, иначе Гарри перевернет землю вверх дном, но найдет ее. Пусть сейчас они не так уж часто общались, но он знал свою подругу слишком хорошо.

А если Гарри найдет ее, он, несомненно, сделает то, что на его месте сделал бы любой нормальный человек: запрет ее до выяснения обстоятельств. И Снейп ему мешать не станет, скорее поможет. Против них двоих ей не выстоять.

Поэтому про Снейпа она не писала вообще ничего. В основном — про книги, которые явно подменяли не просто так, о чем, собственно, Гарри и пытался ей сказать в свое время. Писала, что книги используют, чтобы передавать послания, в частности, угрозы, от некоей преступной организации. Что люди в этой организации коварные, но недалекие, потому что не слушают пояснений, почему то, чего они хотят, сделать невозможно. Просто бомбардируют угрозами, которые вполне готовы претворить в жизнь. Гермиона писала, что взрыв в ее доме — наверняка же его сейчас расследуют — как раз реализация одной такой угрозы, и нет, угрожали не ей, она просто случайно об этом узнала. Максимально нейтрально и между прочим она упомянула, что прямо сегодня не сможет зайти в аврорат, потому пишет это письмо, ведь Гарри не раз говорил, как важен каждый день при расследовании преступлений. Завтра она, конечно, придет и ответит на все его вопросы, но, может быть, это письмо сможет помочь уже сегодня.

На совятню Гермиона идти побоялась, уверенная, что там ее ждут: не аврорат, так кто похуже. Если ворон знает, где они со Снейпом скрываются, значит, вполне возможно, что на ближайшей совятне дежурит бандит, готовый перехватить и письмо, буде Снейп решит его послать, и отправителя.

Поэтому пришлось действовать сложнее: вложить конверт с письмом для Гарри в другой конверт, отправить его обычной почтой на имя мистера и миссис Грейнджер, присовокупив к нему просьбу не мешкая отнести вот этот пакет на совятню. «Простите, дорогие родители, — писала Гермиона, — но я сейчас действительно не могу искать здесь совятню, почтовый ящик всяко ближе, а письмо надо отправить срочно, это касается важного расследования». С родителями, конечно, потом придется объясняться... если будет кому, но об этом Гермиона старалась не думать.

Если верить, что не выживешь, бороться становится труднее. Снейп представлял из себя очень яркую иллюстрацию этого принципа. А верить было затруднительно, все же против фактов не попрешь, поэтому Гермиона предпочитала думать совсем о другом. Например, о том, что Снейп совершенно не умеет делать запасы еды: одно и то же, одно и то же, унылые консервы, на которые уже смотреть невозможно, а ведь они со Снейпом всего пару дней здесь. Нет уж, лучше она купит что-нибудь и приготовит, и неважно, как это будет смотреться со стороны, ему и так хорошо, а ей плохо, вот для себя и сделает.

В ближайшем магазине — маггловском, конечно, но когда Гермиону это смущало? — она долго и придирчиво выбирала овощи и зелень, произведя на продавца впечатление понимающей в кулинарии хозяюшки. Не то чтобы ей это впечатление очень уж соответствовало, но на сей раз Гермиона хотела, чтобы то, что она приготовит, имело идеальный вкус. Каприз, конечно, и больше ничего. Но имеет она право на каприз, в конце концов? Ей приходится проводить время с раздраженным Снейпом, это стоит награды.

Хотя, конечно, в качестве награды она предпочла бы увидеть, как уходит это раздражение, как Снейп успокаивается и даже, возможно, улыбается, услышать от него: «Подумать только, нам удалось справиться!».

Замечтавшись об этом, Гермиона не заметила, как дорогу ей заступил человек.

— Ох, извините, — пролепетала она, врезавшись в него, подняла голову... и побледнела: перед ней стоял Скабиор.

— Здравствуй, дорогая, — интимным тоном сообщил он. — Я так рад тебя видеть, ты не представляешь.

— А я тебя нет, — с вызовом ответила Гермиона, вздернув подбородок. Обычно она не тыкала малознакомым людям, но называть этого человека на «вы» ей было противно, все ее существо восставало и отказывалось это делать.

— Правда? — неискренне удивился Скабиор. — Как странно! А я-то надеялся, что мы с тобой подружимся. Знаешь, ты мне всегда нравилась. Такая...

Он окинул ее похабным взглядом, весьма красноречиво уставился на грудь.

— Яркая, — нашел наконец слово. — Думаю, мы могли бы стать неплохой парой. По крайней мере на время.

Гермиона испытывала невероятное омерзение. Она была готова к тому, что Скабиор начнет угрожать ей или попробует похитить, но что он начнет к ней клеиться... Это было немыслимо! Гермиона отступила на шаг, но он резким броском настиг ее и крепко ухватил за локоть.

— Постой, не уходи, — кривлялся Скабиор. — Давай поговорим, я уверен, что смогу тебе понравиться!

И ведь даже палочку не достанешь: магглы кругом! Гермиона пыталась вырваться, но хватка у Скабиора оказалась железная.

Вдруг выражение его лица изменилось, как будто он увидел кого-то знакомого за ее спиной; он явно собирался что-то сказать, но не успел.

Не говоря ни слова, профессор Снейп с короткого замаха врезал Скабиору кулаком в лицо.

Сначала Гермиона увидела летящий мимо своей головы кулак, торчащий из черного рукава. Потом — разъяренного Снейпа.

— Профессор?.. — пролепетала она, но Снейп лишь молча врезал Скабиору еще и еще, тот повалился на землю, прикрывая голову руками. Гермиона резво отпрыгнула, но почти сразу ее ухватили снова, опять за локоть, только за другой, и на сей раз — Снейп. Так ни слова и не сказав, он потащил ее в дом; она едва успевала за его широким шагом.

Когда дверь за ними наконец захлопнулась, она едва дыша спросила:

— Что?.. Почему?..

— Да потому что не надо с ним разговаривать, вот почему, — раздраженно, но как-то очень обыкновенно, тоном нормального человека, ответил Снейп. — У него наверняка поблизости дружки. Бить сильно, чтобы сразу не встал, и тут же уходить.

Он посмотрел на Гермиону прищурясь, и та внезапно со всей ясностью поняла: не будь там ее, Скабиор не остался бы в живых. Снейп убил бы его не задумываясь, раз уж так повезло, что он оказался один.

— Спасибо, — пробормотала Гермиона. Ее трясло. — Он схватил меня... Я не смогла вырваться, а колдовать при магглах...

— Не оправдывайся, — резко оборвал ее Снейп. — Я решил вопрос, все, не о чем говорить.

— Есть о чем! Он здесь, а у нас впереди ночь!

Снейп пожал плечами.

— Почему ты вдруг назвала меня профессором? Я думал, у нас уже несколько более... неформальные отношения.

Гермиона покраснела.

— Просто это было так... Нелепо, наверное. Профессор зельеварения Северус Снейп, виртуозно владеющий волшебной палочкой, лупит в нос наглого типа.

Снейп снова пожал плечами.

— Я тоже помнил про магглов. Не забывай, я вырос в маггловском городишке.

Он врал. Это было очевидно любому, у кого есть глаза.

Он врал, и внезапно Гермиона поняла, что глупо улыбается из-за этого.

Ему просто было неприятно смотреть, как к ней клеится чужой мужчина.

— Что ты улыбаешься?

— Вам просто было неприятно смотреть, как он клеится ко мне!

Снейп явно хотел гневно возразить, но не стал. Равнодушно пожал плечами — третий раз за две минуты.

— Думай, как тебе приятно. — Снейп тяжело вздохнул. — Но, боюсь, пока что уходить отсюда тебе опасно.

— Вот именно, — посерьезнела Гермиона, — рада, что вы это понимаете.

Дрожь понемногу унималась. Гермиона поднялась с дивана, на который рухнула, как только Снейп отпустил ее руку.

— Куда ты?

— На кухню. Обед приготовлю нормальный.

Снейп фыркнул. Гермиона прошла на кухню, не зная, радоваться ей или расстраиваться.

О том, чтобы выйти из дома и попытаться раздобыть ворона, не могло быть и речи. С другой стороны, Снейп не мог ее так уж активно выгонять. Главное — не навязывать ему свою компанию, он взвинчен донельзя, и они непременно поругаются. А ругаться со Снейпом накануне такого изматывающего испытания Гермиона считала смертельно опасным.

Лучше посидит почитает что-нибудь, раз уж у Снейпа даже в потайном логове есть запас книг.

Именно так. Приготовит обед и почитает.

***

Когда в дверь снова постучали, мистер Д. Доу со вздохом заключил, что место жительства, кажется, придется менять. Становиться душой общества ему совершенно не хотелось, отпирать дверь — еще того менее. Он помедлил в напрасной надежде, что визитер уйдет. Стук повторился, и мистер Доу наконец-то осознал, что происходит. Стучали в дверцу шкафа. Изнутри.

 

Мистер Доу выпрямился в своем кресле, осторожно втягивая воздух и не ощущая в нем никаких посторонних запахов, кроме привычного аромата сандала. Ни диких роз, ни боярышника, ни тем паче чеснока. Узорный медный ключ он собственноручно повернул, после того как предыдущие визитеры ушли, так что теперь, чувствуя себя более или менее в безопасности, рискнул подойти ближе и спросить:

 

— Кто там?

 

В шкафу оглушительно чихнули.

 

— Выпустите меня, пожалуйста! — взмолился незваный гость. — Я задохнусь сейчас!

 

Мистер Доу усмехнулся про себя, представив, как, чихая и протирая глаза, визитер… скажем, поведет себя так же, как предыдущие. Ожог на руке — там, где его коснулось серебро, — ныл до сих пор.

 

— Прошу вас.

 

Из шкафа вывалился… несомненно, человек. Просто эталонный образчик человека, заключил мистер Доу, деликатно прикрывая лицо. О таких старшие сокровники говорили: «о, рыжие — это нечто совершенно особенное!», мечтательно облизываясь или целуя кончики пальцев.

 

Человек и вправду был отчаянно рыж и молод. И изрядно запылен — мистер Доу даже несколько устыдился.

 

— Прошу прощенья, сэр, но вам бы не мешало там прибрать, — выговорил гость, перемежая слова оглушительным чихом. — Вот не поверил бы, что от пауков лучшее средство — пыль! Мне и бояться-то было некогда!

 

Мистер Доу много повидал на своем весьма продолжительном веку, но с подобной незамутненностью ему приходилось встречаться нечасто.

 

— Чему обязан? — спросил он наконец.

 

— А? — молодой человек смутился. — Рональд. Рональд Уизли, — он схватил мистера Доу за руку и энергично потряс. — Понимаю, как это выглядит, и прошу прощенья. Если я скажу, что попал туда случайно, вы же не поверите?

 

Мистер Доу молчал — просто потому, что не мог вставить ни слова.

 

— Дело в том, что я действительно хотел с вами поговорить об одном недоразумении, с книгами. Я послал книгу в подарок моей подруге, — зачастил молодой человек. — Она ваша соседка, а на почте что-то перепутали, и ее книга попала к вам, а ей доставили чужую… Но это может подождать, — он махнул рукой, едва не снеся статуэтку мейсенского фарфора. — Ваша дверь была открыта. — Он выдохнул и как-то неуловимо изменился: — А я такого повидал уже, вот и вошел.

 

— Но зачем же шкаф?

 

— А куда еще-то?

 

Вопрос был резонный. Шкаф стоял напротив двери в гостиную, вид из него открывался неплохой.

 

— Мистер Доу. Я с этими ребятами имел дело… раньше, и мне не понравилось. Что-то мне не показалось, что и вы были от них в восторге. Я понимаю, что вы аврорат не любите — но тут уж вам выбирать, аврорат или эти вот разговорчики. И они же не только разговаривали, так?

 

Мистер Доу снова потер руку.

 

— Вы аврор?

 

— Я? Упаси Мерлин, нет! Я в магазине работаю. В магазине волшебных приколов… кстати, могу порекомендовать прекрасное средство от моли и антипаучьи ловушки — сам придумал! Так вот, аврорат. Вы же понимаете, что я от вас пойду прямо туда? Или я чего-то упустил?

 

Мистер Доу медленно покачал головой:

 

— Ценю ваш порыв, но… ничего определенного сказать не могу. Меня обычно не предупреждают о визитах.

 

— Ясно. Еще раз прошу прощенья, — молодой человек тряхнул головой и проследовал к выходу.

 

Он уже переступал порог, когда мистер Доу, изумляясь сам себе, спросил:

 

— А книга? Что с ней?

 

— Главное — правильно расставить приоритеты, — молодой человек усмехнулся — но не мистеру Доу, а кому-то отсутствующему. — Всего хорошего.

***

— Вы не можете объяснить мне детали? — спокойно спросила Гермиона. Снейп проворчал что-то и отвернулся.

— Он за тебя беспокоится, — сообщил Огнец.

— Я поняла, — Гермиона вздохнула. — Послушайте, я уже на это согласилась и назад не поверну. Я просто не хочу напортачить там, где можно не напортачить. И может, хватит уже делать вид, будто вы меня не слышите?

— Я не делаю вид, — сварливо отозвался Снейп, — я просто не желаю тебя слушать.

— Ты должна все время быть у него на виду, — затараторил Огнец. — По крайней мере, не выходить из комнаты. Лучше всего, хоть и не обязательно, чтобы он чувствовал твое прикосновение…

— Я все равно ничего не почувствую! — рявкнул Снейп. — Меня там не будет, а то, что окажется в комнате вместо меня, смертельно!

— Ну, две ночи я пережила…

— Легкомысленная девчонка! На третью ночь оно будет голодным, как ты не понимаешь? А единственная еда в шаговой доступности — это ты, теперь я разъяснил тебе детали?

— Не до конца, — упрямо помотала головой Грейнджер. — Как мне при этом выжить?

— Никак! Уходи, пока не поздно!

Устав спорить, Гермиона вновь повернулась к Огнецу.

— Чего еще я не должна делать, а что должна?

— Да собственно, это все, — хмыкнул Огнец. — Ты должна пережить эту ночь рядом с ним. И знаешь… все не так плохо, как ему кажется.

— Знаю, — кивнула Гермиона. Спина Снейпа ощутимо напряглась, но язвительной реплики не последовало. Может, смирился?

— Жаль, я не могу больше ничем помочь, — вздохнул Огнец и взлетел под потолок. — Мне бы самому уцелеть…

— Иди в банку, я закрою, — внезапно подал голос Снейп. — Когда все закончится, вернешься к себе. Ну, или кто-то из нас тебя выпустит.

В последней реплике прозвучал привычный сарказм, но Гермиона твердо решила не обращать на это внимания. Достаточно того, что подобную возможность Снейп не отвергает сходу.

— А вы, мисс Грейнджер, будьте любезны, выпейте все те зелья, которые стоят на нижней полке, — Снейп все еще не оборачивался, но командные нотки в его голосе заставили Гермиону мимолетно улыбнуться. Истинный слизеринец: даже если его не слушаются, все равно намеревается остаться в выигрыше!

Гермиона пошла к полке и внимательно осмотрела каждое зелье. Конечно, не ей тягаться с одним из лучших зельеваров, но все-таки нелишне удостовериться, что ее не хотят просто-напросто лишить сознания и вышвырнуть вон, дабы наконец-то героически помереть, раз в прошлый раз не вышло. Хотя вряд ли Снейп так поступит: он ведь должен понимать, во что превратится. И то, чем он станет, наверняка доберется и до Гермионы.

Или ему уже все равно? Да нет, не может быть! Разве что он слишком устал бороться. Гермиона не представляла себе, сколько потребовалось душевных и физических сил, чтобы просто выжить — сначала шпионя у Волдеморта, потом будучи проклятым… Наверное, она бы так не смогла.

Или все-таки?..

Глупые мысли, глупые гадания. Гермиона никогда не была сильна в науке профессора Трелони, так что она строго прикрикнула на себя и отложила все «если бы да кабы» до лучших времен. Ведь они обязательно настанут, эти лучшие времена!

Ну а пока нужно выпить все зелья. Вроде бы никакого подвоха Снейп не замыслил. Нет, не так: Снейп ничего не делает без двойного-тройного дна и тайного умысла, но в этот раз его мысли направлены на то, чтобы выжить.

По крайней мере, Гермиона искренне на это надеялась.

Зелья оказались пронумерованными, на некоторых стояло точное время, когда их следовало выпить. И все, как одно, обладали исключительно мерзким вкусом. Последнее Гермиона буквально влила в себя, заткнув нос и зажмурившись — от резкого неприятного запаха сильно заслезились глаза.

Вечерело. Солнце уже коснулось трубы, торчавшей среди малоэтажных домишек, словно перст, указующий в небеса. Длинные косые тени расчерчивали мостовую на темные и светлые участки, причем темных с каждой минутой становилось все больше. В паре домов дальше по улице загорелся свет; в остальных окна казались черными провалами.

Гермиона отчаянно боялась и понимала, что должна всеми силами это скрывать. Хватает с них одного человека, убежденного в неминуемой смерти! Кто-то должен сохранять оптимизм.

— Последние слова, Грейнджер, последняя возможность сказать что-нибудь значимое, — язвительно сообщил Снейп. Гермиона понимала, что он сам боится до безумия, и это заставляет его нападать даже на ту, которая, в теории, способна его спасти. Но легче от этого знания не становилось.

Она промолчала. Показалось или Снейп был разочарован? Так или иначе, он тоже ничего больше не сказал и застыл, уставившись в окно, где угасали последние лучи солнца.

На самом деле, подумала Гермиона, подойдя к Снейпу и усевшись рядом с ним, все опять получилось по-идиотски. Нужные слова опять нашлись чересчур поздно, и адресованы они должны были быть вовсе не человеку, которого она собралась спасать чуть ли не против его собственной воли, а ее родителям. Она опять забыла с ними попрощаться. Ну ладно, в прошлый раз не забыла, а обстоятельства не позволили, но что мешало сейчас черкнуть пару коротеньких строчек о том, как она их любит? О делах написала прямо-таки с научной скрупулезностью, а как речь зашла о личном, так сразу память отшибло?..

Гермиона знала ответы на эти злые, колючие вопросы. Она не любила прощаться, предпочитала напоследок улыбнуться и уходить, не оборачиваясь. Так сильнее веришь в грядущую встречу. Но иногда не попрощаться просто-таки непростительно.

Что ж, тем больше у нее поводов и впрямь остаться в живых, что бы там ни думали на сей счет некоторые твердолобые слизеринцы.

Гермиона нащупала в потемках ладонь профессора Снейпа и слегка сжала ее. Огнец говорил о тактильном контакте, вот и начнем его устанавливать. К удивлению Гермионы, она почти сразу ощутила ответное пожатие. Надо же, неужто Снейп пытается ее так успокоить? Или ему на краю жизни и смерти просто-напросто жизненно необходимо знать, что кому-то он небезразличен?

В полутьме Гермиона неожиданно поняла, что улыбается.

Последний луч света скользнул по ставням, и пришла тьма.

Снейп сдался ей почти сразу. Гермиона успела еще увидать, как дернулся его кадык, услышала знакомое уже хрипение, а затем мрак затопил комнату, и в ладонь девушки вонзились когти. Снейп вновь превращался в жуткую тварь, которой не было названия.

Гермиона всхлипнула и бросилась ему на шею. Обняла, прижалась, ощутила трансформацию. Грудная клетка Снейпа ходила ходуном, и ребра, похоже, изгибались под немыслимыми углами. Человек не выжил бы после такого, но человеком желтоглазое чудовище уже не было.

Ночь никогда еще не казалась Гермионе настолько непроглядной. Темноту можно было черпать ладонями, ею можно было дышать, она набивалась в одежду и в волосы, как мокрая труха, остающаяся на месте старых поленниц. Острый аромат полыни отступил; сейчас в темноте отчетливо пахло гнилью, прелой листвой и немного грибами.

Снейп выгнулся, и Гермиона чуть не перелетела через его голову. Наверное, перелетела бы, но чудовище ухватило ее за волосы и за одежду. Блузка треснула, расходясь, твердые когти оцарапали спину. Гермиона ахнула и тут же резко выдохнула, безжалостно задавив готовый вырваться крик. Кто знает, какой именно звук старинное проклятье сочтет пресловутым «словом», которое нельзя вымолвить и за которым последует неминуемая смерть?

Чтобы сохранить равновесие, Гермиона ухватилась за шипы, выросшие на плечах Снейпа. Костяные шершавые наросты тут же чувствительно оцарапали ладони, на глазах от неожиданности выступили слезы. Сколько уже времени прошло? Остатки разума подсказывали, что немного, но Гермионе казалось, что она находится рядом с чудовищем целую вечность, а рассвета ей уже не дождаться.

Уже знакомый раздвоенный на конце слюнявый язык, выпавший из горла Снейпа, опоясал Гермионе талию. Судорожно сглотнув, девушка еще крепче ухватилась за костяные шипы. Даже если ее действительно сожрут здесь заживо, она не отступит!

Из темноты послышалось шипение и тоненькое хихиканье, живо напомнившее Гермионе о Долорес Амбридж. Чудовище, в которое превратился Снейп, отреагировало моментально: зубы обнажились, язык соскользнул с талии Гермионы и метнулся куда-то во тьму. Хихиканье сменилось хриплым воем, а монстр удовлетворенно заворчал. Гермиона плотней прижалась к нему, ободренная внезапно вспыхнувшей надеждой: где бы ни был сейчас Снейп, каким бы чудовищем ни стал, а отказываться от нее он явно не собирался. Может, и удастся продержаться до утра…

Гермиона устроилась поудобней, шагнув на возникшую из ниоткуда ступеньку, и тут же осознала, что стоит на застывшем комке воздуха. Другой темный желеобразный ком упал ей на плечо и расплылся по блузке. Стало трудней дышать.

А затем воздух раскололся на две неаккуратные, сочащиеся розовой пенящейся сукровицей половинки. И Гермиона с ужасом увидала, как разлом прошел точно по горлу Снейпа. Брызнула кровь — темная, густая, вязкая, совсем не похожая на человеческую. Она ударила Гермионе в лицо тугим потоком, капая на шею и руки, залила глаза и даже попала в рот, заполонив его жгучей горечью.

Полынь. Именно так горчит полынь.

В этот миг Гермиона как никогда была готова завопить и броситься бежать, забыв обо всем. Нерассуждающий ужас, казалось, пронизал ее с головы до пят. Тварь раскачивалась, но не падала, и это казалось невероятным, но разве было вероятным все то, что уже случилось? Нужно было мчаться прочь изо всех ног, падая, спотыкаясь и поднимаясь вновь, лишь бы подальше отсюда, лишь бы не оставаться там, где течет кровь со вкусом полыни…

Тот звук, который издала Гермиона, нельзя было назвать криком: животный скулеж, ничего более, прервавшийся через мгновение после того, как начался. Гермиона рыдала, но делала это молча. Нельзя разговаривать. Нельзя кричать. Нельзя уходить от Снейпа.

Пальцы Гермионы скрючились, словно их схватило судорогой. Ни за что на свете она сейчас не разжала бы рук.

Пускай хочется бежать. Пускай страшно, пускай выворачивает от ужаса. Она должна остаться.

Как оставалась с Гарри в лесу.

Как оставалась в Хогвартсе во время той, последней битвы.

Ну кто сказал, что ей можно отдохнуть? Кому пришла в голову подобная глупость? Неужели ей самой?

Открыть глаза казалось самым главным подвигом, подобным всем подвигам Геракла, взятым вместе и по отдельности. Но Гермиона проморгалась — и ей показалось, что кто-то мощным ударом под дых вышиб из нее остатки воздуха.

Тварь не погибла. Более того: на укороченной шее выросло три других, тонких и длинных. На каждом из этих отростков красовалась здоровенная треугольная пасть, увенчанная маленькими глазками. Теперь Снейп не напоминал человека даже отдаленно. Все шесть его глаз испускали красноватое свечение и сейчас были направлены на Гермиону.

Смотреть на это было выше человеческих сил, и Гермиона уткнулась лицом в бочкообразную грудь, покрытую островками чешуи вперемешку с клочками шерсти. Неважно, что будет. Неважно, съедят ее или нет. Она просто должна исполнить свой долг — остаться со Снейпом до рассвета.

Должно быть, сейчас ему очень паршиво. Не может не быть паршиво. И Гермиона обнимала чудовище так сильно, как только могла.

Легкое колыхание воздуха показывало, что ее изучают. Обнюхивают, разглядывают… Пока что тварь не торопилась утолять голод, и Гермиона могла лишь радоваться этому теми крохотными остатками души, которые еще не затопило всепоглощающим страхом. Надолго ли монстру хватит терпения? Как скоро голод станет нестерпимым?

Не думать об этом. Просто исполнять долг.

Гермиона не знала, сколько прошло времени. Она лишь подняла голову, когда хлопнула дверь.

Дверь.

Хлопнула.

В этом мире еще остались комнаты и двери. Надо же, она совсем забыла…

На пороге возникло трое людей, удивленно оглядывающихся вокруг. В руках у них неярким светом сияли волшебные палочки.

Свет, о Мерлин всемогущий, в этом мире существует свет!

Гермиона хотела крикнуть, хотела предупредить об опасности, но один из волшебников ее опередил. Разглядев в темноте движение, он вскинул руку с волшебной палочкой, и с нее сорвался хорошо знакомый Гермионе алый сгусток заклятья.

Круциатус.

Выдержать его, не сорвав голос от крика, Гермиона бы не смогла. Не было на свете такой силы, которая могла бы дать возможность пережить круциатусы молча.

Тварь прикрыла Гермиону огромной перепончатой лапой. Дернулась, зашипела… А затем все три головы темными молн


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: