Божественная комедия 13 страница

Идет посол – сказать, что путь открыт.

31 Но скоро в тяжком для тебя сверканье

Твои глаза отраду обретут,

Насколько услаждаться в состоянье".

34 Когда мы подошли: "Ступени тут, -

Сказал, ликуя, вестник благодати, -

И здесь подъем гораздо меньше крут".

37 Уже мы подымались, и "Bead

Misericordes!" пелось нам вослед

И «Радуйся, громящий вражьи рати!»

40 Мы шли все выше, я и мой поэт,

Совсем одни; и я хотел, шагая,

Услышать наставительный ответ;

43 И так ему промолвил, вопрошая:

"Что тот слепой романец разумел,

О «доступе другим» упоминая?"

46 И вождь: "Познав, какой грозит удел

Позарившимся на чужие крохи,

Он вас от слез предостеречь хотел.

49 Богатства, вас влекущие, тем плохи,

Что, чем вас больше, тем скуднее часть,

И зависть мехом раздувает вздохи.

52 А если бы вы устремляли страсть

К верховной сфере, беспокойство ваше

Должно бы неминуемо отпасть.

55 Ведь там – чем больше говорящих «наше»,

Тем большей долей каждый наделен,

И тем любовь горит светлей и краше".

58 "Теперь я даже меньше утолен, -

Ответил я ему, – чем был сначала,

И большими сомненьями смущен.

61 Ведь если достоянье общим стало

И совладельцев много, почему

Они богаче, чем когда их мало?"

64 И он в ответ: "Ты снова дал уму

Отвлечься в сторону земного дела

И вместо света почерпаешь тьму.

67 Как луч бежит на световое тело,

Так нескончаемая благодать

Спешит к любви из горнего предела,

70 Даря ей то, что та способна взять;

И чем сильнее пыл, в душе зажженный,

Тем большей славой ей дано сиять.

73 Чем больше сонм, любовью озаренный,

Тем больше в нем благой любви горит,

Как в зеркалах взаимно отраженной.

76 Когда моим ответом ты не сыт,

То Беатриче все твои томленья,

И это и другие, утолит.

79 Стремись быстрей достигнуть исцеленья

Пяти рубцов, как истребились два,

Изглаженные силой сокрушенья".

82 «Ты мне даруешь...» – начал я едва,

Как следующий круг возник пред нами,

И жадный взор мой оттеснил слова.

85 И вдруг я словно был восхищен снами,

Как если бы восторг меня увлек,

И я увидел сборище во храме;

88 И женщина, переступив порог,

С заботой материнской говорила:

"Зачем ты это сделал нам, сынок?

91 Отцу и мне так беспокойно было

Тебя искать!" Так молвила она,

И первое видение уплыло.

94 И вот другая, болью пронзена,

Которую родит негодованье,

Льет токи слез, и речь ее слышна:

97 "Раз ты властитель града, чье названье

Среди богов посеяло разлад

И где блистает всяческое знанье,

100 Отмсти рукам бесстыдным, Писистрат,

Обнявшим нашу дочь!" Но был спокоен

К ней обращенный властелином взгляд,

103 И он сказал, нимало не расстроен:

"Чего ж тогда достоин наш злодей,

Раз тот, кто любит нас, суда достоин?"

106 Потом я видел яростных людей,

Которые, столпившись, побивали

Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»

109 А тот, давимый гибелью, чем дале,

Тем все бессильней поникал к земле,

Но очи к небу двери отверзали,

112 И он молил, чтоб грешных в этом зле

Господь всевышний гневом не коснулся,

И зрелась кротость на его челе.

115 Как только дух мой изнутри вернулся

Ко внешней правде в должную чреду,

Я от неложных грез моих очнулся.

118 Вождь, увидав, что я себя веду,

Как тот, кого внезапно разбудили,

Сказал мне: "Что с тобой? Ты как в чаду,

121 Прошел со мною больше полумили,

Прикрыв глаза и шатко семеня,

Как будто хмель иль сон тебя клонили".

124 И я: "Отец мой, выслушай меня,

И я тебе скажу, что мне предстало,

Суставы ног моих окостеня".

127 И он: "Хотя бы сто личин скрывало

Твои черты, я бы до дна проник

В рассудок твой сквозь это покрывало.

130 Тебе был сон, чтоб сердце ни на миг

Не отвращало влагу примиренья,

Которую предвечный льет родник.

133 Я «Что с тобой?» спросил не от смятенья,

Как тот, чьи взоры застилает мрак,

Сказал бы рухнувшему без движенья;

136 А я спросил, чтоб укрепить твой шаг:

Ленивых надобно будить, а сами

Они не расшевелятся никак".

139 Мы шли сквозь вечер, меря даль глазами,

Насколько солнце позволяло им,

Сиявшее закатными лучами;

142 А нам навстречу – нараставший дым

Скоплялся, темный и подобный ночи,

И негде было скрыться перед ним;

145 Он чистый воздух нам затмил и очи.

ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ Комментарии

1 Во мраке Ада и в ночи, лишенной

Своих планет и слоем облаков

Под небом скудным плотно затемненной,

4 Мне взоров не давил такой покров,

Как этот дым, который все сгущался,

Причем и ворс нещадно был суров.

7 Глаз, не стерпев, невольно закрывался;

И спутник мой придвинулся слегка,

Чтоб я рукой его плеча касался.

10 И как слепец, держась за вожака,

Идет, боясь отстать и опасаясь

Ушиба иль смертельного толчка,

13 Так, мглой густой и горькой пробираясь,

Я шел и новых не встречал помех,

А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»

16 И голоса я слышал, и во всех

Была мольба о мире и прощенье

Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.

19 Там «Agnus Dei» пелось во вступленье;

И речи соблюдались, и напев

Одни и те же, в полном единенье.

22 «Учитель, это духи?» – осмелев,

Спросил я. Он в ответ: "Мы рядом с ними.

Здесь, расторгая, сбрасывают гнев".

25 "А кто же ты, идущий в нашем дыме

И вопрошающий про нас, как те,

Кто мерит год календами земными?"

28 Так чей-то голос молвил в темноте.

"Ответь, – сказал учитель, – и при этом

Дознайся, здесь ли выход к высоте".

31 И я: "О ты, что, осиянный светом,

Взойдешь к Творцу, ты будешь удивлен,

Когда пройдешь со мной, моим ответом".

34 "Пройду, насколько я идти волен;

И если дым преградой стал меж нами,

Нам связью будет слух", – ответил он.

37 Я начал так: "Повитый пеленами,

Срываемыми смертью, вверх иду,

Подземными измучен глубинами;

40 И раз угодно божьему суду,

Чтоб я увидел горние палаты,

Чему давно примера не найду,

43 Скажи мне, кем ты был до дня расплаты

И верно ли ведет стезя моя,

И твой язык да будет наш вожатый".

46 "Я был ломбардец, Марко звался я;

Изведал свет и к доблести стремился,

Куда стрела не метит уж ничья.

49 А с правильной дороги ты не сбился".

Так он сказал, добавив: "Я прошу,

Чтоб обо мне, взойдя, ты помолился".

52 И я: "Твое желанье я свершу;

Но у меня сомнение родилось,

И я никак его не разрешу.

55 Возникшее, оно усугубилось

От слов твоих, мне подтвердивших то,

С чем здесь и там оно соединилось.

58 Как ты сказал, теперь уже никто

Добра не носит даже и личину:

Зло и внутри, и сверху разлито.

61 Но укажи мне, где искать причину:

Внизу иль в небесах? Когда пойму,

Я и другим поведать не премину".

64 Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,

И начал так, в своей о нас заботе:

"Брат, мир-слепец, и ты сродни ему.

67 Вы для всего причиной признаете

Одно лишь небо, словно все дела

Оно вершит в своем круговороте.

70 Будь это так, то в вас бы не была

Свободной воля, правды бы не стало

В награде за добро, в отмщенье зла.

73 Влеченья от небес берут начало, -

Не все; но скажем даже – все сполна, -

Вам дан же свет, чтоб воля различала

76 Добро и зло, и ежели она

Осилит с небом первый бой опасный,

То, с доброй пищей, победить должна.

79 Вы лучшей власти, вольные, подвластны

И высшей силе, влившей разум в вас;

А небеса к нему и непричастны.

82 И если мир шатается сейчас,

Причиной – вы, для тех, кто разумеет;

Что это так, покажет мой рассказ.

85 Из рук того, кто искони лелеет

Ее в себе, рождаясь, как дитя,

Душа еще и мыслить не умеет,

88 Резвится, то смеясь, а то грустя,

И, радостного мастера созданье,

К тому, что манит, тотчас же летя.

91 Ничтожных благ вкусив очарованье,

Она бежит к ним, если ей препон

Не создают ни вождь, ни обузданье.

94 На то и нужен, как узда, закон;

На то и нужен царь, чей взор открыто

Хоть к башне Града был бы устремлен.

97 Законы есть, но кто же им защита?

Никто; ваш пастырь жвачку хоть жует,

Но не раздвоены его копыта;

100 И паства, видя, что вожатый льнет

К благам, будящим в ней самой влеченье,

Ест, что и он, и лучшего не ждет.

103 Ты видишь, что дурное управленье

Виной тому, что мир такой плохой,

А не природы вашей извращенье.

106 Рим, давший миру наилучший строй,

Имел два солнца, так что видно было,

Где божий путь лежит и где мирской.

109 Потом одно другое погасило;

Меч слился с посохом, и вышло так,

Что это их, конечно, развратило

112 И что взаимный страх у них иссяк.

Взгляни на колос, чтоб не сомневаться;

По семени распознается злак.

115 В стране, где По и Адиче струятся,

Привыкли честь и мужество цвести;

В дни Федерика стал уклад ломаться;

118 И что теперь открыты все пути

Для тех, кто раньше к людям честной жизни

Стыдился бы и близко подойти.

121 Есть, правда, новым летам к укоризне,

Три старика, которые досель

Томятся жаждой по иной отчизне:

124 Герардо славный; Гвидо да Кастель,

«Простой ломбардец», милый и французу;

Куррадо да Палаццо. Неужель

127 Не видишь ты, что церковь, взяв обузу

Мирских забот, под бременем двух дел

Упала в грязь, на срам себе и грузу?"

130 "О Марко мой, я все уразумел, -

Сказал я. – Вижу, почему левиты

Не получили ничего в удел.

133 Но кто такой Герардо знаменитый,

Который в диком веке, ты сказал,

Остался миру как пример забытый?"

136 "Ты странно говоришь, – он отвечал. -

Ужели ты, в Тоскане обитая,

Про доброго Герардо не слыхал?

139 Так прозвище ему. Вот разве Гайя,

Родная дочь, снабдит его другим.

Храни вас бог! А я дошел до края.

142 Уже заря белеется сквозь дым, -

Там ангел ждет, – и надо, чтоб от света

Я отошел, покуда я незрим".

145 И повернул, не слушая ответа.

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ Комментарии

1 Читатель, если ты в горах, бывало,

Бродил в тумане, глядя, словно крот,

Которому плева глаза застлала,

4 Припомни миг, когда опять начнет

Редеть густой и влажный пар, – как хило

Шар солнца сквозь него сиянье льет;

7 И ты поймешь, каким вначале было,

Когда я вновь его увидел там,

К закату нисходившее светило.

9 Так, примеряясь к дружеским шагам

Учителя, я шел редевшей тучей

К уже умершим под горой лучам.

13 Воображенье, чей порыв могучий

Подчас таков, что, кто им увлечен,

Не слышит рядом сотни труб гремучей,

16 В чем твой источник, раз не в чувстве он?

Тебя рождает некий свет небесный,

Сам или высшей волей источен.

19 Жестокость той, которая телесный

Сменила облик, певчей птицей став,

В моем уме вдавила след чудесный;

22 И тут мой дух всего себя собрав

В самом себе, все прочее отринул,

С тем, что вовне, общение прервав.

25 Затем в мое воображенье хлынул

Распятый, гордый обликом, злодей,

Чью душу гнев и в смерти не покинул.

28 Там был с Эсфирью, верною своей

Великий Артаксеркс и благородный

Речами и делами Мардохей.

31 Когда же этот образ, с явью сходный,

Распался наподобье пузыря,

Лишившегося оболочки водной, -

34 В слезах предстала дева, говоря:

"Зачем, царица, горестной кончины

Ты захотела, гневом возгоря?

37 Ты умерла, чтоб не терять Лавины, -

И потеряла! Я подъемлю гнет

Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".

40 Как греза сна, когда ее прервет

Волна в глаза ударившего света,

Трепещет миг, потом совсем умрет, -

43 Так было сметено виденье это

В лицо мое ударившим лучом,

Намного ярче, чем сиянье лета.

46 Пока, очнувшись, я глядел кругом,

Я услыхал слова: «Здесь восхожденье»,

И я уже не думал о другом,

49 И волю охватило то стремленье

Скорей взглянуть, кто это говорил,

Которому предел – лишь утоленье.

52 Но как на солнце посмотреть нет сил,

И лик его в чрезмерном блеске тает,

Так точно здесь мой взгляд бессилен был.

55 "То божий дух, и нас он наставляет

Без нашей просьбы и от наших глаз

Своим же светом сам себя скрывает.

58 Как мы себя, так он лелеет нас;

Мы, чуя просьбу и нужду другого,

Уже готовим, злобствуя, отказ.

61 Направим шаг на звук такого зова;

Идем наверх, пока не умер день;

Нельзя всходить средь сумрака ночного".

64 Так молвил вождь, и мы вступили в тень

Высокой лестницы, свернув налево;

И я, взойдя на первую ступень,

67 Лицом почуял как бы взмах обвева;

"Beati, – чей-то голос возгласил, -

Pacific!, в ком нет дурного гнева!"

70 Уже к таким высотам уходил

Пред наступавшей ночью луч заката,

Что кое-где зажглись огни светил.

73 «О мощь моя, ты вся ушла куда-то!» -

Сказал я про себя, заметя вдруг,

Что сила ног томлением объята.

76 Мы были там, где, выйдя в новый круг,

Кончалась лестница, и здесь, у края,

Остановились, как доплывший струг.

79 Я начал вслушиваться, ожидая,

Не огласится ль звуком тишина;

Потом, лицо к поэту обращая:

82 "Скажи, какая, – я сказал, – вина

Здесь очищается, отец мой милый?

Твой скован шаг, но речь твоя вольна".

85 "Любви к добру, неполной и унылой,

Здесь придается мощность, – молвил тот. -

Здесь вялое весло бьет с новой силой.

88 Пусть разум твой к словам моим прильнет,

И будет мой урок немногословный

Тебе на отдыхе как добрый плод.

91 Мой сын, вся тварь, как и творец верховный, -

Так начал он, – ты это должен знать,

Полна любви, природной иль духовной.

94 Природная не может погрешать;

Вторая может целью ошибиться,

Не в меру скудной иль чрезмерной стать.

97 Пока она к высокому стремится,

А в низком за предел не перешла,

Дурным усладам нет причин родиться;

100 Но где она идет стезею зла

Иль блага жаждет слишком или мало,

Там тварь завет творца не соблюла.

103 Отсюда ясно, что любовь – начало

Как всякого похвального плода,

Так и всего, за что карать пристало.

106 А так как взор любви склонен всегда

К тому всех прежде, кем она носима,

То неприязнь к себе вещам чужда.

109 И так как сущее неотделимо

От Первой сущности, она никак

Не может оказаться нелюбима.

112 Раз это верно, остается так:

Зло, как предмет любви, есть зло чужое,

И в вашем иле вид ее трояк.

115 Иной надеется подняться вдвое,

Поправ соседа, – этот должен пасть,

И лишь тогда он будет жить в покое;

118 Иной боится славу, милость, власть

Утратить, если ближний вознесется;

И неприязнь томит его, как страсть;

121 Иной же от обиды так зажжется,

Что голоден, пока не отомстит,

И мыслями к чужой невзгоде рвется.

124 И этой вот любви троякий вид

Оплакан там внизу; но есть другая,

Чей путь к добру – иной, чем надлежит.

127 Все смутно жаждут блага, сознавая,

Что мир души лишь в нем осуществим,

И все к нему стремятся, уповая.

130 Но если вас влечет к общенью с ним

Лишь вялая любовь, то покаянных

Казнит вот этот круг, где мы стоим.

133 Еще есть благо, полное обманных,

Пустых отрад, в котором нет того,

В чем плод и корень благ, для счастья данных.

136 Любовь, чресчур алкавшая его,

В трех верхних кругах предается плачу;

Но в чем ее тройное естество,

139 Я умолчу, чтоб ты решил задачу".

ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ Комментарии

1 Закончил речь наставник мой высокий

И мне глядел в глаза, чтобы узнать,

Вполне ли я постиг его уроки.

4 Я, новой жаждой мучимый опять,

Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело

Ему, быть может, слишком докучать".

7 Он, как отец, поняв, какое тлело

Во мне желанье, начал разговор,

Чтоб я решился высказаться смело.

10 И я: "Твой свет так оживил мне взор,

Учитель, что ему наглядным стало

Все то, что перед ним ты распростер;

13 Но, мой отец, еще я знаю мало,

Что есть любовь, в которой всех благих

И грешных дел ты полагал начало".

16 "Направь ко мне, – сказал он, – взгляд своих

Духовных глаз, и вскроешь заблужденье

Слепцов, которые ведут других.

19 В душе к любви заложено стремленье,

И все, что нравится, ее влечет,

Едва ее поманит наслажденье.

22 У вас внутри воспринятым живет

Наружный образ, к вам запав – таится

И душу на себя взглянуть зовет;

25 И если им, взглянув, она пленится,

То этот плен – любовь; природный он,

И наслажденьем может лишь скрепиться.

28 И вот, как пламень кверху устремлен,

И первое из свойств его – взлетанье

К среде, где он прочнее сохранен, -

31 Так душу пленную стремит желанье,

Духовный взлет, стихая лишь тогда,

Когда она вступает в обладанье.

34 Ты видишь сам, как истина чужда

Приверженцам той мысли сумасбродной,

Что, мол, любовь оправдана всегда.

37 Пусть даже чист состав ее природный;

Но если я и чистый воск возьму,

То отпечаток может быть негодный".

40 "Твои слова послушному уму

Раскрыли суть любви; но остается

Недоуменье, – молвил я ему. -

43 Ведь если нам любовь извне дается

И для души другой дороги нет,

Ей отвечать за выбор не придется".

46 "Скажу, что видит разум, – он в ответ. -

А дальше – дело веры; уповая,

Жди Беатриче, и обрящешь свет.

4 4 Творящее начало, пребывая

Врозь с веществом в пределах вещества,

Полно особой силы, каковая

52 В бездействии незрима, хоть жива,

А зрима лишь посредством проявленья;

Так жизнь растенья выдает листва.

55 Откуда в вас зачатки постиженья,

Сокрыто от людей завесой мглы,

Как и откуда первые влеченья,

58 Подобные потребности пчелы

Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго,

Для этой первой воли, ни хулы.

61 Но вслед за ней других теснится много,

И вам дана способность править суд

И делать выбор, стоя у порога.

64 Вот почему у вас ответ несут,

Когда любви благой или презренной

Дадут или отпор, или приют.

67 И те, чья мысль была проникновенной,

Познав, что вам свобода врождена.

Нравоученье вынесли вселенной.

70 Итак, пусть даже вам извне дана

Любовь, которая внутри пылает, -

Душа всегда изгнать ее вольна.

73 Вот то, что Беатриче называет

Свободной волей; если б речь зашла

О том у вас, пойми, как подобает".

76 Луна в полночный поздний час плыла

И, понуждая звезды разредиться,

Скользила, в виде яркого котла,

79 Навстречу небу, там, где солнце мчится,

Когда оно за Римом для очей

Меж сардами и корсами садится.

82 И тень, чьей славой Пьетола славней

Всей мантуанской области пространной,

Сложила бремя тяготы моей.

85 А я, приняв столь ясный и желанный

Ответ на каждый заданный вопрос,

Стоял, как бы дремотой обуянный.

88 Но эту дрему тотчас же унес

Внезапный крик, и показались тени,

За нами обегавшие утес.

91 Как некогда Асоп или Исмений

Видали по ночам толпу и гон

Фивян во время Вакховых радений,

94 Так здесь несутся, огибая склон, -

Я смутно видел, – в вечном непокое

Те, кто благой любовью уязвлен.

97 Мгновенно это скопище большое,

Спеша бегом, настигло нас, и так,

Всех впереди, в слезах кричали двое:

100 "Мария в горы устремила шаг,

И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,

В Испанию, где ждал в Илерде враг".

103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью

Быть вялым! – сзади общий крик летел. -

Нисходит милость к доброму усилью".

106 "О вы, в которых острый пыл вскипел

Взамен того, как хладно и лениво

Вы медлили в свершенье добрых дел!

109 Вот он, живой, – я говорю нелживо, -

Идет наверх и только солнца ждет;

Скажите нам, где щель в стене обрыва".

112 Так встретил вождь стремившийся народ;

Одна душа сказала, пробегая:

"Иди за нами и увидишь вход.

115 Потребность двигаться у нас такая,

Что ноги нас неудержимо мчат;

Прости, наш долг за грубость не считая.

118 Я жил в стенах Сан-Дзено как аббат,

И нами добрый Барбаросса правил,

О ком в Милане скорбно говорят.

121 Одну стопу уже во гроб поставил

Тот, кто оплачет этот божий дом,

Который он, имея власть, ославил,

124 Назначив сына, зачатого злом,

С душой еще уродливей, чем тело,

Не по уставу пастырствовать в нем".

127 Толпа настолько пробежать успела,

Что я не знаю, смолк он или нет;

Но эту речь душа запечатлела.

130 И тот, кто был мне помощь и совет,

Сказал: "Смотри, как двое там, зубами

Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".

133 "Не раньше, – крик их слышался за нами, -

Чем истребились те, что по дну шли,

Открылся Иордан пред их сынами.

136 И те, кто утомленья не снесли,

Когда Эней на подвиг ополчился,

Себя бесславной жизни обрекли".

139 Когда их сонм настолько удалился,

Что видеть я его уже не мог,

Во мне какой-то помысел родился,

142 Который много всяких новых влек,

И я, клонясь от одного к другому,

Закрыв глаза, вливался в их поток,

145 И размышленье претворилось в дрему.

ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Комментарии

1 Когда разлитый в воздухе безбурном

Зной дня слабей, чем хладная луна,

Осиленный землей или Сатурном,

4 А геомантам, пред зарей, видна

Fortuna major там, где торопливо

Восточная светлеет сторона,

7 В мой сон вступила женщина: гугнива,

С культями вместо рук, лицом желта,

Она хромала и глядела криво.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: