Капитан из Кепеника (Der Hauptmann von Kopenick)
НЕМЕЦКАЯ СКАЗКА В ТРЕХ АКТАХ (EIN DEUTSCHES MARCHEN IN DREI AKTEN)
(1930;
Капитан фон Шлеттов примеряет новый мундир, заказанный в ателье военного портного, еврея Адольфа Вормсера, в Потсдаме. Это весьма известное в начале века офицерское ателье, Вормсер — королевский придворный поставщик.
Несмотря на заверения закройщика Вабшке, что мундир сидит на капитане как влитой, фон Шлеттов «кожей» чувствует какое-то неудобство, что-то неуловимо «неуставное». Осматривая себя со всех сторон в зеркале, он замечает, что сзади, на ягодицах, пуговицы расставлены шире, чем положено по уставу. С помощью сантиметра Вормсер сам делает необходимые замеры и признает, что пуговицы пришиты на полсантиметра шире уставных норм. Капитан одергивает смеющегося над такими мелочами закройщика, поясняя ему, что солдат проверяется именно на мелочах, в этом заключен глубочайший смысл. Вормсер поддерживает фон Шлеттова — Германия может за-
воевать мир, выполняя строевой устав и почитая классиков. Пуговицы будут немедленно перешиты в соответствии с уставом.
Вильгельм Фойгт, бывший сапожник, затем уголовник, отсидевший много лет в исправительной тюрьме, пытается найти работу. Без паспорта его нигде не принимают, и он приходит в полицейский участок. Фойгг смиренно рассказывает о своих проблемах и просит выдать документы, необходимые для трудоустройства. Околоточный объясняет бестолковому посетителю, у которого такое сомнительное прошлое, что сначала тот должен стать порядочным, работающим человеком. До Фойгта доходит, что ему, видимо, придется таскать свою судимость при себе, «как нос на лице».
В воскресное утро, после проведенной на вокзале ночи, Фойгт сидит в берлинском кафе «Националь» со своим прежним сокамерником по кличке Калле и на последние гроши пьет кофе. Калле предлагает ему стать членом воровской шайки и зарабатывать приличные деньги, но Фойгг категорически отказывается, он все же надеется найти честный заработок.
Капитан фон Шлеттов играет в кафе в бильярд. Он без мундира, так как офицерам запрещено посещать злачные места. Капитан признается своему партнеру — доктору Еллинеку, что чувствует себя совсем другим человеком в штатском, «чем-то вроде половинной порции без горчицы». Он придерживается заповеди, воспринятой от покойного отца-генерала — офицерское звание налагает высокую ответственность перед обществом. Капитан сообщает доктору, что заказал себе новый мундир, который похож на «вороного жеребца, которого только что выскребли».
В кафе пьяный гвардейский гренадер учиняет скандал. Оскорбленный за честь мундира, фон Шлеттов на правах капитана требует от гренадера покинуть кафе. Тот отказывается подчиниться «паршивому штафирке» — штатскому, называющему себя капитаном, и ударяет его по лицу. Фон Шлеттов бросается на гренадера, завязывается драка, затем обоих уводит полицейский. Симпатии собравшейся толпы явно на стороне гренадера, а не штатского. Будучи свидетелем этой сцены, Фойгт прекрасно понимает ее смысл.
После скандала в общественном месте фон Шлеттов вынужден подать в отставку. Ему уже не понадобится новый мундир с безупречно пришитыми пуговицами.
Мундир приобретает доктор Обермюллер, работающий в городской управе. Ему присвоено звание лейтенанта запаса, он должен уча-
ствовать в воинских учениях, что весьма важно и для его штатской карьеры.
Новая обувная фабрика объявляет о наборе на работу, и Фойгг приходит в отдел найма с отличной рекомендацией от директора тюрьмы, где он шил сапоги для военных. Фойгту снова отказывают — у него нет ни паспорта, ни послужного списка, ни армейского духа. уходя, Фойгт иронически замечает, что не ожидал попасть вместо фабрики в казарму.
Фойгт и Калле проводят ночь в ночлежке, где у них на глазах полиция арестовывает как дезертира хилого парнишку, сбежавшего из казармы. Отчаявшись в попытках начать честную жизнь, Фойгт задумывает дерзкий план — проникнуть ночью через окно в полицейский участок, найти и сжечь папку со своим «делом», забрать какой-нибудь «настоящий» паспорт и с ним удрать за границу. Калле готов помогать Фойгту, намереваясь захватить кассу с деньгами.
Обоих ловят на месте преступления и снова отправляют в исправительную тюрьму. На этот раз Фойгт проводит в ней десять лет.
Наступает последний день тюремного заключения Фойгта. Директор тюрьмы ведет с заключенными традиционный «урок патриотизма» — боевые занятия с целью обучения «сущности и дисциплине» прусской армии. Директор доволен блестящими познаниями Фойгта и уверен, что это обязательно пригодится ему в дальнейшей жизни.
После выхода из тюрьмы Фойгт живет в семье своей сестры, что не решался делать десять лет назад, чтобы не причинять ей неприятностей. Но теперь ему пятьдесят семь лет и уже нет сил ночевать где придется. Муж сестры Хопрехт служит в армии и надеется, что его произведут в вице-фельдфебели. Хопрехт отказывается помочь Фойгту ускорить получение паспорта, все должно идти по порядку, законным путем и без нарушений. Он уверен как в своем долгожданном повышении, так и в устройстве дел Фойгта, «на то мы и в Пруссии».
Доктор Обермюллер, бургомистр городка Кепеника под Берлином, вызван на императорские маневры. Он заказывает себе новый мундир, а старый возвращает его создателю, закройщику Вабшке, как аванс в счет уплаты за новый. Вабшке иронизирует, что для маскарада он еще может пригодиться.
В шикарном ресторане Потсдама происходит пышное празднество по случаю императорских маневров. Оно устроено уважаемым в городе военным портным Вормсером, имеющим теперь чин советника коммерции. Его дочь танцует в офицерском мундире — том самом, еще от фон Шлеттова. Вызывая общий восторг и умиление,
она заявляет, что готова учредить дамский полк и начать войну. Настроение Вормсера омрачает его сын Вилли, который за шесть лет дослужился лишь до чина ефрейтора и явно не годится в офицеры. Пытаясь услужить одному офицеру, Вилли опрокидывает шампанское и заливает мундир сестры. Теперь мундир сбывается в лавку старьевщика.
Фойгт дважды подает прошение на получение документов, но не успевает получить их в положенный срок, так как в полиции размещаются участники военных маневров. Фойгту приходит предписание на выселение в течение сорока восьми часов.
Хопрехт возвращается с учений без давно обещанного повышения в чине. Он раздражен и понимает, что его обошли несправедливо, но на негодующие реплики Фойгга реагирует «как пастор» — рано или поздно каждый получит «свое». «Тебя — не повышают, меня — высылают» — так определяет это «свое» уставший Фойгт. Но Хопрехт уверен, что в его любимой Пруссии властвует здоровый дух. Он призывает Фойгта проявить терпение, подчиниться, следовать порядку, приспособиться. Фойгт любит родину, как и Хопрехт, но знает, что с ним творят беззаконие. Ему не позволяют жить в своей стране, он ее и не видит, «кругом одни полицейские участки».
фойгт заявляет Хопрехту, что не хочет уходить из жизни жалким, он хочет «покуражиться». Хопрехт убежден, что Фойгт — человек опасный для общества,
В лавке старьевщика Фойгт покупает все тот же самый мундир, переодевается в него в вокзальной уборной и приезжает на станцию Кепеник. Там он останавливает вооруженный уличный патруль во главе с ефрейтором, приводит в ратушу и велит арестовать бургомистра и казначея. Ошеломленному Обермюллеру «капитан» заявляет, что имеет на то приказ его величества императора. Оба подчиняются почти без возражений, приученные, что «приказ есть приказ», у «капитана» есть, видимо, «абсолютные полномочия». Фойгт отправляет их под охраной сторожа магистрата в Берлин, а сам забирает кассу — «для ревизии». Фойгт не знал главного — в магистрате не было паспортов.
Под утро Фойгт просыпается в пивном погребке и слышит, как возчики, шоферы и официанты обсуждают происшествие, героем которого был он сам. Все восхищаются молниеносно проведенной операцией и «капитаном из Кепеника», оказавшимся вдобавок «липовым». Мрачный и безучастный, в своем старом костюме, фойгт
читает экстренные выпуски газет, с восхищением повествующих о проделке «дерзкого шутника», Фойгт слышит, как читают вслух объявление о его розыске, с приметами «капитана из Кепеника» — костлявый, кособокий, болезненный, ноги «колесом».
В берлинском сыскном отделении побывало уже сорок задержанных, но среди них явно нет «капитана». Сыщики склоняются к тому, чтобы вообще закрыть это дело, тем более что в секретных донесениях сообщается, что его величество смеялся и был польщен, узнав о случившемся: теперь всем ясно, что «немецкая дисциплина — это великая сила».
В этот момент вводят Фойгта, который решил сам сознаться во всем, надеясь, что это ему зачтется и после очередной отсидки ему не откажут в документах. Ему нужно «хоть раз в жизни получить паспорт», чтобы начать настоящую жизнь. Фойгт сообщает, где спрятан мундир, который вскоре доставляют.
Убедившись, что перед ними действительно «лихой» «капитан из Кепеника», начальник следственного отдела снисходительно и благодушно интересуется, как ему пришла в голову идея провернуть все дело под видом капитана. Фойгг простодушно отвечает, что ему, как и каждому, известно, что военным все дозволено. Он надел мундир, «отдал сам себе приказ» и выполнил его.
По просьбе начальника Фойгг снова надевает мундир и фуражку, и все невольно становятся по стойке «смирно». Небрежно приложив руку к козырьку, Фойгт отдает команду «Вольно!». Под общий хохот он обращается с серьезной просьбой — дать ему зеркало, он никогда еще не видел себя в мундире. Выпив для подкрепления сил стакан любезно предложенного ему красного вина, Фойгт смотрит на себя в большое зеркало. Постепенно им овладевает неудержимый хохот, в котором слышится одно слово: «Невозможно!»
А. В. Дьяконова
Генерал дьявола (Des Teufels General)
Драма (1946)
Генерал авиации Харрас принимает гостей в ресторане Отто. Это единственный ресторан в Берлине, в котором по специальному разрешению Геринга можно проводить приватные банкеты в военное
время. Соответственным образом в одном из залов вмонтировано новейшее подслушивающее устройство для гестапо.
Генерал прибывает в ресторан из имперской канцелярии с официального приема, именуемого им «пивными посиделками фюрера». Зато у Отто имеется французское шампанское, закуска из Норвегии, дичь из Польши, сыр из Голландии и другие «плоды победы» из оккупированных стран. Икры из Москвы, естественно, нет.
Харрас стал легендарным летчиком еще в первой мировой войне, но ему нельзя дать больше сорока пяти лет, его открытое молодое лицо привлекательно. В числе его гостей культурлейтер Шмидт-Лаузиц, крупный авиапромышленник фон Морунген, а также друзья и близкие люди. Генерал отмечает пятидесятую победу в воздушном бою своего друга и ученика, полковника Айлерса, Это скромный офицер, смущенный общим вниманием, он торопится поднять бокал за здоровье генерала. Один лишь культурлейтер невпопад осушает бокал под «Хайль Гитлер». Айлерс получил короткий отпуск, и его жена Анна, дочь фон Морунгена, мечтает поскорее увезти его домой.
Вторая дочь Морунгена, Манирхен, самоуверенная и развязная особа, уверяет, что не стремится к браку. Для этого требуется получить кучу бумаг — о безупречной арийской родословной, половой потенции и т. п. Пользуясь лексиконом Союза немецких девушек, она авторитетно рассуждает о проблемах расы и пола, флиртует.
Приходят четверо летчиков из эскадрильи Айлерса, награжденные Большим железным крестом. Они прибыли с Восточного фронта, где бомбили Ленинград. Летчики признают, что русские еще «зададут перцу», но в конечной победе Германии не сомневаются.
Появляются три актрисы, с одной из которых, Оливией Гайс, Харрас поддерживает многолетнее знакомство. Она приводит с собой племянницу Диддо, юную и красивую. Оливия знакомит Харраса с Диддо», для которой он своего рода «идеальный образец» — «памятник старины», как уточняет генерал, любующийся девушкой.
Между тем адъютант сообщает генералу секретные сведения о «неприятностях» германской армии под Москвой. Генерал считает войну с Россией ошибкой Гитлера, он тщетно через Геринга пытался остановить поход на Восток.
Такие опасные разговоры ведутся в отсутствие культурлейтера, которого генерал называет секретным сотрудником гестапо, а то, куда Шмидт-Лаузиц направляет культуру, — «выгребной ямой».
Наедине с Морунгеном Харрас говорит об авариях, происходящих с самолетами, только что сходящими с конвейера. Генерал откровенен с промышленником, считая его своим другом. Он сомневается в наличии на авиазаводах подпольных организаций, способных на такие дерзкие диверсии. Генерал допускает даже, что диверсии могут быть делом рук гестапо, готовящего ему западню — Харрас лично отвечает за контроль над авиатехникой.
Харрас полагает, что его, слишком острого на язык и откровенного в симпатиях и антипатиях, гестапо пока не тронет, он нужен как профессионал. Смыслом его жизни всегда было летное дело. Война — стихия генерала, но убивать он не любит. Он признается Морунгену, что ему, возможно, было бы легче на душе, если бы он бомбил имперскую канцелярию, а не Кремль или Букингемский дворец. В целом ему жилось прекрасно: «девочек — вволю», «вина — хоть залейся», «полетов — сколько угодно». Морунгену кажется, что Харрас как будто подводит итоги.
Генерал замечает, что молодой летчик Хартман молчалив и мрачен, ему удается вызвать его на откровенность: невеста Хартмана Манирхен сообщила, что разрывает свою помолвку с ним из-за того, что он не может получить справку о чистоте расы. Летчик теперь ждет смерти на поле боя. После долгого и задушевного разговора с ним Харрас надеется, что ему удалось убедить летчика в ценности собственной жизни.
Оливия просит генерала помочь в спасении профессора Бергмана, еврея, хирурга с волшебными руками, который только что временно освобожден из концлагеря. Генерал уже имеет опыт в подобных делах, он может предоставить профессору свой спортивный самолет, готовый к вылету в Швейцарию. Его поведет жена профессора — чистокровная арийка, летчица.
Вскоре между Харрасом и Шмидтом-Лаузицем на виду у всех происходит резкий разговор, в котором культурлейтер проявляет сильнейшую ненависть к евреям, а генерал — презрение к таким «свиньям», как он. Культурлейтер уходит, а генерал со вздохом облегчения продолжает банкет.
Харрасу поступает важное донесение — отпуска летчикам отменяются, они срочно командируются на фронт. Айлерс отдает распоряжение об утреннем сборе, он готов выполнять распоряжения фюрера безоговорочно. Айлерс верит в себя, в Германию и в победу, не сомневается, что все делается во имя будущего мира.
Через несколько дней Харраса хватает гестапо и держит у себя две недели. По газетным сообщениям, которым друзья не верят, он находится на Восточном фронте.
В день возвращения Харраса домой к нему приходит Шмидт-Лаузиц и диктует условия его реабилитации для гестапо. Генерал должен установить причины и принять меры к пресечению актов саботажа при изготовлении боевых машин. Он подозревается в содействии «враждебным государству элементам». Культурлейтер устанавливает Харрасу десятидневный срок и говорит, что сам и десяти минут не колебался бы для обезврежения такого человека, как генерал. Харрас отвечает ему тем же и понимает, что получил всего лишь «отсрочку».
К Харрасу приходит обеспокоенная его судьбой Диддо, и между ними происходит объяснение в любви. Генерал предупреждает, что его жизнь теперь ничего не стоит, «облава началась». Он еще способен защищаться — для Диддо, их счастья.
Оливия сообщает потрясенному генералу, что Бергман и его жена приняли яд как «единственный путь к свободе». Оливия благодарит Харраса от имени супругов. Харрас понимает, что у каждого есть «свой еврей для совести», но этим не откупишься.
Приходят Морунген и Манирхен. Промышленник, подставивший генерала в деле с аварией самолетов, предлагает ему единственный путь к спасению — вступить в партию и передать военную авиацию В руки Гиммлера, СС. Харрас не хочет спасения такой ценой.
Приносят газеты — спецвьшуск с траурной рамкой: Айлерс погиб в катастрофе при падении самолета над аэродромом, фюрер отдал приказ устроить похороны на государственном уровне.
Манирхен разговаривает с Харрасом с глазу на глаз. Она считает его одним из немногих «настоящих мужчин» и не хочет, чтобы он губил себя. Дочь Морунгена признается ему в любви и предлагает с ее помощью бороться за власть и влияние в стране. Харрас отказывается в оскорбительной для Манирхен форме. Он уже понял, что она агент гестапо.
Наступает 6 декабря 1941 г. — последний день отведенного Харрасу срока. Он сидит в техническом бюро военного аэродрома вместе е-инженером Овербрухом, которого знает много лет. Айлерс сказал как-то, что Овербруху можно доверить «все состояние без расписки». Оба составляют отчет для следственной комиссии. Овербрух подписывает отчет, в котором не указаны причины аварий — они не установлены. Приводят двух подозреваемых рабочих, которые отказываются
отвечать на вопросы генерала. Он жалеет этих людей, которым предстоит допрос в гестапо.
Харрас испытующе смотрит на инженера и говорит, что не может воспользоваться последним шансом. Ему нечего сказать гестапо, и от него, уже ненужного и опасного, ждут, вероятно, «джентльменского» ухода из жизни — револьвер ему оставлен. Но генерал намерен использовать оружие против врага.
Харрас просит Овербруха поверить в его порядочность и сказать правду. Инженер верит генералу: правда заключается в том, что он сам и другие люди, неизвестные и безымянные, у которых общая цель и общий враг, борются за поражение Германии в этой войне. Погибать приходится и тем, кто служит «оружием врага», оружием, которым он может победить. Так погиб Айлерс — друг Овербруха. Участников движения Сопротивления не останавливает гибель того, кого они любят, как не останавливает и собственная смерть.
Овербрух хочет спасти генерала, считая, что он может принести помощь движению. Он предлагает ему бежать в Швейцарию.
Харрас отказывается — для него, ставшего «генералом дьявола», уже поздно включаться в борьбу с ним. Но Овербрух, за которым стоит правое дело, должен выстоять. Харрас подписывает отчет — так лучше для инженера, и быстро выходит.
Овербрух бросается к окну и видит, как Харрас садится в машину, приготовленную к испытаниям, взлетает и набирает высоту. Затем шум мотора внезапно стихает.
Шмидт-Лаузиц сообщает в ставку фюрера, что генерал Харрас, исполняя свой долг, погиб при испытании боевой машины. Похороны на государственном уровне.
А. В. Дьяконова