2013-12-28
709
Все эти научные открытия часто истолковывались как свидетельство неспособности разума к объективному познанию мира, отказ от абсолютной истины и объективной реальности, от идей закономерности и причинности.
В среде историков росло стремление к обновлению тематики, познавательных методов и содержания исторической науки.
В 30-е годы на французское общественное мнение сильно повлияли мировой экономический кризис, наступление фашизма, угроза новой мировой войны, создание антифашистского Народного фронта.
С другой стороны, общие условия острого послевоенного кризиса, Октябрьская революция в России, революции в Германии и Австро-Венгрии дали мощный толчок подъему революционных и социалистических идей. Во Франции обострилась классовая борьба, значительно усилилось рабочее движение, возникла сильная Коммунистическая партия, возросло влияние марксизма. Общественное внимание гораздо больше, чем раньше стали привлекать экономические и социальные вопросы, положение трудящихся масс, народные движения. В то же время огромные жертвы и колоссальные социальные потрясения, связанные с первой в истории человечества мировой войной, революциями, национально-освбодительными движениями, массовыми эмиграциями, беженцами, еще более подорвали веру в общественный прогресс, вызвали настроения пессимизма и разочарования.
Вплоть до 1958 г. существовала только одна ученая степень, на которую могли претендовать французские историки (как и филологи), - степень доктора гуманитарных наук (docteur es lettres).
Кроме университетов, исследования в области истории традиционно велись в таких известных научно-учебных заведениях, как Коллеж де Франс, Высшая нормальная школа, Национальная школа хартий, Практическая школа высших знаний и др. В 1939 г. было создано особое государственное учреждение - Национальный центр научных исследований, задача которого состояла в поддержке научных исследований, однако, к началу второй мировой войны центр еще не успел развернуть свою деятельность.
Таким образом, в 20-е - 30-е годы наметился ряд новых тенденций в развитии мировой исторической науки и социальной мысли, которые в полной мере развернулись уже после второй мировой войны. В этом смысле, рассматриваемый период был временем их генезиса, как бы переходным этапом от историографии XIX века к современной исторической науке, периодом неоднозначным и противоречивым, но означавшим в целом дальнейший прогресс мировой исторической науки.
В рамках неомарксизма в 20-е годы зарождается и фрейдомарксизм, у истоков которого стоял австрийский психолог и мыслитель Вильгельм Райх (1897-1957). Стремясь соединить марксистскую концепцию революции с идеями Зигмунда Фрейда, он утверждал, что социальная революция невозможна без революции сексуальной, поскольку сохранение сексуального подавления формирует консервативный тип характера, человека, который склонен к слепому подчинению.
После прихода Гитлера к власти Институт перебрался в США, где присоединился к Колумбийскому университету в качестве ассоциированного учреждения. На новом месте, в политической обстановке, где не было ни массового рабочего движения, направленного на социалистические идеалы, ни сколько-нибудь заметной марксистской традиции, Институт постепенно стал приспосабливаться к окружающей среде, проводя историко-социологические исследования эмпирического характера и воздерживаясь от какого-либо участия в политической жизни.
В Западной Европе центром марксистских социальных исследований становится в это время Германия. В 1923 г. во Франкфурте-на-Майне создается независимый Институт социальных исследований во главе с историком австромарксистской школы Карлом Грюнбергом (1861-1940). В штат института входили как социал-демократы, так и коммунисты, он поддерживал тесные связи с Институтом Маркса - Энгельса в Москве и готовил совместное издание полного собрания сочинений Маркса и Энгельса, первый том которого вышел в 1927 г.
Марксистская историческая и общественная мысль этого периода развивалась в сложных условиях. Если в 20-е годы в советской историографии еще существовали возможности для известного разномыслия (Н. И. Кареев, Д. М. Петрушевский) и предпринимались попытки противостоять догматизации марксизма, обогатить его новейшими достижениями мировой историко-социологической мысли (А. И. Неусыхин), то на рубеже 20-30-х годов победа Сталина во внутрипартийной борьбе привела к деформации марксизма, превращавшегося из научного метода социально-исторического анализа и познания едва ли не в собрание догм, а подчас и средство простой пропаганды. Серьезная теоретическая деятельность фактически была прекращена.
Существенной чертой межвоенного периода являлась жесткая конфронтация между марксистской историографией и различными направлениями немарксистской исторической науки. Представителями первой были, прежде всего, советские историки, выступившие с особенно резкой критикой немарксистской методологии истории на международном конгрессе 1933 г. в Варшаве (В. П. Волгин и Н. М. Лукин).
В отличие от британской во французской исторической науке, в основном также позитивистской, тенденция к созданию широких обобщающих работ, к исследованию не отдельных событий и лиц, а крупных социальных и экономических процессов была выражена несравненно отчетливее. Во Франции связь между историей и другими гуманитарными науками, прежде всего социологией, была намного прочнее, чем в других странах.
В Германии, как и прежде, доминировали идеи идеалистического историзма и толкования прошлого в иррационалистском духе. Сложные социально-политические проблемы развития Веймарской республики и острые конфликты приводили к ярко выраженной политизации исторической науки, к размежеванию ученых на консервативно-национа-листическое, реваншистское крыло и пестрое либеральное направление, выступившее с критикой реакционных трактовок национальной истории. Значительную активность проявляли историки, стоявшие на демократических и марксистских позициях. Однако процесс либерализации и демократизации германской исторической науки в 1933 г. после прихода нацистов к власти оказался прерванным, многие талантливые ученые были вынуждены по расовым или политическим причинам покинуть Германию (после 1938 г. такой процесс развернулся и в Австрии) и эмигрировать большей частью в США или Великобританию. Сама же историческая наука постепенно превращалась в мифотворчество, в служанку идеологии и пропаганды национал-социализма, хотя в большинстве своем немецкие историки не разделяли постулатов нацизма и предпочитали заниматься подчеркнуто академическими и далекими от политической конъюнктуры проблемами.
С одной стороны, в распоряжении исследователей оказалось невиданное и недоступное прежде количество источников, обогативших базу историографии. Но поскольку все эти публикации имели преимущественно односторонний, а иногда даже и фальсификаторский характер, то это влекло за собой скепсис и разочарование в возможности действительно объективного и научного познания прошлого вообще. В различных странах этот скепсис проявлялся по-разному, имел свое национальное обличье.
Любопытно отметить в связи с этим парадокс, связанный с публикацией в 20-e годы многотомных серий дипломатических и внешнеполитических документов, предпринятых в большинстве стран-участниц мировой войны.
Таким образом, в 20-30-е годы в мировой историографии произошли явные изменения и наметились новые тенденции, хотя внешне сохранялось прежнее преобладание историографии позитивистского толка и политико-дипломатической истории, получившей дополнительный мощный стимул развития в обстановке жарких дискуссий о проблемах происхождения мировой войны и степени ответственности за нее отдельных государств.
В условиях послевоенного времени, когда историческая наука попала под огонь резкой критики и начала утрачивать популярность и прежний престиж, ряд ученых увидел причину этого в том, что история боится переходить от описания к обобщению и бросить вызов другим общественным наукам.
Замена господства политики господством экономики проявилась в устойчивом общепринятом выражении - социально-экономическая история, подразумевающем неразрывную прочную связь. Такое двуединство с приматом экономики во многом происходило под влиянием марксизма, хотя первыми крупными специалистами по экономической истории были не марксисты, а те ученые, которые находились под впечатлением от глубокого воздействия индустриализации на трансформацию общества и на изменение положения отдельных социальных групп.
Самое известное определение социальной истории дал британский ученый Дж. Тревельян, когда назвал ее историей без политики, т.е. она охватывала все сферы жизни человеческого общества за исключением политической. Но действительно самостоятельным предметом социальная история при столь неопределенной трактовке стать не могла.
Со становлением экономической истории было тесно связано и постепенно вызревающее в межвоенные годы оформление социальной истории. Ее контуры оставались еще неясными, границы - расплывчатыми, сама социальная история зачастую рассматривалась как придаток к истории хозяйства.
Общей тенденцией этого периода явилось становление современной экономической истории, тесно связанной с зародившейся тогда же, на рубеже 20-30-х годов количественной историей. Последняя получила толчок для своего развития в связи с созданием научной истории движения цен в виде длинных статистических рядов, охвативших огромный период от XIV до XIX в. и требующих математической обработки.
В мировой исторической науке межвоенного периода наблюдались как общие тенденции, так и специфические явления, обусловленные национальными особенностями и традициями. Лидирующее положение занимали французская и британская историческая наука, быстрыми темпами развивалась также историография США. Ведущая прежде во многих отношениях германская историческая наука в начале 20-х годов была оттеснена на второй план ввиду поражения и дискредитации ее националистических историко-политических концепций. Так, немецкие историки не были даже приглашены на первый после войны международный конгресс, состоявшийся в Брюсселе в 1923 г., они появились лишь на следующем конгрессе 1928 г. в Осло.
Социология и история должны быть свободны от оценочных суждений и связи с любой идеологией (методологический объективизм).
Все социально-исторические явления должны быть описаны и выражены количественно (квантификация).
Истинность всех научных понятий, гипотез и утверждений должна устанавливаться на основе эмпирических процедур и практической проверяемости (верификация).
Субъективные аспекты человеческого поведения можно исследовать анализом не сознания, которое в принципе непосредственно не наблюдаемо, а открытых поступков и поведения (бихевиоризм).
Методы социально-исторического исследования должны быть такими же точными, строгими и объективными, что и методы естественных наук (сциентизм).
Экономическая история, которая получила в то время наибольшее развитие в Великобритании, Франции и США, соединила целый раздел истории с другой важнейшей гуманитарной наукой - экономикой, сохранив при этом стремление изучать не застывшие структуры, а движение, развитие, изменения в сфере экономики. Начав с движения в области цен, она пыталась выяснить волновую структуру и конъюнктурную динамику в сфере хозяйства. Не случайно, классическая работа того периода, созданная французским ученым Франсуa Симианом (1873-1935) называлась "Долгосрочные экономические колебания и мировой кризис" (1932). Не производство и отношения, возникающие в его сфере, а процессы обмена и распределения являлись главным объектом исследования экономических историков.
Так, французский ученый Анри Берр (1863-1954) полагал, что история должна объединиться с психологией и социологией и попытаться объяснить эволюцию человечества глубже, чем любая другая отдельно взятая гуманитарная дисциплина. Это было стремлением возродить ту исключительную роль, которую играла историческая наука в XIX веке и утратила в первой половине ХХ века, превратившись из "наставницы жизни" в науку узких специалистов-профессионалов. При всех своих притязаниях она была неспособна к синтезу и не предлагала собственного взгляда на мир. В лучшем случае, история заимствовала отдельные положения и выводы из экономики, статистики, антропологии, психологии, географии, социологии. Такое положение и стремилась преодолеть школа "Анналов", но и ей в целом не удалась попытка сделать социальную историю стержнем гуманитарных исследований.
Растущий интерес к социальным и экономическим аспектам исторического процесса сопровождался усилением разработки истории рабочего и, отчасти, социалистического движения, ставшей благодаря усилиям британской лейбористской историографии во главе с Джорджем Коулом (1889-1959) и американской "висконсинской школы", руководимой Джоном Коммонсом (1862-1945), общепризнанным и равноправным сюжетом академических исследований. Одним из центров изучения этих проблем стал созданный в 1935 г. в Амстердаме Международный институт социальной истории.
В еще меньшей степени идеологизация коснулась историографии в фашистской Италии, где тоталитарная система вообще не достигла такой степени зрелости, как в Германии. Среди итальянских историков преобладали идеи неогегельянской "этико-политической" школы Б. Кроче и сохранялся известный простор для либерального толкования прошлого с некоторым националистическим оттенком.
Неогегельянство было едва ли не единственным философским учением, укоренившимся в тот период на британской почве и представленным, прежде всего, Р. Коллингвудом. В целом английские историки почти не проявляли интереса к теоретико-методологическим проблемам и продолжали линию традиционного эмпиризма. Позитивистски окрашенный эмпиризм был присущ как ведущему либеральному направлению, так и выступившей с его резкой и во многом обоснованной критикой консервативной "ревизионистской" школе Льюиса Нэмира.
Быстро развивавшаяся в те годы американская историография, ведущим в которой было экономическое направление во главе с Ч. Бирдом, отдавая в теории дань неокантианству и презентизму, на практике придерживалась эмпиризма. Помимо прагматизма, на американскую историческую науку определенное влияние оказывала философия критического реализма. Книга одного из крупнейших ее представителей А. О. Лавджоя "Великая цепь бытия" (1936) сыграла большую роль в становлении школы "интеллектуальной истории". Она ориентировалась на изучение социально-экономических, философских, научных, религиозных, эстетических идей, игравших ключевую роль в процессе познания. Практическим применением этих принципов стала работа П. Миллера "Новоанглийская мысль" (1935), в которой впервые появился сам термин "интеллектуальная история", а прошлое Новой Англии как определенного социального и культурно-географического региона трактовалось на основе анализа идей пуританизма, наиболее распространенного среди поселенцев.
Создание центра марксистских исследований в капиталистической Германии было новым явлением, которое означало определенное отделение теории от политики. Такая тенденция четко проявилась после того, как в 1929 г. Грюнберг ушел в отставку, а новым директором стал философ Макс Хоркхаймер (1895-1973). Под его руководством Институт переориентировался от изучения традиционных проблем рабочего движения на солидной эмпирической базе к разработке "социальной философии". Перемены выразились и в том, что в 1932 г. вместо прежнего "Архива истории социализма и рабочего движения" институт стал издавать новый периодический орган под нейтрально звучащим названием "Журнал социальных исследований", а большинство его сотрудников в отличие от первого состава не принимало активного участия в политической деятельности.
Примечательной чертой в развитии мировой марксистской мысли этого периода стало зарождение так называемого "западного марксизма" или "неомарксизма", основные идеи которого впервые были изложены в книгах венгерского философа Дьёрдя Лукача (1885-1971) "История и классовое сознание" (1923) и немецкого ученого и политического деятеля Карла Корша (1886-1961) "Марксизм и философия" (1923), а также в меньшей степени в ставших известными лишь после второй мировой войны "Тюремных тетрадях" итальянского революционера и мыслителя Антонио Грамши (1891-1937).
В их работах идеи Маркса дополнялись принципами неогегельянства, неокантианства, "философии жизни" и фрейдизма. В центр марксистской философии помещался человек как субъект исторического действия, а центральным основополагающим понятием выступала категория отчуждения, понимаемая в социально-экономическом смысле. Многие идеи были почерпнуты Лукачем у Макса Вебера, а Грамши использовал категорию "этико-политической истории", разработанную Бенедетто Кроче. Теория Маркса стала объектом критики неомарксистов за ее "механистичность" и жесткий "экономический детерминизм". Но речь шла не об ошибках марксизма в собственно экономической области, а о неправомерной абсолютизации такого подхода к сфере культуры, об игнорировании взаимоотношений индивида и общества.
Неомарксистская критическая школа ориентировалась не на экономические, а на социокультурные проблемы, на исследование культурных феноменов как отражения реалий современного общества. Она стремилась исследовать подавление личности окружающей ее и господствующей над ней культурной средой. Сама капиталистическая цивилизация рассматривалась Коршем и Лукачем как фатальный процесс прогрессирующего "сумасшествия" разума, возрастания иррациональности в истории.
На основе психоанализа Райх пытался интерпретировать взаимоотношения между экономическим базисом и идеологией, в частности, при анализе германского национал-социализма в книге "Массовая психология фашизма" (1933), где это явление объяснялось деструктивным невротическим началом в характере отдельного человека.
20) Французская историография межвоенного периода. Кризис позитивистской историографии. Формирование школы "Анналов".
В межвоенный период во Франции сохранялась организация науки, сложившаяся в конце XIX - начале XX веков. Главными центрами исторических исследований и подготовки историков были гуманитарные ("словесные") факультеты университетов, где работало большинство французских ученых. Только университеты имели право выдавать дипломы, принимать к защите диссертации и присуждать ученые степени, которые открывали путь к научной карьере.
Большую роль в координации работы историков по-прежнему играли научные общества и издаваемые ими журналы. После окончания первой мировой войны вновь развернули свою деятельность "Общество новой истории" и его журнал "Обозрение новой и современной истории" ("Revue d'histoire moderne et contemporaine"), "Общество по истории Французской революции", издававшее журнал "Французская революция"; ("Lа Revolution francaise"), "Общество по изучению робеспьеризма" с журналом "Революционные анналы" ("Аnnales revolutionnaires"), "Общество по истории революции 1848 г." органом которого являлся журнал "Революция 1848 г." "La Revolution de 1848") и многие другие общества историков.
Единственным общеисторическим журналом до конца 20-х годов оставалось основанное еще в 1876 г. "Историческое обозрение" ("Revue Historique"). Наряду с журналами очень важной формой распространения результатов исторических изысканий была публикация диссертаций, которым во Франции традиционно придавали большое значение.
Требования к докторским диссертациям были очень высокими. На защиту выносились сразу две диссертации: "основная" и "дополнительная". "Основная диссертация" должна была содержать научное исследование крупной исторической проблемы, основанное на исчерпывающем изучении всех имеющихся по данному вопросу источников, в первую очередь, архивных документов. "Дополнительная диссертация" имела целью показать компетенцию автора в области источниковедения и историографии. Она могла состоять из историографического очерка или публикации документов с комментариями. Как правило, работа над диссертацией требовала значительного времени (часто 10-15 лет), но в результате формировалась целая библиотека крупных научных исследований, выполненных на высоком профессиональном уровне.
Развитие исторической науки в межвоенный период во многом определялось общественно-политической ситуацией и особенностями духовной культуры того времени. После победоносного окончания войны во Франции широко распространились патриотические и националистические настроения. Целый ряд официальных церемоний: "Парад Победы" в 1919 г., празднества по случаю возвращения Эльзаса и Лотарингии, "вечный огонь", зажженный в 1923 г. под Триумфальной аркой в честь "неизвестного солдата", были направлены на закрепление чувств "единства нации", "верности Родине", "неразрывных связей" Франции и ее колониальных владений.
Новое поколение историков уже не удовлетворяла традиционная позитивистская историография, уделявшая главное внимание описанию событий политической, дипломатической и военной истории. По свидетельству известного французского историка-марксиста Пьера Вилара, поколение 20-х годов волновали новые проблемы: "демография, миграция, колонизация, развитие городов и промышленности, изменения системы сельскохозяйственного производства, прогресс энергетики, а также, еще более близкие к живой, трепещущей истории, кризис Британской империи, будущее огромных пространств Америки, пробуждение народных масс в Азии, рождение советских планов"[1].
Эти поиски новых путей были тесно связаны с общей интеллектуальной атмосферой межвоенного времени. Начавшийся в XX веке "кризис физики" и последовавшие в первые послевоенные годы крупнейшие научные открытия, (прежде всего в области теории относительности и квантовой механики) привели к пересмотру прежней механистической картины мира. В отличие от предвоенного времени, когда научные открытия обычно оставались достоянием узкого круга специалистов, они освещались в массовой печати и входили в сознание широких слоев населения.
Исключительно большое впечатление на общественное сознание произвел установленный А. Эйнштейном "принцип относительности", согласно которому не существует независимой от наблюдателя абсолютной системы отсчета физических явлений, как не существует и "абсолютного времени", не связанного с какой-либо системой отсчета. В свою очередь, квантовая механика доказала, что невозможно одновременно точно измерить импульс и координаты элементарных частиц. Обладая свойствами и частицы и волны, они не имеют строго определенной траектории, и закономерности микромира носят вероятностный характер. С огромным интересом были восприняты исследования австрийского психиатра З. Фрейда, начатые еще в начале XX века, но получившие широкую известность в межвоенный период. Они выявили, что поведение человека часто определяется не его сознанием, а "подсознанием", закрепившимися в подсознании "комплексами" вины, страха, сексуальными влечениями и т. п.
Большую популярность приобрели в это время труды французского философа А. Бергсона, который, по его собственным словам, стремился "преодолеть точку зрения разума" и утверждал, что подлинное понимание жизни и творческой деятельности человека дается не разумом, а интуицией.
Пересмотр унаследованной от XIX века естесвенно-научной картины мира не мог не найти отражения в науках об обществе, в том числе и в исторической науке. Революция в естествознании, особенно, - как выражался видный французский историк Люсьен Февр, - "великая и драматическая теория относительности"[2], остро поставили общие вопросы о сущности и принципах научного познания, о типе научного мышления. Друг и единомышленник Февра, историк Марк Блок, писал: "Кинетическая теория газов, эйнштейновская механика, квантовая теория коренным образом изменили то представление о науке, которое еще вчера было всеобщим. Представление это не стало менее высоким - оно сделалось более гибким. На место определенного последние открытия во многих случаях выдвинули бесконечно возможное; на место точно измеримого - понятие вечной относительности меры"[3].
Блок и Февр отчетливо ощущали, что "вся концепция мира, вся стройная система, выработанная поколениями ученых в течение следовавших друг за другом веков, разлетелась вдребезги... Нужно было заменить старые теории новыми. Нужно было пересмотреть все научные понятия, которыми пользовались до сих пор"[4].
Позитивистская историография и ее критики. После окончания первой мировой войны историки традиционно-позитивистского направления сохраняли большое влияние на французскую историческую науку. Они возглавляли исторические кафедры в большинстве французских университетов, определяли курс журнала "Историческое обозрение", являлись авторами самых крупных коллективных трудов и учебников.
В 1920-1922 гг. под редакцией старейшины позитивистской школы Э. Лависса вышла в свет монументальная "История современной Франции от революции до мира 1919 года" (10 тт.). Одним из ее основных авторов был главный идеолог методологии позитивизма Ш. Сеньобос. В 1929 г. завершилось издание "Истории французской нации" (19 тт.), предпринятое группой историков-позитивистов во главе с Г. Аното. В 1933 г. Сеньобос опубликовал "Искреннюю историю французской нации". Во всех этих работах история Франции рассматривалась прежде все как "история нации", которая, несмотря на внутренние раздоры и войны с другими державами неуклонно продвигалась по пути прогресса, цивилизации и демократии.
Поиски новых подходов к изучению процессов общественного развития в это время продолжали представители смежных с историей наук: философы, социологи, географы, экономисты, которые начали критиковать позитивистскую историографию еще в довоенный период.
Философ и социолог Анри Берр, выдвинувший до войны задачу создания целостного "культурно-исторического синтеза", в 1920 г. опубликовал первый том задуманной им грандиозной 100-томной серии монографий "Эволюция человечества". Она была призвана продолжить знаменитую "Энциклопедию" Дидро и осветить историю человечества с точки зрения синтеза всех гуманитарных наук[5]. Считая определяющим фактором исторического развития духовную жизнь, Берр выдвигал на первый план изучение культурно-исторических процессов.
Существенное воздействие на французскую историографию оказали труды некоторых географов, работавших в тесном контакте с историками. Особенно важное значение имела школа "географии человека", основателем которой был Пьер Видаль де ля Блаш (1845-1918). Эта школа изучала влияние на общество природного окружения и демографических факторов, как в прошлом, так и в настоящем. Ее представители первыми начали разрабатывать проблемы миграции населения, экономического и демографического роста, ставшие впоследствии объектом исторических исследований.
Продолжал начатые в довоенный период изыскания социолог и экономист Франсуа Симиан. Подвергнув критике историков-позитивистов за их пристрастие к эмпирическому описанию фактов, относящихся, главным образом, к политической истории, Симиан поставил задачу изучать массовые, повторяющиеся, статистически наблюдаемые совокупности экономических и социальных явлений на протяжении длительного периода времени. Главным предметом его исследований стала непривычная для большинства французских историков того времени тема: эволюция заработной платы, цен и доходов, а также их восприятие в "коллективной психологии" различных слоев общества.
Попытку пересмотра методологии позитивизма с релятивистских позиций предпринял начинавший тогда свою научную деятельность после обучения в Германии, молодой философ и социолог Раймон Арон. В 1938 г. он опубликовал книгу "Введение в философию истории", в которой обосновал релятивистское и субъективистское понимание истории в духе немецких неокантианцев.
Однако, ни Берр, ни Симиан, ни Арон, ни ученые из школы "географии человека" не были историками, и поэтому их воздействие на французскую историческую науку того времени все же было ограниченным.
Возникновение школы "Анналов". Главную роль в перестройке французской историографии сыграли историки Люсьен Февр (1878-1956) и Марк Блок (1886-1944). Профессор Дижонского и Страсбургского университетов, а затем глава кафедры истории современной цивилизации в Коллеж де Франс, Февр начинал свою научную работу в качестве географа. Позднее он обратился к истории средневековой культуры и исторической психологии. Талантливый писатель и полемист, Февр обладал и качествами выдающегося организатора науки.
