Гл А в А 9. Судьбы культуры и цивилизации в XX веке XX век в зеркале культурологической мысли

Литература

1. Гвардини Р. Конец нового времени //Вопр. филос. 1990 № 4.

2. Дмитриева Н. А. Краткая история искусства. М., 1990.

3. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс // Вопр. филос. 1989 № 3.

4. Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1987.

5. Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М.,1992.

6. Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995.

7. Хейзинга Й. Homo ludens. M., 1992.

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

В XX веке полностью обнаружились предсказанные еще Шпенглером кризисные явления техногенной цивилизации, возникшей на развалинах средневековья. Культура этой цивилизации сложилась на основе особых отношений человека и природы, человек стремился вырваться из зависимости от природы, и высшими ценностями культуры признавались господство человека над природой, прогресс, обновление, наращивание технологических и научных знаний. Развитие техники и технологии как орудий господства человека над природой стало главной целью общественного развития. В результате возникла ситуация, когда постоянное наращивание материального богатства на основе обновления техники превратило человека в простое орудие эффективной экономической деятельности. Выдающиеся гуманисты и мыслители XX в. с тревогой говорили о процессе деградации культуры. Пожалуй, нет ни одного крупного мыслителя XX в., который бы не отдал дань этой проблеме. Ожидание грядущих катастроф, понимание неизбывности, остроты и глобальности кризиса пронизывает творчество как западных, так и российских философов, социологов, культурологов. Кризис, подобно

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

«вездесущему» Шиве — индуистскому богу, «отвечающему» за разрушение ранее созданного, — проникает во все поры современного общества.

Глобальные кризисы, наиболее зримо проявившиеся в мировых войнах, экологических катастрофах, социальных и экономических катаклизмах — не являются сугубо национальным феноменом. Пессимистическое восприятие времени является общим местом в творчестве самых разных мыслителей. Однако характеристики, анализ, определение и пути выхода из кризисной ситуации специфическим образом трансформируются в западноевропейской и российской философской традиции.

Большинство российских и западноевропейских философов, как подчеркивал современный российский культуролог Ю. Н. Солонин, едины в понимании XX в. как кризисного, гибельного для культуры. Однако при этом между ними есть существенная разница в определении сущности кризиса. По мнению выдающегося русского философа Н. Бердяева, социокультурный кризис в России воспринимается глубже и эмоциональнее. Дело в том, что направленность на социальные преобразования часто отождествлялась с религиозным преображением жизни, сводилась к «явлению чуда» в судьбе народа. Спасение человека заключено в нем самом, в возникновении верующей воли к преображению жизни. Речь идет прежде всего о духовном преображении человечества, о восстановлении утраченной связи с Богом. С. Л. Франк утверждал, что человечество нуждается в истинной вере, существующей на уровне неосознанных устремлений воли к чему-то абсолютному, подлинному. И. А. Ильин особое внимание обращал на глубину воздействия кризиса на фундаментальные основы бытия русского человека, что является, по его мнению, более существенным моментом в нахождении причин русской революции, чем изучение политического или экономического аспектов кризисов. Для русского менталитета характерен напряженный поиск глубинных, абсолютных оснований выхода из кризиса общества и культуры.

Для западной рационалистической традиции (А. Вебер, Э. Гуссерль, X. Ортега-и-Гассет, Р. Гвардини и др.) европейский кризис — это кризис прежде всего рационалистических и гуманистических установок. Задача заключается, с их точки зрения, в том, чтобы преодолеть негативные явления и сохранить традиционные ценности ренессансной и просвещенческой культуры. В отличие от российской философской мысли, где значительную роль играет пред­ставление об особой роли России в преодолении кризиса культуры и религиозной ориентации в ходе этого преодоления, западные философы по-своему видят как причины возникшей кризисной ситуации, так и пути ее преодоления. Спасение человечества видится прежде всего не в религиозном преображении человека, а в возвращении к традиционным рационалистическим и гуманистическим ценностям эпохи нового времени и, если брать еще более глубокий исторический пласт, античности. Э. Гуссерль

писал, что кризис европейского бытия закончится либо закатом Европы, если она отойдет от рационального осмысления жизни и впадет в «варварскую ненависть» к духу, либо возрождением Европы, благодаря «духу философии» и «героизму разума». В русле данной интеллектуально-философской традиции размышляет и А. Вебер. Он считает, что именно «духовное начало» должно стать столь сильным, чтобы снова определять путь общественного развития. Внешние материальные условия бытия не должны диктовать свою волю человечеству. Главная задача — «вернуть каждый европейский народ самому себе». Другой известный мыслитель современности — Р. Гвардини — утверждает, что кризис современной цивилизации заключается прежде всего в «утрате гуманного». Это означает, что разрушается соответствующая рамкам человеческого бытия форма его жизни. Отношения между человеком и природой носят все более опосредствующий, абстрактный характер. Широкие масштабы приобретает новая болезнь XX в. — дефицит переживания живого человеческого чувства. А ведь человек, по мнению Гвардини, это прежде всего «то, что он переживает». Тем не ме-

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

нее выход есть: необходимо всецело сосредоточиться на своем «внутреннем ядре» и попытаться спасти самое существенное в культуре — личность человека, его индиви­дуальность.

Известные западные философы XX в. говорили о неизбывности кризисности, сопровождающей развитие европейской культуры: М. Хайдеггер («забвение бытия»), Г. Марсель («конец человека»), Т. Адорно («поражение западной культуры»). В современной философии и культурологии данные представления подкрепляются в концепции «глобального кризиса» человечества и его культуры.

Недаром сейчас, на грани веков и тысячелетий, оживились апокалипсические настроения — «комплекс кануна», конца Света. Это связано не только с «круглой датой» и магией чисел, но и с тем реальным цивилизационным сдвигом в развитии, который переживает современное человечество.

Отсюда и столь оживленно обсуждаемая тема в современной культурологии и философии: что представляет собой современная культура — гибель культуры и общества, или начало их обновления. В этом плане интересны работы П. Сорокина, посвященные проблемам социокультурной динамики. Он, продолжая диалектическую традицию и обогащая ее глубоким знанием культурных изменений в России и на Западе, рассматривал кризис не как конечное, а как переходное состояние в развитии культуры. Для него кризис культуры оказывается одновременно и процессом консолидации новых культурных ориентиров и идеалов, специфичных для новой культурной суперсистемы. При этом фатальное разрушение социокультурной целостности не ведет к ее окончательному уничтожению, поскольку определенные ее элементы входят в новую культурную систему. Поэтому логичен и вывод, предлагаемый П. Сорокиным: современный культурный кризис — это не смерть культуры вообще, а кризис определенной, исторически ограниченной социокультурной суперсистемы. В противоположность критической, хотя и оптимистической точке зрения П. Сорокина, взгляды О. Шпенгле-

ра и Н. Данилевского на кризис культуры носят более пессимистический характер. Оба этих известнейших культуролога фиксируют основное внимание на уникальности и замкнутости культурных типов. При этом оказывается, что как содержание, так и форма этих типов не могут передаваться «по наследству» от одной культуры к другой. Каждая культура носит сугубо локальный характер, и ее кризис есть последняя стадия в развитии. «Биография культуры» (О. Шпенглер) есть не только осуществление ее «душевных возможностей», не только период «цветения и плодоношения», но и неизбежная старость, оскудение и смерть. В результате живая душа культуры превращается в мумию, неспособную к дальнейшему развитию. Культура лишь однажды зарождается, живет и умирает. Действительно, «смерть» любой целостности всегда выглядит как достижение «пределов ее роста». «Конец мира» есть завершение его глубочайшей культурной основы.

В настоящее время формируется новая, третья, точка зрения на кризисный характер современной культуры. Последняя рассматривается уже не в качестве особого периода — как кульминационная точка патологического развития общества. Кризисность современной культуры объявляется ее неизбывным свойством, ибо техногенная цивилизация в непрерывной погоне за новизной — в технике, науке, экономике, искусстве и т. д. — вынуждена все время «перестраиваться». Ломка старого и возникновение нового — это и есть кризис. Современный человек оказывается в незавидной роли непрерывно догоняющего не­прерывно набирающего скорость прогресса. Кризис становится постоянной составляющей образа жизни индивида, живущего на рубеже XX и XXI вв.

В Древнем Китае одно из самых неприятных пожеланий звучало так: «Чтоб ты жил в эпоху перемен». В этих словах фиксировалась приоритетная установка традиционного общества на стабильность, постоянство, психологический комфорт. Современный человек живет в эпоху глобальных и, к сожалению, все еще не контролируемых перемен.

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

Кризис культуры «общества быстрых перемен»

«Быстрые технологии», «инновационная экономика», «гонка за новизной», «ускорение научно-технического прогресса» — за этими словесными формулами скрывается блеск и нищета культуры техногенного общества. Вера в бесконечное прогрессивное развитие общества, в безграничные возможности науки послужила основой для величайших культурных достижений XX в. — выхода в Космос, открытия возможностей мирного атома, создания новых информационных технологий... Однако мир «быстрых перемен», непрерывных новаций имеет и другую сторону медали, он во многом неуютен и некомфортен для индивида, это мир глобальных катастроф, мировых войн, мир грядущего апокалипсиса.

Ощущение чуждости и абсурдности происходящих событий пронизывают индивидуальное сознание человека в эпоху социокультурных катаклизмов. Быстрые изменения приводят к тому, что индивид как бы покидает свой «дом», где все понятно и знакомо, и внезапно оказывается в «чужой» стране. С одной стороны, это заставляет человека задумываться о той культурной составляющей, которая была привычна, не замечалась в старом обществе. «Ста­рая», традиционная культура была «естественной», и человек исповедовал ее нормы, ценности и правила поведения, не рефлексируя, ибо, подобно мольеровскому Журдену, говорил прозой, не осознавая этого. Резкие изменения в социокультурной среде заставляют четче осознавать те культурные нормы и ценности, которые уходят в прошлое, сравнивать их с новыми, возникающими непосредственно и спонтанно.

Столкновение старой и новой систем ценностей ведет к возникновению явления, которое в культурантропологии называется «культурным шоком». Сущность его заключается в остром конфликте старых и новых ценностей, ориентаций и идеалов, норм поведения на уровне инди-

видуального сознания. Он возникает, если человек вдруг переселяется из одной культурной среды в другую. Исследование подобных явлений осуществлялось в основном в ходе изучения эмиграции и способов приспособления эмигрантов к новым условиям. Об определенном культурном шоке можно говорить, характеризуя социокультурный кризис. Огромные массы населения оказываются выброшенными из активной социальной сферы деятельности, оказываются на обочине жизни. Например, известный культуролог, критик и переводчик Б. В. Дубин, характеризуя «перестроечный» период российской истории, писал: «Мы как бы эмигрировали из СССР в Россию, многим с этим трудно смириться». Люди осознают свою чужеродность и оказываются эмигрантами в собственной стране. Это ведет к активному поиску выхода из подобной ситуации, одним из которых является добровольная самоизоляция от происходящего, уход в своеобразное культурное гетто, живущее по законам и на основе культурных ценностей старой социальности.

В ходе частичной ассимиляции происходит своеобразный разрыв жизненных сфер индивида. Человек жертвует своими идеалами и убеждениями ради успешной деятельности в той или иной сфере жизни. Так, на работе он вписывается в чуждую ему систему норм и правил пове­дения, в семье же, в отношениях с друзьями или в религиозной сфере отдает дань своему истинному Я. Возможен и вариант полной приспособляемости, ассимиляции, когда человек безоговорочно принимает новые правила игры, отказывается от своего прошлого, порывает с прежней социальностью. Подобного рода перерождение мы наблюдаем на примере многочисленных «выдвиженцев» на роль капиталистов, «новых русских» из среды партноменклатуры.

Утрата индивидом своего Я, потеря «биографии» ведет к лихорадочному поиску культурных форм поведенческих ориентаций, соответствующих стратегии жизненного успеха. К примеру, как показал Г. Зиммель, люди, теряя долговременные мотивационные ориентиры, склонны к «приключению»,

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

к авантюризму. Приключение предполагает крайнюю интенсивность переживаний, действий, выключенность на некоторые промежутки времени из общего течения жизни, которая не устраивает индивида. Авантюрист живет и ощущает себя полноценным индивидом только в эти временные периоды, содержащие в себе множество событий и явлений. При этом различные авантюры не имеют друг с другом содержательной связи. Такого рода типажи воз­рождаются в периоды бурных революционных изменений общества. Им нечего терять, и они, как бабочки на огонь, летят от одного яркого события к другому. Несмотря на внешнюю занимательность такого рода биографии, авантюрист в содержательном смысле не имеет собственной биографии, поскольку она распадается на ряд малосвязанных друг с другом эпизодов. Его ощущение себя в качестве полнокровно живущей личности начинается и закан­чивается в рамках очередной авантюры. В современной России подобный типаж встречается довольно часто.

В. Зомбарт, один из классиков — исследователей истории «современного экономического человека», зафиксировал проявление авантюризма переходных эпох в фигуре спекулянта-предпринимателя. Различного рода финансовые пирамиды не являются изобретением современной России. Даниэль Дефо, на которого ссылается автор «Буржуа», перечисляет огромное количество различного рода шарлатанских компаний, что свидетельствует о страсти к созданию новых предприятий, которая в первые десятилетия XVIII в. охватила, подобно эпидемии, Францию и Англию. В. Зомбарт считал, что фигура спекулянта выходит на авансцену исторического развития, при этом основа его могущества заключена в нем самом. Спекулянт с его авантюристическим складом мышления со всей страстностью переживает за судьбу будущего предприятия. Он искренне верит в успех и в своих мечтах видит себя могущественным, богатым и почитаемым человеком, мечты его носят грандиозный характер. Живет он «в постоянной горячке», преувеличенная вера в собственные идеи поддер-

живает и возбуждает его дух. Главное его настроение — «полный энтузиазма лиризм». Этим он зажигает других людей, поскольку способен рисовать грандиозные поэтические картины будущего успеха. Люди верят в обещания, в золотые горы. Спекулянт-авантюрист будит могучие инстинкты, заставляя их себе служить. «Игра есть душа, есть пламя, согревающее всю деятельность» (см.: Зомбарт В. Буржуа. М., 1994. С. 72-77).

Разрыв социальных связей и отношений, разрушение социальных организаций, через принадлежность к которым человек воспринимает себя в качестве социального и культурного индивида, приводят к обостренному восприятию своего Я как одинокого, беззащитного, находящегося во власти враждебных стихий.

Как известно, самое страшное одиночество — это одиночество среди людей. Потеря чувства социальной общности ведет к полной изолированности. Социокультурное одиночество часто приводит к явлениям невротического типа, массовым депрессиям и даже шизофрении. Индивид в этих условиях готов связывать себя с другими людьми через самые нелепые предрассудки и суеверия. Возникает огромное количество религиозных сект, экстремистских политических группировок, восстанавливаются, казалось бы, давно уже забытые организации. Извращенные религиозные формы, активизация национализма, мистицизма — все это является способами избежать изоляции, связать себя с другими людьми и восстановить, хотя бы таким образом, чувство безопасности. Глубокая неудовлетворенность «человека-одиночки» своим бытием ведет к весьма опасным последствиям.

Не следует думать, что потеря чувства безопасности и возникновение социокультурного одиночества характеризует состояние только человека толпы, вовлеченного помимо его воли в процессы глубинного коренного изменения общества. Тот класс, та социальная группа, которая, казалось бы, выигрывает в результате происходящих изменений, «всплывает» наверх, также оказывается жертвой этих изменений. Эрих Фромм, анализируя социокультур-

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

ный кризис Ренессанса, утверждает: «Есть все основания сомневаться в том, что полновластные хозяева капитализма эпохи Возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это часто изображают. По-видимому, новая свобода принесла им не только возросшее чувство силы, но и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм и, как результат всего этого, тревогу» (Фромм Э. Бегство от свободы. С. 50). Дело заключается в том, что управление массами и борьба с конкурентами отравляют чувство уверенности и собственной безопасности. «Выигравшие» в процессе слома старого и возникновения нового сами в свою очередь становятся объектом собственных манипуляций, как и все остальные. Данное обстоятельство — возникновение в эпоху кризисного состояния общества масштабных психологических манипуляций, превращение самих манипуляторов в объект манипуляций, всеобщая потеря чувства безопасности — в современных условиях еще более обостряется в связи с возможностями информационного общества.

Извечность и неизбывность всеобщего страха пронизывает собой и детский фольклор. Всеобщность этого страха, его опасность для жизни индивида хорошо показал детский писатель Э. Успенский в своей «Страшной повести для бесстрашных детей». Первая глава под типическим для «пионерского романа» названием «ЧП в пионерском лагере» начинается событием в духе театра абсурда: «Однажды в конце июля в пионерском лагере под Голицыном нашли задушенного мальчика. Он лег спать, как и все другие ребята, в палате на двадцать два человека. Но утром не проснулся, не побежал на зарядку, как все, а остался лежать в своей кровати в углу, тихенький и дохленький» (Успенский Э. Красная Рука, Черная простыня, Зеленые Пальцы. Жуткий детский фольклор. М., 1992. С. 6). В результате проведенного милицейского расследования большого количества загадочных смертей выяснилось, что никто этих людей не убивал: они просто сами умирали от страха при виде оживших своих фантазий. «Нервы были

напряжены до предела...», — говорит следователь в конце повести.

Философы и мыслители различных ориентаций в XX в. отмечали примитивизацию культуры в ходе разрушительного социокультурного кризиса. «...Крушатся старые идеалы, блекнут прежние надежды и настойчивые ожидания... А главное — непоправимо и глубоко колеблется самая наша вера в современную культуру; из ее устоев вдруг выглянуло на нас такое страшное звериное лицо, что мы невольно отвернулись от него с отвращением и недо­умением» (Лопатин Л. М. Современное значение философских идей кн. С. Н. Трубецкого //Вопр. филос. и психол. М., 1916. Кн. 131(1). С. 2-3).

Одним из показателей «варваризации» кризисного общества является возвращение в современность из исторического небытия типов людей далекого, казалось бы, прошлого. В условиях многочисленных социальных и национальных конфликтов, возникающих на обширном пространстве постсоветской империи, возрождается такой тип авантюриста, как «вояка», существовавший ранее на протяжении прошедших кризисных веков в виде наемного солдата, кондотьера, ландскнехта. Распад жизненных условий ведет к тому, что оказывается проще и эффективнее добывать жизненные блага путем насилия, чем работая. Труд требует необходимых рабочих навыков, знаний, учеба же в современных условиях оказывается делом тяжелым как в материальном, так и в интеллектуальном планах. Научиться обращаться с оружием гораздо проще. «Вояка» возвращается в мир современной культуры, обладая тра­диционным этосом неприкрытого мародерства, прикрываясь лишь фиговым листком борьбы за национальную идею или лозунгами робингудовского типа. Он покинул мир производственной культуры, ступил на тропу войны, и свои предпринимательские способности может реализовать в различного рода мафиозных, кормящихся от войны структурах. Открытая и скрытая экспроприация, шантаж становятся основными способами его деятельности (Карл Шлёгель).

Учебное пособие=ИСТОРИЯ МИРОВОЙ культуры-(мировых цивилизаций)=Ответственный редактор И. Жиляков

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || https://yanko.lib.ru

В период социокультурного кризиса, что зафиксировано еще в эпоху первой мировой войны, миф о насилии и его героях всегда возрождался. Считалось, что в «стальных грозах» (Э. Юнгер) современной цивилизации мир очистится и спасется. Ж. Сорель утверждал, что именно на фронте человек вступает в открытую форму своего существования, когда буржуазный мещанский уклад разрушается и мужчина может себя реализовать прежде всего в качестве целостного родового существа. Он может испытать себя в экстремальных условиях, того, что не дано в мирной жизни, с лихвою хватает на войне: человек узнает о себе как о человеке — о своем мужестве или трусости, готовности убивать или умирать, — а не как о представителе цивилизованной нации. Война провозглашается естественным способом существования человека. О подобном способе мышления писала X. Арендт: стремление к всеобщему равенству, преодолению классовых и соци­альных привилегий приводит к страстному желанию войны как уравнителя всех в смерти. Мещанская банальность и тривиальность может быть взорвана через террористическую деятельность, через мини-войну в рамках мирного общества. Терроризм при этом оказывается способом самовыражения, а не способом достижения определенных целей.

Любые социальные и экономические трудности в условиях постмодерна* ведут к возрождению не сдерживаемых никакими общепризнанными табу инстинктов авантюрно-хищнического толка. К. Шлегель считает, что возрождение духа насилия не является спецификой постсоветского развития. Дело в том, что и в самых развитых странах мира возникает явление, которое можно назвать «молекулярной гражданской войной» (Г. М. Энценсбергер). Общества распадаются на территории, где царит благопо-

* Постмодерн — особый тип мировоззрения, сформировавшийся в последней трети XX в. Основные его ценности — отрицание всякого рода традиций, общезначимых норм, стремление к ничем не ограничиваемой свободе, к спонтанной человеческой деятельности, превращение ее в игру.

лучие, осуществляется жесткий государственный контроль, основанный на культурном согласии граждан, и территории, где господствует «кулачное право». Это явление, по мнению К. Шлегеля, наблюдается и в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе, в пригородах Парижа, Марселя, на территории Германии. Здесь в зонах насилия организуются вооруженные банды подростков, растет преступность в школах, учащаются нападения на «чужаков». Разбогатеть можно, прежде всего прибегая к насилию. Недаром в таком виде спорта, как профессиональный бокс, занято большое количество «уличных бойцов», привыкших к насилию и сделавших из него свою профессию. Проблемы «молекулярной гражданской войны» связаны прежде всего с социальной и культурной дифференциацией общества, как модернистского, так и посттоталитарного толка. Архаизация поведения, реанимация варварства определяется разрушением жизненного уклада, отсутствием традиционно почитаемых сдерживающих культурных ценностей и запросов.