Кризис внутри правительственного лагеря

Заметные сдвиги происходили тогда и на правительственном уровне. «Демократическая диктатура», сложившаяся в ходе июльских событий, заметно трансформировалась в режим единоличной власти. Получив после отставки Львова два крупнейших государственных поста — главы правительства и военного и морского министра, Керенский сосредоточил в своих руках огромную, но не всеобъемлющую власть. Перед ним открылись новые, как ему казалось, ослепительные перспективы и небывалые шансы, упустить которые он, разумеется, не мог. Определяющими в его деятельности стали собственные интересы, и прежде всего политические амбиции, стремление к созданию твердой личной власти.

Однако и после июльских событий на пути к единоличной власти стояло несколько серьезных барьеров. Первый из них — контроль ЦИК Советов над правительством. Конечно, в июльские дни Советы утратили влияние на государственную власть, и в этом смысле можно говорить о прекращении двоевластия в стране. Тем не менее какие-то остатки прежнего контроля не только сохранились, но даже были подтверждены официально: 9 июля в резолюцию совещания ПИК Советов и представителей политических партий был включен пункт, обязывающий министров-социалистов регулярно отчитываться перед ЦИК Советов. Было бы ошибкой полагать, что это решение связало руки Керенскому. Отнюдь нет, но на психику этого человека оно, безусловно, влияло. Между тем ему нужна была абсолютно бесконтрольная и ничем не ограниченная власть. Второй барьер на пути к личной власти — отсутствие у главы правительства права лично подбирать министров и проводить реорганизацию кабинета.

Оба барьера Керенский преодолел одним ударом, применив откровенно непарламентские приемы борьбы. Переселившись в покои Зимнего дворца, он провел несколько ловких политических комбинаций, рассчитанных на резкое усиление своей власти. 21 июля совершенно неожиданно он заявил министрам, что уходит в отставку и отправился в Финляндию на отдых. Одновременно покинули правительство несоциалистические министры. В письме своему заместителю Некрасову Керенский писал, что делает это потому, что не может пополнить состав Временного правительства так, чтобы это «отвечало требованиям исторического момента, переживаемого страной». Практически он предъявил ультиматум и правительству, и лидерам ЦИК Советов. В ответ состоялось срочное собрание ЦИК Советов из представителей ведущих политических партий, кроме леворадикальных. Заседание длилось всю ночь с 21 на 22 июля. М.В.Вишняк писал: «Керенский отсутствовал, но политически продолжал быть в центре всех планов, предложений и контрпредложений». Участники совещания усердно проводили мысль о том, что только Керенский «способен и правомочен спасти страну».

Совещание оказалось поворотным в процессе трансформации государственной власти. Под давлением Некрасова, Винавера, Милюкова были упразднены последние остатки контроля Советов над правительством. По мнению Церетели, такая самоизоляция правительства от Советов серьезно ослабила его социальную базу и ликвидировала какую бы то ни было возможность реального укрепления власти.

Совещание решило в пользу Керенского и второй чрезвычайно важный вопрос: ему было предоставлено неограниченное право формировать Кабинет министров, выводить из его состава неугодных ему лиц и производить любую реорганизацию правительства. Оба эти вопроса были тесно связаны между собой, поскольку наиболее авторитетные министры-социалисты являлись одновременно видными деятелями партийных фракций советов и были сторонниками тесного взаимодействия между ЦИК Советов и правительством (И.Г.Церетели, В.М.Чернов, М.И.Скобелев и др.). Воспользовавшись предоставленным ему правом «составить правительство по личному выбору», Керенский 23 июля сформировал правительство. Должности министра-председателя и военного и морского министра он занял сам, товарища председателя и министра финансов Н.В.Некрасов, министров внутренних дел Н.Д.Авксентьев, иностранных дел М.И.Терещенко, юстиции А.С.Зарудный, просвещения С.Ф.Ольденбург, торговли и промышленности С.Н.Прокопович, земледелия В.М.Чернов, почт и телеграфов А.М.Никитин, труда М.И.Скобелев, продовольствия А.В.Пешехонов, государственного призрения И.Н.Ефремов, путей сообщения П.П.Юренев, исповеданий А.В.Карташев и государственного контролера Ф.Ф.Кокошкин. Как видим, среди министров уже не было И.Г.Церетели - самого влиятельного человека в составе первого коалиционного правительства. Чернов утверждал, что Керенский последовательно удалял из состава правительства «одну за другой все крупные и красочные фигуры, заменяя их все более второстепенными, несамостоятельными и безличными». Тем самым, полагал Чернов, создавалась опасность «личного режима», подверженного случайности и даже капризам персонального умонастроения. Но главным действующим лицом в верхнем эшелоне власти по-прежнему оставался Керенский. Что бы он ни делал, какие бы указы ни издавал, в конечном счете все сводилось к одному — сделать свою власть всеобъемлющей, безграничной и бесконтрольной. Керенский вышел на финишную прямую, которая должна была вознести его на вершину единоличной власти. «В конце концов, - писал Чернов, — его роль стала сводиться к балансированию между правым, национал-либеральным, и левым, социалистическим крылом правительства. Нейтрализуя то первое — вторым, то второе - первым, Керенский, казалось, видел свою миссию в этой «надпартийной» роли в качестве центральной оси власти».

Именно это правительство развернуло широкомасштабные репрессии против леворадикального лагеря и тем самым создало условия для вызревания корниловщины. Восстание военных еще больше усилило власть Керенского. 27 августа, в самый разгар путча, распалось второе коалиционное правительство: в знак протеста против правительственных мер, направленных на подавление корниловщины, из его состава вышли представители кадетской партии, идейные вдохновители и пособники Корнилова. Остальных министров Керенский сам попросил уйти в отставку и стал самостоятельно распоряжаться всей государственной властью. «Таким образом, — делал вывод Чернов, - в момент конфликта существовала лишь единоличная власть министра-председателя, фактическая персональная диктатура».

Спустя несколько дней, 1 сентября 1917 г., такое невиданное положение высшей власти Керенский слегка закамуфлировал необычным для России органом - так называемой Директорией. Он приблизил к себе четырех невзрачных в политическом отношении деятелей, которые ни в коей мере не могли ограничить его единовластие. Это были М.И.Терещенко, занявший пост министра иностранных дел, А.И.Верховский — военный министр, Д.И.Вердеревский - морской министр и А.М.Никитин — министр почт и телеграфов. Они, по словам историка Д.Сверчкова, «должны были маскировать собой его единоличную власть». К тому же, как и прежде, правительство действовало абсолютно бесконтрольно. Как писал товарищ министра юстиции А.Демьянов, оно «никому не давало отчета в своем управлении».

Таким оказался результат огромной политической деятельности, которую проводили социалистические партии в течение всей революции 1917 г. Под назойливый и слаженный хор политиков и публицистов о свободе, равенстве, братстве в конечном счете они дали народу персональную диктатуру.

4. Крах режима Керенского

После создания Директории высшей государственной властью бесконтрольно распоряжался Керенский. Без каких бы то ни было консультаций, по существу самостоятельно, он издавал указы и постановления по самым различным вопросам государственной и общественно-политической жизни. Он запрещал или ограничивал деятельность политических партий, закрывал газеты и журналы, вносил изменения в законы о вывозе денег за границу, разрешал и запрещал съезды и совещания. Керенский легко и просто раздавал своим приближенным крупные должности, самолично назначал послов. Причем в расчет принималось главным образом личное знакомство и преданность ему самому. Бубнов писал, что «вокруг Керенского, где бы он ни находился, носились какие-то растерзанные типы обоих полов; все это в революционной экзальтации галдело, ожидая от Керенского каких-то «чудес». Кампания славословия и восхваления Керенского достигла апогея. Его изображали единственным спасителем Отечества, национальным героем, ни с кем не сравнимым и незаменимым государственным деятелем.

Все это, по словам А. Демьянова, быстро «избаловало» его, вскружило ему голову и стало сказываться на самой деятельности правительства. У многих складывалось впечатление, что осенью 1917 г. Керенский утратил способность к критическому самоанализу и правильной оценке событий. Он был просто ослеплен головокружительной карьерой и не желал вносить каких бы то ни было перемен ни в политику, ни в структуру власти. А та чрезвычайно суетливая и нервозная деятельность, которой он занимался денно и нощно, оказалась простой видимостью, имитацией работы по укреплению государственного аппарата.

Даже такое масштабное мероприятие, как Демократическое совещание, состоявшееся 14—22 сентября по инициативе Керенского, никаких изменений в систему управления не внесло. Главная проблема, которую решало совещание, свелась к вопросу: за коалицию или против нее. Первое голосование дало следующие результаты: 766 человек высказались «за», 688 — «против» и 38 - воздержались. Затем началось уточнение пунктов резолюции. Тут же была внесена поправка, исключавшая из коалиции кадетов. Поставили на голосование резолюцию в целом, и она провалилась: против нее голосовали 813 человек, «за» — 180 и 80 воздержались.

Тогда лидеры эсеров и меньшевиков - А.Р.Гоц, Ф.И.Дан и И.Г.Церетели — предложили вопрос о коалиции передать на рассмотрение того органа, который будет избран Демократическим совещанием, т.е. Предпарламента. Одновременно они попытались с помощью Демократического совещания скорректировать политику правительства. Керенскому было предложено положить в основу деятельности программу, принятую Государственным совещанием 14 августа. Эта программа предусматривала быстрейшее прекращение войны, передачу помещичьей земли в ведение земельных комитетов и скорейший созыв Учредительного собрания. Авторы программы — эсеры и меньшевики назвали ее своей программой. На самом деле это была все та же народная программа, выработанная в ходе Февральской революции.

Эсеры и меньшевики в обстановке стремительного нарастания кризиса тоже вспомнили о народной программе, заменив лозунг о хлебе требованием «скорейшего созыва Учредительного собрания», и с ее помощью попытались повернуть ход событий в свою пользу. Однако Керенский уже был неуправляем. Он отверг все это и заявил, что решения Демократического совещания для него не обязательны, поскольку именно он представляет «общенациональную власть». Главным его делом по-прежнему оставалась проблема создания сильной личной власти, опирающейся, по словам Дана, «неизвестно на что и на кого».

Слабая попытка эсеров и меньшевиков повернуть ход событий в направлении к парламентаризму, предпринятая 7 октября, также закончилась провалом. И Совет республики, т.е. Предпарламент, оказался на обочине реальной государственной власти, сосредоточенной в руках Керенского. Предпарламент получил лишь право совещательного голоса. В.Д.Набоков поставил его в один ряд с булыгинской Государственной думой, а Ф.И.Дан оценил как «ублюдочное, компромиссное учреждение, возникшее из неудачного Демократического совещания».

На состоянии власти отражались также особенности характера Керенского. Как утверждал Церетели, в тех условиях для спасения страны необходимы были «воля, организаторские способности, умение провести в жизнь мероприятия, способные удовлетворить стремления большинства населения», но все это как раз и отсутствовало у главы правительства и созданного им государственного аппарата. Получив безграничную власть, Керенский, по наблюдению Церетели, не имел возможности своими силами укреплять ее. Он лишь мог сохранить то, чем располагал на деле, и то в течение короткого периода времени.