История государства и права зарубежных стран (ИГПЗС) 3 страница

Самосуд пресекался непоследовательно и еще долго допускался в "варварских правдах". Так, Баварская правда, списавшая, видимо, дословно эту норму с Законов XII таблиц, разрешала убийство вора, "захваченного на месте во время преступления в ночное время" (9,4).

Смертная казнь через повешение, колесование применялась в качестве наказания в Салической правде в основном к рабам. Она прямо предписывалась лишь в редких случаях за преступления, совершенные свободными, например при поджоге и неявке после вызова на суд без уважительных причин (XVI, 1 приб. 1), при вышеуказанных преступлениях графа и др. Коллективная ответственность рода сохранялась наряду с коллективной ответственностью общины. Капитулярий I говорит об этом со ссылкой на "древний обычай".

При всех имущественных преступлениях наряду со штрафом требовалось возмещение стоимости украденного и других убытков. О простом возмещении убытков речь шла, в частности, при убийстве или избиении раба. Этот убыток расценивался в 1 и 1/3 сол., если раб после побоев в течение 40 дней оставался неработоспособным. При нанесении телесных повреждений свободному, наряду со штрафом, преступник должен был возместить расходы на лечение.

Сохранившийся на протяжении долгого времени в качестве основного наказания штраф как плата за обиду впоследствии трансформируется в простое возмещение ущерба, а также все чаще заменяется или дополняется такими наказаниями, как смертная казнь, битье палками, конфискация имущества, ссылка, применяемыми и к свободным.

Казуистический характер "варварских правд" исключал четкие формулировки общих положений, которые относились бы ко всем преступным действиям. Но из анализа ряда конкретных составов преступлений можно сделать вывод, что в "варварских правдах" существовало понятие форм вины: умысла и неосторожности, покушения на преступление, соучастия, обстоятельств, отягчающих или смягчающих преступление. Так, при "небрежном" причинении свободным вреда животному другого человека по Салической правде следовало простое возмещение ущерба его хозяину (9,3). Обстоятельством же, смягчающим вину, было здесь признание причинившего вред. Злой умысел, вред, причиненный "по вражде или коварству", влекли за собой более высокий штраф.

В то же время Салическая правда знала ответственность без вины, когда, например, наказываются "скопом" все присутствующие на месте насилия над женщиной, если они были на этом месте и не знали о насилии (XIII, 10, приб. 5). Соучастник, покушавшийся на преступление, наказывался, как правило, менее строго, чем исполнитель преступления. Вместе с тем подстрекающий к краже или убийству с помощью подкупа наказывался строже, чем исполнитель преступления (XXVIII, 1-3).

Одним из обстоятельств, отягчающих преступление, было нарушение общепризнанных понятий чести - нападение на спящего, женщину, ребенка, надругательство над трупом. Ограбление могилы наказывалось штрафом в 200 сол., в то время как открытое нападение на свободного франка с целью ограбления - в 63 сол.

Тяжесть наказания во всех "варварских правдах" зависела от социального статуса преступника и потерпевшего: свободного или раба, знатного или незнатного, богатого или бедного. Богатство со временем наряду со знатностью выходит на первый план. В этом отношении характерна, например, ст. 59 эдикта Теодориха. Соблазнитель свободной девушки, записано здесь, обладающий богатством, принадлежащий к знатному роду, обязан взять ее в жены. Если же соблазнитель не обладает ни богатством, ни знатностью, то он "как осквернитель чести свободной девушки карается смертной казнью".

В германском обществе, несмотря на наличие некоторых разрозненных норм и статей в "варварских правдах", не сформировалось еще ясных представлений о различных государственных преступлениях, которые в основном воспринимались как действия, направленные против короля.

В Салической правде о таких преступлениях ничего не говорится, но по мере укрепления государственных властных структур происходит усиление их защиты, расширяется круг преступных деяний не только против короля и его должностных лиц, но и против государства, народа. Значительные заимствования из римского права в эдикте Теодориха выразились, в частности, в возрождении римско-имперской нормы об "оскорблении величества" (ст. 49), предусматривающей смертную казнь в форме сожжения, о "подстрекательстве к мятежу в народе и войске" (ст. 107), караемом также смертной казнью. Вопреки общему правилу, по этим преступлениям допускался донос раба, колона или слуги на своего господина.

В Аламаннской и Баварской правдах в качестве субъекта преступного посягательства начинает выступать не только король, герцог, их посланцы и пр., но и народ, государство. Каралось, например, смертной казнью и конфискацией имущества приглашение чужого народа для грабежа или содействие "захвату государства врагом" (Баварская правда 2,1). Здесь же говорилось о таких преступлениях, как заговор против герцога, мятеж в войске (2, 3), призыв "врагов в провинцию" и др. По Аламаннской правде каралось штрафом в 60 сол. в пользу государственной казны даже простое участие в "крикливом сборище".

Определенная часть преступлений в "варварских правдах" относится к посягательствам на личность. Это прежде всего убийство, размер вергельда за которое зависел не только от социального положения убитого, но и от его возраста, пола. За убийство свободного франка по Салической правде полагался значительный вергельд, равный 200 сол. Меньшим был вергельд за галло-римлянина, если он не был приближенным короля. Вергельд за убийство франка, находящегося на королевской службе, утраивался. Так, за убийство графа, королевского должностного лица полагался вергельд, равный 600 сол. Вергельд понижался до 300 сол., если граф был из полусвободных литов или рабов короля.

Многократно увеличивался вергельд за жизнь королевского дружинника во время военных походов, а также за убийство представителя духовенства. За убийство священника уплачивался вергельд в 600 сол., за убийство епископа - 900 сол.

Непрекращающаяся борьба за удержание власти, за признание ее легитимности на завоеванных территориях диктовала настойчивые усилия германских королей предстать в качестве главных защитников церкви, папы римского.

Карл Великий не переставал заявлять, что главная забота его - защищать церковь, а церкви - молиться за него. С этим было связано и ужесточение наказания за посягательство на клирика, церковное имущество и пр. В Баварской правде, например, наказание за убийство епископа носило крайне устрашающий, символический характер: взять с убийцы столько золота, "сколь весила бы туника свинцовая, сделанная по фигуре убитого епископа". В случае невозможности выполнения этого предписания наказание могло быть заменено конфискацией в пользу церкви" земли, рабов, дома преступника, а также обращением в рабство его самого, его жены и детей" (1,10).

В Аламаннской правде в абстрактной форме было записано правило: "за все, что противозаконно сделает против церкви, он должен уплатить втрое" (21). Ужесточалось наказание за преступления не только против иерархов христианской церкви, но и против рядовых дьяконов, монахов, их родственников (Аламаннская правда, 11-15) и даже церковных рабов.

В правовом статусе раба или лита по Салической правде часто не проводилось принципиальных различий. Если раб или лит убивали свободного человека, то убийца отдавался родственникам убитого в счет половины вергельда, вторую половину платил его хозяин.

Во всех "варварских правдах" указывалось на особую охрану жизни, здоровья и чести свободной женщины. Утроенный вергельд за убийство женщины связывался в Салической правде с ее способностью к деторождению. Если женщина не могла рожать детей, вергельд составлял 200 сол. Беременность женщины повышала вергельд до 700 сол.

В Аламаннской правде убийство женщины вообще считалось отягчающим обстоятельством. Там указывалось, что за убийство женщины платят "вдвое больше, чем за мужчину" (49,2). В Баварской правде содержится и прямое объяснение этому, "потому что женщина не может защищаться с оружием в руках" (4,29).

Девятикратный вергельд следовал в Салической правде за "человекоубийство скопищем" лица, находящегося на королевской службе, в его доме (XII,1).

В Салической правде подробно перечисляются и различные виды телесных повреждений, побоев, оскорблений словом или действием. Штрафы за нанесение телесных повреждений варьировались от 9 до 200 сол.; 200 сол. следовало за кастрацию человека; 100 сол. полагалось за ряд увечий, нанесенных одновременно, и за повреждение языка, лишившее человека способности говорить. В перечне телесных повреждений упоминаются и выбитый глаз, и оторванное ухо, и тот или другой оторванный палец. Например, за палец, "которым натягивают лук", присуждался штраф в 35 сол. и только 9 сол. - за четвертый палец. В общем ряду с нанесением телесных повреждений стояли и такие преступления, как "насылание порчи", наказуемое штрафом в 62 и 1/2 сол. В Аламаннской правде еще больше детализируются эти преступления. Их список включает и оскорбительное "острижение головы или бороды" (12 сол.) и др.

Не отличался оригинальностью и соответствующий перечень преступлений по Баварской правде (свидетельствующий о крайней жестокости нравов германцев), включающий выбитые зубы, сломанные пальцы, раны на голове, оторванные губы, носы и уши. Здесь же содержится призыв не приносить "вред чужеземцу" (которые, видно, и были главными жертвами этих преступлений), ибо "всеобщий мир необходим для всех" (4,30).

Сумма штрафов за оскорбление словом или действием зависела от ряда обстоятельств: от социального положения сторон, от тяжести оскорбления в понимании германцев. По Салической правде простое оскорбление свободного франка словом - уродом, зайцем, волком, лжецом и другими обидными прозвищами наказывалось штрафом в 3 сол., действием - в 15 сол. Суров был "салический закон" к тем, кто оскорблял женщину, без оснований называя ее "блудницей". Штраф в этом случае достигал 45 сол. Особо наказывалась клевета на мужчин и женщин, которых называли "пособниками ведьмы".

В титулах "варварских правд" о преступлениях против собственности содержится прежде всего длинный ряд статей, касающихся краж различных домашних животных, воровства в поле, саду. При этом по Салической правде различались кражи, совершенные свободными или рабами, со взломом, подделкой ключей или без таковых, одного или нескольких животных. Учитывалось также, оставались ли у хозяина другие животные, их возраст и пол, была ли, например, свинья супоросая или нет. Не случайно за Салической правдой закрепилось название "свиной кодекс".

Вместе с тем в ней устанавливались наказания и в общей форме, в зависимости от стоимости похищенного имущества или от того, была кража простая или квалифицированная. Соответственно различались три вида краж: на сумму от 2 до 40 динариев, на сумму свыше 40 динариев и кража со взломом или подделкой ключей. Для свободных во всех случаях устанавливался штраф соответственно в 15, 35 и 45 сол., рабы же присуждались в первом случае к возмещению ущерба и 120 ударам плетью, во втором - к кастрации или штрафу, в третьем - к смертной казни. Квалифицирующим признаком при краже была и принадлежность вещи королю, например, кража королевского быка удваивала сумму штрафа в 45 сол. по сравнению с кражей быка у простого франка.

В Баварской правде за любую кражу в общей форме устанавливался штраф, равный девятикратной стоимости вещи (9,1), при этом учитывалось и где похищена вещь. Если "внутри двора, на мельнице, в церкви (вероятно, не церковной утвари) или в мастерской", то штраф равнялся трехкратной стоимости похищенной вещи. Уменьшение штрафа объяснялось тем, что эти "четыре дома... являются общественными помещениями и всегда открыты" (9.2).

Салической правде были известны и такие преступления, как кража свободных людей (XX,9), кража рабов (XX, 10), которая приравнивалась к краже коня или упряжного животного, поджог дома, амбара, риги, разрушение чужого дома, поломка изгороди, самовольное использование чужой вещи.

Особую группу составляли преступления против нравственности. Сюда относились по Салической правде такие преступления, как "насилие над свободной девушкой", караемое штрафом в 63 сол., сожительство с ней "по ее доброй воле", караемое штрафом в 45 сол. Для сравнения можно указать, что оскорбление женщины словами "пособница ведьмы" наказывалось почти в три раза большим штрафом, чем насилие над ней. Раб, "причинивший насилие чужой рабыне", после которого наступила ее смерть, кастрировался или уплачивал 6 сол. Характерно, что прелюбодеяние с девушкой возмещалось в Аламаннской правде меньшим штрафом (40 сол.), чем с замужней женщиной (80 сол.).

Судебный процесс. Судебный процесс носил обвинительно-состязательный характер. Отыскание украденной вещи, вызов в суд ответчика, свидетелей было обязанностью самого потерпевшего. Важная роль суда в германском обществе предопределяла особое место в судебном процессе не только самих сторон, но и свидетелей по делу. Салическая правда предписывала штраф за неявку ответчика и свидетеля в суд без уважительных причин. К числу уважительных причин относились королевская служба, болезнь, смерть родственников, пожар в доме. Лжесвидетельство сурово наказывалось, так же как отказ свидетеля говорить в суде то, что он знал по делу. Такие свидетели объявлялись вне закона и штрафовались. К свидетелю предъявлялся ряд требований. Прежде всего не мог свидетельствовать против свободного раб, не мог быть свидетелем тот, кто ранее был изобличен в ложных показаниях (Аламаннская правда 42,2). По Баварской правде свидетель должен был быть равного состояния с тем, против кого свидетельствовал. Если шел спор о земле, он должен был быть из той же общины и иметь хотя бы небольшое (в 6 сол.) состояние (17,2).

Важность этих дел влияла и на особую строгость в суде к свидетелю. Судья устанавливал срок его явки в суд. Если он не являлся, то подвергался штрафу в 12 сол. Несогласие со свидетелем ответчика могло привести к поединку между ними. Свидетелю драли уши, чтобы "сказал правду". Если свидетелей было много, они выбирались по жребию (Баварская правда 17,6). Бойцом в поединке мог быть выставлен и раб (18,1 - 2). Гарантией правдивости свидетельских показаний являлась клятва свидетеля на оружии (17,6). При отсутствии свидетелей, если не было "верных улик" или преступление не могло быть "должным образом доказано", привлекались соприсяжники (Салическая правда XVII, 5).

Институт соприсяжничества уходил своими корнями в далекое родовое прошлое франков. Соприсяжники - родственники, соседи, друзья, которые должны были защищать, оказывать поддержку в суде одной из сторон путем свидетельства ее правоты, исходя при этом не из знаний обстоятельств дела, а из присущих якобы ответчику, обвиняемому и другим честности, добронравия.

Институт соприсяжничества был тесно связан с традиционным институтом компургации (помощи в клятве), когда обвиняемый очищал себя от обвинения, а заступники обвиняемого поддерживали его, клялись той же клятвой, принимая на себя тем самым все права и обязанности последнего. Соприсяжники определяли и сумму похищенного, если кража отрицалась. По Баварской правде соприсяжники клялись на алтаре над раскрытым Евангелием, в присутствии наместника церкви.

Салическая правда знает ордалии ("божий суд") с помощью котелка с кипящей водой, в которую опускалась рука обвиняемого. Обожженная и плохо заживающая рука была свидетельством его виновности. От испытания котелком можно было откупиться, причем сумма выкупа зависела от суммы предполагаемого штрафа в случае проигранного дела, но была значительно ниже, чем сам штраф. Например, если штраф равнялся 15 сол., то выкуп - 3 сол., если штраф равен 35 сол., то выкуп - 6 сол. (III, 1-3 и др.). Возможность "выкупа руки от котелка" была социальной привилегией богатого преступника.

Капитулярии знали и другие виды доказывания, например "испытание жребием", при котором наказание наступало в том случае, если обвиняемый "возьмет плохой жребий". К рабам применялись пытки. Раба пытали до тех пор, пока не вырывали у него признание. Выдача раба для "справедливой пытки" была обязанностью его господина. Трехкратное безрезультатное "увещевание" выдать раба переносило его вину и весь штраф на хозяина (X, 4-10).

Косвенные свидетельства частых наказаний невиновных при таких способах доказывания можно найти в самой Салической правде. Здесь, например, содержится предписание наказывать штрафом в 200 сол. "колдунью", если она была "уличена" в том, что "съела человека"(XIV,2, приб. 1).

У готов были запрещены испытания водой, огнем, а также судебные поединки. Но клятва сохранялась в эдикте Теодориха (ст. 74).

В случае отказа добровольно выполнить решение суда, его выполнение брал на себя граф. Тот, кто препятствовал ему в вы полнении решении суда, строго наказывался. Выплата вергельда через суд могла быть отсрочена с помощью поручителей. Для особой убедительности поручительство подтверждалось в судебном заседании четыре раза подряд (VIII, 1).

Ярким проявлением укрепления позиций христианской церкви были ее небезуспешные притязания на судебные полномочия. В Баварской правде по сравнению с более ранними правдами не только увеличивалась сумма штрафа за преступления против тех, кто "не имел страха перед Богом и уважения к святым", но и признавалось право церкви определять тяжесть наказания "по совету священнослужителей", и даже спасать от преследования, предоставлять преступникам право убежища в храме. Со ссылкой на Священное писание в Баварской правде (1,7) утверждалось, что "нет такой тяжкой вины, чтобы нельзя было ив страха перед Богом и из уважения к святым сохранить ему жизнь".

Однако в это время священнослужители, в том числе и епископы "подлежали суду короля, герцога или народа", особенно за такие тяжкие преступления, "как убийство, распутство и соглашение с врагом" (1,10). В это время, как представляется, и начали прорастать корни тех противоречий, которые привели в XI в. к "грегорианской революции", приведшей к освобождению клириков от подсудности светским судам.

Источники права. В истории французского права нашли свое наиболее полное отражение типические черты средневекового права Западной Европы. В течение всей эпохи средневековья множественность и партикуляризм источников права, отражавшие разобщенность самого феодального общества, препятствовали образованию во Франции единой национальной правовой системы. Несмотря на политическое объединение страны, религиозно-духовную общность и утверждение абсолютизма, французское право вплоть до революции 1789 года представляло собой конгломерат многочисленных правовых систем, действие которых распространялось или на определенный круг лиц (духовенство, торговцы и т.д.), или на какую-либо конкретную, часто небольшую по размерам территорию. Как язвительно заметил Вольтер, во Франции, "меняя почтовых лошадей, меняют право".

Важнейшим источником права, придававшим ему особую пестроту, был обычай. К Х в. во Франции практически перестали действовать Салическая правда и другие варварские обычаи, которые применялись по персональному принципу. На смену им в условиях феодальной раздробленности пришли территориальные правовые обычаи (кутюмы) отдельных регионов, сеньорий и даже общин. В рамках крупных феодальных владений (Нормандия, Анжу, Бретань и др.) они отличались большим разнообразием. Особенно велика была роль кутюмов в северной Франции, которую даже называли в связи с этим "страной обычного права".

Обычаи складывались в устной форме (отсюда север Франции носил название "страны неписаного права"); они формировались на основе обыкновений, признававшихся из поколения в поколение на какой-либо определенной территории, местного или регионального масштаба. Сила и авторитет обычного права определялись тем, что оно отражало реальные потребности территориальных коллективов феодального общества, возникало, как правило, из компромисса и не зависело всецело от произвола государственной власти. Поэтому и соблюдение кутюмов в большинстве случаев было добровольным, хотя они и приобретали обязательную силу, подкрепляемую прежде всего судебной властью.

Для признания обычаев в судах было необходимо, чтобы они были известны с "незапамятных времен", т.е. по крайней мере 40 лет. Начиная с XII в. отдельные кутюмы стали записываться, а к середине XIII в. в Нормандии был составлен сравнительно полный сборник обычного права - Большой кутюм Нормандии, который использовался в судебной практике. С этого времени появляется ряд частных записей местного обычного права, сделанных королевскими судьями и легистами. Одной из таких ранних записей стал "Совет другу" (1253 год), принадлежавший перу Пьера де Фонтена. Но наиболее известным и популярным в средневековой Франции стал сборник обычаев - Кутюмы Бовези (около 1283 года), автором которых был королевский бальи Филипп де Бомануар. Хотя этот сборник опирался прежде всего на запись кутюмов одного из судебных округов графства Клермонта (на северо-западе Франции), Филипп де Бомануар дал в своем сочинении более широкий обзор обычного права со ссылками на кутюмы других судебных округов и с добавлением ряда положений канонического и римского права. Сборник, состоявший из пролога и 70 глав, хотя и не давал системного и цельного изложения правового материала, описывал большое количество кутюмов по различным вопросам права (организация суда и процесс, правовой статус разных категорий лиц, юридический режим земельных владений и т.д.). Кутюмы Бовези подтверждали принцип непреложности правовых обычаев не только для местных жителей, но и для государственной власти: "Король должен сам соблюдать обычаи и заставлять других соблюдать эти обычаи".

За Кутюмами Бовези последовал ряд других подобных сборников: Кутюмы Тулузы (1296 год), Древний кутюм Бретани (1330 год). Особым авторитетом в судах пользовался сборник Большой кутюм Франции, составленный в 1389 году.

Поскольку частные сборники обычного права не отличались полнотой, проблема доказывания кутюмов в судах оставалась сложной. Если тот иной обычай вызывал сомнения или оспаривался, судья проводил специальное расследование с допросом десяти местных знатоков обычного права, которые должны были дать едино гласный ответ о существовании кутюма и его содержании. Такая процедура порождала много судебных споров и не устраняла юридических трудностей. Так, кутюмы разнообразились в зависимости от местности, но определить ее территориальные границы часто было чрезвычайно сложно.

В 1454 году Карл VII специальным ордонансом предписал всем бальи свести в единые сборники кутюмы их бальяжей и направить для обобщения в Парижский парламент. В соответствии с этим предписанием были составлены, а в XVI в. отредактированы 60 сборников "больших" кутюмов и около 200 сборников "малых" кутюмов.

Составление сборников кутюмов, не ликвидировав пестроты обычного права, способствовало его консервации. Отредактированные кутюмы приобретали ряд качеств, которыми обладает закон: определенность, стабильность, неизменяемость. Но они формально не рассматривались как закон, хотя их редактирование по приказу королевской знати фактически означало государственное санкционирование.

В переработанном виде кутюмы стали более удобными и для их доктринального изложения. Поэтому в XVII-XVIII вв. появляется ряд крупных работ (Лвуазеля, Дома, Потье), в которых была предпринята попытка унифицировать кутюмы и судебные решения по отдельным правовым институтам и тем самым обосновать идею создания единого общефранцузского права.

На Юге Франции постепенно важнейшим источником права становилось римское право, которое имело здесь достаточно глубокие исторические корни. Влияние римского права в Галлии восходило еще к завоевательным походам Юлия Цезаря. Оно сохранило свои позиции и в века, последовавшие за падением римской империи, но трансформировалось в своеобразное галло-римское право, опиравшееся не на византийскую кодификацию Юстиниана, а на упрощенную версию законодательства Феодосия и на варваризированный сборник римского права, составленный вестготским королем Алариком. Французские юристы, комментирующие эти памятники римского права и использующие при этом методы, подобные глоссированию, развернули свою деятельность еще до создания знаменитой итальянской школы глоссаторов. Но настоящий ренессанс римского права во Франции начинается с XIII в. на Юге страны, что было связано прежде всего с активной деятельностью школы глоссаторов, открывших дорогу для юстинианового римского права. Один из видных представителей этой школы - Плацетин - организовал в начале XIII в. преподавание римского права (прежде всего Дигест Юстиниана) в университете Монтпелье. Затем юридические факультеты стали открываться и в других университетах Франции.

Метод, использованный французскими профессорами-глоссаторами, был таким же, который применяли итальянские основатели этой школы. Они комментировали Дигесты Юстиниана, вписывая в их текст комментарии и пояснения (глоссы), которые в свою очередь также изучались, обобщались и глоссировались. Возрожденное таким образом и объясненное глоссаторами римское право выступало во Франции как "право ученых", оно оставалось далеким от практики королевских судов.

Отношение королевской власти к римскому праву во Франции сначала было двойственным. С одной стороны, для укрепления своей власти короли ссылались на многие формулы римского публичного права, использовали легистов в государственном аппарате. Но, с другой стороны, узаконение римского права могло быть понято как признание верховенства римско-германского императора. Поэтому король Филипп Август даже запретил преподавание римского права в Парижском университете, хотя оно изучалось в других университетах королевского домена. В Парижском университете официально преподавание римского права было разрешено в 1679 году при короле Людовике XIV.

Признав доктринальное значение римского права, французские короли ограничивали его практическое применение. Людовик Святой (XIII в.) постановил, что оно не является обязательным во французском королевстве. Филипп Смелый запретил практикующим юристам использовать римское право в стране обычного права. Что же касается Юга, то здесь был найден своеобразный выход в том, что королевская власть (с 1312 года при Филиппе Красивом) признала римское право как своего рода вид "писаного обычая". Отсюда Юг Франции первоначально считался страной обычного права, и только с XIV в. за ним окончательно закрепилось название "страны писаного права". Впрочем демаркационная линия между этими двумя территориальными правовыми массивами Франции никогда не была абсолютно точной и безусловной.

Постепенно на Юге местные правовые обычаи приходили в упадок, а римское право, которое во все большей степени следовало юстиниановым образцам, признавалось в качестве общего права и проникало в судебную практику. В XIV-XV вв. этот процесс затронул и страну неписаного права. Хотя здесь римское право рассматривалось лишь в качестве писаного разума и дополнительного источника права, оно оказывало заметное влияние на кутюмы в ходе их редактирования и записи. Этому способствовала деятельность парламентов, где в это время большим авторитетом пользовались постглоссаторы (бартолисты). Особую роль в использовании метода схоластики и формулировании общих принципов римского права сыграли профессора Орлеанского университета де Ревеньи и де Бельпарш, последователи известного итальянского постглоссатора Бартола. Французские бартолисты адаптировали римское право к условиям средневекового общества, т.е. к потребностям судебной практики. Влияние бартолистов, выводивших из римских текстов общие принципы права, сказалось и в последующие века, о чем свидетельствуют, в частности, Пандекты, изданные в 1748 году известным юристом Потье.

В XVI в. во Франции сложилась и своя школа римского права, получившая название школы гуманистов. Представители этой школы, отражая идея эпохи Возрождения, отвергали методы схоластики и дедукции, присущие постглоссаторам. Если бартолисты изучали римское право для практических нужд, то юристы-гуманисты стали изучать его как таковое, взятое само по себе, пользуясь при этом историческим методом. Этот метод был привнесен во Францию итальянским профессором Альциатом, который преподавал сначала в Авиньоне, а затем (1529-1550 гг.) в университете Бурже. Он считал, что необходимо устанавливать подлинный смысл оригинальных текстов римского права и соотносить их с историческими условиями, в которых они создавались. Юристы-гуманисты создали в Бурже интеллектуальный центр с привлечением специалистов по античной филологии, истории, изящным искусствам, которые позволили поставить на более высокий научный уровень изучение кодификации Юстиниана, Законов XII таблиц и других римских юридических древностей. Наибольшую известность в этой школе приобрел Жак Куяций (1522-1590 гг.), признанный "князем романистов". Его труды состояли главным образом из комментариев к фрагментам работ римских юристов, представленных в кодификации Юстиниана. Ж. Куяций, привлекая дополнительные и вновь обнаруженные документы (из Ульпиана, Кодекса Феодосия и др.), устранял последующие напластования и искажения, восстанавливал подлинные римские тексты. Большую работу в этом направлении провел другой видный представитель школы гуманистов - Жак Годофрой. Пользуясь историческим методом, выявляя и устраняя интерполяции, он реконструировал Кодекс императора Феодосия. Юристы-гуманисты, ориентированные на научное изучение римского права, не повлияли на судебную практику, а поэтому в XVII-XVIII вв. вновь уступили позиции бартолистам. Но их труды готовили почву для последующего использования конструкций римского права в послереволюционном законодательстве Франции. Таким образом, можно сделать вывод, что в средневековье римское право выступало не только как важнейший источник действующего права, но и как составной элемент формирующейся национальной правовой культуры.