Падает занавес

Пауза.

АЛЕША. Мне вдруг поесть захотелось. А тебе?

САШЕНЬКА. Хорошо бы на белый хлеб с маслом уложить целый следок мармеладу, может быть, даже и два следка!

АЛЕША. А лучше репку лука растеребить, обмакнуть в соль, и с черным хлебом!

Нюта молча встала и вышла.

САШЕНЬКА (кричит ей вслед). Если есть грецкие орехи, то я могу их наколотить! А ты сверху медом полей!

Молчат.

АЛЕША (вздохнув). А все-таки, дядя, хочется иногда какого-нибудь сюжетца. С хорошим концом!

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Концов вообще нет!.. Ни хороших, ни плохих! Все тянется и тянется, все ничем не кончается. Глупые, вы думаете, если он под поезд упал на последней странице, так это плохой конец?.. Это хороший, хороший! А вот если: жил и жил, и все было по-прежнему, - вот это плохо!.. Глупые вы какие! Зачем, зачем? Вот смотрите, как хорошо…

Слез с дивана. Встал в задумчивости посреди комнаты.

Сашенька тут же залезла с ногами на диван, одну подушечку под спину, другую на колени, и обняла ее.

С чего бы начать? Впрочем, это совершенно не важно. Дураки говорят, что начало это то, что само не следует по необходимости за другим…

Смеется. Загибает пальцы в счете.

Одиннадцать слов!.. А смысла в них – вот! (Показывает кукиш.) Начать можно с чего угодно, и весь тут Аристотель! Начнем хоть с печки! У ней на темной дверце отлит изогнутый цветок лилии… Кто говорит – лилия, а кто говорит – нет. А нам – наплевать!.. Вьюшки ее как пуговички на мундире начищенные. Мать говорила, что это – надворный советник, я говорил, что – исправник, а истопник – что – мучение!.. По кафелю можно написать чернилами плохое слово. И если шепотом прочитать его потом, - по животу пройдет холодок. А потом можно и представить себе предмет, который это словцо означает. Если предмет мужской…

АЛЕША. То на конце его пиши «ер»!

Смеются.

ИВАН ПАВЛОВИЧ. А если предмет женский…

АЛЕША. То без «ера».

Смеются.

ИВАН ПАВЛОВИЧ. …то скорей послюнить палец и стереть написанное, как будто его здесь и не было никогда!..

Прошелся по комнате.

Вот буфет!.. В нем можно спрятаться, в нижней его колоде. Там был подслушан разговор отца с Нютой. А потом – отца с матерью. А после – матери с Нютой. Дело кончилось слезами… В отделении для салфеток есть тайник, про который знали все. А в отделении для вилок тайник, про который знали не все, некоторые знали… Там – медальон матери, где прядь волос неизвестного, и спрашивать про это нельзя! Орешек в золотой бумаге… Игральная карта: пиковая десятка, означает черную вещь, болезнь, а при короле или даме – брачную постель!.. И про нее спрашивать тоже нельзя, никто и не спрашивал… На письменном столе глобус с вмятиной на Африке и на Аляске. Он дважды падал, один раз Африкой, другой раз – Аляской. От чего сделалась выпуклость на Туркестане… Зеленое сукно залито по левую руку чернилами, пятно вышло с зайца с двумя ушами. Его лучше прикрыть локтем, когда пишешь. Потому что, когда видишь этого зайца, думается совсем не о том. Об другом…

Часы бьют семь. Молчание.

(Бормочет.) Так можно описывать без конца. Конец вообще не важен. Говорят, после него нет ничего. Но это неправда.

Помолчал.

Можно дать занавес, где захочешь. Дернул за веревочку, он и упал! А что уж там за ним дальше было, - это их личное дело, тут наш интерес обрывается!.. Может, кто-то уже проехал черный, копченый туннель в Альпах, где смешно закладывает уши. И на крохотной станции, где подвешены к потолку цветочные горшки, уже купил себе кружку козьего молока и букетик фиалок… А теперь тянет пахитоску, обиженно делая губы буковкой «о»… Но это уже другая история, и она нас – избави Боже! – не касается!..

Входит Нюта.

НЮТА. Значит, так… Холодные котлеты. Яблоки. Еще есть телятина, но она несвежая, потому что на улице жара, мухи, а ваш разлюбезный Степан, хоть я ему и говорила, - …