Владислав Верстюк

ЦЕНТРАЛЬНАЯ РАДА И ВРЕМЕННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО (К ИСТОРИИ УКРАИНСКО-РОССИЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ В 1917 ГОДУ)

В многовековой истории украинско-российских отношений, когда российская сторона (власть, государство, общественное мнение) занимали императивное, доминирующее положение, а украинская — подчиненное, служебное, 1917 год составляет определенным образом исключение, которое характеризуется попытками изменить неравноправные отношения сторон, во всяком случае демократизировать их.

История взаимоотношений Центральной Рады и Временного правительства дает не только прецедент нового механизма украинско-российских отношений, она позволяет создать отличную от принятой в советской историографии версию развития революционных событий 1917 г. Если последняя рассматривала развитие революции через нарративы событий в Петрограде и Москве, через борьбу между Советами и Временным правительством (двоевластие), через ленинский план подготовки и проведения социалистической революции, то отношения между Киевом и Петроградом показывают искусственность применения этой схемы в исследовании событий на окраинах бывшей Российской империи и национальных территориях. В свою очередь, они выдвигают на первый план исследований проблемы децентрализации России, ее федерализации, решения национального вопроса.

Избранная нами проблема достаточно перспективна, актуальна и требует широкого обсуждения и исследования множества отдельных деталей, поскольку долгие годы пребывала вне внимания историков как России, так и Украины. В советской историографии Центральная Рада изображалась буржуазно-националистическим сателлитом Временного правительства. Конкретно историческое развитие их отношений рассматривалось только в статье В. Манилова «Из истории взаимоотношений Центральной Рады с Временным правительством», опубликованной в журнале «Летопись революции» в 1927 г.

Сегодня изучение проблемы снова привлекает внимание историков. Ею интересуются ученые и России, и Украины. Причем наблюдаются определенные отличия позиций, которые и подталкивают к общему обсуждению наработанного материала, его концептуальных оценок. Сошлюсь, например, на выступление И. Афанасьева «Проблема двоевластия и национальные движения на Украине и в Закавказье» в январе 1992 г. в Петербурге на международном коллоквиуме «1917 год в России: массы, партии, власть», а затем опубликованное в сборнике материалов коллоквиума «Анатомия революции» (СПб., 1994 г.). Наряду с верными наблюдениями о формировании в России на протяжении лета-осени 1917 г. многовластия, то есть о наличии объективных факторов к ее федерализации, И. Афанасьев видит причину такого развития событий в слабости Временного правительства, которое «расставалось с частью своей власти над целыми регионами страны или же безвольно наблюдало, как эту власть явочным порядком приватизируют органы и учреждения, государственно-правовая полномочность которых весьма сомнительна» ¹. К таким «сомнительным» учреждениям автор, в первую очередь, относит Центральную Раду и ее исполнительный орган Генеральный Секретариат. И. Афанасьев считает, что соглашение Временного правительства с Центральной Радой 3 июля породило кризис власти в стране и было обусловлено «в первую очередь беспрецедентным по своим последствиям превышением полномочий, которые себе позволило Временное правительство, что резко подрывало доверие к его так называемым демократическим элементам, а это в свою очередь вело к корниловщине» ².

Несколько аналогичных оценок, их можно найти в статье М. Соколовой «Великодержавность против национализма: Временное правительство и Украинская Центральная Рада (февраль-октябрь 1917 года)» ³.

Таким образом, если советская историография обвиняла Центральную Раду в пособничестве Временному правительству, то постсоветская российская историография пытается представить ее деструктивной, сепаратистской силой без государственно-правовой легитимной основы. Достается от нее и Временному правительству за излишнее потакание национальным движениям. Это упрощенная трактовка ситуации.

Не нужно забывать, что все революционные органы 1917 г. не имели достаточной легитимности. Революции происходят тогда, когда общество не имеет возможности снимать противоречия, в нем существующие, при помощи старых легитимных средств самоорганизации, и поэтому создает новые, революционные, которые легитимируются в ходе или после завершения революции.

Объективное, научное исследование отношений Центральной Рады и Временного правительства требует обсуждения целого ряда связанных с ними проблем, в первую очередь скрупулезного изучения первоисточников, их корректного для обеих сторон анализа.

Попробую обозначить некоторые из этих проблем. Наверное, оценка украинско-российских взаимоотношений во многом будет зависеть от общего понимания революции 1917 г. Украинская историография сегодня все более настоятельно говорит об украинской революции, являющейся одновременно частью общероссийских революционных событий, но и составляющей отдельное, особенное общественно-политическое явление, которое имело не только своеобразное надстроечное оформление в лице Центральной Рады, но и глубокие и разнообразные причины.

По данным переписи населения Российской империи 1897 г. русские составляли только 43% всего населения, что необычайно поднимало значение решения национальной проблемы. Но она не только не решалась, а до революции 1905 г. загонялась властью в тупик. Украинцы составляли 17% населения империи, но не имели легальной возможности к свободному развитию своей культуры и образования. Интересно, что не только власть была глуха к национальной проблеме, но и подавляющая часть русской общественности.

Нерешенность национального вопроса была не единственной и, возможно, не главной причиной назревания революционных преобразований. Уже к середине XIX в. Российская империя представляла собой общественно-государственный реликт.

Отсталость ее, на наш взгляд, объяснялась тем, что в России был создан закрытый тип общества, полностью задавленного государством. Общество не только не имело возможности к саморазвитию, но и было лишено права легально влиять на государство. От этого страдали и общество, и государство. Реформы Александра II создали возможности для модернизации, но оказались половинчатыми и непоследовательными. Контрреформы Александра III еще более усугубили положение. В результате создалась ситуация, когда экономика получила возможность капиталистического развития и в отдельных отраслях и регионах развивалась весьма бурно, тогда как общество оставалось лишенным права на открытую политическую жизнь. Это и стало главной причиной формирования в России революционной культуры.

Последняя наложила свой отпечаток на национальное украинское движение, которое развивалось в нелегальных или полулегальных формах. Одновременно отметим, что украинское национально-освободительное движение и в силу экстремальных условий своего развития, и в силу преобладания в украинской интеллигенции двойной лояльности к российскому и украинскому, было очень ограничено в своих программах. Практически все украинские политические партии, за исключением народной (М. Михновский), не выходили за пределы национально-территориальной автономии, а наиболее распространенными тактическими приемами украинских деятелей были обращения к правительству, отдельному министру или к Государственной Думе с просьбой разрешить преподавание в школе на украинском языке, ослабить цензурные ограничения для украинской книги, разрешить провести то или иное национальное мероприятие.

Последним непреодолимым препятствием для российского самодержавия оказалась первая мировая война. Мобилизационные качества и государства, и общества оказались несоответствующими тем, которые от них требовались. Патриотические настроения, преобладавшие в массах в начале войны, сменились к 1917 г. революционными. Украинские земли наиболее пострадали от войны. Восточная Галиция, Волынь стали театром военных действий. Украинцы вынуждены были сражаться друг против друга в составах враждовавших армий. Первая мировая война обострила не только украинский, но и вообще национальный вопрос. Согласно «14 пунктам» американского президента В. Вильсона самоопределение народов должно было стать одним из принципов завершения войны.

Народы России свое национальное освобождение связывали с революцией. В феврале 1917 г. империя рухнула. Россия в считанные дни превратилась в одну из наиболее демократических стран. Запреты на все виды политической деятельности были сняты. Финляндии была возвращена конституция, а Польше, оккупированной армией врага и по сути потерянной, обещано возвращение государственности. Было начато формирование польского легиона.

На этом фоне, как ни прискорбно, другие народы России, в том числе и украинцы, практически ничего не получили. Я бы не стал переоценивать значение решение 20 марта об ликвидации вероисповедальных и национальных ограничений. Во всяком случае оно на Украине ничего не изменило. В правительственной декларации, опубликованной в марте, ничего не говорилось о предоставлении всем народам России права национального и культурного самоопределения.

Два визита в марте к главе правительства представителя украинского движения А. Лотоцкого с просьбой не останавливаться на ликвидации национальных ограничений, а предоставить украинскому языку равные права в государственных, судебных и учебных учреждениях на Украине остались без последствий.

Следует отметить, что до 19 марта 1917 г. украинские требования, точнее их следует называть просьбами к правительству, не выходили за пределы национальной культуры и образования. Украинское движение, в том числе и Центральная Рада, демонстрировали полную лояльность правительству.

Затем ситуация несколько изменилась и эти требования были политизированы по формуле: национально-территориальная автономия Украины в составе демократической и федеративной России. Что же стало причиной такой политизации? По моему представлению — два фактора. Первый — мощное развитие стихийного низового национального движения. Показателем его стали две украинские массовые демонстрации, 12 марта в Петрограде и 19 — в Киеве. Первая собрала 20 тыс., а вторая — 100 тыс. участников.

Второй фактор — возвращение из ссылки в Киев М. Грушевского, избранного председателем Центральной Рады. Именно он сформулировал и обосновал упомянутый выше тезис.

В результате взаимодействия этих факторов стихийное национальное движение приобрело определенную организационную форму, которую венчала Центральная Рада. Благодаря мощной поддержке масс она очень быстро приобрела политический вес и авторитет. Произошла любопытная метаморфоза. Украинское движение, которое в первые дни марта было политическим аутсайдером, к началу апреля превратилось в политического лидера в Украине.

Его авангардную позицию продемонстрировал Всеукраинский национальный конгресс 6 — 8 апреля 1917 г., собравший в Киев со всех концов Украины и из-за ее пределов около 1500 делегатов. Конгресс подтвердил действенность формулы национально-территориальной автономии в пределах федеративной, демократической России.

6 апреля, в день открытия Национального конгресса, в Киев впервые приехал представитель Временного правительства — военный министр А. Гучков. На конгресс он не пошел, но встретился с бароном Ф. Штейнгелем, членом городского исполкома Совета объединенных общественных организаций и одновременно членом УЦР. Штейнгель сказал министру, что украинский народ надеется на решение своей судьбы Учредительным собранием и верит, что Россия будет построена на федеративных началах. А. Гучков отметил, что не может отвечать за Учредительное собрание.

Всеукраинский национальный конгресс дал переизбранной УЦР указание выполнить его резолюции и вступить с этой целью в непосредственные переговорные отношения с Временным правительством. Несмотря на это, УЦР не спешила обращаться с прямыми просьбами к правительству. Весь апрель и до середины мая она молчала, но не переставала выражать правительству знаки доверия. Такое поведение можно было объяснить несколькими причинами. Несомненно, на лидерах Центральной Рады еще сказывалось влияние двойной лояльности, и, наверное, имела место неуверенность в том, что правительство удовлетворит их просьбы, страшил отказ, который мог подорвать реноме УЦР. Возможно, что на какое-то время пауза была лучшим выходом из ситуации, но держать ее бесконечно долго не представлялось возможным.

В апреле-мае в Украине прошли десятки всеукраинских, губернских, уездных съездов, которые настойчиво требовали от Центральной Рады решения проблемы автономии. Со второй половины апреля УЦР получила мощную поддержку украинцев в армии.

5 — 8 мая в Киеве собрался I Всеукраинский войсковой съезд, который начал выяснение отношений между Центральной Радой и Временным правительством. Съезд оказал УЦР полную поддержку, но его бурный ход показал, что низовое украинское движение может легко выйти из-под ее контроля, если она не вступит в непосредственный диалог с правительством.

В середине мая в Петроград отбыла украинская делегация. Несмотря на обилие проектов документов, которые она везла, она полностью удовлетворилась бы заявлением правительства о его лояльном отношении к будущему положительному решению украинского вопроса.

Но этого не произошло. По всем пунктам, за исключением введения украинского языка в начальной школе как языка преподавания, делегация УЦР получила отказ. Обнародование этого факта в Украине вызвало ценную реакцию возмущения. Всеукраинский крестьянский и 3-й Всеукраинский войсковой съезды требовали от УЦР адекватных действий, результатом которых стал I Универсал. Этот документ провозгласил о том, что «отныне сами будем творить нашу жизнь» ⁴. Но нет никаких оснований считать его сепаратным документом — он не выходил за пределы программы автономии, был декларацией, в которой практически не было указаний, на какие-либо конкретные цели и шаги.

Безусловно, I Универсал как и создание Генерального секретариата оказались довольно мощными инструментами давления на правительство. Если к этому добавить, что Универсал нашел огромную поддержку среди украинцев и в Украине, и за ее пределами, особенно в армии, то станет понятно в какое неприятное положение попало правительство в момент подготовки наступления на фронте.

Воздействие на УЦР военной силой могло иметь непредсказуемые последствия, поэтому такая форма пресечения украинского движения даже не обсуждалась в правительстве. Оно попыталось увещевать воззванием и через кампанию в прессе, очевидно рассчитывая, что таким образом отсечет от УЦР силы, ее поддерживающие, но через 10 дней, поняв бесплодность таких намерений, проявило политическую мудрость и направило в Киев делегацию для переговоров.

Переговоры были очень интересны, к сожалению, нет возможности говорить о них подробно. Любопытных отсылаю к мемуарам И. Церетели ⁵. Скажу только, что обе стороны проявили желание и выявили умение искать компромиссы. А это доказывает, что УЦР не выступала деструктивной силой и не пыталась захватить власть любым путем, а пыталась решить свою задачу с наименьшими потерями с российской стороны. И далее украинская сторона действовала в русле достигнутого 3 июля соглашения. Она объявила о соглашении во II Универсале, затем предоставила в составе Центральной Рады 202 места для представителей национальных меньшинств, при их участии подготовила «Устав высшего управления Украиной», расширила состав Генерального секретариата за счет русских, евреев и поляков.

Временное правительство в связи с утверждением соглашения постиг кризис, связанный не только с наличием сильных разногласий в российском политическом истэблишменте в определении дальнейшего политического курса страны, но и с его неготовностью принять идею федеративного устройства государства. Новый состав правительства, возглавляемый А. Керенским, отказался от принятых обязательств, значительно изменил условия соглашения. В результате вместо «Устава высшего управления Украиной» появилась правительственная инструкция Генеральному секретариату.

Такое поведение правительства вызвало возмущение в Украине. Центральная Рада с успехом могла бы им воспользоваться для обострения конфронтации с правительством. Но она не стала этого делать, решив после длительного обсуждения не принимать и не одобрять «Инструкцию Временного правительства Генеральному секретариату», но подать на утверждение Временного правительства новый состав Генерального секретариата. Хотя она демонстративно не послала своих представителей на Государственное совещание, но приняла участие в борьбе с корниловщиной.

Попытаемся определить политический смысл и историческое значение российско-украинского соглашения. В украинской историографии имеются полярные суждения по его поводу. Д. Дорошенко называет соглашение 3 июля моментом «триумфа для политики Грушевского» ⁶. И. Ногаевский склонен считать, что «во время совещаний в Киеве фактически победителем вышел Петроград» ⁷, что в этом компромиссе УЦР проявила слабость и не оказалась готовой провозгласить полную самостоятельность Украины.

Конечно, каждый историк свободен в определении своих взглядов, и строит их на определенных аргументах. В данном случае не стоит забывать о компромиссности соглашения, а компромисс это всегда приобретение при условии неизбежной потери. Что важнее: потеря или приобретение? Попытаемся еще раз определить, какую цель ставила себе украинская сторона, вступив на путь переговоров с правительством, и чего она достигла. Речь шла о том, чтобы провозглашенной I Универсалом автономии Украины придать определенный правовой статус. Если исходить из утверждений, что политика это искусство возможного, и что высшей целью политики есть власть, можно сделать вывод, что II Универсал позволил достичь желаемого. Бескровная цена этого успеха станет еще значительней, если вспомним, что практически в это же время (5 июля) большевики в Петрограде пытались захватить власть вооруженным путем, но у правительства хватило сил подавить это выступление.

Соглашение открыло путь к власти, но за нее пришлось платить переходом из оппозиции в союзники правительства, предоставлением мест в УЦР и Генеральном секретариате далеко не всегда дружественной российской демократии, осуждением революционных методов деятельности. Это была довольно серьезная цена, поэтому у историков и возникает вопрос: «А стоила ли игра свечей?» Могла ли Центральная Рада эффективно воспользоваться властью, а если нет — то нужна ли она была ей?

Насколько нам известно из источников, так вопрос в июле 1917 г. никто не ставил, сомнений в необходимости власти не выдвигал. Однако сегодня историк, зная последующее развитие событий, анализируя их, может в качестве гипотезы высказаться о преждевременности соблазна властью. Последняя без поддержки Временного правительства оказалась непосильным грузом, вещью в себе, к которой деятели УЦР только пытались подобрать ключи.

Платформа II Универсала вынудила лидеров украинского движения сконцентрировать свое внимание на формальных правовых атрибутах власти, ее механизмах, то есть осваивать для себя новое поле деятельности. В этом не было бы ничего страшного, если бы задача консолидации украинской нации, ее пробуждения к политической жизни, та задача, решению которой УЦР уделяла так много внимания весной 1917 г., уже была выполнена. Но для одновременного решения обеих задач сил оказалось недостаточно. Как показали дальнейшие события, отсутствие достаточной консолидации национальных сил, провалы в массовом национальном сознании стали одной из причин последующих поражений Центральной Рады.

Подтверждение этой мысли находим в воспоминаниях М. Ковалевского, лидера украинских эсеров, в июне-июле 1917 г. яркого защитника соглашения с правительством. «Вопрос, что было в то время более существенным и более важным для Украины — получение легальных форм автономии Украины или углубление украинского революционного процесса, — легче решить теперь с ретроспективы 30 лет, — пишет он. — Тогда же в июле 1917 г., когда Российская Республика, провозглашенная на месте монархии Романовых, имела все атрибуты государственной власти, а процесс разложения этого государственного организма выразительно начался с осени этого года, дело это не было так ясно. Если бы кто-нибудь в Киеве имел представление этого грядущего разложения, то, разумеется, мог бы стать препятствием на пути июльского компромисса, чтобы направить всю силу и энергию растревоженной украинской стихии на дальнейший путь национальной революции» ⁸.

Компромисс с правительством формально предоставил власти Генерального секретариата признаки легитимности, но в силу необходимости поддерживать линию правительства, терявшего авторитет, был причиной последующего упадка морально-публичной власти.

Соглашение Временного правительства с Центральной Радой не имело достаточно весомых положительных последствий. Тем не менее на Украине летом-осенью 1917 г. сохранялась более стабильная политическая ситуация, нежели в центре страны. Не Украина оказалась инициатором свержения Временного правительства. Влияние большевиков на массы здесь было значительно ниже. Таким образом, можно считать, что потенциал соглашения не был использован российской стороной в достаточной мере. Временное правительство потерпело поражение, что свидетельствовало о слабости демократической политической традиции в стране. В частности, это поражение говорило о том, что демократия была невозможна в парадигме «единой и неделимой» России, тогда как в случае федерализации она могла получить поддержку национальных движений и отдельных территорий. Об этом свидетельствовало своеобразие развития революционных событий в Украине.

Примечания

¹ Анатомия революции: 1917 год в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С. 325.

² Там же. С. 328.

³ См.: Исследования по истории Украины и Белоруссии. Вып.1. М., 1995.

⁴Українська Центральна Рада: док. і мат. у 2-х т. Т. 1. К., 1996. С. 104.

⁵ См.: Церетели И. Воспоминания о Февральской революции 1917 г. Париж, 1962.

⁶ Дорошенко Д. Історія України. 1917 — 1923 pp. Т. І. Доба Центральної ради. Ужгород, 1932. С. 116

⁷ Нагаєвський І. Історія української держави двадцятого століття. К., 1993. С. 81.

⁸ Ковалевський М. При джерелах боротьби. Інсбрук, 1962. С. 406 — 407.