Провозглашение гелиоцентризма, открытия Галилея

Надо сказать, что сама интерпретация этих астрономических наблюдений Галилеем была в значительной мере следствием революции Коперника — провозглашения гелиоцентризма, так как именно гелиоцентризм предполагал равноправие Земли и других планет (включая Луну). Рассматривая также в телескоп Луну не сквозь призму гелиоцентризма Т. Гарриот, как уже говорилось, усмотрел только сходство ее поверхности с тортом, который обычно делал его повар, а противники Галилея были убеждены, что вся картина возникает из-за различий освещения и окраски разных частей гладкого шара Луны, либо даже предполагали, что наблюдаемые неровности находятся внутри слоя прозрачного твердого вещества, образующего идеально гладкую сферическую поверхность Луны. Ко времени наблюдений Галилея общепринятая догма об особом мире совершенных небесных тел была поколеблена и другими наблюдателями, кто в числе первых воcпользовался телескопом.

Речь идет об открытии солнечных пятен. В мае — июне 1611 г. голландский астроном И. Фабрициус первым установил существование темных пятен на поверхности Солнца. Он убедительно показал, что эти образования принадлежат телу самого светила (которое он, как и другие в его время, считал твердым), и по их видимому перемещению открыл вращение Солнца. Сообщение о более раннем наблюдении солнечных пятен содержалось, как выяснилось позднее, и в рукописях Гарриота (декабрь 1610 г.). В 1611 г. одним из первых наблюдал темные пятна на Солнце и Галилей. Кроме открытия изменений пятен за счет эффекта перспективы (видимое сплющивание их при приближении к краю солнечного диска), Галилей впервые отметил реальные и довольно быстрые изменения формы солнечных пятен и сравнивал их поэтому с облаками в земной атмосфере. И все же некоторые продолжали считать их более близкими к Солнцу темными телами.

Поэтому чрезвычайно важным было открытие Галилеем на диске Солнца в конце 1612 г. маленьких ярких образований (очевидно, факелов), которые перемещались подобно темным пятнам, но которые уже нельзя было спутать с посторонними телами — более близкими планетами, обращающимися вокруг Солнца. Это позволило Галилею окончательно подтвердить вращение нашего светила. Еще большее впечатление произвело открытие Галилеем спутников у Юпитера и фаз у Венеры. Уже во время первых наблюдений в 1610 г. он убедился, что обнаруженные им близ Юпитера четыре маленькие звездочки, расположенные на одной прямой, изменяют свое положение относительно планеты. Продолжив наблюдения, он установил периодичность в движении этих тел, оказавшихся, таким образом, спутниками планеты. Рассматривая в телескоп Сатурн, Галилей заметил по бокам этой планеты странные выступы. Он также принял их вначале за два спутника планеты.

Однако явление все еще оставалось загадочным, и о своем открытии Галилей сообщил на этот раз в виде анаграммы — набора букв, составлявших после правильной их расстановки фразу: «Высочайшую планету тройною наблюдал». Но его предположение оправдалось не буквально: загадочные выступы оказались знаменитым кольцом планеты, существование которого (ок. 1658 г.) открыл X. Гюйгенс. Только спустя еще два века удалось установить, что это колоссальная и сложная по своей структуре система маленьких спутников Сатурна (которые, впрочем, далеко не исчерпывают собою состав сложной системы колец). Среди своих астрономических открытий наиболее значительным Галилей считал открытие спутников у Юпитера. Именно в достоверности этого открытия он особенно стремился «убедить всех астрономов и философов». Действительно, за всю историю цивилизации впервые были обнаружены новые подвижные небесные тела — планеты, которые отличались и той особенностью, что они обращались явно вокруг другой, уже известной планеты.

Луна, перестала быть исключением в системе Коперника, а Земля — единственным центром, вокруг которого должны были, согласно Птолемею, обращаться все небесные тела. И все же это открытие было лишь косвенным подтверждением системы Коперника. Но следующее телескопическое открытие Галилея — обнаружение у планеты Венеры фаз, подобных лунным (декабрь 1610 г.), явилось первым и более ста лет оставалось единственным неопровержимым фактом, подтверждавшим истинность гелиоцентрической системы Коперника. Однако открыто провозгласить её в Италии начала XVII в.— значило повторить трагическую судьбу Джордано Бруно. Поэтому, прежде всего, необходимо было убедить в «благонамеренности» тех пли иных открытий католическую церковь.

Между тем «Звездный вестник» — небольшое сочинение, в котором Галилей изложил свои результаты телескопических наблюдений, и еще более письмо о солнечных пятнах, где он утверждал первостепенную роль чувственного опыта в исследовании окружающего мира, вызвали резкие нападки на ученого и обвинения его в отступлении от Священного Писания. Вся дальнейшая жизнь Галилея была связана с неоднократными поездками в Рим для объяснений с папой, высшим духовенством, со «святой инквизицией». И ни огромный научный авторитет, ни близкое знакомство с кардиналом Барберини (затем папа Урбан VIII), ни даже искренняя преданность Галилея католической церкви, в чем у Рима не было сомнения, не спасли гениального ученого от суда инквизиции.

Опубликование самих астрономических открытий еще не вызвало тревоги и даже нашло признание у высоких духовных сановников, вопреки нападкам научных противников Галилея и разного рода доносчиков. Несмотря на официальный запрет в 1616 г. пропаганды системы Коперника, у Галилея все еще сохранялись иллюзии о приемлемости для католической церкви его взглядов. Их изложение в осторожной форме было даже официально разрешено ученому. Система Коперника должна была при этом представляться лишь как одна из возможных и чисто абстрактных математических теорий. Опубликование «Диалога» разрушило все иллюзии как у Галилея в отношении терпимости церкви к его взглядам, так и у католического Рима в отношении истинного смысла этого труда. Напечатанный в феврале 1632 г. с разрешения римской духовной цензуры, он уже в августе был изъят из продажи и также внесен в папский «Индекс» запрещенных книг. Форма «Диалога» крайне осторожна.

На первый взгляд, трое друзей ведут в нем мирную, без особого полемического задора, неторопливую беседу о весьма отвлеченных вещах, причем каждый искренне и непредубежденно,— что относится прежде всего к сторонникам Коперника — Сальвиати и Сагредо,— старается понять точку зрения другого, допуская сначала ее справедливость. Однако, несмотря на это, и скорее, именно благодаря такой предельной объективности беседующих, догмы аристотелевой физики, которые лежали в основе мировоззрения, проповедывавшегося католической церковью, как и сама система Птолемея, терпят в «Диалоге» очевидный крах. Новые же идеи Коперника, дополненные еще более революционными идеями Д. Бруно о бесконечности Вселенной и множественности обитаемых миров, с убедительностью торжествуют перед читателем.

Для католического Рима не могло оставаться никаких сомнений в невероятной силе и, следовательно, опасности ее идейного противника — Галилео Галилея. Автор «Диалога» в 1633 г. был вызван в Рим. Под угрозой пытки старого ученого (ему было тогда 69 лет) принудили, стоя на коленях, отречься от «заблуждений». Но и после этого Галилей продолжал работать и сумел в далекой протестантской Голландии переиздать несколько раз свой «Диалог», а в 1638 г. опубликовал там же «Беседы» о механике.