Межнациональные конфликты в Таджикистане и обострение социальной напряженности

Социальный кризис, о котором было сказано выше, начал заметно проявляться в 80-е годы в форме межнациональных конфликтов, кульминационным пунктом в череде которых, несомненно, стали душанбинские события 1990 г.

Остановимся на некоторых из них подробнее. Одним из известных конфликтов явилось противостояние между таджиками Исфаринского р–на Таджикистана и киргизами Баткенского р–на Кыргызстана. Столкновения подобного рода начались здесь отнюдь не в 1989 г., как сообщала пресса, а значительно ранее (известны события в селениях Ворухе—Танги в 1982 г. и Матче (Октябре) —Актатыре в 1988 г.), что бесспорно свидетельствует: в основе межнациональных противоречий лежат не столько сиюминутные, конъюнктурные, сколько длительно действовавшие объективные факторы. Эти факторы по большей части не отражались в общественном сознании долгое время и игнорировались властью.

Чтобы правильно оценить сложившуюся в долине Исфары ситуацию, необходимо хотя бы вкратце остановиться на этнической и демографической картине в этом районе.

Исфаринский район Таджикистана — один из самых густонаселенных не только в Ленинабадской области, но и во всей республике. Для сравнения отметим, что в соседнем с Исфаринским Баткенском р–не Ошской области Кыргызстана на одного человека приходится почти в 20 раз больше территории.

Существенной особенностью района, обусловленной спецификой физико-географических условий, является и неравномерность расселения жителей, проявившаяся в существовании густонаселенных оазисов-очагов. Подобный принцип расселения привел к тому, что в сравнительно узкой прибрежной полосе Исфары-сая (вдоль русла реки) исторически сформировались три крупных заселенных очага, в которых сосредоточилась основная масса населения.

Как и сто лет назад, в настоящее время более половины всего населения было сосредоточено только в трех-четырех крупных населенных пунктах.

Спецификой района можно считать и этнический состав населения, которое представлено тремя крупными группами: автохтонное таджикское, первоначально проживавшее в верховьях и средней части р. Исфары и в течение второй половины XVIII — первой половины XIX вв. расселившееся вниз по долине и образовавшее ряд селений вокруг Исфары; большая группа переселенцев из Средней и Верхней Матчи, в это же время продвинувшихся из-за Туркестанского хребта и образовавших новые поселения на еще свободных и доступных землях (сел. Матча, Пирдевак, Зардхок и др.) или осевшее в ряде уже существовавших селений района; узбеки, не сохранившие племенного деления, пришедшие в долину Исфары в конце XVIII-XIX вв. из округи крупных кокандских центров Яйпана и Рапкана и образовавшие ряд селений в Нижней Исфаре. Киргизское население в границах собственно Исфаринского р–на немногочисленно и в основном сосредоточено в сел. Матпари к северо-западу от г. Исфары.

Таким образом, на протяжении сравнительно недавнего исторического периода произошли значительные перемещения крупных групп населения, перераспределение земель и, соответственно, прав на землю и воду. Очевидно, именно эти исторические факты отложились в сознании жителей, породили определенную систему обычного права, ломка которой пришлась на 70-е — 80-е годы, послужив одним из факторов социальной напряженности.

Вторым фактором, оказавшим крайне негативное воздействие на социально-экономическое развитие района, стал высокий естественный прирост населения. С 1870 по 1990 гг., т.е. за 120 лет, население района возросло в 11,9 раза, причем преимущественно за счет внутренних, демографических процессов. Мигрантов последних десятилетий в районе немного (13580 чел.), и они сосредоточены прежде всего в шахтерском поселке Шураб (8470 чел.), а также г. Исфаре, пос. КИМ (быв. САНТО) и Нефтеабаде (быв. Пирдеваке).

Число жителей "базовых" населенных пунктов возросло за этот период еще больше. Например, численность жителей Воруха (без учета переселения части жителей в последние годы в Исфару и ее округу) — более чем в 20 раз, а собственно Исфары — 23 раза и т.д. Совершенно ясно, что никакая социальная инфраструктура, тем более традиционная сельскохозяйственная, не способна справиться с таким приростом. Именно второй фактор сыграл основную роль в создании социальной напряженности в районе.

И наконец, третий фактор связан с появлением нового крупного этнического компонента — киргизами, составляющими основное население окружающего Исфаринский Баткенского р–на Кыргызстана.

До тех пор пока киргизы вели естественно-традиционное скотоводческое хозяйство, которое опиралось на распределение территории между племенными группами, а также между ними и оседлым таджикским населением и регулировалось обычным правом, существенных причин для межнациональных конфликтов между киргизами и жителями Исфаринской долины не было. Наоборот, различие в способах хозяйственной деятельности делало необходимыми дружеские контакты, продиктованные экономическими потребностями и осуществлявшиеся в форме обмена товарами своего производства.

Имеющиеся сведения о Баткенском р–не того периода показывают, что еще в начале ХХ столетия население здесь было немногочисленным и в хозяйственном отношении находилось в процессе перехода от подвижного к отгонному скотоводству. Скотоводческая деятельность предопределила нестабильность и неравномерность способов его расселения; на протяжении ХХ в. система этого расселения существенно изменялась.

Процесс особенно ускорился в 30-е годы, когда начала осуществляться политика по переводу скотоводческого населения на оседлый образ жизни. Проводимая административными мерами, без учета условий хозяйствования и возможных последствий, она создала дополнительные предпосылки роста в будущем социальной напряженности.

Учитывая, что во всем Баткенском р–не имелось не так уж много мест для удобного расселения (что связано прежде всего с дефицитом воды), часть киргизов, естественно, стала стягиваться ближе к Исфаре-саю, на земли, традиционно считавшиеся "своими" у таджиков, в районы бывших зимних стойбищ, где постепенно возникли селения Капчагай, Аксай, Самаркандек, Говсувор, Актатыр, Кочобою, Шакча и др.

Баткенский р-н был образован в 1964 г., но еще в конце 50-х годов началась работа по "совершенствованию" инфраструктуры района и переориентации на производящий оседло-земледельческий тип экономики (с определенной его скотоводческой специализацией). Начало было положено переселением киргизов-теитов из Ходжишкента в Чонгару (1959 г.), киргизов-нойгутов из зардалинской группы селений на равнину, в Раватковуд (1961 г.) или его округу, а позднее — созданием Торткульского водохранилища для орошения земель (прежде всего с целью создания основ кормовой базы для скота), и сопровождалось переименованием старых поселений, а также созданием новых на вновь орошенных землях, сокращением сети "неперспективных" поселков и построением на территории района сети совхозов и госхозов.

В то же время Баткенский р-н, так же, как и Исфаринский, динамично наращивал свое население. Только за время его существования число хозяйств возросло в 2,5 раза, а к 1990 г. численность населения достигла примерно 59 тыс. человек. При этом следует помнить, что практически весь прирост достигнут за счет демографических факторов. Указанные перемены в Баткенском р–не за короткий исторический период дважды нарушили естественно-исторические процессы в развитии традиционного скотоводческого общества и привели к созданию очагов внутринациональной напряженности (например, между кипчаками и нойгутами в с. Карабоке (совхоз им. Фрунзе, бывший Раватковуд), возникшей из-за перераспределения хозяйственных территорий и изменения в связи с этим экономического положения каждой из групп, а также племенной принадлежности хозяйственных и политических руководителей всех рангов в совхозе. Негативные явления усугублялись также радикальным изменением способа хозяйствования и непросчитанными разрушительными последствиями строительства Торткульского водохранилища (значительные масштабы засоления почв).

Совокупность развивавшихся процессов в Исфаринском и Баткенском р–нах вызвала к жизни социальную напряженность, получившую выход в виде межнационального конфликта в 1989 г. В условиях полного абсолютного и относительного перенаселения Исфаринского р–на таджики, естественно, видит в киргизах, осевших на традиционно "таджикских" землях и пользующихся "таджикской" водой, главного виновника всех трудностей жизни.

Проводившиеся с начала 1990 г. переговоры между политическим и административным руководством Исфаринского и Баткенского р–нов о возможности перераспределения территории районов в пользу таджиков, не принесли ощутимых результатов, в том числе еще и потому, что встретили мощное противодействие населения Баткенского р–на, которое считало, что таджики покушаются на их национальные территории (44).

По сообщениям прессы, весной 1991 г. опять начались волнения и столкновения. Со стороны таджиков были выдвинуты требования о передаче им в постоянное пользование 10 тыс. га земель. Президенты республик обменялись по этому поводу официальными упреками в адрес друг друга с обвинениями в нежелании решать возникшие проблемы. Таким образом, ситуация переросла рамки экономических притязаний, приняла форму межнационального противостояния в отдельном районе, или, по-другому, локального конфликта, а также приобрела характер политического инцидента, так как речь шла теперь фактически о пересмотре межреспубликанских границ.

Остановимся вкратце и на практически не освещавшемся прессой таджикско-узбекском конфликте 1989 г., имевшем место в Ганчинском р–не. По имеющимся данным, в основе конфликта лежали требования о перераспределении пастбищ между таджикскими группами северных предгорий Туркестанского хребта (селений, входивших в совхоз им. К. Маркса: Метк, Росровут, Хшикат, Дахкат и др.) и узбекскими селениями предгорий (Мурьяк, Кучкана и, видимо, некоторых др.).

Этот конфликт также имеет историческую подоплеку. В конце XIX в. население в зоне конфликта было представлено двумя группами: таджиками (227 хоз., примерно 1235 чел.) и узбеками. Из последних узбеки-чагатаи составляли около половины жителей с. Авчи (т.е. 10 – 15 хоз.), но уже к тому времени были практически ассимилированы таджиками.

Несколько семей чагатаев проживали и в Равате — особом квартале с. Кали Мирзобай, позднее вошедшем в состав пос. Калининабад. Земли предгорий находились в совместном пользовании таджиков и небольших групп скотоводов-тюрок, одна из которых, численностью в 17 хозяйств, зимовала возле с. Дахкат. Последние в конце XIX — начале XX вв. постепенно оседали на землю, и к 1885 г. создали в этой зоне ряд аулов. К 1920 г. из этих аулов сформировались селения Кучкана и Мурьяк. Следовательно, первая четверть XX в. — период перераспределения земель между таджикским и узбекским населением. Причем особенностью этого процесса было перераспределение не поливных земель, (которыми таджикские селения в тот период были относительно хорошо обеспечены за счет арычных отводов воды из горных речек, а также частично благодаря использованию ключей и кяризов – подземных рукотворных каналов (в которых у тюрок-барласов в тот период не было острой нужды, ибо вполне хватало ключевой воды), а преимущественно предгорных пастбищ. Ведь тюрки были скотоводами, да и в хозяйстве местных таджиков скотоводство играло далеко не подсобную роль (от 16,7 до 40 и более процентов). Ситуация не выглядела особенно обостренной, так как основные пастбища тюрок располагались не в зоне предгорий, а на территории Голодной степи.

Однако ко второй половине XX в. ситуация существенно изменилась. Как и в целом в регионе, в указанной зоне резко возросло население, достигнув к концу 60-х годов примерно 10,2 тыс. человек, а к середине 80-х — несколько более 20 тыс. Это существенно усложнило условия хозяйствования и повлекло за собой практически полное истощение основных средств жизнеобеспечения — земли и, особенно, воды. Кроме того Голодная степь была практически выведена из традиционного хозяйственного оборота (скотоводство). Еще в начале 80-х годов здесь был возможен выпас скота вдоль бровок магистральных каналов, теперь же и это оказалось невозможным. Следовательно, основная нагрузка падает ныне на горные и предгорные пастбища, которые, как показывают новейшие исследования, стремительно деградируют.

Эти обстоятельства и вызвали в 1989 г. достаточно жесткий конфликт между таджиками и тюрками-барласами. Нельзя не отметить, что в процессе ликвидации конфликта, когда в качестве умиротворяющей силы между конфликтующими сторонами выступали войска МВД Ленинабадской обл., женщины-узбечки шли на милицию, задрав подолы платьев и обнажив животы, что по традиции означало высшую степень презрения к врагу, демонстрацию жертвенности и стремления ценой жизни защищать свои интересы. Случаи подобного поведения, не совместимые с мусульманскими нормами благочиния, известны нам из истории. Например, во время войны кокандского хана Худояра с кипчаками сарты — жители Коканда — были поражены и возмущены, когда кипчакские женщины в открытую появлялись обнаженными, демонстрируя полное пренебрежение к противнику. Само по себе активное участие женщин, как это случилось и во время узбекско-киргизского конфликта в Оше, предполагает достаточно высокую степень традиционной идеологизации и определенный уровень организационной работы (45).

События середины февраля 1990 г. в Душанбе носили уже явно политический характер. Напомним канву этих событий. Все началось со слухов о прибытии в Душанбе огромного числа армянских беженцев, которым городские власти выделили квартиры, предназначавшиеся для горожан-очередников. Хотя слухи эти были опровергнуты официально, горожан убедить не удалось, и 11 февраля они собрались на митинг у здания ЦК КП Таджикистана. Собравшимся было обещано, что они получат все разъяснения спустя 24 часа.

Днем 12 февраля, около 15 часов, народ вновь собрался у здания ЦК. Первый секретарь ЦК КПТ К.Махкамов не вышел к людям в обещанное время, и произошли первые стычки с милицией. Начался штурм здания ЦК. Попытка К.Махкамова, вынужденного выйти на площадь, чтобы успокоить толпу, ни к чему не привела. Начались акты вандализма, поджоги автотранспорта, избиение прохожих, насилия над женщинами. Были замечены люди, руководившие действиями толпы, преимущественно группами молодежи.

Острие беспорядка 12 февраля было направлено против власти. Выкрики в толпе "Долой армян!" сменились требованиями "Долой Макхамова!" Огонь милиции по толпе холостыми патронами лишь спровоцировал экстремистов. К вечеру начались поджоги ларьков, погромы магазинов.

Погромы и грабежи населения приняли массовый характер 13 февраля. В этот день к Душанбе на машинах и автобусах подвозились группы молодежи из окрестных кишлаков, и в этот же день милиция и солдаты душанбинского гарнизона начали применять боевое оружие, однако крайне недостаточно и несоразмерно с масштабами действий экстремистов, что повлекло за собой значительные потери среди мирного гражданского населения. Все наблюдатели единодушно отмечали массовое использование в беспорядках подростков 7-14 лет, а также общую огранизованность действий "хулиганов".

Перед зданием ЦК, где постоянно находились около тысячи человек — преимущественно молодежь и жители близлежащих селений — выдвигались лозунги "Таджикистан — таджикам", "Каримов Б.Б. должен быть первым секретарем ЦК компартии Таджикистана" и др. Собравшиеся создали "Народный комитет, избранный митингующим народом".

Вечером 13 февраля в город вступили танки. Всего были введены 6 тыс. военнослужащих Советской Армии, внутренних и пограничных войск. Тем не менее 14 февраля так называемый Народный комитет в составе 17 человек сел за стол переговоров с руководством республики. Основное требование комитета — отставка того самого руководства, с которым велись переговоры. Бесчинства в городе продолжались с целью оказания давления на ход переговоров. И хотя в итоге был подписан протокол, первый пункт которого гласил "Учитывая острую критическую ситуацию, создавшуюся в последние дни в городе Душанбе, и во избежание дальнейшего кровопролития, мы решили подать в отставку в соответствии с существующими законами", а также был подготовлен проект Указа Президиума ВС ТССР и составлен текст обращения к населению республики о передаче власти временному Народному комитету, состоявшийся 15-16 февраля XVII пленум ЦК КПТ счел невозможным принять отставку первого секретаря ЦК КПТ К.Макхамова и выразил доверие Председателю президиума ВС Республики Г.Паллаеву и Председателю СМ ТССР И.Хаёеву.

Порядок в городе был восстановлен. По официальным данным, погибли 22 и пострадали 589 гражданских лиц, ранения и травмы получили 86 военнослужащих внутренних войск, 15 — Советской Армии, 138 — работников милиции. Среди пострадавших были таджики, русские, представители других национальностей.

И хотя официальная точка зрения на происходившие события до сих пор так и не обнародована, существуют определенные мнения, высказанные независимыми исследователями. Признается, во-первых, что эти события следует оценивать не однозначно: любое суждение по их поводу способно лишь частично верно отразить создавшееся положение. Например, не вызывает сомнения, что начинались эти события как антиармянские выступления (при этом муссировались слухи, что и они были инспирированы какими-то азербайджанскими эмиссарами-уголовниками по заказу неких группировок). Но уже на следующий день в выступлениях приняли участие силы, действия которых носили ярко выраженный антиправительственный характер. В события были вовлечены уголовные элементы, а беспорядки умело спровоцированы и организованы. При таком повороте дела уже можно говорить о межклановой борьбе за власть. В то же время есть достоверные сведения, что в этих событиях активное участие принимали и религиозные деятели и авторитеты.

Достоверно известно также, что подготовка к событиям началась еще осенью 1989 г., когда среди населения изготавливалось и складировалось значительное количество заточек, металлической арматуры и т.п. Органы внутренних дел были поставлены об этом в известность, но никаких мер принято не было (46).

Общий вывод таков. Какими бы ни были субъективные цели участников беспорядков, события приобрели подобный размах и характер потому, что общество находилось в критическом состоянии и малейший толчок неизбежно должен был повлечь за собой взрыв недовольства и массовых беспорядков.

Подобные социальные конфликты в различных формах вспыхивали на территории республики и позднее, свидетельствуя о прорвавшемся социальном напряжении. Так, 31 июля 1991 г. произошло довольно масштабное столкновение между арабами и местными таджиками пос. Кобадиана с одной стороны и таджиками, переселенцами из Каратегина — с другой. В противовес невразумительным сообщениям официального характера в прессе о том, что конфликт, якобы, произошел на бытовой почве в биллиардном зале Кобадиана (47), на деле столкновение имело вполне четко прослеживающиеся экономические причины (малоземелье) и ярко выраженную идеологическую окраску. Дело в том, что таджики-переселенцы, обосновавшись в районе Кобадиана в 30-е — 50-е годы, стали активно занимать руководящие должности. Когда же на деньги всех живущих в Кобадиане этнических и территориальных групп была выстроена мечеть, имамом (настоятелем) в ней стал каратегинец.

Местные таджики, считающие себя старожилами этих земель, обустроившими и оживившими землю, начали активно выражать возмущение. К протесту присоединились и арабы, считавшие, что они — соплеменники Пророка и носители истинного ислама — имеют в религиозных делах определенные преимущества. В результате столкновений этих групп четыре сельскохозяйственные бригады арабов потребовали дележа земель и вышли из колхоза, образовав новый.

2 ноября 1991 г. в Пенджикентском р–не возник конфликт между таджиками и тюрками-барласами из кишлака Чорбог с одной стороны и жителями селений Косатарош и Фильмандар — с другой, как сообщалось — из-за 36 га земель (48). Однако суть конфликта заключалась в ином. Жители двух последних кишлаков решили построить на земельном участке близ р.Шинг, вдоль которой они все расположены, небольшой завод по производству белковой кормовой продукции. Жители же Чорбога резко воспротивились этому, мотивируя свое несогласие возможным ухудшением экологической обстановки. И здесь также не обошлось без столкновений. Как видим, в данном случае обнаружились те же проблемы, что и в других районах Таджикистана, но они оказались облачены в современные "экологические" одежды.