Современные межэтнические отношения. Участие в гражданской войне различных этнических групп

Криминальные силы в республике. "Неофициальные" военные лидеры. Некоторые аспекты современной морали

Анализ событий гражданской войны показывает, что криминальные (мафиозные) структуры, во-первых, приняли самое активное участие в событиях 1992 г. и, во-вторых, вышли на политическую арену вполне организованными. Причем их организованность была достаточно эффективной, хотя и имела традиционалистский характер, проявившись преимущественно в форме молодежных группировок.

Выше уже говорилось о мужских объединениях у таджиков. Но в последние десятилетия социальный характер этих объединений существенно изменился. Если раньше они объединяли мужчин преимущественно по месту жительства, то теперь на первое место вышли социально-значимые интересы: экономические, профессиональные, политические и др. С одной стороны, это стало свидетельством переориентации социума с вертикальных, межпоколенных связей, характерных для простых, "примитивных" обществ, на связи горизонтальные, присущие обществам современного типа, социально достаточно сложным. С другой стороны, это позволило организационно объединить достаточно большие массы мужского населения не только по интересам, но и по определенному территориальному принципу. В г. Душанбе, например, исторически сложились несколько "частей" или "концов", в рамках которых объединялись молодежь города. Связующим звеном этих "концов" в территориальном и функциональном плане стал знаменитый Путовский базар. Отметим, что и в предреволюционную эпоху центрами старых среднеазиатских городов были базары. Например, в старом Ташкенте это был базар Чорсу, а в Ходженте — Панчшанбе. На Путовском базаре по-традиции осуществлялись как мирные контакты, так и столкновения между молодежью городских "частей". Севернее Путовского рынка находится большой район Душанбе, его "часть", называемая Шах Мансур по имени последнего дореволюционного владельца этой территории. Один из потомков этого человека, женщина средних лет, кандидат педагогических наук, научный сотрудник одного из академических институтов, до сих пор проживает в своем родовом доме в этой городской "части". Она известна как искусная вышивальщица золотом, и этому умению обучаются у нее душанбинские девушки из интеллигентных семей. Организационным центром "конца" является одноименная ему мечеть. Вооруженная группировка района Шах Мансур, возникшая на основе местных традиционных объединений молодежи, поддерживала ИПВТ и А.Тураджонзоду. Она выступала против наводнивших весной-осенью 1992 г. Душанбе выходцев с Памира, которые, как свидетельствует пресса и очевидцы, в основном занимались грабежом мирного населения. Очевидцы утверждают, что вооруженные формирования из Шах Мансура сыграли также решающую роль в разгроме сторонников С.Кенджаева, который пытался захватить Душанбе 24-25 октября 1992 г.

К югу от Путовского базара располагаются кварталы, возникшие на основе вошедших в черту города бывших кишлаков — Испечак, Овул и Казихон, которые до недавнего времени представляли собой единую городскую "часть", контролировавшуюся в основном выходцами из Каратегина. По причине региональной принадлежности и соответственно политической ориентации молодежные формирования, образованные в этом городском "конце", так же как и формирования Шах Мансура, поддерживали силы так называемой исламско-демократической оппозиции. После того как 10 декабря 1992 г. в Душанбе вошел ударный отряд Народного фронта, жители Казихона, Испечака и Овула каратегинского происхождения были поголовно истреблены.

К западу от Путовского базара находится район, называемый Водянка, ибо там располагается водонапорная башня. Лет двадцать тому назад молодежными группировками Водянки начал верховодить осетин самаркандского происхождения Рауф Салиев, пользовавшийся среди местных авторитетом боксера, знатока и устроителя традиционных петушиных боев, справедливого и прямодушного человека, готового вступиться за слабого, — своего рода современный Робин Гуд. Постепенно вокруг Р. Салиева сложилась самая настоящая мафиозная группировка, которая занималась рэкетом в отношении практически всех душанбинских торговых точек, а также осуществляла продажу наркотиков. В нее входили не только выходцы с Водянки, но и многие жители душанбинских фабричных поселков. Рассказывают, что сам Рауф официально нигде не работал, однако по временам выезжал даже за границу.

По свидетельству старожилов костяк верхушки мафиозной организации Рауфа составляли выходцы из Самарканда, хотя встречались и представители других этнических групп. Так, одним из виднейших его подручных был кулябец Якуб Салимов.

Деятельность группировки Салиева поддерживали и прикрывали правозащитные органы Таджикистана. Говорят, что незадолго до своей гибели генеральный прокурор республики Н.Хувайдуллоев был тамадой на одном из домашних торжеств у Рауфа. По некоторым версиям, Рауф и Якуб были главными организаторами беспорядков в Душанбе, происшедших в феврале 1990 г. Ходят слухи, что сделано это было по наущению Р.Набиева и С.Кенджаева, будто бы пожелавших путем организации подобной провокации подорвать авторитет и власть К. Махкамова.

После февральских событий Рауф бежал из Душанбе и позднее был арестован в одном из санаториев (или домов отдыха) бывшего Четвертого управления Минздрава СССР где-то на юге и приговорен к тюремному заключению за организацию беспорядков. Однако пришедший к власти Р.Набиев выпустил его на свободу. Рауф снова вернулся в Душанбе, но до поры = до времени вел себя тихо. Когда же в таджикскую столицу ворвался С.Кенджаев, Рауф и Якуб, который к тому времени снова присоединился к другу, выступили на подмогу своему старому покровителю. Как известно, сторонники С.Кенджаева были тогда разбиты. После изгнания его из Душанбе "молодцы" из Шах Мансура устроили на Водянке еще одну "разборку": сожгли дом Рауфа и убили нескольких мафиози, в том числе одного из мафиозных авторитетов по кличке Шер (Лев). Рауф и Якуб вновь бежали. Говорят, что в начале ноября 1992 г. их видели в Москве, а во второй половине ноября — уже в Регаре (Турсунзаде), к западу от Душанбе, где как раз и формировались в то время силы контролируемого С. Кенджаевым Народного фронта, готового захватить таджикистанскую столицу. После того как 10 декабря 1992 г. Душанбе был занят Народным фронтом, Якуб Салимов получил пост министра внутренних дел Таджикистана, а Рауф Салиев — начальника республиканского ГАИ. Подобные события являются вполне естественными для Востока, где государственная власть исторически опиралась на "молодеческие" структуры, которые зачастую носили откровенно уголовный характер. Разбойниками или "солдатами удачи" были многие исторические деятели центрально- и среднеазиатского регионов, порой добивавшиеся высших государственных постов, или даже основывавшие новые династии, как например, основатель парфянского государства Аршак, живший в IX в. Саффар, или установившие в середине X в. контроль над Багдадом Буиды, а также многие другие. То же самое касается и другого руководителя красных в современном Таджикистане — Сангака Сафарова, в общественно-политическом облике которого, однако, в меньшей степени прослеживаются черты, доказывающие его принадлежность к традиционным таджикским мужским объединениям (поэтому о С. Сафарове и его окружении будет подробнее сказано ниже).

Весьма традиционалистской выглядит и карьера одного из лидеров молодежи Душанбе Джумахона Буйдокова, который по второй половине ноября 1992 г. стал во главе еще одной вооруженной структуры, опиравшейся на душанбинские квартальные военнизированные формирования — народно-демократической армии (НДА). Видимо, в период проведения XVI сессии Верховного Совета Таджикистана Буйдоков воспринимался как один из главных противников С. Сафарова, потому что во время уже описанного нами ритуального действия оши-ошти именно эти двое демонстративно обнимались перед телекамерой в знак примирения. По некоторым данным, НДА не стала оказывать сопротивление формированиям Народного фронта и спокойно пропустила их в Душанбе. Однако несколько позже отряды НДА оказались в Ромитском ущелье — одной из опорных баз сил исламско-демократической оппозиции, где упорно сопротивлялись силам красных. Нынешняя судьба Буйдокова и НДА — неизвестна.

Традиционность карьеры Буйдокова заключается в следующем. Одним из элементов культуры "молодеческих" сообществ (исторически известных молодежных формирований) была практика овладения традиционной среднеазиатской борьбой, которая в советский период была вытеснена самбо, а начиная с 80-х годов — также дальневосточными видами единоборств. Буйдоков в течение чуть ли не двадцати лет преподавал в Душанбе самбо — по профессии он спортивный тренер. Несмотря на недушанбинское происхождение (он родом из Регара), Буйдоков благодаря своим спортивным и педагогическим навыкам сумел завоевать большой авторитет среди душанбинской молодежи и подростков. Возможно, что вокруг этой личности стали складываться некие молодежные группировки традиционалистского толка, и потому вполне естественно, что именно он в кризисный момент вышел на политическую авансцену.

По всей видимости, традиционные "молодеческие" объединения существуют и в других городах Таджикистана. По крайней мере в Ходженте такие группировки дали о себе знать в начале мая 1992 г. Вполне очевидно, что те же самые "ходжентские ребята" были объединены в традиционные военнизированные группировки с криминальным оттенком, подобные тем, что описаны нами применительно к Душанбе.

Очевидно, традиции мужских объединений, в рамках которых большой почет и уважение оказывались старшему по возрасту и положению, проявляются также и в отношениях типа учитель-ученик, особенно присущи таджикской культуре. Недаром уважаемого, образованного человека независимо от сферы его деятельности в Таджикистане принято называть муаллим — "учитель". В условиях нынешней гражданской войны, всевластия неконтролируемых вооруженных группировок, которые сводят счеты с представителями иных этнографических групп таджиков, статус муаллима, формальный или неформальный, нередко оказывается спасительным. Так, в конце 1992 г. некий крупный таджикский ученый, выходец из Ходжента, был захвачен в качестве заложника одной из вооруженных группировок, скорее всего состоявшей из каратегинцев. Ситуация складывалась для него крайне неблагоприятно, когда вдруг на свое счастье он был узнан одним из боевиков, оказавшимся бывшим студентом заложника. Молодой человек немедленно объяснил своим товарищам, что они обижают муаллима, крупного ученого, которого трогать нельзя, и последнего отпустили.

На политической арене современного Таджикистана значительную роль играет и плеяда политических деятелей, в облике и действиях которых, по свидетельству местных наблюдателей, традиционалистские черты в значительной мере ослаблены. К таким принадлежат лидеры, возглавившие кулябское "красное" ополчение. Преобладают среди них аппаратчики мелкой и средней руки. Таковы, например, Курбон Зардоков, который прежде был директором Кулябского дома культуры; Рустам Абдурахим, погибший во время попытки С. Кенджаева захватить Душанбе, — бывший преподаватель английского языка в школе, затем заведующий отделом культуры Кулябского облисполкома; Салим Саидов — бывший заведующий отделом науки и учебных заведений Кулябского обкома КП Таджикистана (в описываемый нами период — заведующий военным отделом Кулябского облисполкома); старший лейтенант Лангари Лангариев, окончивший среднюю школу милиции в Ташкенте и работавший в системе МВД Кулябской обл. (в описываемый период занимал пост начальника штаба Национальной гвардии).

Главенствующее положение среди этих деятелей занимал Сангак Сафаров, командующий кулябскими формированиями, один из руководителей Народного фронта. Человек с бурным уголовным прошлым, С.Сафаров, по мнению одного из наблюдателей в Душанбе, сумел выдвинуться в критический момент именно благодаря тому, что в советском обществе среднеазиатского типа исподволь насаждался культ "благородного" и "справедливого" уголовника. Подобный советизированный стереотип, по мнению этого наблюдателя, как нельзя лучше привился в Кулябской обл., население которой, по его мнению, в значительной степени развращено коммунистической пропагандой и люмпенизировано.

Хотя традиционалистская подоплека в деятельности упомянутых политических фигур и не прослеживается, влияние ее на общественную психологию современных таджиков столь сильно, что они описывают поступки, скажем С.Сафарова, в терминах традиционных отношений и связей. Так, в Ленинабадской обл. приходилось слышать, что Узбекистан оказывает помощь кулябскому ополчению лишь благодаря родственным связям С.Сафарова: его сын сидел в тюрьме с влиятельным уголовником из Ташкента, который и организует узбекскую поддержку. В Душанбе распространялся слух о том, что С.Сафаров, якобы, настолько жесток, что убил собственного брата. Видимо, такого рода поступок символизирует в традиционалистской общественной психологии крайнюю степень морального падения.

Для нашей темы представляет интерес и современная мораль таджикистанского общества, оказывающая хотя и не вполне прямое, но весьма заметное влияние на события в республике. Одной из сторон этой морали является отношение к богатству.

Традиционно на Востоке богатый человек пользуется большим уважением и имеет высший социальный статус. Эта социально-психологическая особенность проявляется и в современной общественно-политической жизни Таджикистана. По всей видимости, богатство для политического деятеля, с точки зрения большинства населения, является существенным плюсом. Так, одним из крупнейших богачей современного Таджикистана слыл бывший премьер-министр Абдумалик Абдуллоджанов. Это обстоятельство, по мнению многих таджиков, весьма положительно, поскольку заняв высший государственный пост, Абдуллоджонов теперь будет думать о благе народа и государства, а не о том, как бы набить собственный карман. В этом контексте ему также приписывают и некоторые экономические мероприятия, которые, по мнению ходжентцев, позволят решить многие социальные проблемы: например, сооружение на границе Аштского и Ходжентского р–нов совместно с Израилем фабрики по выращиванию и переработке индеек; создание ряда совместных с американцами производств, в том числе по производству джинсов. Это производство должно составлять полный цикл — от выращивания тонковолокнистого хлопчатника (с применением капельного полива) до введения в строй ткацкой и швейной фабрик.

Под стать Абдуллоджанову и сват его, исписарец по происхождению Хамидов, занимавший пост председателя Ленинабадского облисполкома, за сына которого Абдуллоджанов выдал свою дочь. Ходжентцы с уважением рассказывают, что Хамидов приобрел участок земли в центре города, чтобы выстроить современную гостиницу, а кроме того еще вооружал и экипировал на свой счет ходжентскую муниципальную милицию.

На практике такие социальные поступки состоятельных людей являются скорее исключением из правила и характерны, по всей видимости, лишь для относительно узкого слоя чрезвычайно богатых, сословно знатных и занимающих высокие посты лиц. Есть основания полагать, что относительно обширная прослойка "рядовых" состоятельных лиц, которые нажили значительные средства путем торговли, ведут себя иным образом, который предписан богатому человеку общественной традицией. Для них материальные средства еще не капитал, а некое сокровище и знак социального престижа, который не следует вкладывать в производство материальных благ, но надлежит хранить и гордиться им, либо пожертвовать на какое-нибудь богоугодное дело. Так, к старинному мазару Бобо-того, находящемуся в пригороде районного центра Ура-Тюбе, была пристроена на средства местного богатого "делового" человека новая, дополнительная мечеть. Сам он живет точно в таком же доме, как и его соседи, и ходит в обтрепанном пиджаке. Понятно, что подобное социальное поведение вызывает большое уважение окружающих.

Аналогичным образом поступил и молодой человек, член ИПВТ со Второго участка Матчинского р–на Ленинабадской обл. На торговле бензином он нажил большие деньги, которые — все без остатка — отдал родной партии и торжеству дела ислама. Будучи боевиком одного из отрядов ИПВТ, в начале декабря 1992 г. этот молодой человек погиб недалеко от Душанбе, под Кофирнихоном, был с почестями похоронен в родном селении и немедленно объявлен шахидом (мучеником за веру).

Считается, что политическая жизнь на Востоке отличается особым интриганством и беспринципностью. Еще в XIX столетии эту особенность местной жизни отмечали русские специалисты по Средней Азии. Один из них писал, например: "Обычные здесь (Кулябское бекство — авт.) народные черты, можно сказать национальные: шпионство, сплетни и клевета..."80. Хотя советская историография всегда достаточно резко выступала против подобных констатаций как расистских, события политической жизни Таджикистана в значительной мере оправдывают этот стереотип. Причина же его кроется в специфике общинной жизни, характерной для Востока в целом. В рамках общины личность всячески подавляется, все стороны жизни строго регламентируются. "Хорошим тоном" считается, когда человек не прямо заявляет о своих целях и добивается их напрямую, а действует скрытно, исподволь, хитрит. На политической арене хитрость и изворотливость сохраняются, а ограничительные рамки, которые не позволяют общине разрушаться, снимаются. Таковы, видимо, социально-психологические корни пресловутого восточного политического интриганства.

Молва в Таджикистане полнится сюжетами современных политических интриг. Так, наблюдатели в Душанбе приписывают февральскую трагедию 1990 г. интригам Р.Набиева и С.Кенджаева. Считается, что Р.Набиев, со сканадлом снятый с поста первого секретаря ЦК Компартии Таджикистана в 1985 г., был "подставлен" Махкамовым, который метил на его место. Заручившись поддержкой С.Кенджаева, Р.Набиев решил отомстить К.Махкамову и при помощи С.Кенджаева, имевшего выходы на главарей душанбинской мафии Р.Салиева и Я.Салимова, организовал погромы в Душанбе в феврале 1990г., которые, собственно, и позволили выплеснуться нынешнему кризису в Таджикистане. Полагают также, что Р.Набиев стоял и за вторым актом политической драмы, в результате которого К.Махкамов ушел из официальной политической жизни: будто бы он каким-то образом организовал выступления оппозиционных сил осенью 1991 г. Рассказывают также, что до недавнего времени и К.Махкамов также не оставался в долгу. Вернувшись в родной Ходжент, он стал директором некоего совместного предприятия, одновременно вооружил на свои средства формирование, которое осенью 1992 г. еще действовало в районе Регара, к западу от Душанбе, в пользу "исламо-демократов". Иначе говоря, во имя политической мести, если верить этому, К.Махкамов преодолел регионализм и фактически выступил на стороне враждебных ленинабадцам субэтнических групп таджиков = южан, а также памирцев.

Не менее красочны рассказы об интригах, связанных и с убийством генерального прокурора Таджикистана Н.Хувайдуллоева. Молва приписывает организацию этого убийства бывшему главе мусульман Таджикистана А.Тураджонзоде, так как Н.Хувайдуллоев, якобы, раскопал документы, проливающие свет на его финансовые махинации. Да и вообще считается, что Н.Хувайдуллоев мешал очень многим, потому что в последнее время приобрел значительный вес и авторитет в республике. Из достоверного источника известно, что месяца за два до гибели генерального прокурора несколько парней из соседнего района сильно избили молодого человека из аштского кишлака Пангаза, откуда происходил Н.Хувайдуллоев и где он был избран депутатом. Это позволило развернуть в средствах массовой информации пропагандистскую кампанию против Н. Хувайдуллоева (якобы не обеспечивающего правопорядка в республике), которая подготовила социально-психологическую атмосферу для последовавшего убийства. Считается, что акцию избиения и пропагандистскую кампанию организовал А.Тураджонзода.

Не менее изощренным выглядит и поведение С. Кенджаева на XVI сессии Верховного Совета Таджикистана. Дело в том, что какое-то время он не присутствовал на заседаниях, и пошли слухи о том, что С.Кегнджаев находится в районе Гиссара и Регара, где готовит вооруженные формирования для взятия Душанбе. В свете того, что 10 декабря 1992 г. Душанбе был захвачен силами Народного фронта, руководимого С.Кенджаевым, такие слухи выглядят вполне правдоподобно. Кенджаев же, появившись на сессии 1 декабря, разговоры эти опроверг. Он официально заявил с трибуны таджикистанского парламента, будто исчезновение его вызвано тем, что во время одного из перерывов к нему подошли двое сотрудников Ленинабадского областного КНБ и сказали, что его зовет С. Сафаров. Кенджаев отправился с ними, но с Сафаровым не встретился, а был арестован и доставлен в тюрьму КНБ, где провел несколько дней. Обращение и питание были хорошими. Затем С.Кенджаева отпустили. Фамилии тех, кто его арестовал, он, по его словам, сообщил только председателю Верховного Совета Эмомали Рахмонову.

Хотя сведения, касающиеся политических интриг в Таджикистане, слишком отрывочны для того, чтобы можно было строить какие бы то ни было обобщения, все же следует отметить, что сами по себе они достаточно красноречиво характеризует морально-психологический климат в обществе.

И наконец, еще один из аспектов общественной морали, проявившийся в период гражданской войны. Это — проблема изощренной жестокости, продемонстрированной противоборствующими сторонами по отношению к своим идейным противникам.

В сообщениях о зверствах засвидетельствовано применение пыток к захваченным явным или предполагаемым противникам и мирному населению, а также жестокие способы умерщвления. Источниками документировано: отрезание ушей и носов, выкалывание глаз, снятие скальпов, раздробление и отрезание конечностей, половых органов, вырезание различных знаков на теле, вбивание иголок под ногти и вырывание ногтей, снятие кожи с живых людей, просверливание черепов и извлечение мозга у живых, вспарывание животов беременным, утопление связанных колючей проволокой людей в арыках, закапывание живьем, заливка цементом, сваривание в банях и т.п.

Противоборствующие стороны обвиняют в этих жестокостях своих противников, отрицая подобные действия со своей стороны. Есть попытки неадекватно освещать действия тех или иных сил отдельными российскими политологами (81).

Известные нам факты свидетельствуют, что издевательства над противниками начались практически сразу же после устроения митингов на площадях Шохидон и Озоди. Причем достоверно известно, что они применялись обеими — и прокоммунистической, и оппозиционной — сторонами. Сообщается, что С.Сафаров во время митингов был захвачен оппозицией и подвергся издевательствам и оскорблениям, что явилось основой той ненависти, которую он испытывал к исламистам.

Между тем известно также, что после окончания митингов и возвращения кулябцев с площади Озоди в свои кишлаки именно имам Кулябской мечети Хайдар Шарифов дал указание составлять списки членов оппозиции и благословил террор по отношению к ним, в связи с чем началось массовое бегство из Кулябской области членов оппозиции в конце мая.

Однако одинаковое поведение обеих сторон по отношению к своим противникам свидетельствует, видимо, о том, что подобные зверства не лежат в плоскости исламской религии, а отражают скорее общее состояние, глубокую архаику общества.

Подобного мнения придерживался, например, известный востоковед А.Мец, исследовавший обращение с врагами в странах Арабского Халифата. Причем он отмечал, что обращение с мятежниками здесь традиционно более жестокое, чем с военнопленными. Мец писал: "Жестокость судебного следователя, сыгравшая весьма печальную роль в нашей истории, серьезно сдерживалась тем, что мусульманское каноническое право рассматривало как незаконное признание, выжатое под пыткой или хотя бы при помощи крика и запугивания. Напротив, светский суд имел право вести допрос с пристрастием, применяя, плеть, кусок каната, палку, битье ремнем по спине, животу, затылку, заднему месту, по ногам, суставам и мышцам, причем палка считалась более милостивым орудием, чем плеть." И еще: "Так как существовало представление, что душа и после смерти связана с телом, то обесчещение трупа считалось моментом, значительно отягчающим меру наказания". Самым тяжким наказанием считалось сожжение тела, ибо это означало уничтожение души (82).

Мы не будем подробно останавливаться на этой страшной особенности, однако читатель, зная теперь традиционные методы наказания врагов в мусульманских государствах, на основе известных фактов вправе сам сделать выводы относительно человечности и благородства воюющих.

В результате гражданской войны произошел фактический распад Таджикистана на этнокультурные области, населенные субэтническими группами таджиков, а также нетаджикскими памирскими народами, имевшими собственные субкультуры и локальный менталитет. В этих группах сформировались свои собственные экономические и политические цели и установки, частично обоснованные элементами идеологии. В результате конфликт между ними приобрел этническую окраску. Однако, поскольку выше в соответствующих разделах об этих группах уже говорилось подробно, здесь мы остановимся на других народах, сыгравших значительную роль в братоубийственном конфликте.

Наиболее значительную роль в судьбе республики вслед за таджиками играют узбеки Таджикистана, что определяется как значительной их численностью (в 1989 г. учтен 1197841 узбек), так и территориальной близостью Узбекистана. Существенное значение имеет и вовлеченность узбекистанского руководства в таджикистанский конфликт, и традиционное противостояние ираноязычных и тюркоязычных народов в Средней Азии, не говоря уже о том, что и таджикистанские и узбекистанские узбеки принимали и принимают непосредственное участие в боевых действиях.

По имеющимся сведениям, регарские (турсунзадевские) и гиссарские узбеки составляли значительную часть отряда, который 24-25 октября 1992 г. ворвался в Душанбе и сделал попытку закрепиться там. Они входили и в формирования Народного фронта, причем в конце 1992 г. в этих формированиях было много узбеков-бедняков из кишлаков Сурхандарьинской обл. По материалам некоторых журналистских расследований, такие узбеки-крестьяне вовлекались в вооруженные формирования благодаря обещаниям обеспечить каждого легковым автомобилем после занятия Душанбе. Есть также сообщения о том, что кургантюбинские узбеки совместно с арабами принимали участие в погромах каретегинцев. Узбекистан являлся главным поставщиком оружия для сторонников Верховного Совета Таджикистана. Рынок оружия, как сообщали наблюдатели, находился в Карши, где сторонники "красных", вооружаясь, меняли имевшиеся у них хлопок и алюминий.

Уже с конца 1992 г. отмечались факты непосредственного участия вооруженных сил Узбекистана в событиях. Так, например, во время XVI сессии ВС Таджикистана патрулирование на дорогах Ленинабадской обл. осуществлялось в том числе и военнослужащими из Ферганской воздушно-десантной дивизии. В середине декабря 1992 г., уже после занятия Душанбе силами Народного фронта, позиции так называемых демократов и исламистов обстреливались с вертолетов вооруженных сил Узбекистана. Эти обстоятельства, безусловно, не способствовали гармонизации межнациональных отношений в Таджикистане и еще долго будут служить дестабилизирующим социальную обстановку фактором.

По имеющимся данным, обострение узбекско-таджикских противоречий выражается и в том, что многие узбекские отряды выходят из-под контроля таджикистанского правительства, ведя вооруженные действия на свой страх и риск. Видимо, особую позицию занимали и формирования локайцев под командованием своего лидера Ф.Саидова, прославившегося особой жестокостью, и убитого вместе с С.Сафаровым при не вполне ясных обстоятельствах. Сообщалось, что один из отрядов локайцев под командованием близкого Ф.Саидову полевого командира действовал самостоятельно в районе Калаихумба в конце лета 1993г.

Весьма значительным явился и вооруженный конфликт между узбеками- народофронтовцами и каратегинцами в августе 1993 г., когда на стороне последних выступили их враги — кулябцы.

Строго говоря, узбекско-таджикское противостояние, на государственном уровне приобретшее форму братской помощи Узбекистана законному таджикистанскому руководству, затрагивает интересы не только этих двух республик, но и значительно более широкого политического пространства. Известно, например, что осуществлялись контакты между президентом Узбекистана И.Каримовым и узбекским лидером из Афганистана генералом Дустумом, для чего последний неофициально посещал Ташкент. В Афганистане же Дустум однажды арестовал министра обороны Афганистана таджика Ахмадшаха Масуда с целью заставить последнего отказаться от оказания помощи таджикской оппозиции. По одному из сообщений из Таджикистана, на месте падения сбитого вертолета в районе Тавильдары 21 октября 1993 г. были обнаружены документы членов экипажа — узбекских военнослужищих.

Достаточно сложные узбекско-таджикские отношения проявлялись на юге Таджикистана в районах Турсунзаде и Курган-Тюбе вплоть до сегодняшних дней, когда в феврале 1996 г. местными узбеками, в т.ч. и военнослужащими правительственных сил было организовано вооруженное давление на высшее руководство Таджикистана с целью принудить его к принятию некоторых политических и кадровых решений83.

Непропорционально большую роль относительно своей малой численности сыграли таджикистанские арабы, на протяжении многих столетий жившие на юге, в пределах Курган-Тюбинской и Кулябской областей (84). Перенаселенность этих территорий уже в 80-х годах провоцировала межнациональные конфликты. Один из них — между арабами и таджиками-переселенцами — произошел, как уже говорилось, в конце 1991 г. в Таджикистане. Осенью 1992 г. таджикистанские арабы активно выступили на стороне кулябских формирований. Согласно сообщениям, молодые люди арабского происхождения ходили по домам своих соседей-каратегинцев и под угрозой физической расправы вынуждали их бросать дома и имущество и покидать насиженные места. Отмечались также случаи зверских убийств арабами каратегинцев, тела которых сбрасывались в арыки. Известен случай, когда двум молодым людям каратегинского происхождения удалось избежать расправы только потому, что за них вступился некий престарелый и влиятельный араб, хороший знакомый родственника этих молодых людей — жителя Душанбе. Несмотря на подобные факты, один из руководителей арабской общины в Таджикистане, кандидат экономических наук Ш.Акрамов утверждал, что он лично и другие руководители арабской общины, проживавшие в Душанбе, делали попытки примирить враждующие стороны, для чего ездили в Курган-Тюбинскую обл. в разгар ведения там боевых действий.

Несомненно, такая позиция арабов обуславливалась не политическими и идеологическими, а чисто хозяйственно-экономическими причинами, поскольку до сих пор арабы Таджикистана ощущают себя не только потомками пророка Мухаммеда и его сподвижников и законными носителями исламского начала и мусульманского благочестия, но и равным образом, собственниками земли в районах своего проживания. В то же время в условиях политизации и социального кризиса современного таджикистанского общества, сохраняющего при этом в значительной мере традиционную патриархальную основу, арабская община также испытывает определенные трансформации. В результате некоторое время тому назад возник Союз арабов Таджикистана, председателем которого стал уже упоминавшийся доцент Таджикского сельскохозяйственного университета Ш. Акрамов. По его словам, на конец 1992 г. в Союзе было 16 тыс. членов старше 16 лет (переписью 1989 г. в Таджикистане зафиксировано всего 276 арабов). Таким образом, численность арабов в Таджикистане значительно больше официальных данных, и они представляют собой определенную силу, с которой приходится считаться правительству республики.