Символическая разметка социального пространства

Взаимодействующие индивиды не могут удовлетвориться знаками. Этого явно недостаточно для полнокровного общения, совместной деятельности. Им мало быть читаемыми, выступать носителями знаков. Они стремятся сами активно обозначать свое место в социальном и культурном пространстве, то есть конструировать свою идентичность. Главным инструментом в этом процессе выступают символы.

Символ – это сознательно конструируемый знак. Различные социальные субъекты (индивид, группа, социальный институт) создают символы для передачи информации во внешнюю среду.

Простейший вариант символа – комбинация знаков. Субъект не может данные знаки создать, но он порою может их объединить в комбинацию, передающую необходимый для него текст. Например, я как индивид – это для окружающих знак, который не я сотворил, фотография – объективно существующий знак (отпечаток), пейзаж – тоже знак. Каждый из них существует по отношению ко мне объективно, я не в состоянии их конструировать. Но я прошу товарища сфотографировать меня на берегу роскошного пляжа во Флориде, захватив океанские волны и роскошный отель. Результатом является символ (фотография), сконструированный как комбинация знаков. Это символ, по которому умеющие его читать (то есть представляющие, как выглядит дорогой пляж во Флориде, знающие, сколько стоит поездка туда и проживание там) могут примерно определить мой социальный статус. Многие предметы потребления – это знаки, по которым можно с большей или меньшей точностью определить их вероятное расположение в социальном пространстве. Например, роскошные автомобили – это ресурсы, которые с очень малой долей вероятности (только как следствие ограбления) могут принадлежать людям, обосновавшимся на социальном дне. Поэтому индивид, ставящий новенький «Мерседес» у дома, в котором он сам живет, комбинирует знаки, обозначая свой социальный статус. Человек надевает простую, сильно поношенную одежду (первый знак), садится на пол в метро (второй знак), обнажает рану на ноге или протез (третий знак) – символ готов. В контексте современной российской реальности здесь не нужны слова. Человек крайне доходчиво передал текст, понятный большинству: «Я бедный, несчастный инвалид, нуждающийся в подаянии».

Более сложный вариант – сознательно создаваемый символ. Он состоит из элементов, которые сами по себе ничего не значат. Придаваемый им смысл носит договорной, конвенциональный характер. Люди, использующие русский язык, «договорились», что сочетание значков «стол» означает предмет с несколькими ножками и столешницей, используемый для потребления пищи или работы. В самом этом сочетании никакого жесткого смысла нет. Этот предмет без особых содержательных препятствий можно было бы обозначить и любым иным сочетанием значков (например, table). Проблема состоит только в том, чтобы все участники взаимодействия знали смысл, вкладываемый в этот символ. Сама по себе звезда, помещаемая на погоне маршала, стоит несколько рублей и в отличие от нового «Мерседеса» или бриллиантового колье не является знаком, говорящим сам за себя о привязке к определенному месту в социальном пространстве. Лишь в контексте конвенциональных отношений она читается как признак принадлежности к высшему военному кругу, к высшей воинской элите.

Символы – многоуровневое явление. Самый глубокий уровень – цивилизационный. Он представлен символами, которые пронизывают ту или иную цивилизацию на протяжении всей ее истории (например, крест, шестиконечная звезда, полумесяц, свастика и т.п.). С помощью таких символов размечается граница, разделяющая цивилизации, наднацинальные культуры. Символами такого рода в первую очередь и занимается семиотика (см. Лотман 1996). На другом полюсе находятся символы стилевых групп, субкультур и даже малых групп, понятные только лицам, принадлежащим к ним, сконструированные ими и не имеющие не то что глубокой, но и какой-либо истории вообще. На среднем уровне находятся символы определенных культур, социальных институтов, социальных общностей, принадлежащие к какому-то более или менее обозримому историческому периоду (например, национальные символы – гербы, флаги, знаки различия в армии и т.д.).

Символ обозначает социальный статус лишь для тех, кто обучен этой азбуке. Масса людей, не прошедших армейской подготовки, отличают лейтенанта от полковника не по погонам, а по размеру живота и возрасту. Человеку, далекому от мира моды, ничего не говорят ярлыки фирм, выставляемые потребителями напоказ для обозначения своего статуса. В силу своей жесткой привязки к процессу социализации, носящему всегда конкретный характер, символ играет важную роль в поддержании, обозначении социальных, культурных и субкультурных границ. Граница социального поля проходит там, где кончается более или менее однозначное понимание символов. Граница – это зона, где взаимопонимание переходит во взаимное непонимание.

Граница символических полей, с одной стороны, отражает границу существующих социальных полей как зон активного взаимодействия. Там, где кончается постоянное общение, сотрудничество, взаимодействие того или иного типа, прекращается и производство общих символов, поскольку в них исчезает необходимость.

С другой стороны, граница символических полей поддерживает границу социальных полей: какое взаимодействие возможно между людьми, не имеющими общего языка? Зона непонимания – это и зона резкого снижения активности социального взаимодействия или полного его отсутствия. Создание комплекса символов «для тех, кто знает», – это важная составляющая процесса конструирования социальной границы. Этот процесс включает введение в оборот слов, понятных только данному кругу, формирование особого стиля речи, часто произношения (сленга, социолекта), использование в качестве символов элементов одежды, ярлыков, наборов потребляемых товаров и т.д.

Заимствование чужих символов (например, одежды), изучение их (например, иностранного языка) ведет к сужению зоны непонимания. Обычно группы, располагающиеся на нижних этажах социальной иерархии, стремятся размыть символическую границу, отделяющую их от вышестоящих групп и слоев. Последние, в свою очередь, стремясь сохранить символическую исключительность, как правило, пытаются защитить границу, прибегая в частности к конструированию все новых и новых символов принадлежности к высокостатусным общностям, отличающим их от «массы». Важную роль в этом процессе играет мода, являющаяся формой символической самозащиты групп с высоким статусом, которые за счет быстрой смены моделей потребления пытаются поддерживать социальную дистанцию.

Таким образом, над социальным пространством возвышается надстройка – символическое пространство. С одной стороны, оно отражает социальное пространство, его иерархические конфигурации и границы, а с другой – активно участвует в их поддержании.

Потребление лишь на базовом уровне является простым удовлетворением витальных потребностей. Однако даже эти потребности люди обычно стремятся удовлетворять в формах, требуемых их культурой или субкультурой. За пределами вопроса о жизни и смерти силовое социокультурное поле уже в принудительном порядке диктует соблюдение культурных норм потребления. В этих условиях процесс потребления превращается в производство символов принадлежности к данной культуре, лояльности к ней. Кроме того, с помощью потребления производятся знаки, обозначающие принадлежность к более узким полям – социальных и этнических групп, слоев, организаций и т.д. С помощью стилей потребления конструируются символы, выражающие индивидуальность, личные социальные и культурные особенности и даже настроение.


Библиографический список

Ø Ø Белик А.А. Культурология. Антропологические теории культуры: Учеб. пособие. М.: Российский гуманитарный университет, 1999.

Ø Ø Бурдье П. Университетская докса и творчество: против схоластических делений // Socio-Logos '96. Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии Российской Академии наук. М.: Socio-Logos, 1996. С.8-31.

Ø Ø Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993.

Ø Ø Ильин И.П. Постмодернизм: от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998.

Ø Ø Лотман Ю.М. Человек – текст – семиосфера – история. М.: Языки русской культуры, 1996.

Ø Ø Лурье С.В. Историческая этнология. М.: Аспект Пресс, 1998.

Ø Ø Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). М.: Мысль, 1983.

Ø Ø Саблина С.Г. Феномен статусных рассогласований: теоретико-методологический аспект: Автореф. дис. … канд. социол. наук. Новосибирск, 1996.

Ø Ø Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992.

Ø Ø Cuche D. La notion de culture dans les science socials. Paris: Editions la Decouverte, 1996.

Ø Ø Geertz C. Person, Time, and Conduct in Bali: An Essay in Cultural Analysis. Yale University, Southeast Asia Studies, Cultural Report Series. No.14. 1966.

Ø Ø Hope K. Taking the Metaphor Seriously // Hope K. (ed.). The Analysis of Social Mobility. Methods and Approaches. Oxford Studies in Social Mobility. Working Paper 1. Oxford: Clarendon Press, 1972. P.1-18.

Ø Ø Kroeber A.L. Anthropology. Race, Language, Culture, Psychology, Prehistory. N.Y.: Harcourt, Brace and co., 1948.

Ø Ø Kroeber A.L.,.Kluckhohn C. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge (Mass.), 1952.

Ø Ø Wesolowski W. Klasy, warstwy i wladza. W-wa, 1980.


[1][13] Я опускаю анализ имеющих определений. Уже в начале 1950-х гг. их насчитали более 200. Даже беглое упоминание основных потребовало бы большого места и времени. В этом нет особой необходимости, поскольку данной проблеме посвящена довольно обширная литература (см. например, Kroeber & Kluckhohn 1952; Сuche 1996; Маркарян 1983; Лурье 1998; Белик 1999 и др.).

[2][14] Культура, по словам Clifford Gueerz – это «машина, которую индивиды и группы индивидов используют для ориентации во внешнем мире, который иначе имел бы неопределенный характер» (1966: 5).

[3][15] Социокультурное поле, как верно отмечает П.Штомпка, имеет несколько измерений. «Сплетение идей, правил, действий и интересов» – одно из них. «Взаимосвязанная сеть идей (верований, доказательств, дефиниций) составляет идеальное измерение поля, его «социальное сознание». Взаимосвязанные сети правил (норм, ценностей, предписаний, идеалов) образуют нормативное измерение поля, его «социальные инструкции». И идеал, и нормативное измерение вносят свой вклад в то, что традиционно рассматривается как культура» (1996: 29).

[4][16] П.Сорокин дал такое определение социального неравенства в вертикальном измерении: «Социальная стратификация – это дифференциация некоей данной совокупности людей (населения) на классы в иерархическом ранге. Она находит выражение в существовании высших и низших слоев. Ее основа и сущность – в неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и влияния среди членов того или иного сообщества» (1992: 302). Это типично субстанционалистский подход: иерархия предстает как иерархия людей, а не позиций.

[5][17] П. Бурдье: «Только подумайте о преподавателе, в особенности о преподавателе философии, который своим тридцати или ста студентам в год предлагает свою продукцию, произведенную в почти исключительно монопольной позиции и распространяемую на маленьком защищенном рынке... Подобного рода механизмы могут лишь удвоить эффект символического принуждения некоего частного определения культуры и одновременно лишения всего того, что не входит в это определение» (1996: 14).

[6][18] П. Бурдье: «Схоластический уклон переводится в интеллектуалистскую или интеллектуалоцентристскую ошибку, которая очень хорошо просматривается в социальных науках... Ученый вкладывает сознание ученого в голову изучаемого им агента, путая, как это говорил Маркс по поводу Гегеля, «вещи в логике с логикой вещей». Это выглядит так, как если бы у агента были мысли мыслителя...» (1996: 26).

[7][19] М. Мамардашвили: «О тличение устанавливается мною, оно не дано в вещах. Оно независимо от меня не существует» (1997: 8).


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: