Отличительные особенности школы «легкой поэзии» и ее представители. Личность К.Батюшкова: поэтическое новаторство и трагизм судьбы

Билет 7

У Батюшкова был исключительно возвышенный взгляд на поэзию и поэтическое творчество. Поэзия, считал он, уводит человека в мир мечты. Именно искусство слова способно передать «всю свежесть моего мечтания»

Константин Николаевич Батюшков родился 18(29) мая 1787 г. в Вологде в небогатой дворянской семье. Мальчик рано лишился матери. Близкими ему людьми были сестры.

Чувство преклонения вызывал у Батюшкова его двоюродный дядя — поэт и просветитель М. Н. Муравьев, в доме которого он жил в отроческие годы. Человек редкого благородства, М. Н. Муравьев развивал в своих философских сочинениях на этические темы

После окончания в Петербурге двух частных пансионов, где он изучал французский и итальянский языки, Батюшков поступил на службу в министерство народного просвещения

Тема «дружества» — одна из наиболее вдохновенных в поэзии Батюшкова. В общении с друзьями была для него радость жизни. В посланиях к понимавшим его людям говорил он чаще всего и о своем поэтическом творчестве.

Идеи «общего блага» вдохновляли деятельность людей того круга, в который входил Батюшков.

Под сатирическое перо писателя попали в «Видении» многие известные в те годы имена. Наступил «бурный и славный 1812 год», как сказал о нем Батюшков. Отечественная война была поворотным этапом в жизни русского общества, временем пробуждения гражданского самосознания. Тема Отечественной войны в стихах и прозе — особая тема русской литературы. Как живой отклик на события дня, входит она и в поэзию Батюшкова.

Живший последние годы в Москве, Батюшков писал в 1811 г.: «Что же до Москвы касается, то я ее люблю, как душу...»

Москва предстала перед Батюшковым, «дымящаяся в развалинах». В поэзии Батюшкова начинает звучать в полную силу не только сама гражданская тема, но и утверждение гражданственности как принципа художественного творчества, защита этого принципа от тех» кто думает о поэзии иначе.

Теме войны посвящено стихотворение «Пленный» (1814), исполненное высоких чувств, прекрасных душевных порывов. Стихотворение построено как горькое обращение пленного к реке, напоминающей ему родной Дон.

Сердце человеческое есть лучший источник поэзии»,— говорится в статье Батюшкова «Вечер у Кантемира» (1816). Характерным для Батюшкова в юные годы было воспевание радости жизни, иногда эпикурейское упоение жизнью. Поэтическая формула Пушкина «радости певец» передавала пафос творчества Батюшкова в ранний его период. Но в стихах Батюшкова с самого начала звучали и элегические и трагические ноты.

Разочарование в жизни пережил Батюшков. Не ответила взаимностью на его чувство А. Ф. Фурман, которой поэт хотел предложить руку. Именно этим переживанием навеяна элегия 1315 г. «Я чувствую, мой дар в поэзии погас, // И муза пламенник небесный потушила...» — одно из самых эмоционально напряженных и совершенных по форме лирических произведений Батюшкова

В 1816 г., вступая в московское «Общество любителей российской словесности», Батюшков произнес «Речь о влиянии легкой поэзии на язык», в которой говорил о том, что было ему дороже всего в словесности. В начале XIX в. в творчестве поэтов сентиментального и романтического направления «легкая поэзия», отражавшая мир человеческих чувств, воспринималась как вполне серьезный жанр

Батюшков понимал «легкий род поэзии» еще более расширительно — для него это было высокое искусство. «В легком роде поэзии,— говорил он,— читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах...»

Выраженная в совершенной художественной форме «истина в чувствах» — таково было эстетическое требование к поэзии, предъявлявшееся Батюшковым в зрелые годы его творчества. Именно этот критерий станет основным и для Пушкина в определении истинности поэзии.

Критическое отношение Батюшкова к общественному устройству России проявилось в ряде его высказываний — в этом смысле он был сыном своего времени, разделяя образ мыслей и настроение передового русского дворянства после Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. Существует предположение, что Батюшков знал о возникновении в России тайных политических обществ.

«Философ резвый и пиит»,— сказал о Батюшкове юный Пушкин.

2. Общий замысел и религиозно-нравственная концепция в «Ревизоре» и «Мертвых душах»

"Ревизор" принадлежит к тем произведениям, которые захватывают читателей и зрителей мгновенно и словно врасплох. "Ревизор" сразу же стал фактом не только литературной, но и общественной жизни.
В разноголосице толков и споров о пьесе наметилось три главенствующих мнения: дерзкая клевета на существовавшие в России порядки, подрыв авторитета дворян и чиновников; забавный и непритязательный фарс;Герцен "ужасную исповедь современной России", выстраданный протест против несправедливости и произвола.
Ревизор" ломал привычные представления о комедии и о комическом. Казалось, в гоголевской пьесе кроется какая-то тайна.

Бросалось в глаза, например, что у Гоголя не было завзятых злодеев, которых обычно выводила комедия XVIII— начала XIX века. Каждый из персонажей "Ревизора", по выражению Гоголя, "не душой худ, а просто плут". А между тем все "вместе кажется уже чем-то громадным, преувеличенным, карикатурным", так что, выходя из театра, многие невольно спрашивали: "Неужели существуют такие люди?"
Или еще одно "противоречие" "Ревизора". Гоголевская комедия уморительно смешна: она действительно вышла "смешнее черта", как обещал драматург Пушкину (который, как известно, подсказал ему сюжет комедии). Но, как подводное течение, зарождается в "Ревизоре" грустное, томительно-тоскливое чувство; оно поднимается тем выше, чем беззаботнее и легче кажется смех комедии. Наконец, в последней, "немой сцене" оно прорывается наружу, обрушиваясь и на действующих лиц, и на зрителей мощной волной.
Знаменитая "немая сцена" — еще одна загадка "Ревизора". Она в корне противоречила всем существовавшим в то время поэтическим нормам. Можно ли было ожидать, что пьеса, которая началась как комедия — рассказом городничего о двух крысах "неестественной величины", суетливыми приготовлениями чиновников к приему ревизора и т. д. и т. п., закончится трагически — страшным оцепенением "всей группы"?
Гоголь писал- "Я решился собрать все дурное, какое я знал, и за одним разом над ним посмеяться - вот происхождение "Ревизорa".
Художник всегда обобщает, он всегда придает частному факту, запечатленному в произведении, значение более широкое. Но обобщение В "Ревизоре" достигает особенно высокой степени. Некоторые современники Гоголя считали, что драматург - по цензурным соображениям написал аллегорию, что под видом уездного города им отображена столица русской империи - Петербург. Едва ли это так: Гоголю по складу его творческой манеры. была чужда аллегория. Сила пьесы — не в иносказительных намеках, а в особом принципе отбора жизненных явлений. Свой уездный город" писатель однажды назвал "сборным городом всей Темной стороны". В частности он уделял внимание его устройству.
Гоголь во многом отступил от реальной структуры тогдашнего уездного города: передал ряд сходных функций одному лицу, ввел новые "должности, что даже давало повод упрекать писателя в анахронизмах И "незнании" русской жизни Но Гоголь воспользовался этим правом xудожника ради широты и универсальности задачи.
Гоголевский город последовательно иерархичен и так сказать, пирамидален: на вершине его, как маленький царек, восседает- городничий.
До последних строк комедии. По крайней мере по реплики городничего: "Чему смеетесь! - Над собою смеетесь'" и до самой "немой" сцены в пьесе нет ничего, что бы указывало на ее символическое значение. Гоголь везде подчеркнуто "локален", он как бы всецело захвачен лишь происходящими в городе событиями. Но глубина перспективы этих событий исподволь подводит к обобщению. Возникает образ пострашнее самой широкой аллегории. Благодаря свой цельности и органичности гоголевский город словно зажил самостоятельной жизнью.

Поэма Н. В. Гоголя “Мертвые души” — величайшее произведение мировой литературы. В омертвении душ персонажей — помещиков, чиновников, Чичикова — писатель усматривает трагическое омертвение человечества, унылое движение истории по замкнутому кругу.
Сюжет “Мертвых душ” (последовательность встреч Чичикова с помещиками) отражает представления Гоголя о возможных степенях деградации человека.“Один за другим следуют у меня герои один пошлее другого”,— отмечал писатель. В самом деле, если Манилов еще сохраняет в себе некоторую привлекательность, то Плюшкин, замыкающий галерею помещиков-крепостников, уже открыто назван “прорехой на человечестве”.
Создавая образы Манилова, Коробочки, Ноздрева, Собакевича, Плюшкина, писатель прибегает к общим приемам реалистической типизации (изображение деревни, господского дома, портрета хозяина, кабинета, разговора о городских чиновниках и мертвых душах). При необходимости дается и биография персонажа.
В образе Манилова запечатлен тип праздного, мечтателя, “романтического” бездельника. Хозяйство помещика находится в полном упадке. “Дом господский стоял на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается по дуть...” Ворует ключница, “глупо и без толку готовится на кухне”, “пусто в кладовой”, “нечистоплотны и пьяницы слуги”. А между тем воздвигнута “беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: “Храм уединенного размышления”. Мечты Манилова вздорны и нелепы. “Иногда... говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или через пруд выстроить каменный мост...” Гоголь показывает, что Манилов пошл и пуст, реальных духовных интересов у него нет. “В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года”. Пошлость семейной жизни (отношения с женой, воспитание Алкида и Фемистоклюса), приторная слащавость речи (“майский день”, “именины сердца”) подтверждают проницательность портретной характеристики персонажа. “В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: “Какой приятный и добрый человек!” В следующую минуту разговора ничего не скажешь, а в третью скажешь: “Черт знает что такое!” — и отойдешь подальше; если не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную”. Гоголь с потрясающей художественной силой показывает мертвенность Манилова, никчемность его жизни. За внешней привлекательностью скрывается духовная пустота.
Образ накопительницы Коробочки лишен уже тех “привлекательных” черт, которые отличают Манилова. И снова перед нами тип — “одна из тех матушек, небольших помещиц, которые... набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов”. Интересы Коробочки всецело сконцентрированы на хозяйстве. “Крепколобая” и “дубинноголовая” Настасья Петровна боится продешевить, продавая Чичикову “мертвые души”. Любопытна “немая сцена”,.которая возникает в этой главе. Аналогичные сцены находим почти во всех главах, показывающих заключение сделки Чичикова с очередным помещиком. Это особый художественный прием, своеобразная временная остановка действия, позволяющая с особой выпуклостью показать духовную пустоту Павла Ивановича и его собеседников. В финале третьей главы Гоголь говорит о типичности образа Коробочки, о незначительной разнице между ней и иной аристократической дамой.
Галерею мертвых душ продолжает в поэме Ноздрев. Как и другие помещики, он внутренне пуст, возраст не касается его: “Ноздрев в тридцать пять лет был таков же совершенно, каким был в осьмнадцать и двадцать: охотник погулять”. Портрет лихого кутилы сатиричен и саркастичен одновременно. “Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками... Здоровье, казалось, так и прыскало с лица его”. Впрочем, Чичиков замечает, что один бакенбард был у Ноздрева меньше и не так густ, как другой (результат очередной драки). Страсть к вранью и карточной игре во многом объясняет то, что ни на одном собрании, где присутствовал Ноздрев, не обходилось без “истории”. Жизнь помещика абсолютно бездуховна. В кабинете “не было заметно следов того, что бывает в кабинетах, то есть книг или бумаги; висели только сабля и два ружья...” Разумеется, хозяйство Ноздрева развалено. Даже обед состоит из блюд, которые пригорели или, напротив, не сварились.
Попытка Чичикова купить мертвые души у Ноздрева — роковая ошибка. Именно Ноздрев разбалтывает на балу у губернатора тайну. Приезд в город Коробочки, пожелавшей узнать, “почем ходят мертвые души”, подтверждает слова лихого “говоруна”.
Образ Ноздрева не менее типичен, чем образ Манилова или Коробочки. Гоголь пишет: “Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком”.
Перечисленные выше приемы типизации используются Гоголем и для художественного восприятия образа Собакевича. Описания деревни и хозяйства помещика свидетельствуют об определенном достатке. “Двор окружен был крепкою и непомерно толстою деревянной решеткой. Помещик, казалось, хлопотал много о прочности... Деревенские избы мужиков тоже срублены были на диво... все было пригнано плотно и как следует”.
Описывая внешность Собакевича, Гоголь прибегает к зоологическому уподоблению: сравнивает помещика с медведем. Собакевич — чревоугодник. В своих суждениях о еде он поднимается до своеобразной “гастрономической” патетики: “У меня когда свинина — всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся!” Впрочем, Собакевичу (этим он отличается от Плюшкина и большинства.других помещиков) присуща некоторая хозяйственная жилка: он не разоряет собственных крепостных, добивается известного порядка в хозяйстве, выгодно продает Чичикову мертвые души, отлично


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: