Кто зажигает новую звезду

АНАСТАСИЯ

Владимир Мегре

 

Том I из серии

«Звенящие кедры России»

© Владимир Мегре

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

АНАСТАСИЯ

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПЕРЕСТРОЙКА

ЗВЕНЯЩИЙ КЕДР

ВСТРЕЧА

ЗВЕРЬ ИЛИ ЧЕЛОВЕК?

КТО ОНИ?

ЛЕСНАЯ СПАЛЬНЯ

УТРО АНАСТАСИИ

ЛУЧИК АНАСТАСИИ

КОНЦЕРТ В ТАЙГЕ

КТО ЗАЖИГАЕТ НОВУЮ ЗВЕЗДУ

ЕЁ ЛЮБИМЫЕ ДАЧНИКИ

ИЗ СОВЕТОВ АНАСТАСИИ

Cемечко — врач

Кого жалят пчёлы

Здравствуй, утро!

Вечерние процедуры

Он всё сам приготовит

СОН ПОД СВОЕЙ ЗВЕЗДОЙ

ЗВЁЗДНАЯ ЖЕНЩИНА

ПОМОЩНИК И ВОСПИТАТЕЛЬ ВАШЕГО РЕБЁНКА

ЛЕСНАЯ ГИМНАЗИЯ

ВНИМАНИЕ К ЧЕЛОВЕКУ

ЛЕТАЮЩАЯ ТАРЕЛКА? НИЧЕГО ОСОБЕННОГО

МОЗГ — СУПЕРКОМПЬЮТЕР

«... В НЁМ БЫЛА ЖИЗНЬ, И ЖИЗНЬ БЫЛА СВЕТ ЧЕЛОВЕКОВ...»

НУЖНО МЕНЯТЬ МИРОВОЗЗРЕНИЕ

СМЕРТНЫЙ ГРЕХ

ПРИКОСНОВЕНИЕ К РАЮ

КТО ВОСПИТАЕТ СЫНА?

СТРАННАЯ ДЕВУШКА

БУКАШЕЧКИ

МЕЧТЫ — СОТВОРЕНИЕ БУДУЩЕГО

ЧЕРЕЗ ОТРЕЗОК ВРЕМЕНИ ТЁМНЫХ СИЛ

СИЛЬНЫЕ ЛЮДИ

КТО ТЫ, АНАСТАСИЯ?

ОБРАЩЕНИЕ ВЛАДИМИРА МЕГРЕ К ЧИТАТЕЛЯМ

 

 

ПЕРЕСТРОЙКА

 

 

В 1990 году в России началась перестройка и людям разрешили заниматься собственным, частным бизнесом.

Для народов СССР, где ранее предпринимательство считалось преступлением и каралось по закону, вплоть до тюремного заключения, подобное разрешение явилось революционным.

Примерно треть населения, особенно в столице и крупных городах, вдохновенно стала мечтать о собственном будущем, похожем на счастливую и роскошную жизнь западных миллионеров.

Город Новосибирск, в котором я жил в то время, находился в трёх тысячах километров от столицы СССР — Москвы, но и его жители старались не отставать от столичных в организации собственного дела.

Бизнес первых предпринимателей Сибири был преимущественно мелким. Они занимались оказанием бытовых услуг, мелкорозничной торговлей, открывали небольшие кафе и магазинчики. Те, кому удавалось раздобыть какое-нибудь старенькое оборудование и наладить в полуподвальном помещении выпуск модной в то время бижутерии из пластмассы, считались чуть ли не промышленниками.

Мне повезло — удалось зафрахтовать в западносибирском речном пароходстве три самых больших пассажирских теплохода. Один из них, трёхпалубный с рестораном, баром и конференц-залом, я использовал для прогулочных рейсов, проводил на нём конференции сибирских предпринимателей.

К тому времени меня избрали президентом межрегиональной ассоциации предпринимателей, которая называлась «Сибирский кооператор». Я ощущал себя успешным и удачливым предпринимателем. Однако имелись и большие проблемы — заключались они в неприятии частью общества новоявленных бизнесменов.

В начале перестройки Российское общество раскололось на две, казалось, непримиримые части. С одной стороны, были люди, желающие заниматься частным бизнесом, и, не видя ничего плохого в капиталистической системе, они хотели жить в обществе западного образца. С другой стороны, были ветераны войны и труда, категорически не приемлющие нововведения в стране. Их тоже можно было понять.

До начала перестройки пожилой человек, фронтовик или Герой Социалистического Труда, по праздникам надевал свои награды, шёл на парад, выступал перед молодёжью в школе. Он считал, что его жизнь достойна уважения, прожита правильно, на благо социалистического общества. И вдруг очень резкие изменения — оказалось, не то общество строили, надо было строить не социалистическое, а капиталистическое. И российского царя в 1917 году зря свергли и расстреляли всю его семью. Получалось, что награды этого пожилого человека теперь свидетельствовали не о его доблести, а о том, что он был передовиком в строительстве не того, что нужно обществу. Как теперь такому человеку смотреть в глаза своим детям и внукам? Подобные люди и выходили в начале перестройки на митинги.

Однажды и мне пришлось принять участие в таком митинге.

Во время переговоров с предпринимателями из Турции секретарша мне сообщила, что у здания новосибирского обкома КПСС собирается стихийный митинг и, как гласят лозунги, направлен он против предпринимателей. Я извинился перед турецкой делегацией и решил с группой своих коллег идти на митинг. Мы боялись, что после митинга толпа начнёт крушить частные шашлычные и магазинчики.

— Надо бы переодеться, — предложил один из моих коллег, — если мы предстанем перед толпой в своих парадных костюмах, она ещё больше озлобится.

— Надо бы, да нет времени.

Так и подъехали на митинг мы на двух машинах — на импортном «Мерседесе» и российском джипе УАЗ. Вышли из машин в элегантных костюмах, в белых рубашках и галстуках, а я вообще, как денди лондонский — в элегантном белом костюме. Стоим, смотрим на митингующих и не знаем, что делать.

Примерно тысячи полторы или две было митингующих. Красные флаги развевались над толпой. Лозунги: «Не допустим капитализма», «Предприниматели — кровопийцы народа», «Предателей дела партии к ответу». На импровизированной сцене пожилой человек с медалями на груди яростно, с надрывом говорит:

— Поколение наше предано! Целое поколение! Наше поколение! Мы истекали кровью в окопах. Мы не дали захватить фашистской нечисти нашу Родину. Мы голодали и жили в палатках, но мы строили заводы, фабрики. Мы строили города. Социализм строили, о коммунизме мечтали...

Инвалид на костылях ему время от времени поддакивал:

— Мы жизни своей не жалели!

Две старушки хором скандировали:

— Пенсию! Пенсию!

Видно, выступающего человека выкрики из толпы возбуждали:

— Мы не допустим кровопийц и буржуев! Мяса уже даже на рынке не купишь, всё для своих шашлычных скупили. Разгромим их коммерческие киоски, как гнёзда гидры! — призвал он.

Толпа хором:

— Разгромим! Разгромим! Разгромим!

— Мы для детей своих жизнь строили, не для них, — и указал рукой на нашу группу.

Все участники митинга повернулись в нашу сторону. Наступила тишина. Толпа будто к прыжку в нашу сторону готовилась.

И тогда я схватил громкоговоритель и полез на крышу джипа, еще не зная, что буду говорить. Потому и начал без предисловий:

— Вы говорите, для своих детей старались, а мы — вот они, ваши дети. Предпринимателями решили стать. Жизнь построить, не хуже чем в Америке. Закон теперь позволяет частным бизнесом заниматься. Спасибо вам за старания, только не очень-то нам подошло то, что вы построили, и мы своё хотим соорудить. А громить начнёте, так пенсию совсем не получите, потому что это мы на вашу пенсию деньги отчисляем. Предприниматели — не кровопийцы. Предприниматели — это те, кто старается предпринять нечто путное для страны, ну и для себя конечно.

Выступающий со сцены человек был без громкоговорителя, и чтобы перебить меня, ему пришлось закричать:

— Вот он, смотрите, предводитель кровопийц на теле народа! Это они все продукты с прилавков смели. Это они мясо скупают, а потом продают шашлыки втридорога. В три дня мяса не стало.

А я ему в ответ спокойно через громкоговоритель:

— Ну ты даёшь, мужик. Что ж это, вы всю жизнь старались-старались, а мяса только на три дня и смогли заготовить?

Выкрики из толпы прекратились, люди слушали наш диалог, всякий раз поворачиваясь в сторону говорящего. На мой аргумент человек на сцене не стал отвечать, вместо ответа он закричал:

— Стащите его, кровопийцу народного, с машины. Смотрите, как разоделся, гад.

Из толпы в мою сторону полетели разные предметы. В мой белый костюм попали двумя солёными помидорами и яйцом. И в голову солёным помидором попали. Милиция, присутствующая на митинге, встала в шеренгу между толпой и машиной, на крыше которой я стоял. Командир милиционеров крикнул мне:

— Слазь, парень, с машины и убегай. Толпу мы сдержать не сможем.

Но мне не хотелось отступать, и я крикнул в громкоговоритель:

— А вы хотели, чтоб и ваши дети, как вы, в лохмотьях ходили? За это, значит, вы боролись?

Несколько человек из толпы прорвались сквозь строй милиционеров, подбежали к машине и стали раскачивать её. И тут, сам не знаю, как это произошло, я вдруг стал читать стихи Маяковского о Ленине:

 

Время —

начинаю

про Ленина рассказ.

 

Но не потому,

что горя

нету более,

 

время

потому,

что резкая тоска

 

стала ясною,

осознанною болью.

 

Время,

снова

ленинские лозунги развихрь.

 

Нам ли

растекаться

слёзной лужею, —

 

Ленин

и теперь

живее всех живых.

 

Наше знанье —

сила

и оружие.

 

Толпа от неожиданности замерла. Замерли, задрав вверх головы, раскачивающие автомобиль. В это время сбоку, прямо по газону, медленно продвигался грузовик с водкой. Это мы с коллегами решили сброситься и задобрить толпу. Пока автомобиль продвигался в мою сторону, я продолжал читать:

 

Люди — лодки.

Хотя и на суше.

 

Проживёшь

своё

пока,

 

много всяких

грязных ракушек

 

налипает

нам

на бока.

 

А потом,

пробивши

бурю разозлённую

 

сядешь

чтобы солнца близ,

 

и счищаешь

водорослей

бороду зелёную

 

и медуз малиновую слизь.

 

Я

себя

под Лениным чищу.

 

чтобы плыть

в революцию дальше.

 

Грузовик с водкой вплотную подъехал к моей машине, и я, перепрыгнув в кузов грузовика, уже оттуда сказал:

— Только вот незадача, мужики, получается. Разным людям разные революции по душе.

Выступающий снова закричал:

— Вы разве не видите? Он же издевается над нами. О Ленине стихи читал, чтоб обалдели все. А вы и обалдели сразу.

— Стихи я в школе старательно учил. Прочитал тоже старательно, чтоб показать — знает наше поколение о стремлениях отцов. Но только и вы наше стремление попытайтесь понять.

— Одним махом весь народ стихами заморочил, гидра эксплуататорская, кровопийца народный. Что стоите онемевшие? Раздавить, уничтожить гидру! Лениным он прикрылся, стихами.

Часть толпы взревела и снова стала пытаться прорваться через милицейский заслон.

— Да, стихи я прочитал, чтоб разговор нормальный затеять. Подходите, выпьем и поговорим нормально, по-русски.

Я открыл борт грузовика, сел на ящик, открыл бутылку, потом вторую и разлил водку по пластмассовым стаканчикам. Взял один стаканчик, отпил глоток. Обратился к тем, кто, прорвавшись через кордон, раскачивал джип. Они уже стояли у открытого борта грузовика.

— Да вы берите, мужики, выпьем по чуть-чуть, а то разговор как-то не клеится.

Мужчины подошли, стали разбирать стаканчики

— А действительно, чего это мы разбушевались? Поговорить можно нормально, — заметил невысокого роста бородатый мужчина, а его товарищ добавил:

— Отчего ж не поговорить, когда компания подходящая.

Повернувшись в сторону сдерживающих толпу милиционеров, один из выпивших мужчин сказал:

— Вы, мужики, продержитесь ещё чуток, а то прорвутся, поговорить нормально не дадут.

— Не дадут, с толпой какой разговор? Базар один, да и только, — поддержали его. — Мы повторим сейчас и поможем вам.

— Да, надо бы помочь служивым. Наливай по второй, — предложили мне.

Я разлил водку ещё раз.

— А ты, это, стихи ещё какие знаешь? — спросил у меня басом огромного роста лысый мужчина.

— Если на память... Из школьной программы только, — ответил я ему.

— Ну прочитай из школьной программы, а я подпою в микрофон. Как выпью, всегда спеть хочется.

— Белеет парус одинокий в тумане моря голубом... — начал я, и лысый мужчина запел мощным басом, усиленным громкоговорителем:

Белеет парус одинокий в тумане моря голубом!..

Что ищет он в краю далёком? Что потерял в краю родном?

Толпа прорвала милицейский кордон. Большая группа, в основном состоящая из мужчин, побежала к грузовику. Лысый здоровяк прекратил пение и грозным басом прокричал:

— В очередь! Здесь разговор нормальный, а не базар.

Подбежавшие стали выстраиваться в очередь.

Выступающий на противоположной стороне снова заговорил, обращаясь к оставшимся перед ним людям:

— Смотрите, люди, он же народ спаивает! Женщины! Ваших мужей спаивают.

В толпе, состоящей в основном из пожилых женщин, нарастал недовольный гул голосов. Я снова взял громкоговоритель и обратился к женщинам:

— Извините, женщины, запамятовал, на той стороне площади машина с импортными куриными окорочками, это презент для вас от союза предпринимателей. Это не подкуп, это плата за передышку, чтоб разговору не мешали. На всех, конечно, одной машины не хватит, тут вы правы, но кому-то бесплатно достанется.

Большая группа женщин, кто быстрым шагом, кто бегом, направилась к машине с куриными окорочками. Таким образом, митингующие разделились на две группы. Одна сосредоточилась у грузовика с водкой, другая — у грузовика с окорочками. Я понял, что люди успокоились. Мы с коллегами сели в машины и поехали на мой теплоход. Уходя от распивающих водку мужчин, услышал:

— Нормальный мужик, а мы его чуть не изувечили...

Когда теплоход стоял у причала речного вокала, его ресторан выполнял функцию клуба предпринимателей. Пожилые и молодые люди часто встречались в нем, обсуждали свои дела и делились опытом. Почти у всех было ощущение, что нас ждёт необычайно красивая жизнь. Иногда эти радужные мечтания пытался охладить кто-нибудь из скептиков.

Однажды пришел на теплоход выступавший на митинге мужчина. Охрана его не пропускала, и он стал требовать возможности поговорить со мной. Я вышел к нему, познакомились. Звали его Петр Иванович, и он стал просить разрешения посещать наш клуб.

— А зачем, Петр Иванович, ходить в наш клуб, если вы против предпринимательства, против частной собственности?

А он в ответ:

— Я против абсурда в жизни. Вам, нынешнему авангарду, мнение хочу высказать свое. Или вы боитесь слушать альтернативное мнение?

Один из моих коллег предложил:

— Да пусть приходит, высказывается. Это будет лучше, чем митинги собирать да людей будоражить.

Я согласился. И Петр Иванович стал приходить каждую неделю. Договорились, что он будет говорить не более пяти минут. Он оказался бывшим учителем истории и философии, его выступления в клубе предпринимателей на теплоходе мало кого интересовали, но иногда ненадолго заставляли задуматься над смыслом жизни.

Однажды он как всегда вышел к микрофону и сказал сидевшим за столиками ресторана предпринимателям.

— Да что вы строите из себя будущих счастливцев? Вон в Америке люди давно бизнесом занимаются, там предпринимателей больше, чем у нас в России. Мы, может быть, достигнем американского уровня жизни лет через двадцать, а они за эти двадцать лет еще вперед от нас уйдут. Предпринимателей станет в России больше, но это совсем не означает, что больше будет счастливых людей...

Но тогда, в начале перестройки, нам, предпринимателям первой волны, не хотелось думать о смысле жизни — мы хотели просто красиво жить.

 

 

 

 

ЗВЕНЯЩИЙ КЕДР

 

Весной 1994 года на своих теплоходах я отправился в четырёхмесячную коммерческую экспедицию по сибирской реке Оби от Новосибирска до Салехарда, города находящегося за Полярным кругом. Цель экспедиции — налаживание экономических связей с регионами Крайнего Севера.

Экспедиция называлась «Купеческий караван». На большом трёхпалубном теплоходе располагался штаб каравана, выставка продукции, производимой предпринимателями Сибири, магазин. И мои шикарные по тем временам апартаменты. Для их обустройства пришлось использовать две каюты в первом классе, совместив их, обставить современной мебелью. Это было необходимо сделать, чтобы выглядеть солиднее при ведении переговоров.

Моему каравану предстояло пройти на север три с половиной тысячи километров, посетить как относительно крупные населённые пункты, такие как Томск, Нижневартовск, Ханты-Мансийск, Салехард, так и мелкие, куда добраться с грузом можно лишь в короткий период навигации. Зимой река Обь покрывается льдом, и сообщение с городами у жителей сибирских посёлков прекращается.

Днём теплоходы каравана причаливали к населённым пунктам. Давали гудки, потом включалась громкая музыка, через мощные динамики на верхней палубе, привлекая жителей. Мы торговали, принимали у местного населения ценную рыбу, дары сибирской тайги — клюкву, бруснику, сушёные грибы, меха — и вели переговоры о налаживании с местными охотниками и рыбаками постоянных экономических связей.

Передвигались теплоходы, как правило, ночью. В неблагоприятную погоду, когда метеоусловия не позволяли нам двигаться по реке, штабной теплоход причаливал к ближайшему населённому пункту, и мы устраивали вечера отдыха для местной молодёжи. Там подобные мероприятия — редкость. Клубы и дома культуры за последнее время весьма обветшали. Культмероприятия в них почти не проводились А тут...

Вы только представьте себе. Жители удалённой на тысячи километров от цивилизации сибирской деревни видят, как плывёт по реке белый красавец теплоход. И вдруг он разворачивается и причаливает к их берегу. На теплоходе ресторан, бар, танцевальный зал с колоннами. Не только вся молодежь, но и взрослые стремились попасть на теплоход, совершить на нём трёхчасовую прогулку, а потом провожали белый красавец, махая с берега руками.

По мере удаления каравана от больших городов и приближения к Полярному кругу река Обь увеличивалась вширь, на её берегах в бинокль можно было наблюдать диких зверей. Иногда на протяжении суток хода не встречалось ни одного, даже мелкого, населённого пункта. Лишь одна тайга вдоль берегов реки — единственной транспортной артерии на многие километры. Мне тогда ещё было неведомо, что на одном из этих километров ждёт меня встреча, которая изменит всю мою жизнь.

Однажды, когда мы шли уже обратным курсом — на Новосибирск, я распорядился причалить штабной теплоход к берегу у маленькой, всего в несколько домиков, деревушки. Стоянку запланировал на три часа, чтобы команда теплохода могла походить по земле, а местные жители — приобрести у нас разный товар и продукты, мы же у них, по дешёвке, таёжные дикоросы и рыбу.

Я тоже решил пройтись по земле. Когда спускался по трапу, невольно обратил внимание на двух стариков. Они молча стояли в стороне от группы местных, собирающихся подняться по трапу на теплоход.

Особенно странно выглядел старший, с седой бородой, в холщовом плаще до пят, голова покрыта капюшоном. Проходя мимо стариков, я поздоровался с ними. Старший ничего не сказал мне в ответ, лишь слегка головой поклонился, а его спутник поздоровался:

— Здравствуйте. Добрых помыслов вам осуществления. Вы здесь главный, я чувствую. Да? Можете распоряжения давать?

— Могу, если целесообразны они, — ответил я и хотел продолжить свой путь.

Но старик продолжил. Он уговаривал меня дать им человек пятьдесят (в команде теплохода было всего шестьдесят пять), которых они хотели сами повести в тайгу, за двадцать пять километров от места стоянки теплохода. Повести в глубь тайги, для того чтобы спилить, как они выразились, звенящий кедр. Кедр, высота которого, с его же слов, достигла сорока метров, предлагалось ещё и распилить на части, которые можно будет на руках отнести на теплоход. Забрать мы должны были непременно всё. Каждую часть старик советовал распилить на ещё более мелкие кусочки, по одному взять себе, остальные раздать своим близким, знакомым, всем, кто пожелает их получить в дар. Старик говорил, что этот кедр необычный. Кусочек его нужно носить на груди, на верёвочке. Причём надевать его нужно, стоя босыми ногами на траве, ладонью левой руки прижать к обнажённой груди. Через минуту почувствуется приятное, исходящее от кедра тепло, потом по телу пробежит лёгкая дрожь. Время от времени, когда будет появляться желание, нужно шлифовать кончиками пальцев ту сторону кусочка кедра, которая не прикасается к телу, придерживая большими пальцами рук за другую сторону. Старик уверенно утверждал, что уже через три месяца человек, обладающий кусочком звенящего кедра, почувствует значительное улучшение самочувствия, излечится от многих заболеваний.

— И даже от СПИДа? — спросил я, рассказав им коротко об этой болезни то, что знал из прессы.

Старик уверенно ответил:

— От любых болезней!

Но это, по его мнению, было лёгкой задачей. Главное состояло в том, что человек, обладающий этим кусочком, станет добрее, удачливее, талантливее.

О целебных свойствах нашего сибирского таёжного кедра я немножко знал, но чтобы он мог так влиять на чувства, способности — это тогда казалось мне совсем неправдоподобным. Я подумал: «Может быть, старики хотят получить с меня деньги за этот, как они считают сами, необычный кедр?». И я стал объяснять им, что на «большой земле», чтобы понравиться, женщины носят ювелирные изделия из золота и серебра, и за какую-то деревяшку денег платить не будут, потому и я не пойду ни на какие расходы.

— Носят не зная, — последовал ответ. — Золото — прах по сравнению с одним кусочком этого кедра, но денег нам за него никаких не нужно, мы ещё можем грибов сушёных вам дать, а нам ничего не нужно...

Не став спорить из уважения к их старости, я сказал:

— Ну, может быть, кто-то и станет носить кусочек вашего кедра... Станет носить, если великий мастер резьбы приложит свою руку и сотворит нечто необычно красивое...

Но на это старик ответил:

— Можно вырезать, но лучше шлифовать. Намного лучше будет, если самому шлифовать, своими пальцами, когда душа того будет хотеть, тогда кедр и внешне будет красивым.

При этом старик помоложе торопливо расстегнул свою старенькую куртку, потом рубашку и показал то, что было у него на груди. Я увидел выпуклый круг или овал. Цвета на нём были разные — фиолетовый, малиновый, рыжеватый — и составляли непонятный рисунок, прожилки дерева казались ручейками.

Я не ценитель произведений искусства, и хотя бывать иногда в картинных галереях мне приходилось, особенных эмоций мировые шедевры у меня не вызывали. Но то, что висело на груди у этого старика, вызвало чувств и эмоций значительно больше, чем посещение Третьяковской галереи. Я спросил:

— Сколько же лет вы шлифовали свой кусочек кедра?

— Девяносто три, — ответил старик.

— А сколько вам лет?

— Сто девятнадцать.

Тогда я не поверил ответу. Выглядел старик лет на семьдесят пять. Не почувствовав моих сомнений или не обратив на них внимания, старик, немного волнуясь, стал убеждать меня в том, что и у других он, кусочек кедра, отшлифованный только самим человеком, тоже будет красивым уже через три года. Потом всё лучше и лучше, особенно у женщин. От тела его обладателя будет исходить приятный, благодатный аромат, не сравнимый ни с чем, искусственно сотворённым человеком!

От стариков действительно исходил очень приятный запах, я ощущал его, несмотря на то, что курю и, наверное, как у всех курильщиков, моё обоняние притуплено.

И ещё одна странность была в стариках...

Я вдруг стал отмечать в речи незнакомцев фразы, не свойственные жителям отдалённой глубинки Севера. Отдельные помню и сейчас, даже с интонациями. Старик говорил:

— Бог создал кедр как накопитель энергий Космоса...

От человека в состоянии любви исходит излучение. За доли секунды оно, отразившись от проплывающих над человеком планет, снова достигает Земли и даёт жизнь всему живому...

Солнце — одна из планет, которая отражает далеко не полный спектр этого излучения...

В Космос уходит от человека только светлое излучение. И из Космоса на Землю возвращается только благодатное излучение...

От человека, пребывающего под влиянием злобных чувств, исходит тёмное излучение. Тёмное излучение не может подниматься вверх и попадает вглубь Земли. Отразившись от недр, оно возвращается на поверхность в виде извержений вулканов, землетрясений, войн...

Высшим достижением отражённого чёрного излучения является влияние на человека лучей, усиливающих непосредственно в нём его собственные злобные чувства...

Кедр живёт пятьсот пятьдесят лет. Миллионами своих иголок-листьев и днём и ночью он улавливает и накапливает в себе светлую энергию, весь спектр её. За время жизни кедра над ним проходят все тела, отражающие светлую энергию...

Даже в маленьком кусочке кедра благодатной для человека энергии больше, чем у всех рукотворных энергетических установок на Земле вместе взятых.

Кедр принимает исходящую через Космос от человека энергию, хранит и в нужный момент отдаёт. Отдаёт, когда её недостаточно в Космосе, а значит, в человеке, во всём живущем и растущем на Земле...

Встречаются, но очень редко, кедры, которые накапливают, но не отдают обратно накопленную энергию. Через пятьсот лет своей жизни они начинают звенеть. Так они говорят своим тихим звоном, так они подают знак, чтобы взяли их люди, спилили для использования накопленной энергии на Земле. Так кедр просит своим звоном... Три года просит... Если не соприкоснётся с живыми людьми, тогда через три года он, лишённый возможности отдать накопленное через Космос, теряет возможность отдавать энергию непосредственно человеку. Тогда он начинает сжигать её в себе. Этот мучительный процесс сжигания-умирания длится двадцать семь лет...

Недавно мы обнаружили такой кедр. Мы определили: он звенит уже два года. Тихо звенит. Очень тихо. Может быть, старается на большее время свою просьбу растянуть, но ему остался ещё только один год. Его нужно спилить и раздать людям...

Старик говорил долго, и я почему-то слушал его. Голос странного старого сибиряка звучал то со спокойной уверенностью, то очень взволнованно, и когда он волновался, то быстро, словно легко играя на каком-то музыкальном инструменте, шлифовал кончиками пальцев свой кусочек кедра.

На берегу было холодно, с реки дул осенний ветер. Холодный ветер рывками перебирал седые волосы на непокрытой голове старика, но его старенькая куртка и рубашка оставались расстёгнутыми. Он всё шлифовал кончиками пальцев свой, висевший на открытой ветру груди, кусочек кедра. Всё значимость его пытался пояснять.

С теплохода на берег спустилась сотрудница моей фирмы Лидия Петровна. Она сказала, что на теплоходе все уже собрались, готовы к отплытию и ждут, когда я закончу разговор. Я попрощался со стариками и быстро поднялся на борт теплохода. Выполнить их просьбу я никак не мог по двум причинам. Задержка теплохода, да ещё на трое суток, обернулась бы большим убытком. Да и всё сказанное старцами причислил я тогда к их излишнему суеверию.

На следующий день утром, во время планёрки, я вдруг увидел, что Лидия Петровна теребит у себя на груди кусочек кедра. Уже позже она рассказала мне, что, когда я поднялся на теплоход, она ещё немного задержалась. Видела, как старик, который разговаривал со мной, когда я стал быстро уходить от них, то в растерянности смотрел мне вслед, то на своего старшего товарища и приговаривал взволнованно: «Как же так? Почему не осознали они? Совсем не умею говорить на их языке... Не смог убедить... Не смог! Не получилось у меня ничего! Ничего не получилось... Почему? Отец, скажи».

Старший из двух старцев положил руку на плечо своему сыну и спокойно ответил: «Неубедителен ты был, сынок. Потому и не осознали они».

— Когда я уже поднималась по трапу на теплоход, — продолжала Лидия Петровна, — старик, который с тобой разговаривал, вдруг подбежал ко мне, схватил за руку, свёл с трапа на траву.

Он торопливо достал из кармана верёвочку, к которой был привязан вот этот кусочек кедрового дерева, надел мне на шею, прижал его моей и своей ладонью к груди. Я даже дрожь в теле почувствовала. Как-то быстро очень он всё это проделал, я и сказать ничего ему не успела. Когда я уходила, он вслед приговаривал: «Счастливого вам пути! Будьте счастливы! Приходите сюда, пожалуйста, на следующий год! Всего хорошего, люди. Мы будем вас ждать! Счастливого вам пути!».

Когда теплоход отчалил, старик ещё долго махал вслед рукой, потом вдруг сел на траву. Я посмотрела на них в бинокль. Увидела: старик, который с тобой разговаривал, а потом дал мне кусочек кедра, сидел на траве, а плечи его вздрагивали... Тот, который постарше, с длинной бородой, наклонившись, гладил его по голове.

 

* * *

 

В коммерческих заботах, бухгалтерских расчётах, банкетах по поводу окончания навигации я не вспоминал о странных старцах-сибиряках.

При возвращении теплохода в Новосибирск я почувствовал острые боли. Был установлен диагноз — язва двенадцатиперстной кишки и остеохондроз грудного отдела позвоночника.

В тишине комфортной больничной палаты я был ограждён от повседневной суеты. Палата-люкс на одного человека давала возможность спокойно проанализировать результаты четырёхмесячной экспедиции, составить бизнес-план для будущей. Но память как бы отдаляла все события и почему-то выдвигала на первый план стариков и сказанное ими.

По моей просьбе в больницу доставлялась всевозможная литература о кедре.

Сопоставляя прочитанное с услышанным во время экспедиции от сибирских старцев, я всё больше и больше поражался и начинал верить в сказанное стариками. Какая-то правда всё же была в их словах, а может быть, правдой было всё?!

В книгах по народной медицине много говорится о целебности кедра. Там сказано, что всё, начиная от его листьев-иголочек и до коры, обладает высокоэффективными лечебными свойствами. Древесина сибирского кедра имеет красивый вид, и её могут с успехом использовать мастера художественной резьбы по дереву, из неё изготавливают мебель и резонансные доски для музыкальных инструментов. Хвоя кедра обладает высокой фитонцидностью, способностью легко обеззараживать окружающий воздух. Древесина кедра имеет характерный, очень приятный бальзамический запах. Помещённый в доме небольшой кусочек кедрового дерева отпугивает моль.

В научно-популярной литературе также указывается на то, что качественные показатели кедра, растущего в северных районах, значительно выше, чем у растущего в более южных.

Ещё в 1792 году академик П. С. Паллас писал, что плоды сибирского кедра эффективно восстанавливают мужскую силу и возвращают человеку молодость, значительно увеличивают сопротивляемость организма, помогают ему противостоять многим заболеваниям.

Существует и целый ряд исторических феноменов, напрямую или косвенно связанных с кедром. Вот один из них.

Полуграмотный мужик Григорий Распутин из глухой сибирской деревни, края, где растёт сибирский кедр, в 1907 году попавший в столицу в возрасте пятидесяти лет и поразивший своими предсказаниями даже императорскую семью, в которую он оказался вхож, обладал незаурядной мужской силой. Когда Григория Распутина убивали, были поражены тем, что, уже будучи изрешечённым пулями, он продолжал жить. Может быть, дело в том, что вырос он в кедровом краю на кедровых орехах?

Вот как журналисты того времени оценивали его выносливость:

«В возрасте пятидесяти лет он мог начать оргию с полудня, продолжая свой кутёж до четырёх часов ночи; от блуда и пьянства он заезжал прямо в церковь к заутрене, где простаивал в молитве до восьми утра, затем дома, отпившись чаем, Гришка, как ни в чём не бывало до двух часов дня принимал посетителей, потом набирал дам и шёл с ними в баню, а из бани катил в загородный ресторан, где повторял ночь предыдущую — никакой нормальный человек не смог бы вынести подобного режима».

И всё же многочисленные факты и доказательства меркнут перед самым главным, с которым и вы можете ознакомиться сами и после которого во мне не осталось ни тени сомнения, — это Библия. В Ветхом Завете в третьей книге Моисея (Левит 14, 4) Бог учит, как использовать целительную силу КЕДРА!!!

Когда я сопоставлял собранные мной из разных источников факты, сведения, вырисовывалась такая картина, что известные нам чудеса света померкли перед ней. Великие тайны, будоражащие умы человеческие, стали казаться незначительными в сравнении с таинством звенящего кедра. Теперь я уже не мог сомневаться в его существовании. Научно-популярная литература, древневедическая — развеяли сомнения.

О кедре сорок два раза упоминается в Библии, ещё в Ветхом Завете. Ветхозаветный Моисей, явивший человечеству каменные скрижали, вероятно, знал о нём больше, чем написано в Ветхом Завете.

Мы привыкли к тому, что в природе существуют разные растения, способные лечить человеческие недуги. Лечебные свойства кедра подтверждает научно-популярная литература, такие серьёзные и авторитетные исследователи, как академик П. С. Паллас, и это совпадает со сказанным в Ветхом Завете.

А теперь, внимание!

Ветхий Завет, указывая на кедр как на дерево уникальное, ни одно другое дерево так часто не упоминает. Не говорит ли Ветхий Завет о том, что кедр — наиболее примечательное из всего, что существует в природе? Но как им пользоваться? И почему странные эти старики из всех кедров выделяли один звенящий кедр?

Но это ещё не всё. О неизмеримо более загадочном говорит следующий сюжет Ветхого Завета:

Царь Соломон построил из кедра знаменитый храм в Иерусалиме. За кедры ливанские он отдал другому царю — Хираму — двадцать городов своего царства в земле Галилейской. Невероятно! Отдано пусть и за самый лучший и дорогостоящий, но все-таки лишь материал для строительства — двадцать городов! Правда, ему была оказана ещё одна услуга. По просьбе царя Соломона ему были даны люди, «умеющие рубить дерева».

Что это за люди? Что они знали?

Я слышал, что и сейчас в отдалённых глубинках есть старики, которые как-то выбирают деревья для строительства. Но тогда, почти три тысячи лет назад, все могли это знать. Однако потребовались какие-то особые люди.

Храм был построен. В нём началась служба и... «не могли священники стоять на служении по причине облака».

Что это за облако? Как и откуда вошло оно в храм? Что представляло собой? Энергию? Дух? Что это было за явление, и какова его взаимосвязь с кедром?

Старики говорили о звенящем кедре как о накопителе какой-то энергии.

Какой кедр сильнее: ливанский или сибирский?

Академик Паллас говорил, что целительные силы возрастают по мере приближения произрастания к границе с лесотундрой. Тогда, значит, сильнее сибирский.

В Библии говорится: «...по плодам их узнаёте». Значит, снова сибирский!

Неужели никто не обращал внимания на всё это?

Не сопоставлял такие факты?

Ветхозаветная Библия, наука прошлого столетия и современная — едины во мнении о кедре.

И Елена Ивановна Рерих в своей книге «Живая этика» пишет: «Ещё в ритуалах посвящения царей древнего Хорасана появлялась чаша кедровой смолы.

У друидов также чаша кедровой смолы, и она называлась Чашей Жизни. И лишь позже она была заменена кровью — при потере сознания Духа. Огонь Зороастра произошёл от сожжения смолы в чаше».

Так что же тогда из всех знаний наших предков о кедре, его свойствах и предназначении дошло и сохранилось до наших дней?

Неужели ничего?

Что знают о нём сибирские старцы?

И вдруг в памяти всплыла ситуация многолетней давности, от которой даже мурашки по телу пробежали. Тогда я не придал ей значения, но теперь...

В начале перестройки мне, как президенту ассоциации предпринимателей Сибири, позвонили из Новосибирского облисполкома (тогда ещё были у нас исполкомы и обкомы партии), попросили прийти на встречу с крупным западным бизнесменом. Он имел рекомендательное письмо тогдашнего правительства. На встрече присутствовало несколько предпринимателей, работники аппарата облисполкома.

Западный бизнесмен по внешности был весьма «крутым» и необычным человеком восточного типа. На его голове была надета чалма, пальцы рук украшали дорогие перстни.

Говорили, как обычно, о возможностях сотрудничества в разных областях. Среди прочего он сказал: «Мы могли бы закупать у вас кедровый орех». При этих словах он даже как-то напрягся, и его острые глаза забегали, изучая, наверное, реакцию присутствующих предпринимателей. Я это хорошо запомнил, потому что ещё тогда удивился — почему это он так изменился?

После официальной встречи ко мне подошла сопровождавшая его переводчица-москвичка. Сказала, что он хочет со мной поговорить.

Бизнесмен конфиденциально предложил: если я организую ему поставки кедрового ореха, и непременно свежего, то помимо официальной цены буду иметь приличный процент лично.

Поставлять орех нужно было в Турцию. Там они делают какое-то масло. Я ответил, что подумаю.

Сам решил разузнать, что это за масло. И выяснил...

На лондонской бирже, являющейся эталоном мировых цен, масло кедрового ореха стоит... до пятисот долларов за один килограмм! Поставки нам предлагалось делать примерно по два-три доллара за один килограмм кедрового ореха.

Я позвонил в Варшаву одному из знакомых предпринимателей, попросил его узнать, есть ли возможность выйти напрямую на потребителей этого продукта, узнать технологию его получения?

Через месяц он мне ответил: «Выход невозможен. Технологию заполучить не удалось. И вообще, в этих твоих вопросах задействованы такие силы Запада, что лучше его вообще не касаться и забыть».

Тогда я обратился к своему хорошему знакомому, научному сотруднику нашего Новосибирского института потребкооперации, закупил орех, профинансировал работу. И в лабораториях этого института было произведено около ста килограммов масла кедрового ореха.

Также я нанял людей, которые в архивных документах обнаружили следующее.

В дореволюционный период и ещё некоторое время после революции в Сибири существовала организация под названием «Сибирский кооператор». Люди этой организации торговали маслом, в том числе и маслом кедрового ореха. Её довольно богатые представительства были в Харбине, Лондоне, Нью-Йорке. Имели они достаточно большие деньги в западных банках. После революции эта организация распалась, многие из её членов эмигрировали.

Член большевистского правительства Красин встречался с главой этой организации, предлагал ему вернуться в Россию. Но глава «Сибирского кооператора» ответил, что он больше поможет России, находясь за её пределами.

Ещё в архивных материалах говорилось, что кедровое масло делалось с помощью деревянных прессов (только деревянных!) во многих сибирских таёжных деревнях.

Высокое качество кедрового масла зависело от времени сбора и переработки ореха.

Установить, что это за время, ни в архивах, ни в институте не удалось. Секрет утерян.

Свойства масла по целебности аналогов не имеют. Но не передан ли секрет изготовления этого масла эмигрировавшими кому-то на Западе?

Как объяснить, что самый целебный кедровый орех произрастает в Сибири, а установка, производящая масло, находится в Турции? Ведь в Турции кедр, такой как в Сибири, вообще не растёт.

О каких силах Запада говорил предприниматель из Варшавы? Почему нельзя касаться этого вопроса? Не «качают» ли эти силы из нашей российской сибирской тайги целебный продукт необыкновенного свойства?

Почему, имея такое богатство у себя дома, с очень эффективными свойствами, подтверждёнными веками, тысячелетиями, мы закупаем на миллионы, а может и миллиарды долларов, западные лекарства и жрём их, как полоумные? Почему мы теряем известные нашим предкам знания? Недавним предкам, которые жили в нашем же веке!

Что уж тут говорить о Библии, описывающей необычную ситуацию трёхтысячелетней давности? Какие неведомые силы так старательно пытаются стереть из нашей памяти знания наших предков? Да ещё не лезь, мол, вроде как не в своё дело. Стараются стереть... И ведь получается у них!

Что-то злость меня разобрала. А тут ещё смотрю, продаётся в аптеке кедровое масло, в импортной упаковке продаётся. Купил я один тридцатиграммовый флакончик, попробовал, а в нём масла, думаю, не больше двух капель, остальное — разбавитель какой-то. Его и сравнивать нельзя с тем, что в институте потребкооперации мы изготовили. А стоили эти разбавленные две капли пятьдесят тысяч! А если не покупать за рубежом, а самим продавать?! Да только за счёт одного этого масла вся Сибирь безбедно могла бы жить!

И как мы умудрились забыть технологию наших предков?! А теперь вот хнычем, что живём бедно...

Ну, думаю, ладно, всё равно хоть что-нибудь ещё разыщу. Налажу производство масла сам, пусть фирма моя богатеет.

Я решил повторить экспедицию по Оби — на север, используя при этом только штабной теплоход «Патрис Лумумба». Загрузил в трюмы разного товара, кинозал теплохода приспособил под магазин. Людей на работу пришлось набрать новых. Из фирмы своей не стал приглашать. И так финансовые дела ухудшились, пока я отвлекался.

Через две недели после выхода из Новосибирска охрана доложила мне, что ими были подслушаны разговоры о звенящем кедре. И по их мнению, среди принятых новичков есть, мягко говоря, «странные люди». Я стал вызывать к себе отдельных людей из команды, говорить с ними о предстоящем походе в тайгу. Одни соглашались идти даже бесплатно. Другие просили большие суммы за операцию, потому что она не была оговорена при поступлении на работу, и одно дело — находиться в комфортных условиях на теплоходе, а другое — идти в тайгу за двадцать пять километров и тащить на себе груз.

Средств у меня к тому времени было уже в обрез. Кедр я не планировал продавать. Ведь старики говорили, что его нужно раздать. Да и главным я считал не сам кедр, а секрет получения масла. И вообще интересно было узнать разную информацию, с ним связанную.

Постепенно с помощью охраны я убедился, что за мной пытаются следить, особенно когда на берег сходил. Но неясно было, с какой целью. И кто стоит за следящими? Думал, думал я, как быть, и решил: чтобы не ошибиться, надо как-то вообще всех сразу перехитрить.

 

 

 

 

ВСТРЕЧА

 

Ничего никому не объясняя, я распорядился остановить штабной теплоход недалеко от того места, где в прошлом году произошла встреча со стариками. Один на небольшом катере добрался до посёлка. Капитану теплохода приказал идти по коммерческому маршруту дальше.

Я надеялся с помощью местных жителей разыскать двух сибирских старцев, с которыми разговаривал в прошлом году о звенящем кедре, увидеть своими глазами этот кедр и обсудить наиболее дешёвый способ его доставки на теплоход.

Привязав на безлюдном берегу к камню катер, я хотел было направиться к одному из ближайших домиков, но увидел стоящую на косогоре одинокую женщину и пошёл к ней с надеждой получить хоть какую-то интересующую меня информацию.

Женщина была одета в старенькую телогрейку, длинную юбку и обута в глубокие резиновые калоши, в каких ходят многие жители северной глубинки осенью и весной. На голове платок, повязанный так, что полностью закрывал и лоб, и шею. Трудно было определить, сколько этой женщине лет. Я поздоровался с ней и рассказал о двух старцах, с которыми повстречался здесь в прошлом году и услышал в ответ:

— С тобой, Владимир, в прошлом году разговаривали мои дедушка и прадедушка.

Я удивился — голос её был молодой, дикция очень чёткая, говорила сразу на «ты» и ещё имя назвала моё.

Я не мог вспомнить имена стариков и вообще знакомились ли мы с ними. Подумал: «Наверное, знакомились, раз она называет меня по имени». Решив с ней тоже перейти на «ты», спросил:

— А как тебя зовут?

— Анастасия, — ответила женщина и протянула в мою сторону руку ладонью вниз, словно для поцелуя.

Этот жест деревенской женщины в телогрейке и калошах, стоящей на пустынном берегу и старающейся вести себя словно светская дама, рассмешил меня. Я пожал её руку. Целовать, конечно, не стал.

Анастасия смущённо улыбнулась и предложила пойти с ней в тайгу — туда, где живёт их семья.

— Только идти туда нужно по тайге, двадцать пять километров. Тебя это не смущает, Владимир?

— Далековато, конечно, — ответил я женщине, а про себя подумал: «Пройти по тайге, где нет дорог, двадцать пять километров не просто. Надо бы взять кого-нибудь из охраны...», но для этого необходимо было бы догнать ушедший теплоход, с которым никакой связи у меня не было. Чтобы не терять времени, решил идти один. Но при этом уточнил у женщины: — А кедр звенящий ты мне сможешь показать?

— Смогу.

— Ты всё о нём знаешь, расскажешь мне?

— Расскажу то, что знаю.

— Тогда пойдём.

По дороге я расспрашивал Анастасию, насколько долго она живёт уединённо в тайге? Анастасия рассказывала, что их семья, их род, из поколения в поколение живёт в кедровом лесу, по словам её предков, на протяжении тысячелетий. С людьми нашего цивилизованного общества в непосредственный контакт вступают очень редко. Эти контакты происходят не в местах их постоянного проживания, а когда они приходят в населённые пункты под видом охотников или жителей, как бы из другого населённого пункта.

Сама Анастасия бывала в двух городах: Томске и Москве. Всего по одному дню. Не ночевала даже. Ей хотелось посмотреть, не ошибается ли она в своих представлениях об образе жизни людей из города. Продавая ягоды и сушёные грибы, она накопила деньги для поездки. Какая-то местная деревенская женщина дала ей свой паспорт.

Идею деда и прадеда раздать целебный звенящий кедр многим людям Анастасия не одобряет. На вопрос «почему?» — она отвечала, что его кусочки разойдутся как среди хороших, так и среди плохое творящих людей. Скорее всего кусочки будут захвачены в своём большинстве отрицательными индивидуумами. В итоге они могут принести больше вреда, чем пользы. Главное, по её мнению, помогать хорошему. И людям, через которых хорошее вершится. Помогая всем, дисбаланс добра и зла не изменить, он останется прежним или ухудшится.

После встречи с сибирскими стариками я просмотрел научно-популярную литературу, ряд исторических и научных трудов, в которых говорилось о необыкновенных свойствах кедра. Теперь я старался вникнуть и понять то, что говорила Анастасия об образе жизни людей кедровой рощи, расположенной в глубине бескрайней сибирской тайги, и думал: «С кем или с чем можно сравнить их образ жизни?»

Я сравнивал их с семьёй Лыковых, известной, думаю, многим по публикациям в прессе. Семьёй, также более ста лет живущей обособленно в глухой тайге.

Когда их случайно обнаружили геологи, о них писалось в газетах, я даже запомнил один заголовок «Таёжный тупик», рассказывалось в телевизионных передачах.

От чтения материалов из прессы у меня сложилось впечатление о Лыковых, как о людях, неплохо знающих природу, но «тёмных» в смысле знаний, понимания нашей современной, цивилизованной жизни. Здесь — иная ситуация. Анастасия производила впечатление человека, прекрасно разбирающегося в проблемах нашего цивилизованного общества и ещё в чём-то, мне не совсем понятном. Она легко, свободно рассуждала о нашей городской жизни, знала её.

Мы прошли, углубившись в лес, километров пять, я изрядно устал, потому что никакой дороги или даже тропы не было, приходилось перешагивать через упавшие деревья, огибать заросли кустарника. Но идущая впереди женщина, похоже, не испытывала никакой усталости, и мне было неудобно показывать перед ней свою слабость предложением остановиться и отдохнуть.

Когда мы вышли на небольшую полянку, по краю которой протекал ручеёк, женщина сказала:

— Ты, наверное, устал, Владимир? Если хочешь, мы можем отдохнуть у этого ручейка.

— Не очень-то я устал, просто перекусить пора, — ответил я и сразу сел на траву на краю полянки, стал доставать из рюкзака бутерброды, плоскую бутылку с хорошим коньяком, предложил выпить Анастасии, но она коньяк пить отказалась и есть со мной тоже почему-то не стала, сказала мне:

— Я совсем не голодна, Владимир, ты кушай сам, а я пока в солнышке искупаюсь.

После этих слов она шага на три отошла от того места, где я сидел, сняла с себя телогрейку, платок, длинную юбку и положила их в дупло дерева, оставшись в коротком лёгком платьице. Когда она сняла скрывающий большую часть лица платок, я чуть коньяком не захлебнулся, так был поражён увиденным. А когда она осталась лишь в лёгком платьице... Верил бы в чудеса — отнёс бы происшедшее к разряду перевоплощения.

Передо мной предстала молодая женщина с длинными золотистыми волосами и великолепнейшей фигурой. Её красота была необычна. Трудно было представить, кто из красавиц, побеждавших на самых престижных конкурсах красоты, мог бы соперничать с ней по внешнему виду и, как потом выяснилось, по интеллекту. Всё в этой сибирской отшельнице было влекущим и завораживающим.

Анастасия лежала на траве, раскинув руки, подставляя ладони солнышку, и блаженно закрыв глаза. Я будто заворожённый, забыв о еде, смотрел не неё.

Видно почувствовав мой пристальный взгляд, она повернула голову в мою сторону, посмотрела на меня, слегка улыбнулась и снова закрыла глаза.

Её лицо: никакой косметики, правильные черты, нежная кожа, совсем не похожая на обветренные лица жителей сибирской глубинки, большие добрые серо-голубые глаза и слегка улыбающиеся губы.

Хотя она была одета в лёгкое короткое платьице, чем-то похожее на ночную рубашку, складывалось впечатление, что телу её совсем не холодно, несмотря на всего 12–15 градусов тепла.

Солнышко отражалось золотистым светом в её повёрнутых кверху ладонях. Она была прекрасна и полуобнажена.

Я смотрел на неё. Мысли и чувства путались. Пытался понять, как поступать дальше, и думал: «Зачем она разделась? Зачем легла на траву вся такая соблазнительная и красивая? Ну зачем женщины во все времена до предела оголяют то свои ноги, то грудь, то всё сразу с помощью мини и декольте? Разве не для того, чтобы взывать к окружающим мужчинам: “Смотри, как я прелестна, как открыта и доступна”. И что тогда остаётся делать мужчине? Противостоять своей плотской страсти, тем самым унижая женщину своим невниманием, или оказывать ей знаки внимания?

А в данной ситуации какие я должен оказать знаки внимания?

Мы с ней одни находимся в тайге, значит, не слова тут нужны, а что-то другое. Может, поцеловать попробовать? Или, может, она большего хочет?».

Я спросил:

— Анастасия, а ты не боишься одна ходить по тайге?

Она открыла глаза, повернула голову в мою сторону, улыбнулась и ответила:

— Мне тут бояться нечего, Владимир.

— Интересно, а как бы ты защищалась, встретившись с двумя-тремя мужиками — геологами или охотниками?

Она не ответила, лишь улыбнулась.

Я подумал: «Каким образом эта молодая красавица, такая необыкновенно соблазнительная, может никого и ничего не бояться?». То, что произошло в дальнейшем, мне непонятно до сих пор...

Я подвинулся к лежащей на траве Анастасии, обнял её за плечи и привлёк к себе. Она не сильно сопротивлялась, хотя в её упругом теле чувствовалась немалая сила. От аромата её волос, дыхания слегка закружилась голова, и я попытался...

Однако ничего с ней сделать я не смог. Последнее, что я помню перед тем, как потерял сознание, её глаза и произнесённые слова:

— Не надо, Владимир, успокойся.

И ещё перед этим помню, как вдруг охватил меня невероятной силы страх. Страх непонятно чего — как бывает в детстве, когда находишься дома совсем один и чего-то боишься.

Когда я очнулся, она стояла передо мной на коленях, одна её рука лежала у меня на груди, второй махала кому-то вверху и по сторонам. Она улыбалась, но не мне, а, казалось, кому-то, кто невидимо окружал нас или находился над нами. Анастасия словно показывала жестом своему невидимому другу, что ничего плохого с ней не происходит. Потом она спокойно и ласково посмотрела мне в глаза и произнесла:

— Успокойся, Владимир, всё уже прошло.

— Но что это было? — спросил я.

— Невосприятие гармонией твоего отношения ко мне, возникшего в тебе желания. Ты сам потом сможешь во всём разобраться.

— Причём тут какая-то гармония? Это же ты! Только ты сама и стала сопротивляться.

— И я тоже не восприняла. Мне было неприятно.

Я сел, пододвинул к себе сумку.

— Ну надо же! Не восприняла она! Неприятно ей... Да вы, женщины, только и делаете всё, чтобы соблазнить. Ноги свои оголяете, грудь выставляете, в туфлях на шпильках ходите. Неудобно ходить на шпильках, а вы ходите! Ходите и виляете всякими своими прелестями, а как чуть что... «Ах, мне это не нужно, я не такая...». А для чего тогда виляете? Лицемерки! Я — предприниматель — разных вас повидал. Все вы одного хотите, только ломаетесь по-разному. Ты вот для чего сняла верхнюю одежду? Нежарко ведь! Потом ещё разлеглась тут, замолчала, да ещё улыбалась так...

— В одежде мне неудобно, Владимир. Я её надеваю, когда из леса выхожу, к людям, чтоб как все выглядеть. Под солнышко легла отдохнуть и не мешать, пока ты ел.

— Не мешать хотела... Да помешала.

— Ты прости меня, пожалуйста, Владимир. Конечно, прав ты в том, что каждой женщине хочется, чтобы на неё обращали внимание мужчины, но не только на ноги и грудь. Хочется, чтобы не прошёл мимо тот единственный, который сможет увидеть большее.

— Но здесь-то никто мимо не проходил! И что это такое большее нужно видеть, если на первом плане ноги торчат? Какие-то вы, женщины, нелогичные.

— Да, к сожалению, иногда так и получается в жизни... Может быть, мы пойдём дальше, Владимир? Ты уже закончил кушать? Отдохнул?

У меня мелькнула мысль: стоит ли идти дальше с такой философичной и дикой? К тому же она явно обладает какими-то необычными способностями, раз я потерял сознание всего лишь от прикосновения к ней. Что же делать? Может, вернуться? Нет, один я не найду дорогу обратно к реке. Надо идти вперёд:

— Ладно, пойдём — ответил я Анастасии.

 

 

 

 

ЗВЕРЬ ИЛИ ЧЕЛОВЕК?

 

Мы продолжили путь к дому Анастасии. Одежду свою она так и оставила в дупле дерева. Калоши тоже туда положила. Осталась в лёгком коротком платьице.

Она взяла мой рюкзак, предложив помочь нести его.

Босая, необыкновенно лёгкой и грациозной походкой таёжная красавица шла впереди меня, легко помахивая рюкзаком, который держала одной рукой.

Мы всё время разговаривали. Говорить с ней было очень интересно на любые темы. Может быть, потому интересно, что у неё какие-то странные свои обо всём суждения.

Иногда Анастасия перекруживалась во время ходьбы. Поворачивалась ко мне лицом, разговаривала, смеялась и так шла некоторое время, «задом наперёд», увлекаясь разговором и не глядя под ноги. Непонятно, почему она ни разу не споткнулась, не уколола босую ногу о сучок сухой ветки? Никакой видимой тропы на нашем пути не было, но и не было обычных таёжных препятствий.

На ходу она иногда трогала или быстро поглаживала то листочек, то веточку кустика. Наклонившись, не глядя, срывала какую-нибудь травинку и... съедала её.

«Прямо как зверёк», — подумал я.

Когда попадались ягоды, Анастасия протягивала их мне, и я тоже ел их на ходу.

Мускулатурой какой-то особенной её тело не отличалось. Вообще, Анастасия среднего телосложения. Не худая и не толстая. Упитанное, упругое, очень красивое тело. Но сила в нём, по-моему, довольно приличная, и реакция очень неплохая.

Когда я споткнулся и начал падать, выставив вперёд руки, Анастасия молниеносно повернулась, быстро подставила свою, свободную от рюкзака руку, и я упал грудью на её ладонь с растопыренными пальцами. Упал, не коснувшись своими руками земли.

Она удержала моё тело ладонью одной руки, выровняла его. При этом она продолжала что-то говорить, даже нисколько не напрягаясь.

Когда я выпрямился с помощью её руки, мы продолжили путь, словно ничего не случилось. И я подумал почему-то про газовый пистолет, который был в моем рюкзаке.

Таёжная отшельница хоть и красавица, всё же заманила меня в ситуацию, где я никак не защищён от всевозможных неприятных случайностей.

За разговорами как-то незаметно мы проделали уже немалый путь. Вдруг Анастасия остановилась, поставила под дерево мой рюкзак и радостно сообщила:

— Вот мы и дома!

Я огляделся. Небольшая аккуратная поляна, цветы среди величественных кедровых деревьев, но абсолютно никаких построек. Даже шалаша я не увидел. Вообще ничего! Даже примитивного временного ночлега не увидел! А она радуется. Словно к жилищу комфортному мы подошли.

— А дом где? Как спать, есть, от дождя укрываться? — едва сдерживая тревогу в голосе, спросил я.

— Это и есть мой дом, Владимир. Здесь всё имеется.

Смутное чувство тревоги всё больше стало овладевать мной.

— Где это всё? Дай чайник, чтобы хоть воды вскипятить на костре, топор.

— Чайника и топора нет у меня, Владимир... Костёр хорошо бы не разводить...

— Да ты что говоришь? Чайника даже у неё нет! Ты же меня сама домой к себе пригласила, а слово «дом» у нормальных людей предполагает строение с крышей над головой, в котором имеются кухня, хотя бы одна спальня, запасы продуктов питания. У меня вода в бутылке закончилась. Ты же видела, когда я ел. Я и бутылку выбросил. Теперь только коньяка два глотка осталось. До реки или деревни день ходьбы, а я и так устал, пить хочу. Ты где воду берёшь? Из чего пьёшь?

Увидев моё волнение, Анастасия забеспокоилась, быстро взяла меня за руку и увлекла через полянку в лес, по пути приговаривая:

— Только не беспокойся, Владимир! Пожалуйста. Не расстраивайся. Я всё сделаю. Ты отдохнёшь. Выспишься. Я всё сделаю. Тебе не будет холодно. Ты хочешь пить? Я сейчас напою тебя.

Всего в десяти-пятнадцати метрах от поляны, за кустами, перед нами оказалось небольшое таёжное озеро. Анастасия быстро зачерпнула ладошками пригоршню воды и поднесла к моему лицу.

— Вот вода. Попей, пожалуйста.

— Да ты что, Анастасия, совсем одичала? Как можно пить сырую воду из какой-то лесной лужи? Ты же видела, я боржоми пил. На теплоходе мы воду речную даже для мытья через фильтр специальный пропускаем, хлорируем, озонируем.

— Это не лужа, Владимир. Здесь чистая, живая вода. Она хорошая! Не убитая наполовину, как у вас. Эту воду можно пить, она как молоко от мамы. Смотри.

Анастасия поднесла ладони к своему лицу и выпила из них воду.

У меня вырвалось:

— Анастасия, ты зверь?

— Почему же зверь? Потому что постель моя не такая, как у тебя? Машин нет? Приспособлений всяких?

— Потому что живёшь, как зверь, в лесу, ничего не имеешь, и, похоже, тебе это нравится.

— Да, мне нравится здесь жить.

— Вот видишь, сама и подтвердила.

— Ты считаешь, Владимир, характерным отличием человека от всего живущего на Земле является наличие у него искусственно созданных предметов?

— Да! А ещё точнее сказать — цивилизованного быта.

— Ты считаешь свой быт более цивилизованным? Да, конечно же, ты так считаешь. Но я не зверь, Владимир.

Я — человек!

 

 

 

 

КТО ОНИ?

 

В дальнейшем, проведя с Анастасией три дня, наблюдая, как живёт одна в глухой сибирской тайге эта странная молодая женщина, я пытался понять смысл её образа жизни, невольно сравнивал его с образом жизни людей, живущих в больших мегаполисах.

Анастасия живёт в лесу совершенно одна, у неё нет жилища, она почти не носит одежды и не делает никаких запасов продуктов. Она потомок тех людей, которые жили здесь тысячелетиями и являлись представителями словно иной цивилизации. Она и ей подобные сохранились до наших дней с помощью, на мой взгляд, мудрейшего решения. Возможно, единственно верного решения. Они растворяются среди нас, внешне стараясь ничем не отличаться от обычных людей, а в местах своего постоянного жительства они сливаются с природой.

Найти места их постоянного обитания трудно. Присутствие человека в таком месте можно определить лишь тем, что оно как бы более обихожено, более красиво, как например, таёжная полянка Анастасии.

Анастасия здесь родилась и является неотъемлемой частью природы. В отличие от известных нам великих отшельников, она не уединилась лишь на время в лесу, как они. Она в тайге родилась и лишь на время посещает наш мир. И на первый взгляд мистическому явлению, когда вдруг нахлынул на меня сильный страх и я потерял сознание при попытке овладеть Анастасией, нашлось совершенно простое объяснение — человек приручает кошку, собаку, слона, тигра, орла, здесь же приручено — ВСЁ вокруг. И это ВСЁ не может позволить, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.

Анастасия рассказывала, что когда она родилась и ей не было ещё и года, мать могла оставить её одну на целый день.

— И ты не умирала от голода? — спрашивал я.

Таёжная отшельница сначала удивлённо посмотрела на меня, но потом ответила:

— Владимир, мир изначально создан таким, чтобы человеку не было необходимости тратить энергию своих мыслей на то, где взять пищу и какую. Всё вокруг созревает в необходимой для человека последовательности. Питаться нужно, как дышать, не обращая на питание внимания, не отвлекая мысль свою от главного. Создатель на других проблему эту возложил, чтоб человек мог жить, своё предназначенье выполняя.

— Ты что же хочешь сказать, что сотни миллионов людей цивилизованного мира, чтобы нормально питаться, зря каждый день ходят на работу?

— Ходить на работу их заставляет выбранный ими образ жизни.

— Причём здесь образ жизни? Образ жизни крестьян и фермеров отличается от городского, но и они тоже, чтобы прокормить семью, работают с утра до вечера.

И тебе, чтобы добыть, к примеру, хотя бы один орех кедровый, думаю, придётся затратить немало усилий — вон шишки кедровые на дереве высоко от земли находятся, метров десять до них.

— Да, высоко, — согласилась Анастасия. — Я раньше и не думала об этом. Я всегда делала, как дедушка меня учил.

При этих словах Анастасия подняла вверх правую руку и щёлкнула пальцами. Через две или три минуты рядом с сидящей на траве Анастасией оказалась пушистая рыжая белочка.

Зверёк стоял на задних лапках, а передними держал кедровую шишку. Анастасия щёлкнула пальцами второй раз, не обращая внимания на белочку и продолжая разговор.

Зверёк начал быстро лущить шишку, доставать из неё кедровые орешки и складывать их в кучку. Когда Анастасии щёлкнула пальцами в третий раз, белочка очистила один орешек от скорлупы и шустро прыгнула ей на ладонь.

Анастасия поднесла мордочку зверька к своему рту. Белочка передала ей из своего рта зерно кедрового ореха, спрыгнула с руки и принялась очищать от скорлупы следующее ядрышко ореха.

А на земле стояли с шишками в передних лапках уже более десятка других белочек, и их количество быстро увеличивалось. Анастасия хлопнула по траве ладонью в метре от того места, где я сидел. Все белки стали лущить шишки и складывать в указанном месте орешки. Обработав шишку, каждая белочка удалялась за новой. Через несколько минут передо мной возвышалась кучка кедровых орехов.

Вначале эта картина показалось мне фантастичной, но потом вспомнилось, как в Новосибирском Академгородке, жилые дома которого построены среди соснового леса, где много белок, привыкших к людям, зверьки выпрашивают у гуляющих жителей корм и даже злятся, когда их не угощают. Здесь я просто наблюдал обратный процесс. Анастасии я сказал:

— В нормальном, нашем, мире по-другому всё устроено. Ты, Анастасия, попробуй у коммерческого киоска своими пальцами пощёлкать, даже в барабан можешь бить, ничего тебе не дадут, а ты говоришь: Создатель всё решил.

— Кто ж виноват, что человек творения Создателя решил менять? На лучшее иль худшее, попробуй сам понять, Владимир.

Во