Клементина Гофманова-Таньская — сестрам Ф. Шопена в Варшаву

[Варшава, начало октября 1830]

Если еще можно получить ложу партера на интересный концерт Вашего брата, — я буду Вам бесконечно благодарна, если Вы мне ее уступите.

Клем. Таньская-Гофманова.

«Correspondance de Frederic Chopin», vol. I. Paris, 1953, стр. 207.

Эта записка была написана за несколько дней до последнего концерта Шопена в Варшаве, состоявшегося 11 октября 1830 г.

ТИТУСУ ВОЙЦЕХОВСКОМУ В ПОТУЖИН

[Варшава.] Вторник, 12 окт[ября] 1830

Дражайшая жизнь моя!

Вчерашний концерт удался — спешу известить Тебя об этом. Сообщаю Вашей милости, что я совсем, совсем не боялся и играл так, как будто был один, — и получилось хорошо. Был полный зал. Началось Симфонией Гёрнера. Затем моя милость с Allegro e-moll, которое на штрейхеровском фортепиано прошло как по маслу. Шумные аплодисменты. Солива доволен; дирижировал он (К. Курпиньский записал в своем «Дневнике»: «Пан Шопен извинился передо мной за то, что будет дирижировать Солива. Тем лучше, я буду спокойно слушать...» (запись от 9 октября). «На сцене состоялась репетиция концерта пана Шопена. Вечером концерт, замечательно составленный, был превосходно исполнен. В частности, понравилась новая композиция: 2-й Концерт пана Шопена» (запись от 11 октября). Единственная рецензия на этот концерт появилась в «Kurier Warszawski» от 12 октября: «Вчерашний вечер был необыкновенно приятным для любителей музыки. Присутствовало около 700 человек. Новый Концерт e-moll, сочиненный и исполненный впервые публично ясновельможным паном Шопеном, знатоки считают выдающимся музыкальным произведением. Особенно Adagio и Rondo вызвали всеобщее удовлетворение. Автора и Виртуоза приветствовали горячими аплодисментами; аплодисменты возобновлялись после каждого соло, и в конце его вызывали. Присутствующие были также удовлетворены ариями, исполненными нашими молодыми артистками — ясновельможными паннами Гладковской и Волковой...») по случаю исполнения его арии с хором, которую хорошо спела панна Волкова, одетая в голубое, как ангелочек. После этой арии следовали Adagio и Rondo, а за ними антракт между 1-м и вторым отделением. Когда вернулись из буфета и ушли со сцены, куда многие приходили сообщить мне благоприятные сведения о произведенном эффекте, — началось увертюрой к Вильгельму Теллю 2-е отделение. Солива хорошо ею дирижировал, и она произвела большое впечатление. На этот раз итальянец действительно оказал мне столько любезности, что я, право, в долгу перед ним; потом он дирижировал арией панны Гладковской, которая была очаровательна и к лицу одета в белое, с розами на голове, и так спела каватину с речитативом из La donna del Lago [«Женщина озера»] («Женщина озера» (1819) — опера Дж. Россини.), как [она] ничего до сих пор не пела еще, кроме арии из Агнешки. Знаешь, это: «oh quante lagrime per te versai [о, сколько слез я пролила из-за тебя]». Она так произнесла tutto detesto [всё ненавижу], до нижнего h, что Зелиньский уверял, что одно это h стоит тысячу дукатов. Надо Тебе сказать, что эта ария была транспонирована для ее голоса, отчего он сильно выиграл. Проводив со сцены панну Гладковскую, мы принялись за Попурри на Зашел месяц (Речь идет о Фантазии на польские темы, ор. 13; одна из тем Фантазии — популярная в те годы песенка «Лаура и Филон» (на слова Ф. Карпиньского; «Уж месяц зашел, собаки заснули» — первые слова этой песни). Заключительный фрагмент Фантазии Шопен называет «мазуркой», — на самом же деле это куявяк. Этот куявяк — одна из очень немногих у Шопена цитат из народной музыки. Впоследствии эта мелодия была записана О. Кольбергом в Служеве (см.: О. Коlberg. Lud, t. IV, № 130).) и т. д.. На этот раз и я себя понимал, и оркестр себя понимал, и партер разобрался. На этот раз дождались последней мазурки, после которой раздались большие овации, и затем (обычная учтивость) меня вызывали. — Ни разу не шикнули, и у меня было время 4 раза поклониться, но уже как следует, как меня научил Брандт. Если бы Солива не взял моих партитур домой, не просмотрел их и не дирижировал так, что я не мог мчаться сломя голову, то не знаю, как бы было вчера. Но он так сумел нас всех сдерживать, что никогда, говорю Тебе, еще мне не случалось играть с оркестром так спокойно. Фортепиано очень понравилось, а панна Волкова еще больше; со сцены она прелестна. Теперь она выступит в Цирюльнике; это будет в субботу, если не в четверг. — Я же ни о чем больше не думаю — только об укладке вещей и либо в субботу, либо в среду отправлюсь в путь через Краков. Вчера я узнал, что Винцент, может быть, тоже поедет в Краков; я должен точнее об этом разузнать, так как мы могли бы ехать вместе, если он уезжает не слишком поздно. На этих днях я в Варшаве видел Кароля; он здоров, весел и сердечно расспрашивал, когда вы должны встретиться в Люблине. Он рассчитывал, что, вернувшись, найдет дома письма от Тебя. Что касается Костуся, то [его] Отец сказал мне, что он только что был с Северином и Кинцлем на коронации в Буде (28 сентября 1830 г. император Австрии Франц I короновал своего сына, будущего императора Австрии Фердинанда (1793—1875), королем Венгрии.) и, следовательно, он еще не в Париже; однако они думают всё же вернуться в Париж и, вероятно, уже находятся в дороге. Я кончаю, жизнь моя, потому что меня ждет п [ан] Лясоцкий, чтобы ехать с ним к Эрнеману и пригласить его давать уроки его дочери. После приложусь к каше, а пока — к Твоим устам.