Критика красного террора

Количество жертв красного террора, отсутствие обоснованности и законности в

действиях ВЧК Ф. Э. Дзержинского не могли не вызвать сопротивление и со стороны

ряда партийных деятелей в стане большевиков, о чём свидетельствует некоторая

полемика в октябре — декабре 1918 года. В частности, Центральный Комитет 25

октября приступил к обсуждению нового положения о ВЧК, ряд членов партии осудил

«полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой

партии», Бухарин, Ольминский и Нарком внутренних дел Г. И. Петровский требовали

принять меры по ограничению «произвола организации, напичканной преступниками,

садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата», Л. Б. Каменев,

назначенный председателем комиссии политического контроля, предложил упразднить

ВЧК.[77]

Однако данная позиция не получила поддержки и широкой огласки. Напротив,

мягкость её сторонников была жестко раскритикована идеологами и лидерами партии,

в частности, наиболее яркими, В. И. Лениным, И. В. Сталиным, Троцким,

Свердловым.

В. И. Ленин заявил о решительной защите ЧК, «подвергшейся, за некоторые свои

действия, несправедливым обвинениям со стороны ограниченной интеллигенции, …

неспособной взглянуть на вопрос террора в более широкой перспективе»[78]

Окончательно и без того нерешительная критика действий ЧК была прекращена и

законодательно запрещена Постановлением ЦК партии от 19 декабря 1918 года по

предложению В. И. Ленина

На страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная

критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о

деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях[79]»

 

 Официальная оценка красного террора в современной России

Заявление В. В. Путина

Заявляя о репрессиях 37-го года, Владимир Путин назвал их причиной предыдущие

годы жестокости:       Достаточно вспомнить расстрел заложников в годы гражданской войны, уничтожение целого ряда сословий — духовенства, российского крестьянства,

казачества[80].

 

Белый террор (Россия)

 

«Бе́лый терро́р» в Росси́и — понятие, которое обозначает крайние формы

репрессивной политики антибольшевистских сил во время Гражданской войны. Понятие

включает в себя совокупность репрессивных законодательных актов, а также их

практическую реализацию в виде радикальных мер, направленных против

представителей советской власти, большевиков и сочувствующих им сил. К «белому

террору» относятся и репрессивные действия вне рамок какого-либо

законодательства со стороны разнообразных военных и политических структур

антибольшевистских движений различного толка. Отдельно от этих мер белым

движением применялась система превентивных мер террора, как акции устрашения по

отношению к сопротивляющимся группам населения на контролируемых им территориях в      условиях чрезвычайных обстоятельств.

Понятие «белый террор» вошло в политическую терминологию периода революции и

гражданской войны и традиционно применяется в современной историографии, хотя

сам по себе термин является условным и собирательным, так как в

антибольшевистские силы входили не только представители белого движения, но и

весьма разнородные силы.

В отличие от «красного террора», провозглашённого большевиками законодательно в

качестве ответа на «белый террор», сам термин «белый террор» не имел ни

законодательного, ни даже пропагандистского утверждения в Белом движении в

период гражданской войны.

Ряд исследователей считают, что особенностью «белого террора» являлся его

неорганизованный, спонтанный характер, что он не возводился в ранг

государственной политики, не выступал в роли средства устрашения населения и не

служил средством уничтожения социальных классов или этнических групп

(казачества, калмыков), в чём состояло его отличие от Красного террора[1].

В то же время, современные российские историки указывают на то, что приказы,

исходящие от высоких должностных лиц белого движения, а также законодательные

акты белых правительств свидетельствуют о санкционировании военной и

политической властью репрессивных действий и актов террора в отношении

большевиков и поддерживающего их населения, об организованном характере этих

актов и о роли их для устрашения населения контролируемых территорий[2][3][4].

Согласно общепризнанной точке зрения[5], в России понятие «белый террор»

применялось для обозначения политики правительств Белого движения,

демократических антибольшевистских правительств и иных контрреволюционных сил в

стране, а также интервентов в ходе Гражданской войны 1917—1922 г.г.,

направленной на:

подавление революционных политических настроений;

уничтожение большевистского подполья и партизанского движения;

уничтожение тех, кто служил в РККА или в органах советского управления.

«Белый террор» проводился:

официально созданными органами:

гражданскими:

юстиции;

государственной охраны;

внутренних дел;

военными:

контрразведка;

военно-полевые суды;

неофициальными, самочинно организованными органами, образованными различными

представителями военного командования;

войсками Белых армий в ходе бесконтрольных погромов и самосудов[5].

Чаще всего репрессии осуществлялись без суда или по упрощённой схеме

судопроизводства[5].

Жертвами «белого террора» становились не только сторонники большевиков, но и

других партий, а также случайные люди. По мнению генерала А. И. Деникина

контрразведки Белых армий были «очагами провокации и организованного

грабежа»[5].

Содержание

   1 Начало «белого террора»

     1.1 Террор войск Чехословацкого корпуса

   2 Белый террор на Востоке России

   3 Белый террор на Юге России

   4 «Белый террор» в конце Гражданской войны

   5 Пытки

   6 Итоги

   7 Память жертв белого террора

       

 Начало «белого террора»

Согласно общепризнанной точке зрения[5], первые акции «белого террора»

отмечались во время антибольшевистского Ярославского восстания в июле 1918 года.

В том же 1918 году антибольшевистским Комитетом членов Учредительного собрания

были созданы первые карательные органы и приняты репрессивные меры: в августе

созданы Чрезвычайный суд, Министерство охраны государственного порядка и его

чрезвычайная часть, в сентябре введена смертная казнь, в октябре установлено

военное положение и на всей подконтрольной территории введены военно-полевые

суды. Министерство охраны государственного порядка возглавил Е. Ф. Роговский.

Были арестованы и заключены в тюрьмы около 20 тысяч человек.

Некоторые считают датой первого акта белого террора 28 октября 1917 г., когда,

согласно распространённой версии, в Москве юнкера, освобождавшие от восставших

Кремль, захватили находившихся там солдат 56-го запасного полка. Им было

приказано выстроиться, якобы для проверки, у памятника Александру II, а затем по

безоружным людям внезапно был открыт пулемётный и ружейный огонь. Было убито

около 300 человек[6].

Отдельные исследователи относят к белому террору и репрессии царского

правительства против социалистов, начавшиеся с 1866 года после неудачного

покушения Д. В. Каракозова на Александра II[7].

Сергей Мельгунов, давая характеристику белого террора, определяет его как

«эксцессы на почве разнузданности власти и мести», поскольку в отличие от

красного террора, террор белый не исходил прямо от органов белой власти и не был

обоснован «в актах правительственной политики и даже в публицистике этого

лагеря», в то время как террор большевиков был закреплен целым рядом декретов и

приказов. Белые декреты и белая пресса не призывали ни к массовым убийствам по

классовому признаку, не призвала к мести и уничтожению социальных групп, в

отличие от таковых у большевиков. Как свидетельствовал сам Колчак, он был

бессилен над явлением, именуемым «атаманщиной»[8].

Очень важным моментом является отношение к т. н. «белому террору» со стороны

такого вождя Белого движения, каким был Генерального штаба генерал от инфантерии

Л. Г. Корнилов. В советской историографии довольно часто приводятся его слова,

якобы сказанные, в начале Ледяного похода: «Я даю вам приказ, очень жестокий:

пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом я

беру на себя!». Исследовавший этот вопрос современный историк и исследователь

Белого движения В. Ж. Цветков обращает внимание в своей работе, что никакого

оформленного «приказа» с подобным содержанием ни в одном из источников не

обнаружено[9]. При этом наличествуют свидетельства А. Суворина, единственного,

кто успел издать свой труд «по горячим следам» — в Ростове в 1919 году:

Первым боем армии, организованной и получившей своё нынешнее название [

Добровольческой ], было наступление на Гуков в половине января. Отпуская

офицерский батальон из Новочеркасска, Корнилов напутствовал его словами, в

которых выразился точный его взгляд на большевизм: по его мнению, это был

не социализм, хотя бы самый крайний, а призыв людей без совести людьми

тоже без совести к погрому всего трудящегося и государственного в России

[в оценке «большевизма» Корнилов повторял его типичную оценку многими

тогдашними социал-демократами, например, Плехановым]. Он сказал: „Не

берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с

ними победы!“ Впоследствии он к этой суровой инструкции прибавил: „С

ранеными мы войны не ведём!“…[9]

 

В белых армиях смертные приговоры военно-полевых судов и приказы отдельных

начальников приводились в исполнение комендантскими управлениями, что, однако,

не исключало участия в расстрелах пленных красноармейцев добровольцев из числа

строевых чинов. Во время «Ледяного похода», по свидетельству Н. Н. Богданова —

участника этого похода:

Взятые в плен, после получения сведений о действиях большевиков,

расстреливались комендантским отрядом. Офицеры комендантского отряда в конце

похода были совсем больными людьми, до того они изнервничались. У

Корвин-Круковского появилась какая-то особая болезненная жестокость. На

офицерах комендантского отряда лежала тяжелая обязанность расстреливать

большевиков, но, к сожалению, я знал много случаев, когда под влиянием

ненависти к большевикам, офицеры брали на себя обязанности добровольно

расстреливать взятых в плен. Расстрелы были необходимы. При условиях, в

которых двигалась Добровольческая армия она не могла брать пленных, вести их

было некому, а если бы пленные были отпущены, то на другой день сражались бы

опять против отряда.[10]

Тем не менее подобные действия на белом Юге, как и на других территориях в

первой половине 1918 г., не носили характера государственно-правовой

репрессивной политики белых властей, они проводились военными в условиях «театра

военных действий» и соответствовали повсеместно сложившейся практике «законов

военного времени».

Другой очевидец событий — ставший впоследствии известным корниловцем А. Р.

Трушнович, так описывал эти обстоятельства: в отличие от большевиков, чьи вожди

провозгласили грабёж и террор идейно оправданными действиями, на знамёнах армии

Корнилова были начертаны лозунги законности и правопорядка, поэтому она

стремилась избегать реквизиций и излишних кровопролитий. Однако обстоятельства

вынудили добровольцев в определённый момент начать отвечать жестокостью на

зверства большевиков:

 

.Приход к власти сторонников Учредительного собрания в городах Поволжья летом 1918 года сопровождалстя расправой над многими партийно-советскими работниками, запрещением большевикам и левым эсерам служить во властных структурах. На территории, которую контролировал «Комуч» были созданы структуры государственной охраны, военно-полевые суды, применялись «баржи смерти» [3].

3 сентября 1918 года было жестко подавлено выступление рабочих в Казани, 1

октября — в Иващенково. Как сообщает сотрудник КОМУЧа С.Николаев, «режим

террора, принял особо жестокие формы в Среднем Поволжье, через которое

происходило движение чехословацких легионеров»[3]

За 1918 год при «белой» власти на северной территории с населением около 400

тыс. человек в архангельскую тюрьму были отправлены 38 тысяч арестованных, из

них около 8 тысяч было расстреляно, более тысячи умерло от побоев и болезней.[3]

Массовые расстрелы встречались в 1918 году и на других территориях, занимаемых

белыми армиями. Так, в ответ на зверское убийство большевиками захваченного в

плен командира полка М. А. Жебрака (был сожжён заживо), а также всех чинов

захваченного вместе с ним штаба полка, а также в ответ на применение красными в

этом сражении под Белой Глиной впервые за всю историю Гражданской войны

разрывных пуль, командир 3-й дивизии Добровольческой армии М. Г. Дроздовский

отдал зверский приказ расстрелять около 1000 взятых в плен

красноармейцев[12][13]. Прежде, чем успел вмешаться штаб Командующего, были

расстреляны несколько партий большевиков, бывших на том участке боя, где погибли

умученные красными дроздовцы. Далеко не все взятые Дроздовским в плен в сражении

под Белой Глиной красноармейцы были расстреляны: из нескольких тысяч пленных

большая часть была отпущена по домам[14], остальные были влиты в Солдатский

батальон и другие части Добровольческой армии[13][15].

На территориях, контролируемых П. Н. Красновым общий счёт жертв достиг в 1918

году более 30 тысяч человек[16]. «Рабочих арестовывать запрещаю, а приказываю

расстреливать или вешать; Приказываю всех арестованных рабочих повесить на

главной улице и не снимать три дня» — эти бесчеловечные слова из приказов

красновского есаула коменданта Макеевского района от 10 ноября 1918 г.[3]

Данные о жертвах белого террора довольно различны в зависимости от источника,

сообщается что в июне 1918 года сторонники белого движения на захваченных ими

территориях расстреляли 824 человека из числа большевиков и сочувствующих, в

июле 1918 — 4 141 человека, в августе 1918 года — более 6000 человек[17].

С середины 1918 года в юридической практике белых правительств видна линия по

выделению дел, относящихся к выступлению большевиков, в отдельное

судопроизводство. Почти одновременно издаются постановления Верховного

управления Северной области. «Об упразднении всех органов советской власти» от 2

августа 1918 г. и Временного сибирского правительства «Об определении судьбы

бывших представителей советской власти в Сибири» от 3 августа 1918 г. Согласно

первому, подвергались аресту все работники советов и комиссары большевиков.

Арест продолжался «впредь до выяснения следственными органами степени виновности

их в содеянных советской властью преступлениях — убийствах, грабежах,

предательстве родины, возбуждении гражданской войны между классами и

народностями России, расхищении и злоумышленном уничтожении государственного,

общественного и частного имущества под предлогом исполнения служебного долга и в

других нарушениях основных законов человеческого общества, чести и

нравственности»[18].

Согласно второму акту, «сторонники большевизма» могли быть подвергнуты как

уголовной, так и политической ответственности: «все представители так называемой

советской власти подлежат политическому суду Всесибирского учредительного

собрания» и «содержатся под стражей до его созыва»[18].

Обосновательной базой для применения жёстких репрессивных мер в отношении

активистов и сторонников партии большевиков, сотрудников ВЧК, солдат и офицеров

РККА стало рассмотрение особой следственной комиссией по расследованию злодеяний

большевиков, сформированной распоряжением главнокомандующего вооружёнными силами Юга России генерала А. И. Деникина, более 150 дел, сводок, отчетов о массовых

казнях и применении пыток, надругательствах над святынями Русской православной

церкви, убийствах мирных жителей, других фактах красного террора. «Все

материалы, заключающие указания на преступные деяния и виновность отдельных лиц,

Особая комиссия сообщала подлежащим следственным и судебным властям… оставление без репрессий самых ничтожных участников преступления приводит к необходимости со временем иметь с ними дело уже в качестве главных виновников другого однородного преступления»[18]

Аналогичные комиссии создавались в 1919 году на иных «только что освобожденных

от большевиков районах, … из лиц, занимавших судебные должности»[18]

С лета 1918 года на территории Советской России значительно увеличивается

количество случаев индивидуального белого террора. В начале июня в Петрозаводске

было организовано покушение на следователя Областного комиссариата внутренних

дел Богданова. 20 июня 1918 года был убит террористом комиссар Северной Коммуны

по делам печати, пропаганды и агитации В.Володарский. 7 августа произошло

покушение на Рейнгольда Берзина, в конце того же месяца был убит комиссар

внутренних дел Пензы Оленин, 27 августа в гостинице «Астория» была совершена

попытка покушения на председателя Совнаркома Северной Коммуны Г. Е. Зиновьева.

30 августа 1918 года в результате покушений был убит председатель ПГЧК, комиссар

внутренних дел Северной Коммуны М. С. Урицкий и ранен Ленин.

Ряд террористических актов во второй половине июня был осуществлён организацией

М. М. Филоненко. Всего в 22 губерниях Центральной России контрреволюционерами в

июле 1918 года был уничтожен 4141 советский работник. По неполным данным, за

последние 7 месяцев 1918 года на территории 13 губерний белогвардейцы

расстреляли 22 780 человек, а общее количество жертв «кулацких» восстаний в

Советской республике превысило к сентябрю 1918 года 15 тысяч человек[19].

[править] Террор войск Чехословацкого корпуса

Импульс к развитию белый террор получил после восстания 40-тысячного

чехословацкого корпуса. Как отмечает историк И. С. Ратьковский,

рассредоточенность, удалённость от родной страны, участие в Первой мировой войне

и последующий длительный плен чехословаков — всё это способствовало установлению

режима жесткой диктатуры[20].

После захвата чехословаками Челябинска 26 мая 1918 г. все члены местного Совета

были арестованы и расстреляны. После захвата Пензы в плен к чехословакам попало

около 250 красноармейцев-чехословаков, большинство которых вскоре было убито.

Все члены местного совета (20 человек) были расстреляны и после захвата 30 мая

Петропавловска[21].

8 июня войсками Чехословацкого корпуса была взята Самара, после чего в тот же

день ими было расстреляно 100 красноармейцев и 50 рабочих. Всего в первые дни

после взятия города ими было убито не менее 300 человек. Проводятся и массовые

аресты. К 15 июня в Самаре число заключённых достигло 1680 человек, к началу

августа — более 2 тысяч. Кроме того, часть арестованных из Самары была вывезена

в другие города. Так, в Бузулуке в августе их количество достигло 500, в

Хвалынске — 700, в Сызрани — 600 человек[22].

Продолжались регулярные расстрелы в Самаре и её окрестностях и летом 1918 г. 6

июля в Самаре после разгона собрания железнодорожников было расстреляно 20

человек. Из 75 человек самарского союза грузчиков 54 были расстреляны. Вблизи

Самары в ходе подавления восстания крестьян в трёх волостях Бугурусланского

уезда в июле 1918 года было расстреляно более 500 человек[23].

Во взятом чехословаками 22 июля Симбирске было расстреляно около 400 человек. В

Казани, захваченной войсками чехословаков в августе, менее чем за месяц было

казнено более тысячи её жителей[24].

Общее количество жертв чехословаков и образованного после взятия ими Самары

бывшими членами разогнанного большевиками Учредительного собрания правительства

КОМУЧа летом-осенью 1918 г. на территории Поволжья И. С. Ратьковский оценивает

количеством более 5 тысяч человек. Как отмечает историк, их жестокость часто не

знала границ. Так, из 37 арестованных женщин, виновных лишь в захоронении

трупов, которые Волга выбрасывала на берег, 16 было расстреляно, а остальные не

были казнены только благодаря побегу, в ходе которого погибло ещё 7 женщин[25].

[править] Белый террор на Востоке России

 

А. В. Колчак

Верховный Правитель РоссииНа Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке России в

жестокости были замечены войска, подконтрольные разным казачьим атаманам: Б. В.

Анненкову, А. И. Дутову, Г. М. Семёнову, И. П. Калмыкову, И. Н. Красильникову и

другим. В следственном деле против атамана Анненкова, начатом в мае 1926 года,

сохранились несколько тысяч показаний подвергшихся грабежам крестьян,

родственников убитых его отрядом под девизом: «Нам нет никаких запрещений! С

нами Бог и атаман Анненков, руби направо и налево!»[26]. 11 сентября 1918 года

при подавлении крестьянского выступления в Славгородском уезде «гусары»

Анненкова замучили и убили до 500 человек. В их числе были и 87 делегатов

крестьянского съезда, которых по приказу Анненкова изрубили на площади

Славгорода против народного дома и там же закопали в яму. Была сожжена дотла

деревня Чёрный Дол, в которой располагался штаб восставших, расстреливались,

бились и вешались на столбах даже жёны и дети крестьян. Девушек из Славгорода и

его окрестностей привозили к поезду Анненкова, находившемуся на городской

станции, насиловали, а затем расстреливали. По свидетельству очевидца Блохина,

казни анненковцев отличались особой жестокостью: у жертв вырывались глаза,

языки, вырезались полосы на спине, их закапывали живьём, привязывали к конским

хвостам. В Семипалатинске Анненков угрожал расстрелять каждого пятого жителя

города в случае отказа выплаты контрибуции[27].

9 мая 1918 года после взятия казаками атамана Дутова села Александров-Гая было

закопано заживо 96 взятых в плен красноармейцев. Всего в селе разными способами

было казнено 675 человек. После захвата казачьим отрядом атамана Дутова 27 мая

1918 года Челябинска и Троицка, 3 июля Оренбурга в этих городах был установлен

режим террора.

 

Наивысшего размаха «белый террор» достиг в Сибири в отношении

крестьян в ходе карательных акций частей армий адмирала Колчака в районах

действия партизан, в этих акциях использовались также отряды Чехословацкого

корпуса[5]. Отношение адмирала Колчака к большевикам, которых он именовал

«шайкой грабителей», «врагами народа» было крайне негативным.[30]

В ноябре 1918 года адмирал А. В. Колчак, осуществляя власть в Сибири, проводил

политику высылки и расстрелов эсеров[3]. Член ЦК партии правых эсеров Д. Ф.

Раков сумел переправить из тюрьмы за границу письмо, которое было опубликовано в

1920 году виде брошюры с названием «В застенках Колчака. Голос из Сибири». В нём

он писал, в частности, следующее:

     

С приходом к власти Колчака Российский Совет министров Постановлением от 3

декабря 1918 г. «в целях сохранения существующего государственного строя и

власти Верховного Правителя» скорректировал статьи Уголовного Уложения

Российской империи от 1903 г. Статьи 99, 100 установили наказание в виде

смертной казни как за покушение на Верховного Правителя, так и за попытку

насильственного свержения власти, отторжения территорий. «Приготовления» к

данным преступлениям, согласно статье 101 карались «срочной каторгой».

Оскорбления ВП в письменной, печатной и устной форме карались тюремным

заключениям согласно статье 103. Бюрократический саботаж, неисполнение приказов

и прямых обязанностей служащими, согласно статье 329, карался каторжными

работами на срок от 15 до 20 лет. Деяния согласно Уложению рассматривались

военно-окружными или военно-полевыми судами в прифронтовой полосе. Отдельно

указывалось, что данные изменения действуют лишь «до установления народным

представительством основных государственных законов». Согласно данным статьям

квалифицировались, к примеру, действия большевистско-эсеровского подполья,

организовавшего восстание в Омске в конце декабря 1918 г.[2]

11 апреля 1919 г. правительством Колчака было принято Положение № 428 «О лицах,

опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому

бунту» за подписью министра юстиции С. Старынкевича. Законодательный акт был

опубликован в омской газете «Правительственный вестник Омск» (№ 188 от 19 июля

1919 г). Он предусматривал ссылку на срок от года до пяти лет без конфискации и

лишение на данный период «политических прав» для «лиц, признанных опасными для

государственного порядка вследствие прикосновенности их каким-либо образом к

большевистскому бунту». Санкция, согласно закону, «иностранные подданным —

высылка за границу», лица, не достигшие 17 лет, отдавались «под надзор

родителей». В случае «самовольного возвращения» из ссылки или из заграницы

предусматривалась ответственность в виде каторжных работ от 4 до 8 лет.

Приоритет отдавался гражданскому судопроизводству, а военно-полевые суды

исключались из судебной системы. Расследование дел возлагалось на специально

создаваемые Окружные Следственные Комиссии, действующие согласно Постановлению №

508 от 1 июля 1919 года «О порядке расследования и рассмотрения преступлений,

совершенных в целях большевистского бунта»[2].

Довольно мягкие репрессивные меры в отношении большевиков и их сторонников

объяснялись, прежде всего, необходимость сохранить демократичкие элементы в

услових последующего обращения к мировому сообществу с предложением о признании

суверенного государства и Верховного Правителя России[2].

В то же время, наличие статей 99-101 во временной редакции Уголовного уложения

от 3 декабря 1918 года позволяло, при необходиомости квалифицировать действия

«противников власти» по нормам Уголовного уложения, которые предусматривали

смертную казнь, каторжные работы и тюремное заключение и выносились не

Следственными Комиссиями, а органами военной юстиции[2].

Беспощадное отношение карателей Колчака к рабочим и крестьянам спровоцировало

массовые восстания. Как отмечает про режим Колчака А. Л. Литвин, «трудно

говорить о поддержке его политики в Сибири и на Урале, если из примерно 400 тыс.

красных партизан того времени 150 тыс. действовали против него, а среди них 4—5

% было зажиточных крестьян, или, как их тогда называли, кулаков»[33].

[править] Белый террор на Юге России

 

А.И.Деникин

Главнокомандующий ВСЮРДеникин, говоря об ошибках белого движения и актах

жестокости со стороны белых офицеров в ходе войны с «красной напастью» в борьбе

за «Великую, Единую и Неделимую Россию», заявил:

Был подвиг, была и грязь. Героизм и жестокость И жалки оправдания, что

там, у красных, было несравненно хуже. Но ведь мы, белые, вступали на

борьбу именно против насилия и насильников!..[34]

 

Правительством Деникина вопрос об ответственности большевиков решался жёстко.

Приказом № 7 от 14 (27) августа 1918 г. Деникин распорядился «всех лиц,

обвиняемых в способствовании или благоприятствовании войскам или властям

советской республики в их военных или в иных враждебных действиях против

Добровольческой армии, а равно за умышленное убийство, изнасилование, разбои,

грабежи, умышленное зажигательство или потопление чужого имущества» предавать

«военно-полевым судам войсковой части Добровольческой армии, распоряжением

военного губернатора». Данный приказ, как правило, передавал дела на

представителей советской власти и пленных судам тех воинских частей, с которыми

они сражались — что рассчитывать на снисхождения по отношению к виновным не

позволяло.[2]

С формированием Особого совещания при ГК ВСЮР и создания Управления юстиции в

его составе появилась возможность привести в систему меры ответственности

руководителей советской власти и активистов большевистской партии. В Сибири и на

Юге белая власть посчитала необходимым внесения изменений в статьи Уголовного

уложения 1903 года. 8 января 1919 года Управление юстиции предложило

восстановить в исходном виде редакции статей 100 и 101 от 4 августа 1917 года.

Однако протокол заседания Особого совещания № 25 не было утверждено Деникиным, с

его резолюцией: «Можно изменить редакцию. Но изменить репрессию (смертную казнь)

совершенно невозможно. По этим статьям судятся большевистские главари — что же

?! Мелкоте — смертная казнь, а главарям — каторга? Не утверждаю. Деникин».[18]

На Особом Совещании № 38 от 22 февраля 1919 года Управление юстиции утвердило

санкции по нормам Уложения 1903 года, установив в качестве санкции по статье 100

смертную казнь и срочную каторгу, каторгу не свыше 10 лет по статье 101,

восстановив редакцию статьи 102, предусматривавшую ответственность «за участие в

сообществе, составившемся для учинения тяжкого преступления» с санкцией в виде

каторги до 8 лет, за «подговор составить сообщество» следовала каторга не свыше

8 лет. Данное решение было одобрено Деникиным и протокол совещания был

подписан.[18]

23 июля 1919 г. Особым совещанием при главнокомандующем Вооруженными силами Юга

России Деникине, был утвержден «Закон в отношении участников установления в

Российском государстве советской власти, а равно сознательно содействовавших её

распространению и упрочению», разработанный под руководством ученого-правоведа,

председателя Московской судебной палаты В. Н. Челищева. Согласно этому закону (с

поправками от 15 ноября 1919 г.) все, кто был виновен «в подготовлении захвата

государственной власти Советом народных комиссаров, во вступлении в состав

означенного Совета, в подготовлении захвата власти на местах советами солдатских

и рабочих депутатов и иными подобного рода организациями (комбедами, ревкомами и

др. — В.Ц), в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач

советской власти», а также те, кто участвовал «в сообществе, именующимся партией

коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть советов»,

подвергались смертной казни с конфискацией имущества. «Прочие виновные в

содействовании или благоприятствовании деятельности советской власти» исходя из

тяжести совершенного ими деяния, осуждались к следующим мерам наказания:

«бессрочная каторга», или «каторжные работы от 4 до 20 лет», или «исправительные

арестантские отделения от 2 до 6 лет». Согласно данному закону, наиболее мягким

наказанием являлось тюремное заключение от месяца до 1 года 4 месяцев или

«денежное взыскание» от 300 до 20 тыс. рублей.[18]

Следует отметит, что данный закон содержал уточнение, что для «виновных,

оказывавших несущественное содействование или благоприятствование вследствие

несчастно сложившихся для них обстоятельств, опасения возможного принуждения или

иной достойной уважения причины» наступало «освобождение от ответственности»,

иными словами, карались только добровольные сторонники и «пособники» Советов и

большевистской власти.[18]

Данных мер казалось мало для наказания «преступных деяний» большевиков и

советской власти. Под влияний комиссии Мейнгардта по расследованию деяний

красного террора, Особое совещание № 112 от 15 ноября 1919 года рассмотрела

закон от 23 июля, усилив репрессии. В категорию «участников установления

советской власти» были включены члены «сообщества, именующегося партией

коммунистов (большевиков) или иного сообщества, установившего власть советов»,

или «иных подобных организаций». Наказуемыми действиями стали: «Лишение жизни,

покушение на оное, причинение истязаний или тяжких телесных повреждений, или

изнасилование». Санкция была оставлена без изменений — смертная казнь с

конфискацией.[18]

«Опасение возможного принуждения» было исключено Деникиным из раздела

«освобождения от ответственности», поскольку, согласно его резулюции, он

«трудноуловим для суда».[18]

Пять членов Особого совещания выступили против казни за один только факт

членства в коммунистической партии. Выразивший их мнение князь Г. Н. Трубецкой,

член партии кадетов, не возражал против казни коммунистов во время, которое

непосредственно следует «за боевыми действиями». Но принимать такой закон об

использовании таких мер в мирное время он считал политически недальновидными.

Этот закон, подчеркнул Трубецкой в своей записке к журналу от 15 ноября, с

неизбежностью станет актом «не столько актом правосудия, сколько массового

террора», а Особое совещание фактически «само становится на путь большевистского

законодательствования». Он предлагал «установить широкую шкалу наказаний, от

ареста до каторжных работ. Тем самым суду дана была бы возможность

сообразовываться с особенностями каждого отдельного случая», «разграничить

ответственность коммунистов, проявивших свою принадлежность к партии преступными

действиями, от ответственности тех, кто хотя и входил в состав партии, но

никаких преступных действий в связи с партийной принадлежностью не учинил», в то

время как смертная казнь вызовет широкое недовольство у народных масс и «идейные

заблуждения не искореняются, а усиливаются карами»[18][37].

[править] «Белый террор» в конце Гражданской войны

В то же время, в условях неотвратимости наказания за пособничество РКП (б), в

1919 году несколько раз провозглашалась амнистия чинов РККА — всех, «кто

добровольно перейдет на сторону законной власти». 28 мая 1919 года было издано

обращение-призыв «От верховного правителя и верховного главнокомандующего к

офицерам и солдатам Красной армии»:

Родина ждет конца братоубийственной гражданской войны… Пусть все, у кого

бьется русское сердце, идет к нам без страха, так как не наказание ждет

его, а братское объятие и привет. Все добровольно пришедшие офицеры и

солдаты будут восстановлены в своих правах и не будут подвергнуты никаким

взысканиям, а наоборот — им будет оказана всякая помощь[18]

 

После поражения ВСЮР и армий Восточного фронта в 1919—1920 годах практически

прекратилась работа комиссии по расследованию злодеяний большевиков, все чаще

последовали амнистии. К примеру, 23 января 1920 г. Главный начальник

Приамурского военного округа генерал В. В. Розанов во Владивостоке издает приказ

№ 4, в котором заявляется, что пленные партизаны и красноармейцы, участвовавшие

в боях по причине «неправильного или своеобразного понимания любви к Родине»,

подлежали полной амнистии «с забвением всего содеянного».[18]

Ещё в 1918 году вводится довольно уникальное наказание времен белого террора —

высылка в Совдепию. Законодательно она была закреплена Приказом от 11 мая 1920

году главком ВСЮР П. Н. Врангель утвердил норму, согласно которой «высылке в

советскую Россию» подлежат лица, «изобличенные в непубличном разглашении или

распространении заведомо ложных сведений и слухов», «в возбуждении путём

произнесения речей и других способов агитации, но не в печати, к устройству или

продолжению стачки, участии в самовольном, по соглашению между рабочими,

прекращении работ, в явном сочувствии большевикам, в непомерной личной наживе, в

уклонении от исполнения работ по содействию фронту»[18]

Аналогичный указ за № 69 от 14 июля 1921 году утвердило Временное приамурское

правительство братьев С. Д. и Н. Д. Меркуловых. Высылке подлежали «лица,

принадлежащие к коммунистической партии, а равно — к партиям анархистов,

социал-революционеров-интернационалистов и максималистов» и им «содействующие

своей активной деятельностью». Высылка применялась так же при фактах подпольной

работы, «разглашения вымышленных, порочащих правительство слухов», в случае

«борьбы путём восстаний, террора и т. п.»[18]

Согласно указу Правителя Приамурского края генерала М. К. Дитерихса № 25 от 29

августа 1922 года, ставшему практически последнимм актом судебно-правовой

практики белых правительств, смертная казнь исключается, взятые в плен красные

партизане и сочувствующие им крестьяне подвергаются дововольно необычному

наказанию: «отпустить по домам под надзор соответствующих сельских обществ»,

«уговорить отстать от преступной работы и вернуться к своему мирному очагу», а

также традиционное решение — «выслать в пределы Дальневосточной Республики»[18].

В то же время на заключительном этапе Гражданской войны особенно жестокую

политику «белого террора» проводили сибирские атаманы генерал-лейтенант Г. М.

Семёнов (атаман Забайкальского казачьего войска, лично присутствовал при

проведении допросов и пыток[5]) и генерал-майор И. П. Калмыков (атаман

Уссурийского казачьего войска); а также командир Конно-азиатской дивизии

генерал-лейтенант барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг[5].

Их жестокие действия вызывали осуждение других руководителей Белого движения.

 

Итоги

Точное число жертв «белого террора» не установлено, однако, политика «белого

террора» вызвала такое недовольство у населения, что, наряду с другими

факторами, послужила одной из причин поражения Белого движения в Гражданской

войне[5].

По данным В. В. Эрлихмана от «белого террора» погибло 300 тысяч человек[41].

 Память жертв белого террора

На территории бывшего Советского Союза существует значительное количество

памятников, посвящённых жертвам белого террора. Часто памятники ставились на

местах массовых захоронений (братских могил) жертв террора.

Центральная площадь Волгограда с 1920 года носит название «площади Павших

Борцов». Здесь, на бывшей Александровской площади, были захоронены останки 55

жертв белого террора. На памятнике-обелиске из чёрного и красного гранита

высотой 26 м, созданного в 1957 году архитектором В. Е. Шалашовым, имеются

надписи: «Пролетариат Красного Царицына борцам за свободу». «Здесь похоронены

героические защитники Красного Царицына, зверски замученные белогвардейскими

палачами в 1919 г.»[42]

Братская могила жертв белого террора в Волгограде расположена в сквере на улице

Добролюбова. Памятник построен в 1920 году на месте братской могилы 24

красноармейцев, расстрелянных белыми. Ныне существующий памятник в виде

прямоугольной стелы был создан архитектором Д. В. Ершовой в 1965 году.[43]

Памяти жертвам белого террора в Воронеже расположен в сквере недалеко от

областной Никитинской библиотеки. Памятник открыт в 1920 году на месте публичной

казни в 1919 году войсками К. Мамонтова партийных деятелей города; современный

вид имеет с 1929 года (архитектор А. И. Попов-Шаман).[44]

Памятник жертвам белого террора в Выборге открыт в 1961 году на 4-м километре

Ленинградского шоссе. Памятник посвящён расстрелянным белыми из пулемёта на

крепостном валу города 600 пленным.[45]

В г. Славгороде Алтайского края памятник участникам Чернодольского восстания и

членам их семей, ставшим жертвами белого террора атамана Анненкова, установлен

на месте казни 28 повстанцев.[46]