Глава 3. «Тихий переворот»

Всесоюзные выборы

1989 г. в нашей стране начался под знаком выборов. Согласно новому избирательному закону, две трети народных депутатов СССР подлежали избранию населением, треть депутатов должны были избрать из своей среды общественные организации. На 750 мест был выдвинут 871 кандидат [1726]. Следовательно, как минимум, 629 депутатов являлись безальтернативными. 100 из них приходились на КПСС.

Разумеется, состав этой «красной сотни» предварительно был определён М.С. Горбачёвым, затем утверждён Политбюро и только после этого предложен Пленуму ЦК КПСС. Когда началось голосование, вспоминал А.Н. Яковлев, «я занял предпоследнее, 99 - е место, получив 57 голосов «против». Последним был Егор Лигачёв. Против него голосовали 76 человек» [1727].

Поскольку после сентябрьского 1988 г. Пленума ЦК КПСС Организационный отдел ЦК продолжал возглавлять Г.П. Разумовский [1728], именно ему были доверены подготовка и проведение выборов народных депутатов СССР [1729].

Ещё в сентябре 1988 г. Г.Х. Шахназаров писал М.С. Горбачёву: «Главная проблема при отборе кандидатов от общественных организаций - как, впрочем, и от территориальных и национально - территориальных округов - выдвинуть тех, кто впоследствии может быть избран в Верховный Совет в качестве полностью освобождённого от другой работы депутата» [1730].

28 января 1989 г. А.И. Лукьянов и Г.П. Разумовский представили в ЦК КПСС записку «Об основных итогах выдвижения кандидатов в народные депутаты СССР». В ней шла речь о необходимости «усиления работы партийных комитетов в связи с проведением окружных предвыборных собраний по регистрации кандидатов в депутаты» [1731].

Руководство КПСС не могло не считаться с тем, что на предстоящих выборах впервые должна была принять участие оппозиция.

В столице важную в этом отношении роль сыграл клуб «Московская трибуна», на время ставший, по словам В.Л. Шейниса, «общественно - политическим центром, вокруг которого консолидировались интеллектуальные силы «перестроечников», не входивших во властные структуры» [1732].

Идея этого клуба родилась лётом 1988 г., сразу же после XIX партийной конференции. По одним данным, инициатором «Московской трибуны» был историк Л. Баткин: «Я, - заявил он в 2007 г., - придумал «Московскую трибуну» и руководил ею до конца 1992 года» [1733]. По утверждению Ю.А. Прокофьева, «Московская трибуна» возникла «в значительной степени по инициативе Александра Николаевича Яковлева и Отдела пропаганды ЦК» [1734]. Во всяком случае, по его словам, она была «создана решением Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС под руководством Яковлева» [1735].

«В июле - августе» 1988 г. академик А.Д. Сахаров находился под Москвой в небольшом городке Протвино, где провёл 20 дней [1736]. «Однажды, - вспоминал он, - неожиданно к нам в Протвино приехали Ю.Н. Афанасьев, Л.М. Баткин, Карпинский, Ю.Ф. Карякин, ещё два или три человека... Они приехали в связи с проектом организации дискуссионного клуба с задачей обсуждения основных проблем перестройки... Мы придумали название - «Московская трибуна». Этот клуб должен был стать одним «из зачатков легальной оппозиции» [1737].

«Московская трибуна», - утверждает В.Л. Шейнис, - была задумана как некий аналог «Клуба Петёфи», действовавшего в предреволюционном Будапеште 1956 г.» [1738].

Первое собрание «Московской трибуны» состоялось 12 октября 1988 г. в 22.40 в актовом зале Московского историко - архивного института. Кроме названных лиц в её деятельности принимали участие С. Аверинцев, А. Адамович, Ю. Буртин, М. Гефтер, Т. Заславская, А. Мигдал, Р. Согдеев, М. Франк - Каменецкий и др. [1739].

«По её образу и подобию, - пишет В.Л. Шейнис, - была создана «Ленинградская трибуна» и ряд других клубов. Раз в месяц, а иногда и чаще «Московская трибуна» собиралась для экспертного обсуждения экономических, политических или правовых проблем» [1740].

Тот факт, что среди инициаторов и организаторов «Московской трибуны» были Ю.Н. Афанасьев, который, как мы знаем, являлся доверенным лицом А.С. Черняева, а также Л. Карпинский, который входил в редакцию журнала «Коммунист», позволяет утверждать, что деятельность этого клуба контролировалась Старой площадью.

В это же самое время возникают и другие дискуссионные клубы. В связи с этим могу поделиться воспоминаниями. Кажется, в мае 1988 г. ко мне зашёл мой приятель Н.В. Флит, с которым мы когда - то учились в Псковском пединституте. Он преподавал историю в одной из школ Невского района Ленинграда. Н.В. Флит сообщил, что из местного райкома пришло указание создать в школе дискуссионный клуб и предложил мне возглавить его. Я согласился. Через некоторое время Н.В. Флит пришёл снова и заявил, что планируемый дискуссионный клуб, оказывается, будет действовать не в школе, а во Дворце культуры на проспекте Обуховской обороны.

Мы составили программу заседаний, она где - то была одобрена и отпечатана. Помню также, что была афиша с этой программой, а перед заседаниями клуба по ленинградскому радио делались объявления. Подобные клубы действовали и в других районах города. Как только прошли мартовские выборы 1989 г., все они прекратили существование.

Это даёт основание думать, что создание дискуссионных клубов было инициировано КПСС в связи с предстоявшей избирательной кампанией.

Особую известность на этих выборах приобрела кандидатура Бориса Николаевича Ельцина, который баллотировался по одному из избирательных округов Москвы.

После упоминавшейся истории 1987 г. Б.Н. Ельцин заявил о готовности уйти на пенсию, но М.С. Горбачёв не поддержал его [1741]. Как утверждает В.И. Болдин, многие в окружении генсека считали, что было бы лучше, если бы Борис Николаевич работал «вне Москвы на любой приемлемой для него должности» [1742]. Недруги Б.Н. Ельцина предлагали направить его послом в какую - нибудь захудалую африканскую страну, но не встретили поддержки со стороны генсека. «Мы, помню, - пишет бывший работник аппарата ЦК КПСС С.А. Колёсников, - подыскивали ему хорошую должность после увольнения из МГК партии... А надо было в банановую республику на заготовку цитрусовых... тогда это легко решалось» [1743].

Михаил Сергеевич, - отмечает бывший секретарь Б.Н. Ельцина Лев Суханов, «вполне мог бы «сослать» Бориса Николаевича «в какую - нибудь тьму - таракань послом, где уже нет никаких шансов на политическое выживание» [1744]. «Но здесь Горбачёв настоял, чтобы оставить его в столице, не выводить из состава ЦК и назначил на министерскую должность - первого заместителя председателя Госстроя» [1745]. «Такой должности в Госстрое не было, и её «придумали» специально для Ельцина» [1746]. Более того, как пишет B.C. Павлов, за Б.Н. Ельциным сохранили все привилегии, которые он имел как кандидат в члены Политбюро [1747].

Михаил Сергеевич не отличается сентиментальностью. Поэтому, комментируя приведённые факты, Лев Суханов пишет: «Создавалось впечатление, что Ельцин ему зачем - то был нужен» [1748]. Подобным образом оценивал этот факт А.Н. Яковлев. «У меня лично, - писал он, - складывалось впечатление, что Михаил Сергеевич готовил для Ельцина более высокое положение в партии» [1749].

Такое впечатление складывалось тогда не только у А.Н. Яковлева. Я, например, был уверен, что произошедший на Пленуме эпизод представлял собою спланированную пиаровскую акцию, которая должна была сделать опального Б.Н. Ельцина героем, чтобы затем его можно было использовать как лидера управляемой оппозиции.

После отставки с поста первого секретаря МГК КПСС Борис Николаевич на некоторое время ушёл в тень. И если мало кто знал фамилию председателя Госстроя СССР, ещё быстрее была бы забыта фамилия его первого заместителя. Однако на протяжении полутора лет подцензурные средства массовой информации периодически вспоминали о нём. Его имя неоднократно выплывало то по радио, то по телевидению, то в периодической печати [1750].

Особый резонанс вызвало интервью Б.Н. Ельцина английским средствам массовой информации, которое он дал в мае 1988 г. во время пребывания Р. Рейгана в Москве. Данный факт 6 июня обсуждался даже на заседании Политбюро. Интервью было признано ошибочным, и КПК при ЦК КПСС поручено провести с Б.Н. Ельциным беседу [1751].

Несмотря на это Борис Николаевич оказался среди делегатов XIX партийной конференции. Можно было бы понять, если бы его выдвинула парторганизация Госстроя, где он трудился. Однако здесь он не пользовался уважением. Более того, констатирует Лев Суханов: «В нашем офисе Ельцина многие ненавидели» [1752].

Уже тогда его ненавидели, видимо, не только в Госстрое СССР, так как не увенчалась успехом попытка провести его в делегаты партийной конференции от Москвы и от Свердловска. Только после этого ему удалось получить мандат делегата от Карелии, где он никогда не работал [1753].

Это значит, что Борис Николаевич был избран на партийную конференцию по разнарядке ЦК КПСС, т.е. с ведома, если не по инициативе М.С. Горбачёва. Уже одно это свидетельствует о стремлении Михаила Сергеевича вернуть Бориса Николаевича в политику. Показательно и то, что на конференции Б.Н. Ельцину было дозволено выступить [1754].

В своих мемуарах Борис Николаевич утверждает, что это произошло случайно, и ярко описывает, как ему удалось прорваться к микрофону и заставить М.С. Горбачёва предоставить ему слово [1755]. Однако этой версии противоречит тот факт, что выступление Б.Н. Ельцина на партийной конференции было продемонстрировано по центральному телевидению [1756].

Это означало его политическую реабилитацию.

Одним из её показателей стало интервью, которое взял у Бориса Николаевича рижский журналист Александр Ольбик [1757]. 4 августа 1988 г. оно появилось в латвийских газетах «Советская молодёжь» [1758] и «Юрмала» [1759], затем было перепечатано во многих советских газетах [1760].

Между тем подошли ноябрьские праздники. И опальный Б.Н. Ельцин получил приглашение на приём в Кремль.

«Ельцин был естественным центром притяжения для всех, кто надеялся на радикальные перемены, - вспоминал бывший британский посол Р. Брейтвейт. - Мы увидели его впервые в 1988 г. в Кремле по случаю годовщины Октябрьской революции» [1761].

Желая засвидетельствовать своё почтение генсеку, благодарный Борис Николаевич направил М.С. Горбачёву поздравительное послание: «Уважаемый Михаил Сергеевич. Примите от меня поздравление с нашим Великим праздником - 71 - й годовщиной Октябрьской революции. Веря в победу перестройки, желаю Вам силами руководимой Вами партии и всего народа полного осуществления в нашей стране того, о чём думал и мечтал Ленин» [1762].

Так писал осенью 1988 г. верный ленинец Борис Николаевич Ельцин.

На выборах 1989 г. он шёл с критикой партийных привилегий. «Нельзя оправдать никакое расслоение общества по имущественному признаку», - заявлял он и призывал к «борьбе за социальную и нравственную справедливость» [1763].

Во время этой избирательной кампании впервые открыто была сформулирована идея разрушения Советского Союза как единого унитарного государства. С этой идеей выступил один из учредителей и руководителей «Московской трибуны» А.Д. Сахаров. 5 февраля 1989 г. он опубликовал «Предвыборную платформу» [1764], в которой говорилось: «Возвращение к ленинской концепции СССР как союза равноправных государств» [1765].

Из этого явствует, что А.Д. Сахаров ратовал за превращение СССР в конфедерацию. Но Андрей Дмитриевич не ограничился предложением превратить союзные республики в независимые государства.

«Не должно быть никакого ущемления малых наций большими. Компактные национальные области должны иметь права союзных республик», - говорилось в его предвыборной программе [1766]. Это означает, что вместе пятнадцати существующих союзных республик он предлагал создать несколько десятков новых государств.

В какой - то степени это перекликается с проектом реформирования СССР, который по поручению Ю.В. Андропова был разработан А.И. Вольским и Е.П. Велиховым и предполагал разделение нашей страны на 41 штат [1767].

Один из важнейших пунктов избирательной программы А.Д. Сахарова был сформулирован так: «Поддержка принципов, лежащих в основе программы народных фронтов Прибалтийских республик» [1768]. Между тем, как мы знаем, народные фронты всех трёх прибалтийских республик ставили своей целью завоевание суверенитета.

7 октября 1988 г. в Вильнюсе на башне замка Гедиминаса был поднят довоенный национальный флаг Литовской республики [1769]. 18 ноября 1988 г. в Риге в Национальном театре было отмечено не 70 - летие Латвийской советской социалистической республики, а 70 - летие независимости Латвии [1770]. К февралю 1988 г. во всех прибалтийских республиках национальные языки стали государственными. Затем все три республики «заявили об экономической автономии и предприняли попытку ограничить иммиграцию» [1771]. 23 февраля 1989 г. над столицей Эстонии был спущен красный флаг, 24 - го поднят сине - чёрно - белый триколор, и этот день провозглашён Днём независимости Эстонии [1772]. Ровно 70 лет назад, 24 февраля 1919 г., в Эстонии пала советская власть.

В печати можно встретить обвинения А.Д. Сахарова в том, что он являлся чуть ли не агентом ЦРУ. Никаких доказательств этого не приведено и, я думаю, они вряд ли появятся. Однако следует обратить внимание на то, что когда 6 ноября 1988 г. он отправился в свою первую поездку за границу, то в Париже имел встречу с главным редактором эмигрантской газеты «Русская мысль» И.А. Иловайской - Альберти, с которой его жена Е. Боннэр поддерживала приятельские отношения [1773].

О «Русской мысли» известно, что она издавалась на американские деньги, а её главным акционером был С.Н. Милорадович, который являлся не только масоном [1774], но и сотрудником ЦРУ [1775]. Имеются сведения, что с ЦРУ была связана и И.А. Иловайская [1776]. Поэтому можно выдвинуть предположение, что через И.А. Иловайскую американские спецслужбы могли влиять на А.Д. Сахарова и использовать его «втёмную».

К этому, вероятно, следует добавить, что с середины 70 - х годов «сахаровское движение» финансировалось Фондом Сороса [1777].

Весной 1989 г. на выборах впервые зазвучали фамилии многих политических деятелей, которые сыграли важную роль в дальнейших событиях. Одним из них был Анатолий Александрович Собчак.

Имеются сведения, что кредитором А.А. Собчака и некоторых других ленинградских демократов первого поколения выступал Пётр Сергеевич Филиппов [1778].

Откуда же у П.С. Филиппова были деньги, и немалые? Оказывается, он черпал их из цветочного кооператива «Последняя надежда». Если верить одному из биографов А.Б. Чубайса, эти деньги Пётр Сергеевич использовал не только для выборов в Ленинграде, но и «финансового обеспечения всего - без преувеличения! - демократического движения» [1779].

Цветочный бизнес был выгодным делом. Однако основная масса прибыли доставалась не тем, кто выращивал и продавал цветы, а тем, кто всё это организовывал. Но тогда получается, что П.С. Филиппов принадлежал к «цветочной мафии» [1780]. В противном случае следует признать, что цветочный бизнес был лишь прикрытием другого источника, из которого финансировалось демократическое движение в Ленинграде и избирательная кампания 1989 г.

Первые альтернативные выборы народных депутатов СССР состоялись 26 марта 1989 г. [1781] 4 апреля Центральная избирательная комиссия подвела их итоги. В избирательные списки было включено 192,6 млн чел., в выборах приняло участие 172,8 млн. Самая высокая явка была в Азербайджане - 98,5 процентов, самая низкая - в Армении - 71,9 процентов [1782].

В 750 территориальных избирательных округах баллотировался 1431 кандидат: в 196 округах было по одному кандидату, в 473 - по два, в 81 - три и более. Выборы состоялись в 749 территориальных округах, но только в 590 округах завершились в первом туре, в остальных были назначены повторные выборы [1783].

В 750 национальных избирательных округах баллотировалось 1419 кандидатов: в 203 округах - по одному кандидату, в 479 - по два, в 68 - по три и более. Выборы состоялись в 748 округах, но завершились в первом туре в 636. В остальных тоже предстояли повторные выборы [1784].

Всего на 4 апреля из 2250 депутатов было избрано 1958: женщин - 334, мужчин - 1624, членов и кандидатов в члены КПСС - 1716 человек, беспартийных - 242, соответственно 87,6 и 12,4 процента [1785].

5 апреля 1989 г. список избранных народных депутатов СССР был опубликован [1786].

Первый разговор о результатах выборов состоялся в Политбюро 28 марта [1787]. «Руководящий слой, - пишет М.С. Горбачёв, - воспринял итоги выборов как поражение партии» [1788]. Но как можно говорить о «поражении КПСС», если «три четверти народных депутатов были членами партии»? [1789].

Ответ на этот вопрос дают следующие цифры.

Из 301 членов ЦК КПСС депутатские мандаты получили только 93, т.е. около 30 процентов, из 157 кандидатов в члены ЦК КПСС - 41, немногим более 25 процентов. А всего из 458 человек, входивших в руководство КПСС, - только 134 (29 процентов) [1790].

Среди потерпевших на выборах поражение оказалось «35 секретарей обкомов» [1791]. Это означало, что провозглашённое совмещение должности первого секретаря и председателя местного Совета для многих являлось невозможным. Поэтому вместо обещанного соединения партийной и советской власти на самом деле началось их разъединение.

Если Г.Х. Шахназаров с удовлетворением писал, что это «поражение» «было, пожалуй, предопределено» [1792], то А.Н. Яковлев характеризовал выборы как «референдум за перестройку» и утверждал, что «ни о каком поражении речи не должно быть» [1793]. Подобным же образом оценивал итоги выборов и генсек. «Мы, - заявил он, - вышли на крупную политическую победу» [1794].

Это значит, Г.П. Разумовскому удалось обеспечить на выборах прохождение в народные депутаты тех коммунистов, которые в глазах М.С. Горбачёва и его ближайшего окружения могли стать послушным орудием проводимой ими политики.

Весной 1989 г., вскоре после выборов, меня пригласили выступить с лекцией перед сотрудниками ленинградского Интуриста. В своём выступлении я попытался показать, что происходящая перестройка - это попытка рождающейся подпольной буржуазии ликвидировать существующую советскую систему и восстановить частнокапиталистическую экономику. Иначе говоря, она представляет то, что позднее С. Говорухин назвал «великой криминальной революцией».

Так получилось, что в зале оказался инструктор то ли горкома, то ли обкома КПСС. Он счёл необходимым отреагировать на моё выступление и после лекции предложил мне остаться для разговора «по душам». Во время беседы мы невольно вышли на итоги выборов. И тут мой строгий судья вдруг заявил: «Это были не выборы, а «тихий переворот».

Тбилисская трагедия

В тот самый день, когда московские газеты обнародовали результаты выборов народных депутатов СССР, грузинская оппозиция вывела на улицы Тбилиси своих сторонников [1795].

«5 апреля группа студентов из 500 человек, - докладывал командующий войсками Закавказского военного округа И.Н. Родионов, - организовала демонстрацию у Дома правительства». Одновременно здесь же началась голодовка, в которой приняли участие около 50 человек [1796]. Это свидетельствовало, что акция протеста была рассчитана на длительный период.

Как явствует из упомянутого доклада, «6 апреля обстановка резко обострилась. К 13 часам на митинг собралось уже около 5–6 тыс. [человек]. Митинг возглавили руководители общества «Церетели» - Мераб Костава, Георгий Чантурия, Ираклий Церетели и представители вузов - Мелашвили, Кацитадзе» [1797].

«Митинг, на который собралось до десяти тысяч человек, - утверждал позднее директор Института востоковедения АН Грузинской ССР Т.В. Гамкрелидзе, - был мирным, без применения насилия и без призывов к насилию» [1798].

Следует отметить, что в наших средствах массовой информации или вообще ничего не говорилось о целях митингующих, или же писалась, что в них не было даже намёка на «грузинский национализм», а если «нет - нет, да и заплещет на ветру надпись по - русски и по - английски с употреблением таких слов как «оккупанты», «убирайтесь вон», «долой империю» и т.д., то в них отражался лишь «протест против сложившихся порядков, когда почти всё диктовалось сверху». Так, например, освещались тбилисские события на страницах самой читаемой в то время газеты «Аргументы и факты» [1799].

А вот, что было на самом деле. 6 апреля на митинге было зачитано и одобрено обращение к президенту и Конгрессу США: «1. Приурочить одно из заседаний ООН ко Дню суверенной Грузии - 26 мая. 2. Признать 25 февраля 1921 года днём оккупации Грузии большевистскими силами России. 3. Оказать помощь Грузии для выхода из состава Союза, в том числе путём ввода войск НАТО или ООН» [1800].

Вслед за принятием указанного обращения начался сбор подписей под ним [1801], а также была сделана попытка создать «Национальный комитет» «с функциями временного правительства». Эта попытка, по всей видимости, оказалась неудачной, после чего началась организация «забастовочного комитета» [1802].

Следовательно, начавшийся 5 апреля митинг представлял собою не обычную акцию протеста против сложившихся порядков, а рассматривался его организаторами как начало действий, которые были направлены на обеспечение выхода Грузии из состава СССР и рассчитаны на поддержку Запада.

Скрывая этот факт, официальные советские средства массовой информации, сознательно вводили нас в заблуждение, чтобы таким образом вызвать сочувственное отношение к участникам тбилисского митинга и негативное отношение к руководству республики.

Видя, что планируется оппозицией и как развиваются события, вечером 7 апреля И.Н. Родионов предложил Министерству обороны СССР: «1. Арестовать руководителей резко националистических обществ - организаторов сборищ, несанкционированных митингов. 2. Не допускать проведения несанкционированных митингов путём разгона мелких групп силами МВД. 3. Воинские части держать в готовности для оказания помощи местным властям в охране зданий ЦК КПСС Грузии, Дома правительства, телестудии, почты и телеграфа» [1803].

Москва отказалась поддержать эти предложения [1804].

Если верить А.А. Собчаку, это была мудрая позиция, так как днём 8 апреля напряжённость в Тбилиси якобы начала спадать [1805]. В этом позднее пытался уверить депутатов Первого съезда народных депутатов СССР и первый секретарь Грузинской Компартии Д. Патиашвили [1806].

Однако факты свидетельствуют о другом: если власти продолжали преступно бездействовать, то оппозиция активизировала свои действия. После того, как было принято обращение к президенту и Конгрессу США и начался сбор подписей под ним, к вечеру 7 апреля был «создан координационный комитет по организации стачек и забастовок» и перед ним поставлена задача подготовки «широкомасштабных выступлений, намеченных на май». [1807]

О том, что эти решения не остались на бумаге, свидетельствует тот факт, что на следующий день с площади у Дома правительства организаторы митинга стали направлять «на тбилисские заводы и в другие районы республики» своих агитаторов, перед которыми ставилась задача «заставить людей прекратить работу» [1808].

В таких условиях было принято решение не ждать дальнейшей эскалации событий и применить силу. Прежде чем сделать это, военное командование попыталось оказать на митингующих психологическое воздействие. С этой целью днём 8 апреля через город проследовала колонна танков. Вот как информировал о произошедшем Первый Съезд народных депутатов СССР Т.В. Гамкрелидзе: «Когда на площади перед Домом правительства без всякого предупреждения появились танки и бронетранспортёры, предчувствовавшие опасность люди стояли с зажжёнными свечами, пели старинные песни, молились» [1809].

На самом деле всё было иначе. Организаторы митинга вывели людей навстречу танкам и те «легли на их пути». Войска вынуждены были свернуть с проспекта Шота Руставели в сторону [1810].

После этого именно 8 октября, когда, по утверждению А.А. Собчака, напряжённость в Тбилиси стала спадать, «все подходы к проспекту Руставели, прилегающие улицы были... блокированы самосвалами, загруженными железобетоном, камнем, щебнем, автобусами, - все колёса были спущены. И таких баррикад из машин было по три ряда» [1811]. В результате этого движение в центре города было парализовано.

И агитация в пользу забастовок, и блокирование улиц в центре - всё это делалось при полном бездействии КГБ и МВД республики.

Таким образом, 8 апреля ситуация в городе не только не стала нормализоваться, а, наоборот, приобрела ещё более острый характер. Об этом свидетельствует и то, что организаторы митинга отклонили предложение руководства республики сесть за стол переговоров [1812].

«...к вечеру 8 апреля, - пишет Ф.Д. Бобков, - обстановка в городе накалилась,.. вот - вот должен был начаться штурм Дома правительства» [1813].

Однако никаких подтверждений того, что подобный штурм действительно готовился, до сих пор не приведено.

Выступая на Первом съезде народных депутатов в июне 1989 г., М.С. Горбачёв заявил, что тбилисские события застигли его в Англии, что в Москву он вернулся поздно вечером 8 апреля и на следующий день совершенно неожиданно был поставлен перед фактом произошедшего ночью кровавого столкновения в Тбилиси [1814]. Была сделана попытка возложить ответственность за произошедшее на Е.К. Лигачёва [1815].

Однако Михаила Сергеевича сразу же поймали на лжи.

В Москву он вернулся не 8 - го, а 7 - го вечером, т.е. более чем за сутки до трагедии.

Стремясь обелить М.С. Горбачёва, А.А. Собчак писал: «Тут Генеральный секретарь ЦК КПСС... совершил весьма опасную для себя оговорку: заявил, что сам он вернулся из Англии лишь 8 апреля. Конечно, ни один серьёзный политик (вот именно - «серьёзный» - А.О.) не стал бы умышленно путать такие даты. Тем более, что о дне возвращения было сообщено ещё в апрельских газетах. Можно понять Горбачёва: его самолёт приземлился в Шереметьево поздним вечером 7 апреля, а за два месяца забыть и перепутать число немудрено». Когда возглавляемая А.А. Собчаком комиссия попросила «объяснить, почему Горбачёв на I Съезде неправильно назвал дату своего возвращения из Англии... Горбачёв отвечал, что на Съезде он просто оговорился, что Политбюро по тбилисскому вопросу не собиралось. Была лишь обычная встреча в зале приёмов в аэропорту» [1816].

«Здесь же, - утверждал А.А. Собчак, - он (Горбачёв - А.О.) узнал, что на всякий случай было принято решение оказать Грузии помощь войсками... Тут же он предложил Разумовскому и Шеварднадзе лететь в Тбилиси. Но Шеварднадзе позвонил в Тбилиси Патиашвили, и тот заверил: срочности нет» [1817]. Однако тогда при наличии распоряжения генсека о поездке в Тбилиси Э.А. Шеварднадзе мог уклониться от его исполнения только в одном случае: если генсек сам дал добро на это.

Отношение Э.А. Шеварднадзе к происходившим событиям через месяц раскрыла его жена. Когда 10 мая Москву посетил Д. Бейкер, Э. Шеварднадзе пригласил его домой. И здесь американского дипломата поразило не грузинское гостеприимство, а откровение жены советского министра Нанули: «Грузия должна быть свободной» [1818]. Вряд ли Нанули решилась сказать это, если бы её позицию не разделял муж. Но это значит, что симпатии члена Политбюро были на стороне оппозиции, требовавшей выхода Грузии из состава СССР.

«Но кто дал приказ применить силу? - вопрошает М.С. Горбачёв и так отвечает на этот вопрос: «Это - то как раз и является самой большой тайной, которую не смогли разгадать ни съезд народных депутатов, ни многочисленные комиссии, расследовавшие события в Тбилиси» [1819].

Когда Михаил Сергеевич писал эти слова, «тайна» уже была раскрыта.

Через пять месяцев после тбилисских событий «Московские новости» опубликовали фрагмент из интервью генерала И.Н. Родионова, в котором последний на вопрос, кто отдал команду на использование армии, ответил вопросом: «А если я скажу, что Генеральный секретарь?» [1820].

Тогда на эти слова никто не пожелал обращать внимания. Даже самый демократический из всех демократов А.А. Собчак, которому Первый съезд народных депутатов СССР доверил расследовать тбилисские события.

Позднее, касаясь этих событий и роли М.С. Горбачёва, В.М. Чебриков утверждал: «Я сам звонил ему, докладывал обстановку и запрашивал санкцию на применение войск. Кто, кроме Верховного главнокомандующего, мог отдать такой приказ?» [1821].

«Ни одна команда, - утверждает Ф.Д. Бобков, - не поступала в Тбилиси без согласования с ним. Многие в подробностях рассказывали о «тайной вечере» в аэропорту Внуково после возвращения Горбачёва из Лондона. Я там не был, но мне позвонил Крючков и передал, что Горбачёв одобрил ввод войск в Тбилиси для наведения порядка» [1822].

Позднее Д.И. Патиашвили поведал, что 8 апреля около 10.00 ему позвонил Д.Т. Язов и сообщил, что направил в Тбилиси своего заместителя К.А. Кочетова. Не успел Д.И. Патиашвили повесить трубку, как К.А. Кочетов появился у него в кабинете. Он заявил, что принято решение об освобождении площади, исполнение этого решения поручено армии, руководство операции возложено на генерала И.Н. Родионова, его заместителем назначен министр внутренних дел Грузии Шота Горгадзе [1823].

«Примерно через час после разговора с Кочетовым, - утверждает Д. Патиашвили, - позвонил Горбачёв и тоном, не допускающим возражений, сообщил буквально следующее: «Надо немедленно освободить площадь, и этим займётся армия». Я понял, что он знает о намеченном плане и поддерживает его» [1824].

Интервью Д. Патиашвили было дано в 1992 г. и с тех пор неоднократно перепечатывалось. Тот факт, что Михаил Сергеевич до сих пор не опроверг его, позволяет относиться к нему с доверием.

После разговора с генсеком лидер грузинских коммунистов отправился к патриарху Грузии Илии II и попросил его выступить перед митингующими. «Когда мы вышли из храма, - вспоминал Д. Патиашвили, - в конце проспекта Руставели показались танки... После этого я пошёл в ЦК, а Илия - в толпу, к митингующим» [1825].

Около 12.00 в ЦК Компартии Грузии собрался «партактив города». Обсудив сложившуюся ситуацию, он «принял решение применить силу» [1826]. После собрания партактива «была составлена схема действий», которая предполагала участие в разгоне митингующих не только армии, но и тбилисской милиции, и сотрудников КГБ [1827]. Начало операции было назначено на 4 часа утра [1828].

Обычно к этому времени площадь пустела. На этот раз она оставалась заполненной людьми. Получается, что организаторы митинга сразу же были поставлены в известность о принятом решении.

Рассказывая на Первом съезде народных депутатов СССР о произошедшем далее, Т.В. Гамкрелидзе утверждал: «Воинскими частями наряду с дубинками были применены сапёрные лопаты и отравляющие химические вещества... перед началом операции не было предупреждающих призывов или действий со стороны карателей. Солдаты блокировали проходы, окружили граждан и наносили им удары дубинками и сапёрными лопатами, не щадили лежавших там голодающих, девушек и престарелых женщин, врачей и работников Красного креста, преследовали убегающих, добивали раненых, вырывая их из рук медицинского персонала, наносили удары и работникам местной милиции, которые, выполняя свой служебный долг, спасали жизнь граждан» [1829].

Подобную же картину рисовал корреспондент «Литературной газеты» Юрий Рост. Описывая, как, вытесняя митингующих с площади, солдаты использовали дубинки и сапёрные лопатки, он отмечал, что руководителям операции этого показалось недостаточно, и тогда «в убегающую толпу полетели гранаты со слезоточивым газом». «В возникшей панике толпа бежала по тем, кто не смог оправиться от сильных ударов по голове, и по тем, кто не смог выдержать гонки и упал» [1830].

23 апреля «Московские новости» опубликовали письмо шести народных депутатов, среди которых были Борис Васильев, Александр Гельман, Егор Яковлев. В этом письме тоже утверждалось, что жертвы были результатом применения «сапёрных лопаток» и «газов» [1831].

«Теперь уже ясно, - писали в мае 1989 г. «Московские новости», - что погибшие 9 апреля не были жертвами давки, как сообщалось первоначально. Они умерли в результате тяжёлых телесных подтверждений и от применения в тот день газов. Это не домыслы, это заключение судебных экспертов» [1832].

«Согласно заключению следственной комиссии Верховного Совета Грузинской ССР по расследованию событий 9 апреля 1989 г., общее количество пострадавших составило 4035 человек» [1833].

Однако, когда Генеральная прокуратура СССР затребовала от Министерства здравоохранения республики списки пострадавших, их количество сократилось до 3446, а когда списки были представлены, в них значилось 2919 человек. Причём 243 человека обратились за медицинской помощью в связи с «механическими травмами либо в их сочетании с отравлениями», а 2676 «по поводу возможного отравления» [1834].

Когда же представленные материалы были проанализированы, выяснилось, что 219 из 2919 человек не значились по месту прописки [1835], а когда провели медицинскую экспертизу выявили «только 13 случаев отравлений» газами ХАФ или Си - Эс [1836]. Что же касается механических травм, полученных во время митинга, то пострадавшими были признаны 138 человек [1837].

Кроме того, «по официальным сведениям, на месте трагедии погибло 16 человек, 14 из которых женщины. Старшей из них 70 лет, младшей - 15. Трое скончались в больнице» [1838]. Итого, 170 человек [1839]. Это тоже много. Но 170 - не 4035.

Уже одно это свидетельствует, что новое руководство Грузии сознательно фальсифицировало данные, чтобы создать вокруг произошедших событий ненормальную обстановку.

Кто же несёт ответственность за жертвы?

По свидетельству генерала И.Н. Родионова, в намеченное время на площадь у Дома правительства двинулись солдаты. «Впереди действовали внутренние войска, вооружённые дубинками, щитами, продвигались медленно» [1840]. «Мы, - утверждает И. Родионов, - медленно вытесняли толпу в одну сторону, никого не окружали. На площади не было сделано ни одного выстрела. Через мегафоны предупреждали, чтобы люди расходились» [1841].

Однако этого не произошло. Как установила Генеральная прокуратура СССР, жертвы имели место в результате того, что действия войск, направленные на вытеснение митингующих с площади, сопровождались противодействием со стороны оппозиции, в результате чего произошло сдавливание тех, кто находился в центре толпы.

Вот свидетельские показания. «Люди не смогли быстро уйти, так как задние ряды их не пускали. Среди митингующих началась давка». «От Дома связи, перемещаются в сторону Дома правительства спортивного телосложения мужчины, примерно 100–150 человек,.. образовалась давка». «...задние со стороны Дома связи напирали ещё на передних с криками: «Бей их!». «Часть молодых людей с палками сдерживала толпу и не давала им возможности уйти... образовалась давка...» [1842].

«В Тбилиси, - писал один из журналистов, - мне удалось посмотреть уникальную видеозапись, сделанную свидетелем событий на рассвете 9 апреля... В кадре видно, как летели камни, палки, бутылки в пластмассовые щиты солдат. Как в свете вспыхнувших над площадью фонарей двинулись к откачнувшейся толпе бронетранспортёры и взлетели патроны со слезоточивым газом. Как разъярённые подростки исступлённо лупцевали стальными прутьями броню боевых машин. Запись озвучена - над площадью повис леденящий душу крик ужаса» [1843].

«Мы не учли, - признался на Первом Съезде народных депутатов СССР генерал И.Н. Родионов, - что будет оказано такое жёсткое и упорное сопротивление» [1844]. Это означает, что руководство КГБ Грузии или скрыло от военных информацию о подготовке митингующих к столкновению с войсками, или сознательно дезинформировало их на этот счёт.

О характере сопротивления свидетельствует тот факт, что вытеснение с площади продолжалось два часа [1845], в результате чего пострадало 189 военнослужащих [1846]. При этом было установлено, что 54 участника митинга тоже «пострадали от действий самих демонстрантов» [1847]. Следовательно, на их совести две трети всех жертв тбилисской трагедии, в том числе все погибшие. Но об этом тогда ни западная свободолюбивая, ни наша «демократическая» пресса предпочитали не упоминать.

Сначала утверждалось, что все погибшие были забиты сапёрными лопатками. «Следователями прокуратуры, - писали тогда же по горячим следам «Аргументы и факты», - доказано... применение военными сапёрных лопаток» [1848]. Сколько было возмущения в наших СМИ по поводу этих сапёрных лопаток, которыми якобы военные избивали разгоняемых ими демонстрантов. Сапёрные лопатки фигурировали на страницах печати и позднее [1849].

Но, оказывается, местный КГБ снимал очищение площади на киноплёнку. Была сделана и любительская съёмка. Поэтому когда прибывшая из Москвы комиссия ознакомилась с этими материалами, выяснилось, что «версия о применении лопаток для разгона демонстрации совершенно несостоятельна» [1850].

С одной стороны, следствие установило, что солдаты действительно использовали сапёрные лопатки, но не для на разгона митингующих, а для защиты. С другой стороны, только 18 пострадавших заявили, что полученные ими повреждения были нанесены сапёрными лопатками. Однако при проверке этих заявлений было установлено, что «десантники причинили травмы в виде резаных ран» только «4 мужчинам». «У 8 якобы потерпевших при освидетельствовании и экспертном исследовании, - говорится в информационном письме Генеральной прокуратуры СССР, - вообще никаких повреждений не обнаружено. В отношении остальных 6 «пострадавших» нельзя утверждать о причинении травм рёбрами лопаток» [1851].

23 апреля на страницах «Московских новостей» появилась заметка А. Романова, который писал: хотя очевидцы утверждали, что жертвы были результатом применения сапёрных лопаток и газов, но уже 12 апреля специальная комиссия «рубленные и резанные раны не обнаружила» [1852].

Более того, как говорится в материалах Генеральной прокуратуры СССР, было «бесспорно установлено следствием», что «в непосредственном соприкосновении с погибшими митингующими военнослужащие не были» [1853].

В таких условиях средства массовой информации начали раскручивать версию об использовании газов.

Версия об использовании газов как главной причине смерти погибших была оглашена на Первом съезде народных депутатов СССР в виде заключения медицинской подкомиссии Верховного Совета Грузинской ССР по расследованию событий, имевших место в Тбилиси 9 апреля 1989 г. [1854].

Однако здесь медицинские учреждения Грузии вступили в противоречие сами с собой. Как установила Генеральная прокуратура СССР, первоначально «при вскрытии трупов погибших» в тбилисских моргах «грузинские судебные медики сразу же выдали родственникам погибших врачебные свидетельства о смерти (следствием изъяты их подлинники) и в 13 случаях указали причиной смерти компрессионную асфиксию от одновременного сдавливания груди и живота» [1855].

Генеральная прокуратура СССР пришла к выводу, что «от механической асфиксии вследствие сдавливания груди и живота в давке» погибли на площади все 16 человек [1856]. Ещё двое скончавшихся в больнице тоже умерли «от удушья» [1857]. И только один человек - «гр. Квасролиашвили погиб в результате собственных противоправных действий при падении на асфальт во время нападения на военнослужащих». «Признаков воздействия на погибших слезоточиво - раздражающих веществ ХАФ и Си - Эс, применённых войсками, экспертизой не выявлено» [1858].

«Выводы экспертов Минздрава СССР о гибели погибших вследствие механической асфиксии, - констатировала Генеральная прокуратура СССР, - частично подтверждены и комиссией от международной организации «Врачи за права человека». Причём «представители Минздрава Грузии, ссылаясь на разнообразные и недостаточно убедительные причины, необходимых документов комиссии не представили, т. е. по существу препятствовали им в установлении истины» [1859].

Между тем разговоры об отравлении возникли не на пустом месте. «Обеспокоенность общественности, властей и следственных органов, - констатировала позднее парламентская комиссия, - вызывают продолжающиеся факты отравления детей в ряде школ города (школа №1–21.04.89 г., школа №46/47–06.05.89 г, школы №101–17.05.89 г., школа №№147 и 169–18.05.89 г.). В отобранных пробах обнаруживаются признаки химических веществ отравляющего действия. По заключению специалистов, эти факты не могут быть связаны с событиями 9 апреля. В связи с этим прокуратурой республики возбуждено уголовное дело» [1860].

Это означает, что кто - то сознательно рассеивал в Тбилиси отравляющие вещества на протяжении почти полутора месяцев после трагических событий. А поскольку в аптеках они не продаются, к их распространению могли иметь отношение только спецслужбы (свои или чужие), которые таким образом сеяли панику среди населения и поддерживали слухи об использовании отравляющих веществ при разгоне митинга.

В связи с этим особого внимания заслуживает шеф грузинского КГБ.

Г. Гумбаридзе не только ничего не сделал для нейтрализации лидеров оппозиции вечером 8 апреля, не только дезинформировал военное руководство о действиях оппозиции по подготовке к противодействию разгону митинга, но и нарушил «все предварительные договорённости» об участии республиканского КГБ в самом разгоне. Более того, если «сначала он действительно расставил своих людей среди митингующих», то затем «за полчаса до начала операции дал приказ разойтись» [1861].

Мог ли руководитель КГБ республики по собственной инициативе уклониться от участия в этой операции? Нет. А поскольку на этот счёт он не имел распоряжений со стороны Д.И. Патиашвили, они могли исходить только из Москвы: или с Лубянки, или из Кремля.

Неудивительно поэтому, что после апрельских событий Г. Гумбаридзе не только не лишился своего поста, не только не понёс никаких наказаний (хотя ответственность за то, что руководство республики «просмотрело» подготовку этих событий и не смогло принять превентивных мер, лежало на нём), но и был повышен в должности - избран первым секретарём ЦК КПГ.

Это означает, что М.С. Горбачёв был доволен тем, как шеф грузинского КГБ вёл себя во время тбилисских событий. Но тогда получается, что генсеку нужны были и пролившаяся в Тбилиси кровь, и обострение антирусских настроений на окраинах, и рост недовольства существующей властью.

Накануне съезда

14 апреля М.С. Горбачёв подписал указ «О созыве Съезда народных депутатов СССР» на 25 мая. [1862]. С этого момента развернулась не только подготовка к съезду, но и организация парламентской оппозиции.

По мнению бывшего народного депутата СССР А.Н. Мурашёва, первые шаги на этом пути были сделаны в Москве ещё во время выборов, когда избирательный штаб Б.Н. Ельцина выступил с обращением поддержать его кандидатуру [1863]. На это обращение откликнулись 22 кандидата в народные депутаты, которые связались с избирательным штабом Б.Н. Ельцина и от своего имени выступили со специальным письмом [1864].

А.Д. Сахаров, который 18 марта вернулся из новой поездки за границу [1865], утверждал, что избранные от Москвы и Московской области народные депутаты («первоначально их было человек 20–30») стали собираться в Доме политпросвещения на Трубной улице «ещё до академических выборов, с конца марта» [1866].

Однако А.Н. Мурашёв пишет, что впервые они собрались вместе немного позже. 15 апреля 22 народных депутата встретились в МНТК «Микрохирургия глаза», который возглавлял известный врач С.Н. Фёдоров, и «решили, что было бы целесообразно, если бы перед Съездом такие встречи носили регулярный характер, а их итогом стали бы предложения Съезду и о повестке дня, и о регламенте съезда, и о необходимых изменениях в Конституции, и о порядке избрания Верховного Совета, и о статусе народного депутата» [1867].

После этого С.Н. Фёдоров позвонил А.И. Лукьянову, а когда его разговор с ним закончился неудачей, 18 апреля обратился к А.С. Черняеву и получил с его стороны поддержку [1868]. Так в Доме политпросвещения на Трубной площади возник «Московский клуб народных депутатов СССР» [1869].

Другой центр консолидации оппозиции сложился во время выборов от Академии наук, где главной фигурой оказался А.Д. Сахаров. Вокруг него объединились все 12 избранных от АН СССР депутатов [1870]. Заключительный тур выборов от Академии наук состоялся 19–21 апреля [1871].

Гавриил Харитонович Попов утверждает, что А.Д. Сахаров сыграл «огромную роль» «в консолидации московской депутатской группы». Он «совершенно однозначно высказался за то, что нужно объединить всех независимых депутатов - членов КПСС и не членов КПСС - и противопоставить их аппаратному блоку» [1872].

«При помощи Андрея Дмитриевича и при моём активном посредничестве, - читаем мы в воспоминаниях Г.Х. Попова, - преодолены были разногласия группы Афанасьева и группы Ельцина... Мы собрали, наконец, московскую группу в Доме политпросвещения». «Решили вместе подготовить свои документы к съезду» [1873].

Одним из связующих звеньев между этими центрами был Московский народный фронт, в руководство которого входил С. Станкевич, тоже ставший народным депутатом СССР [1874].

Признавая, что в объединении оппозиции важную роль сыграли Академия наук СССР и «штаб Ельцина» [1875], следует, однако, учесть, что сразу же после выборов, уже 28 марта 1989 г., Б.Н. Ельцин уехал на отдых в Кисловодск [1876] и вернулся в Москву только во второй половине апреля.

По свидетельству М.Н. Полторанина, А.Д. Сахаров тоже не сразу вошёл в эту группу [1877]. Данный факт признавал и сам Андрей Дмитриевич, подчёркивая, что присоединился к ней «с некоторым запозданием», «после выборов в Академии» [1878].

Поэтому, по всей видимости, следует согласиться с А.Н. Мурашёвым, который пишет, что «руководителем клуба стал Гавриил Харитонович Попов» [1879].

Как явствует из его воспоминаний, в доперестроечные времена Гавриил Харитонович не только имел связи в ЦК КПСС, но и контактировал с КГБ СССР [1880]. Некоторые авторы называют его даже «ближайшим другом и сподвижником Бобкова» [1881]. И хотя вопрос о связях Г.Х. Попова с КГБ ещё ждёт своего исследователя, есть основания думать, что со временем приведённая версия получит подтверждение. Гораздо проще обстоит дело с аппаратом ЦК КПСС. Из воспоминаний Гавриила Харитоновича явствует, что в рассматриваемое время он имел выход на самого М.С. Горбачёва [1882].

30 апреля А.С. Черняев записал в дневнике: «Неодиссиденты на Трубной площади уже выдвинули свой регламент и свою программу, обобщённую в статье Г. Попова в «Огоньке» [1883], явно противопоставили её «аппаратному» регламенту и замыслам Лукьянова» [1884].

А пока шло объединение оппозиции, 25 апреля 1989 г. состоялся пленум ЦК КПСС [1885].

Когда и как было принято решение о его проведении, установить пока не удалось. Можно лишь отметить, что 28 марта, когда Политбюро обсуждало итоги выборов, вопрос о пленуме не поднимался [1886], а к 20 апреля уже был решён [1887].

Между тем 2 апреля М.С. Горбачёв улетел на Кубу, на обратном пути сделал остановку в Лондоне и 7 апреля вернулся в Москву [1888]. В его отсутствие Политбюро не собиралось, первое после его возращения заседание состоялось 10 апреля, следующее - в четверг 13 апреля [1889]. Видимо, на одном из них и было решено созвать пленум ЦК.

Казалось бы, главным на этом пленуме должен был стать вопрос об итогах выборов и приближающемся съезде народных депутатов. Однако пленум был посвящён совершенно другой проблеме.

Как пишет бывший британский посол в Москве Р. Брейтвейт, ещё «в январе 1989 г. Форин Офис запросил, верно ли, что Горбачёва того и гляди свергнут в результате переворота» [1890]. Тогда оснований для подобной тревоги не было. Итоги мартовских выборов имели следствием резкое усиление антиГорбачёвских настроений. По утверждению А.С. Черняева, накануне пленума на Старую площадь явилась «немка, трактористка из Казахстана» Н.В. Геллерт и сообщила, что её товарищи по ЦК КПСС «собираются... свергать Горбачёва» [1891].

20 апреля на Политбюро возник вопрос о возможности «коллективной отставки Политбюро с последующим избранием нового руководства». По свидетельству М.С. Горбачёва, этот вопрос был поднят Н.И. Рыжковым. «Рыжков, - пишет Михаил Сергеевич, - не то что выступил с таким предложением, а просто предупредил, что этот вопрос может быть поднят, и Генеральному секретарю надо быть готовым. Я считал, что сейчас не время для рискованных экспериментов. При тогдашнем составе ЦК было бы наверняка избрано более консервативное Политбюро. В нём не было бы Яковлева, Медведева, наверное, Шеварднадзе, не исключено, и генсека» [1892].

Поднимался также вопрос об изменении состава ЦК КПСС путём кооптации. Но это предложение тоже не получило поддержки [1893].

Для обновления ЦК КПСС был избран другой путь.

16 апреля А.С. Черняев записал в дневнике о М.С. Горбачёве: «...он решил 25.04. на пленуме освободить из ЦК 83 членов, пенсионеров и т.п. Знают об этом пока человек пять» [1894]. Кто были эти пятеро, посвящённых в тайный замысел генсека? Кроме М.С. Горбачёва и А.С. Черняева, в эту пятёрку, по всей видимости, входили: В.И. Болдин, А.И. Лукьянов и Г.П. Разумовский.

Выступив на Пленуме, М.С. Горбачёв сделал следующее заявление: «Если обратиться к цифрам, то должен сказать, что из 301 члена ЦК 83 находятся ныне на пенсии, в числе 157 кандидатов в члены ЦК - 27 пенсионеров, среди 82 членов ЦРК пенсионерами являются 12 человек. Таким образом, сейчас в составе центральных органов партии 122 человека являются пенсионерами» [1895]. После этого «Горбачёв зачитал обращение группы членов ЦК, кандидатов в члены ЦК и членов Ревизионной комиссии. Суть - они складывают свои полномочия» [1896].

Для большей убедительности на следующий день заявления вышедших из состава руководящих партийных органов (74 члена ЦК, 24 кандидата в члены ЦК и 12 членов ЦРК) были опубликованы на страницах газеты «Правда» [1897]. Разумеется, подавляющее большинство сделали такой шаг не по своей воле. «С ними накануне была «беседа в ЦК - убедили», - отметил в своём дневнике В.И. Воротников [1898].

Таким образом, общий состав руководящих органов партии сократился на одну пятую. Был ли в результате этого подавлен зревший в руководстве партии бунт или же это был превентивный удар, ещё предстоит выяснить.

Однако этим дело не ограничилось.

3 мая в здании Моссовета М.С. Горбачёв встретился с московскими депутатами [1899]. Во время встречи Г.Х. Попов поднял вопрос о необходимости участия народных депутатов в подготовке к съезду необходимых документов. М.С. Горбачёв отнёсся к этому предложению благосклонно и тут же предложил связаться с А.И. Лукьяновым. Через некоторое время А.И. Лукьянов собрал народных депутатов в Доме политического просвещения, и здесь закипела работа [1900].

Было решено привлечь к участию в этой группе депутатов из провинции. «Я, - вспоминает М.Н. Полторанин, - ездил по регионам перед съездом, встречался с депутатами» [1901].

По утверждению Михаил Никифоровича, объединение оппозиции шло вокруг следующих требований: а) отмена 6 - й статьи конституции о руководящей роли КПСС, б) переход к рыночной экономике, в) частная собственность на землю, г) отмена цензуры [1902]. По некоторым данным, к началу съезда удалось объединить около 60 народных депутатов, что составляло 3 процента их общей численности [1903].

3 мая народный депутат Т.Х. Гдлян обвинил М.С. Горбачёва в том, что он покрывает взяточников [1904], и попросил его о встрече. «Я приму вас, - заявил М.С. Горбачёв. - Но если у вас нет документов ваших утверждений, я вам не завидую» [1905].

Состоялась ли эта встреча или нет, установить пока не удалось. Но через некоторое время взорвалась информационная «бомба».

Вечером 12 мая по ленинградскому телевидению выступил уже известный нам следователь Н.В. Иванов. Он заявил, что «узбекское дело» привело прокуратуру в Кремль, так как в материалах дела замелькали фамилии высокопоставленных партийных деятелей, в частности, Е.К. Лигачёва, Г.В. Романова, М.С. Соломенцева [1906].

Если учесть, что телевидение находилось полностью в руках государства, то выступление Н.В. Иванова следует рассматривать как спланированную акцию. По существу, это был такой же шантаж, который М.С. Горбачёв использовал лётом 1988 г. во время XIX партийной конференции.

Получив на руки текст прозвучавшего по телевидению выступления, Е.К. Лигачёв сразу же направил в комиссию Президиума Верховного Совета СССР и Генеральному прокурору СССР заявление с просьбой разобраться [1907]. С подобными же заявлениями обратились Г.В. Романов [1908] и М.С. Соломенцев [1909]. 19 мая протест Е.К. Лигачёва и М.С. Соломенцева был опубликован на страницах «Правды» [1910].

До сих пор не приведено никаких данных о том, что обвинения Н.В. Иванова имели под собою какие - либо основания. Однако в результате этого консервативная оппозиция на Первом Съезде народных депутатов СССР точно также, как и на XIX партийной конференции, была парализована.

22 мая 1989 г. состоялся новый Пленум ЦК КПСС [1911]. Он был посвящён Первому Съезду народных депутатов СССР. На этом Пленуме снова привлёк к себе внимание Б.Н. Ельцин. Он предложил передать на Съезде власть от партии к Советам. И хотя именно в этом заключалась цель начатой политической реформы, его предложение поддержки не получило [1912].

23 мая, т.е. на следующий день после Пленума, состоялась новая встреча руководителей партии с народными депутатами. А.Д. Сахаров тоже поднял вопрос о необходимости отмены 6 статьи, но его поддержал только Ю.Н. Афанасьев [1913].

Действовали ли они на свой страх и риск или же все эти три выступления были согласованы с генсеком, мы не знаем. Но обращает на себя внимание следующий факт.

«Сразу после выборов, ещё до съезда народных депутатов, - пишут Е. Клепикова и В. Соловьёв, - Горбачёв позвонил Ельцину и предложил встретиться. Встреча продолжалась с час» [1914]. Ни первый, ни второй об этой встрече в своих мемуарах ничего не пишут. Однако данный факт подтверждают воспоминания Д. Мэтлока. Из них явствует, что подобная встреча действительно имела место и на ней Б.Н. Ельцин и М.С. Горбачёв договорились «создать механизм постоянных контактов» [1915].

По утверждению Д. Мэтлока, он познакомился с Борисом Николаевичем ещё в августе 1987 г. (когда тот возглавлял МГК КПСС) и сразу же обратил на него особое внимание [1916]. Через некоторое время Б.Н. Ельцин был смещён со своего поста, выведен из Политбюро и оказался в Госстрое. Казалось бы, с этого момента он потерял интерес для американской дипломатии.

Однако здесь следует вспомнить признание А. Даллеса, который, характеризуя приёмы работы ЦРУ, писал: «...западные разведывательные службы стараются установить контакт с лицами, которые, по их мнению, окажутся в числе тех, кого сместят или кто попадёт в немилость, а возможно, подвергнется и более строгому наказанию, чтобы попробовать убедить их в том, что они нуждаются в помощи и могут получить её, если согласятся сотрудничать с нами» [1917].

Поэтому неудивительно, что, как позднее признался Д. Мэтлок, после отставки Б.Н. Ельцина он установил с ним неофициальные контакты [1918].

«Я, - поведал бывший американский посол в 2007 г. со страниц «Нью - Йорк таймс», - пришёл к выводу, что он один из самых объективных аналитиков советской политики, и продолжал общаться с ним и после его падения. Время от времени мы с женой встречались с ним и его женой Наиной и вместе обедали» [1919].

Неужели американскому послу в Москве не с кем было больше обедать? Конечно, нет. Следовательно, он присматривался к Б.Н. Ельцину, собираясь использовать его для будущих политических игр как представителя оппозиции.

Могли ли эти встречи остаться незамеченными КГБ СССР? Нет. Но тогда получается, что приватные контакты члена ЦК КПСС, каковым оставался Борис Николаевич, с американским послом были санкционированы и на Лубянке, и в Кремле. Одно из двух: или Б.Н. Ельцин нужен был там как источник информации о намерениях американской дипломатии, или же Кремль и американское посольство собирались разыгрывать одну и ту же карту.

Через некоторое время после выборов Борис Николаевич снова встретился с американским послом. Где, когда и по чьей инициативе, мы не знаем. Известно лишь, что 28 марта, Б.Н. Ельцин отправился отдыхать в Кисловодск [1920] и тогда же «в марте» Д. Мэтлок улетел в Вашингтон [1921]. Вернулся он «в конце апреля» [1922]. И тогда же, видимо, к Пленуму ЦК КПСС, который состоялся 25 апреля, в Москву вернулся Б.Н. Ельцин.

Это даёт основание предполагать, что обе встречи Б.Н. Ельцина (и с М.С. Горбачёвым, и с Д. Мэтлоком) имели место не ранее конца апреля.

Американцы внимательно следили за судьбой Б.Н. Ельцина, и ещё до выборов у них сложилось убеждение в возможности использования его в своей политике. Понимая, что в СССР все его контакты могут отслеживаться КГБ, было решено пригласить его в США.

«Я, - вспоминал Д. Мэтлок, - ещё раньше обдумывал, каким образом можно было бы организовать его поездку... Однако, пока Ельцин был заместителем председателя Госкомитета по строительству, для визита в США имелись препятствия протокольного характера» [1923]. Выборы принципиально изменили статус Бориса Николаевича.

Весной 1989 г., когда Б.Н. Ельцин находился на отдыхе в Кисловодске, ему позвонили из Нью - Йорка и предложили издать воспоминания [1924].

Если бы с таким предложением к нему обратились в конце 1987 г., когда он сложил с себя обязанности кандидата в члены Политбюро и был устранён с должности секретаря МГК КПСС, это можно было бы понять как стремление сыграть на сенсации. Между тем к весне 1989 г. эта история стала забываться даже в СССР. Поэтому поступившее к Б.Н. Ельцину предложение - это или замаскированный подкуп, или шаг на пути раскручивания его как оппозиционного политика.

После того, как Б.Н. Ельцин вернулся из Кисловодска в Москву, состоялась его встреча с американским послом. Причём к тому времени у них сложились такие доверительные отношения, что Борис Николаевич, который так и унёс с собой тайну своей встречи с М.С. Горбачёвым весной 1989 г., счёл возможным посвятить иностранного посла не только в сам факт встречи, но и в содержание достигнутого ими сугубо конфиденциального соглашения [1925].

Это свидетельствует о том, что только что избранный народным депутатом СССР Б.Н. Ельцин по сути дела продемонстрировал готовность сотрудничать с американским посольством за спиной главы своего государства. Был ли это первый подобный шаг с его стороны или же такую готовность он продемонстрировал ещё ранее - в любом случае это означает, что не позднее весны 1989 г. Б.Н. Ельцин стал вести двойную игру.

Показательно, что именно в это время либеральная оппозиция начинает сеять первые зёрна недоверия к главному «перестройщику». 21 мая А.С. Черняев записал: «Ельцин и Сахаров съездили в Тбилиси. И распускают слухи, что в «кровавом воскресенье» виноваты не только Чебриков, Язов и Лигачёв, но и Горбачёв» [1926].

И здесь же: «Гдляна и Иванова решили остепенить. Так на том же TV передаётся «всеобщее возмущение народа». Но в то же время в Москве намечен митинг, организованный «стачечным комитетом» в защиту Гдляна от властей. А они не только Лигачёва, Соломенцева и Романова назвали (на весь Советский Союз) взяточниками, но намекали и на Горбачёва» [1921].

В связи с этим заслуживает внимания следующий факт. Оказывается, весной 1989 г. в Совете безопасности США была создана специальная «рабочая группа» для разработки аргументации, «сеющей сомнения в успехе перестройки в Советском Союзе и надёжности позиции руководства советского государства» [1928].