Гл. III. Что такое славизм?

Ответа нет!

Напрасно мы будем искать какие-нибудь ясные, резкие черты, какие-нибудь определенные и яркие исторические свойства, которые были бы общи всем славянам.

Идея славизма не представляет отвлечения исторического, т. е. такого, под которым бы разумелись, как в квинтэссенции, все отличительные признаки религиозные, юридические, бытовые, художественные, составляющие, в совокупности своей, полную и живую историческую картину известной культуры.

Скажите: китаизм, китайская культура всякому, более или менее ясно.

Скажите: европеизм, и, несмотря на всю сложность западноевропейской истории, есть некоторые черты, общие всем эпохам, всем государствам Запада, черты, которых совокупность может послужить для исторической классификации, для определения, чем именно романо-германская культура, взятая во всецелости, отличалась и отличается теперь от всех других, погибших и существующих, культур, от японо-китайской, от исламизма, от древнеегипетской, халдейской, персидской, эллинской, римской и византийской. <...>

Где же подобная ясная, общая идея славизма? Где соответственная этой идее яркая и живая историческая картина?

Отдельные исторические картины славянских государств довольно ясны (хотя в некоторых отношениях все-таки менее ярки, чем отдельные исторические картины Франции, Германии, Англии, Испании); но где же общая связь этих отдельных, положим и живых, при близком рассмотрении, картин? Она теряется в баснословных временах Гостомыслов, Пястов, Аспарухов, Любушей и т. д. <...>

Где же тут славизм? <...>

Для существования славян необходима мощь России.

Для силы России необходим византизм.

Тот, кто потрясает авторитет византизма, подкапывается, сам, быть может, и не понимая того, под основы русского государства.

Тот, кто воюет против византизма, воюет, сам не зная того, косвенно и против всего славянства; ибо, что такое племенное славянство без отвлеченного славизма?..

Неорганическая масса, легко расторгаемая вдребезги, легко сливающаяся с республиканской Всеевропой.

А славизм отвлеченный, так или иначе, но с византизмом должен сопрячься. Другого крепкого дисциплинирующего начала у славян разбросанных мы не видим. Нравится ли нам это или нет, худо ли это византийское начало или хорошо оно, но оно единственный надежный якорь нашего, не только русского, но и всеславянского, охранения.

Гл. IV. Что такое славизм? (продолжение)

Славянство есть, и оно численностью очень сильно; славизма нет, или он еще очень слаб и неясен.

Мне возразят, что племенное чувство славянства, сближая славян письменно и политически между собою, может способствовать выработке этого культурного славизма, этой органической системы своеобразных идей, стоящих вне частных, местных и личных, интересов и над ними, но глубоко, тысячами корней связанных с этими интересами.

Я отвечу, что это возможно, и даже крайне желательно; ибо вовсе нелестно быть тем, чем до сих пор были славяне, не исключая даже русских и поляков: чем-то средне непропорциональным, отрицательным, во всем уступающим духовно другим, во всем второстепенным. <...>

Если славяне призваны к чему-либо творческому, положительному, как особый ли мир истории или только как своеобразная часть европейской цивилизации, и в том и другом случае им нужна сила.

Сила государственная выпала в удел великоруссам. Эту силу великоруссы должны хранить как священный залог истории, не только для себя, но и для всеславянской независимости.

Быть может, со временем, для пособия самой Европе, против пожирающей ее медленной анархии. И, таким образом, для всего человечества.